CC BY
316
© М.В. Пономарев, 2009
УДК 316.75:32 ББК 60.028.132
БОРЬБА С РЕЛИГИЕЙ КАК СОСТАВЛЯЮЩАЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ СОВЕТСКОГО ОБЩЕСТВА 1917-1930-х гг.
(НА МАТЕРИАЛАХ НИЖНЕЙ ВОЛГИ)
М.В. Пономарев
Предпринята попытка осмысления борьбы с религией как составной части политической культуры советского общества 1920-1930-х годов. Рассматривается ход и итоги антирелигиозных кампаний на Нижней Волге; отношение коммунистов, комсомольцев, интеллигенции, рабочих и крестьянства к ней. Выявлена политическая оценка властями деятельности религиозных организаций, духовенства в этот период.
Ключевые слова: христианский социализм, антирелигиозная борьба, православное духовенство, народная религиозность.
Политическая культура советского общества начала формироваться в условиях жесткого противостояния с религиозными организациями, которые в большинстве своем не одобрили Октябрьскую революцию. В связи с этим религиозные организации (и в первую очередь Русская православная церковь - бывший политический союзник самодержавия и Временного правительства) воспринимались большевиками как силы контрреволюции. Кроме того, Советское государство создавалось на базе однопартийной политической системы (с марта 1918 г.), когда все небольшевистские партии (даже социалистические) были также объявлены «врагами народа», подвергались репрессиям. Захватив власть в октябре 1917 г., большевики получили возможность осуществить свои программные установки в решении «религиозного вопроса». II Всероссийский съезд Советов 26 октября
1917 г. принял Декрет о земле, провозгласивший национализацию всех земель в стране, в том числе и церковно-монастырских [1, с. 113-115]. В декабре 1917 г. - январе 1918 г. начинает реализовываться на практике прин-
цип светскости образования, узаконена гражданская регистрация брака, ликвидирован институт придворного и военного духовенства, прекращается выделение средств духовенству из казны [2, с. 30; 20, с. 21-23]. 20 января 1918 г. был принят декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви, который вызвал протест религиозных организаций, не одобривших национализации имущества религиозных общин, лишение их прав юридического лица [13, с. 96]. Летом 19181919 гг. принимались инструкции, еще более ограничивавшие права религиозных организаций [там же, с. 98-104]. Таким образом, светский характер государства изначально сочетался с проводимой им политикой вытеснения конфессий из всех общественных сфер, кроме культовой.
Волна массовых выступлений верующих и духовенства против декрета об отделении церкви от государства, прокатившаяся по всей стране, была особенно мощной зимой-весной
1918 года [17, с. 230-231; 20, с. 37-39]. Советская пресса Царицына оценивала политическую позицию духовенства, сопротивляющегося проведению декрета об отделении церкви от государства в жизнь, как контрреволюцию [15, с. 156-157]. Гражданская война повлияла на характер советских законов. 65-я статья
Конституции РСФСР 1918 г. лишала духовенство избирательного права [22, с. 607].
Антирелигиозная борьба начинается уже в годы Гражданской войны. УШ съезд РКП(б) в марте 1919 г. принял новую программу, определившую основные направления деятельности партии на переходный период от капитализма к социализму. В области религиозных отношений ставилась цель фактического освобождения трудящихся масс от религиозных предрассудков [9, с. 49-51]. В апреле 1919 г. в Царицыне устраивались лекции-концерты на тему «Церковь и советская власть». Духовенство характеризовалось при этом как «черная, зловещая язва на теле рабочих и крестьян». Народ призывали освободиться от «религиозного дурмана» [15, с. 157].
Антирелигиозная пропаганда в советском обществе была направлена в основном против церкви как института и духовенства как антисоветского элемента. Она преследовала ряд политических целей: оправдание в глазах общества насильственных акций против церкви и духовенства; переделка «человека русского» (патриархально-крестьянского) в «человека индустриального», формирование активных борцов за коммунистическую (атеистическую) идею.
«Эксплуатация религиозного чувства» народа усматривалась властями в поклонении мощам, паломничествах. УШ отдел НКЮ (занимался проведением в жизнь декрета об отделении церкви от государства) и НКВД заявляли, что религиозная жизнь должна быть лишена всякой коммерции [16, с. 43]. Закон от 7 декабря 1918 г. «О кладбищах и похоронах», передававший все кладбища, организацию похорон в ведение местных советов. Атеистическая направленность деяний советской власти объективно способствовала развитию в российской ментальности общеевропейского явления, названного французским исследователем Ф. Арьесом «извращенная смерть», когда начинается вытеснение из коллективного сознания смерти как нормального элемента повседневности. Интерпретируя идею Арь-еса, А.Я. Гуревич отмечал: «...Общество ведет себя так, как будто никто не умирает и смерть индивида не пробивает никакой бреши в структуре общества» [11, с. 99]. По мнению Н. Лебиной, в 1919 г. такое отношение к
смерти было характерно для узкой социальной базы - части интеллектуалов, захваченных большевистской утопией полного разрушения норм прошлого. Однако кампания по вскрытию святых мощей спровоцировала более широкое распространение в обществе идей необходимости рационализации обряда похорон (пропаганда властями кремации в 19191921 гг.) [там же, с. 101-102]. Ликвидация мощей, как считал УШ отдел, должна была вызвать недоверие народа к сакральной жизни, лишить монастыри и церкви одного из важных источников дохода, прекратить «эксплуатацию религиозных чувств». НКВД поддержал кампанию, полагая, что «.разоблачение векового обмана не является поруганием свободы совести и не противоречит ни одному из законов Советской республики» [16, с. 39]. Фактически мощи национализировались, так как после вскрытий их предписывалось передавать в музеи [там же, с. 42]. В апреле 1921 г. властям пришлось признать крупные просчеты кампании по вскрытию мощей. Она не только не привела к поставленным целям, но и вызвала подъем религиозных чувств, усилила ожидания конца света [7, с. 270-274]. Апокалиптические настроения среди духовенства и верующих расценивались властями как контрреволюционные. В частности, они проявились в движении «обновления икон» в Вол-го-Ахтубинской пойме зимой 1921 года. Власти расценили такое «обновление» как предлог для антисоветской агитации, в результате от репрессий пострадала часть духовенства Царицынской губернии [6, с. 105-107].
Насилие над духовенством, репрессии против него и актива верующих были обычным явлением для общественно-политической ситуации региона в годы Гражданской войны, в 1921-1922 гг. (в связи с изъятием церковных ценностей в помощь голодающим), в 1920-х гг. (в связи с поддержкой властями Царицына (Сталинграда) обновленческого раскола в Царицынской епархии) [15, с. 157, 201-206, 213].
В годы Гражданской войны антирелигиозные кампании не были систематическими. Ситуация меняется с переходом к нэпу. Специальное постановление пленума ЦК РКП(б), принятое 9 августа 1921 г., по вопросу о нарушениях пункта 13 программы партии и анти-
религиозной пропаганде, запрещало принимать в члены и кандидаты РКП(б) священнослужителей; партийцы должны прекратить связь с церковью под угрозой исключения, при приеме в партию вступающий выражал обязательное согласие с пунктом 13 программы РКП(б); все члены партии были обязаны участвовать в антирелигиозной культурно-просветительской работе. С другой стороны, п. 5 разрешал «в отдельных случаях, в виде исключения, участие в партии верующих, если они своей революционной борьбой или работой в пользу революции, защитой ее в опаснейшие моменты, доказали свою преданность коммунизму; по отношению к ним вести особую работу по их перевоспитанию и выработке стройного, научного марксистского мировоззрения, которое одно только может вытравить религиозность» [13, с. 56-57]. Постановление требовало от партийных организаций и прессы «не выпячивать» антирелигиозной пропаганды, согласовывать ее с экономической политикой, «сущность которой заключается в восстановлении действительного соглашения между пролетариатом и мелкобуржуазными массами крестьянства, еще и до сих пор проникнутыми религиозными предрассудками» [9, с. 279].
На деле в 1920-х гг. борцы с религией широко использовали имевшиеся в христианстве мотивы социального протеста, критиковали богатство церкви, резко контрастирующее с образом жизни первых христиан. Такая атеистическая работа не помогала изживать религиозность. Как правило, она давала почву для распространения идей христианского социализма в обществе. Тем более что «народный социализм» зачастую мыслился в религиозных формулировках: это «земной рай», общество взаимного братства, любви и святости законов, он не может строиться насильственными методами и т. д. [5, с. 242, 250, 254].
Основным проводником антирелигиозных идей в советском обществе, формировавшим новую политическую культуру, стала советская пресса, которая выступала организатором многих акций против духовенства, религии. Образ «попа - врага советской власти» создавался на страницах газет не только путем публикации резких обличающих материалов против «церковников». Анализ царицын-
ской газеты «Борьба» за июль 1921 г. - декабрь 1922 г. позволил О.Ю. Редькиной выделить следующие способы дискредитации православного духовенства в глазах общества: публикации о пожертвованиях клира и приходов были очень краткими, помещались среди других сообщений о борьбе с голодом далеко не на первых полосах газеты; иногда они набирались очень мелким шрифтом, который было трудно прочитать. Таким образом, создавалось впечатление о незначительности вклада духовенства и верующих в дело помощи голодающим; о явном нежелании духовенства расставаться с церковными ценностями даже ради помощи умирающим от голода. Подобные публикации оказывали серьезное влияние на формирование общественного мнения. Благодаря прессе, на собраниях трудящихся и просто жителей Царицына принимались резолюции с осуждением «темных сил, которые, прикрываясь религиозностью, становятся на пути изъятия церковных ценностей» [18, с. 199-200].
Именно газета «Борьба» выступала организатором «антипасхальных», «антирож-дественских» акций, карнавалов в 1920-х годах. При этом наблюдается синкретичный подход - попытка наполнить старые религиозные праздники новым «революционным» содержанием [11, с. 131]. В антирелигиозной борьбе применялись и грязные приемы дискредитации православного духовенства в глазах общества. Обычными были публикации об антисоциальном поведении священников [15, с. 217].
Основным проводником антирелигиозной работы в годы нэпа стал комсомол. В 1926 г. более 50 % крестьянства составляла молодежь в возрасте до 25 лет [8, с. 150]. Она выросла в годы войн и революций, что аккумулировало достаточно большой запас социальной агрессивности в обществе [3, с. 212215]. А.Ю. Рожков отмечал в годы нэпа распространение среди сельской молодежи анти-патерналистских форм протестного поведения. Например, довольно часто вместо икон вывешивались портреты В.И. Ленина [19, с. 147]. Образ Ленина был наполнен теистическим содержанием уже в 1920-х гг., постепенно превращался в народном сознании в почитаемое, но довольно отдаленное божество
по типу Бога-отца. Таким образом, патерналистские импульсы молодежи устремлялись к высшей власти [11, с. 152-153].
Именно в среде молодежи «новая религия» - коммунизм - формировала моральные нормы поведения на основе теории классовой борьбы. При этом новые нормализующие суждения формулировались как противоположные общечеловеческим нормам морали, в число которых входили религиозность, миролюбие, кротость. Новый человек должен был обладать такими качествами борца, как дисциплина, отвага, мужество, сила, упорство, настойчивость, уверенность, бодрость. В конце 1920-1930-х гг. «Комсомольская правда» систематически публиковала статьи, посвященные моральным нормам. Она призывала комсомольцев не только к любви к человечеству, но и к ненависти к классовым врагам. В ментальности молодого поколения формировалось представление о счастье как о результате мученичества, самоотречения во имя идей коммунизма и всеобщего блага, на фоне которого жизнь отдельного человека не имеет ни высокой цены, ни значительного смысла [там же, с. 147-149].
Итоги антирелигиозных кампаний в годы нэпа были неутешительными. В 1924-1929 гг. в деревне по-прежнему духовенство контролирует весь жизненный путь крестьянина: рождение, брак, смерть. Широко праздновались религиозные праздники, соблюдались обряды [6, с. 141, 144-155, 160, 164]. Согласно подсчетам В.А. Козлова, исследовавшего бюджеты крестьянских хозяйств Саратовской губернии за 1925-1926 гг., 75 % из них производили расходы на религиозные нужды [8, с. 140].
В работах современных историков причины неудачи антирелигиозной борьбы заключаются в нехватке квалифицированных кадров, атеистической литературы, высокой религиозности населения, в сохранении религиозной обрядности даже комсомольцами и коммунистами, в малограмотности слушателей антирелигиозных курсов, в слабой организации Союза безбожников, возникшего в апреле 1925 г., в низком жизненном уровне в стране и т. д. В 1925-1926 гг. антирелигиозная пропаганда представлялась долговременным мероприятием, активисты не стремились прояв-
лять должного рвения в работе; были сильны иллюзии, что вера отомрет сама по мере строительства социализма. Кроме того, рост протестантских групп составил серьезную конкуренцию антирелигиозной пропаганде [2, с. 272; 10, с. 236-237].
В годы нэпа линия на ограничение прав духовенства только усиливается. В 19241927 гг. круг лишенцев из числа людей церкви расширился. Даже после снятия сана служители культа полностью в гражданских правах не восстанавливались. Священников и представителей религиозного актива из числа мирян отказывались брать на учет на биржах труда. Снявшее сан духовенство могло рассчитывать на получение только тяжелой физической работы в совхозах, на предприятиях, не имевших военно-стратегического значения. Священники не получали государственных пенсий; для них была установлена непомерно высокая квартирная плата за жилье; они не могли пользоваться государственной медицинской помощью, услугами почты, не имели хлебных карточек. Для того чтобы обучаться в советских школах, дети духовенства должны были проживать отдельно от своих родителей.
Окончание нэпа резко ухудшило положение религиозных организаций и духовенства в СССР. В 1927-1928 гг. в ряде выступлений И.В. Сталина прозвучал призыв усилить антирелигиозную работу [ХУ съезд ВКП(б), собрание московского партактива (апрель 1928 г.), УШ съезд ВЛКСМ и др.] [23, с. 324; с. 447]. Поддерживали такую точку зрения и другие партийные функционеры. На У111 съезде ВЛКСМ Н.И. Бухарин и А.В. Луначарский заявляли, что церковные и сектантские организации являются замаскированной формой классового врага [4, с. 22, 71].
Х1У Всероссийский съезд Советов Р СФСР изменил 4 статью Конституции РСФСР. Вместо признания за гражданами «свободы религиозной и антирелигиозной пропаганды» теперь разрешена «свобода религиозных исповеданий и антирелигиозной пропаганды». В стенограммах съезда указывалось, что поправка внесена в целях ограничения распространения «религиозных предрассудков» путем пропаганды, используемой часто в контрреволюционных целях [12, с. 69-
70, 72-76]. Аномальным явлением общественной жизни в 1929-1930-х гг. официальная пропаганда признала обыденную религиозность [11, с. 122, 133]
Газета «Борьба» вновь оказывается организатором антирелигиозных кампаний 1927-1929 гг., идеологической базой при этом становится не столько атеизм, сколько прагматичный подход к культовым предметам, к вере в Бога. В связи с индустриализацией усиленно пропагандировались идеи закрытия храмов (основная идея - «не полезно» использовать культовые здания, принадлежащие государству, для культовых нужд «темного» меньшинства населения; нужно открыть в них «очаги культуры» для большинства народа - школ, библиотек и т. д.), о культурной отсталости верующих, об «эксплуатации религиозных чувств темных масс попами и кулаками». Пресса агитировала за прекращение празднования религиозных праздников, мешающих непрерывной рабочей неделе; выступала с инициативой сбора подписей за запрет колокольного звона и снятие колоколов (изъятие колоколов для нужд металлургической промышленности) [15, с. 222-227]. Все эти акции способствовали формированию «человека индустриального».
Кроме того, в 1929-1930 гг. в Сталинграде проводились зачистки кладбищ от металлических крестов и надмогильных памятников, которые также шли в переплавку [там же, с. 225], что явно способствовало закреплению в менталитете части общества (в основном молодежи) понятия «смерть извращенная». Такое надругательство над местами погребений, оправдываемое «производственной необходимостью», сочеталось с культом «великих могил вождей», «борцов за революцию». Таким образом, в Советской России смерть явно окрашивалась в политические тона. Величие смерти признавалось и считалось необходимым лишь в том случае, если из жизни уходил человек, социально значимый в новом обществе [11, с. 104].
Несмотря на многочисленные антирелигиозные кампании, религиозность населения Нижневолжского (Сталинградского) края (области) оставалась высокой в 1930-х годах. По-прежнему совершались массовые молебны, крестные ходы для борьбы с засухами, от-
крывались святые источники. Во время выборов в сельсоветы крестьяне отдавали свои голоса не только за бедноту и коммунистов, но и за священников, церковнослужителей, членов церковных советов. Крестьяне охотнее собирали деньги на постройку и ремонт храмов, чем налоги и сборы [6, с. 141, 144145, 150-155]. Партийные активисты считали, что религиозность сохраняется благодаря активизации духовенства, деятельность которого необходимо пресекать. Язык партийных документов, прессы конца 20-30-х гг. жесток и бескомпромиссен: религиозные объединения безоговорочно относятся в разряд идеологических и политических противников, борьба с которыми является одним из условий успешного строительства социализма [там же, с. 168-170, 182-183, 204-206].
В 1929 г. - начале 1930-х гг. периодическая печать Нижневолжского края возлагала вину за выход крестьян из колхозов зимой-весной 1930 г. на православных священников, которые якобы выступали с церковного амвона с проклятием колхозов. Священник объявлялся «классовым союзником кулака», подлежал уничтожению вместе с крепким крестьянством [там же, с. 191]. Кроме того, духовенство обвинялось прессой также во вредительской деятельности. В частности, летом 1930 г. в СССР ощущалась нехватка мелкой разменной монеты. «Борьба» обвинила духовенство в подготовке этой ситуации годами: священники, наравне со спекулянтами, прятали серебро в «своих кубышках». Газета также отмечала, что органы ГПУ проводят обыски и аресты, в ходе которых было «изъято много денег» [15, с. 232].
В целом положение духовенства в 19291930-х гг. было крайне тяжелым. Оно подвергалось жесткому обложению налогами, физическому истреблению. От репрессий за 19181930-х гг. на Нижней Волге (в пределах современных границ Волгоградской области) пострадало 110 священнослужителей и 46 мирян. Из них было расстреляно 68 человек (45 %) [21, с. 306]. Таким образом, в советском обществе в 1918-1930-х гг. было закреплено как политическая норма приниженное положение духовенства, как «ненужной», «вредной», «неполноценной» социальной группы, которая занимается «обманом населения».
Достаточно легким в обществе было отношение к насилию над духовенством «как классовым врагом». Вероятно, такое отношение стало одним из результатов закрепления в народном сознании «расстрельной психологии», унаследованной от гражданской войны и военного коммунизма.
Таким образом, борьба с религией стала важной составляющей политической культуры советского общества 1917-1930-х годов. Именно в ходе нее в советской политической культуре ярко проявились такие черты, как нетерпимость к инакомыслию, агрессивность, стремление к ассимиляции христианских идей, символов, образов, традиционно воспринимавшихся позитивно обществом. Антирелигиозные кампании, санкционированные властями, способствовали закреплению в общественном сознании моральных установок на нормальность насилия во имя классовых интересов, отрицания общечеловеческих норм поведения, таких как сострадание, любовь к ближнему, пренебрежение к частной жизни. Жертвенность во имя торжества коммунистической идеи признавалась высшей заслугой. Такие установки быстрее всего закреплялись в сознании молодого поколения, которое устремляло свои патерналистские импульсы к советской власти. Борьба с религией способствовала укоренению в менталитете общества взгляда на религиозную обрядность как на аномалию социальной жизни; на духовенство -как врага советского строя, верующих - «темную», «малограмотную», «одурманенную попами массу», неполноценную во всех отношениях. Апогеем антирелигиозных кампаний стало физическое уничтожение в ходе политических репрессий значительной части духовенства и актива верующих Нижней Волги, что оправдывалось в глазах общества необходимостью классовой борьбы.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аграрная политика советской власти (19171918) : документы и материалы. - М. : Изд-во АН СССР, 1954. - 535 с.
2. Алексеев, В. А. Иллюзии и догмы / В. А. Алексеев. - М. : Политиздат, 1991. - 400 с.
3. Булдаков, В. П. Постреволюционный синдром и социокультурные противоречия нэпа
/ В. П. Булдаков // Нэп в контексте исторического развития России ХХ века : сб. ст. - М., 2001. -С. 209-225.
4. Восьмой Всесоюзный съезд ВЛКСМ. 516 мая 1928 г. : стенограф. отчет. - М. : Госполитиз-дат, 1928. - 602 с.
5. Голос народа : письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918-1932 гг. - М. : РОССПЭН, 1997. - 328 с.
6. Государство и религиозные организации Нижней Волги и Дона в ХХ веке : сб. док. и материалов ; каталог культовых зданий / под ред. М. М. За-горулько ; сост. О. Ю. Редькина и Т. А. Савина. -Волгоград : ГУ «Издатель», 2002. - 536 с.
7. Кашеваров, А. Н. Церковь и власть. Русская православная церковь в первые годы Советской власти / А. Н. Кашеваров. - СПб. : С.-Петерб. гос. техн. ун-т, 1999. - 327 с.
8. Козлов, В. А. Культурная революция и крестьянство (1921-1927 гг.) / В. А. Козлов. - М. : Наука, 1983. - С. 140-148.
9. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. В 14 т. Т. 2 : 19171924. - 8-е изд., доп. и испр. - М. : Изд-во полит. лит., 1970. - 543 с.
10. Крапивин, М. Ю. Непридуманная церковная история: власть и Церковь в Советской России (окт. 1917 г. - конец 1930 г.) / М. Ю. Крапивин. -Волгоград : Перемена, 1997. - 367 с.
11. Лебина, Н. Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920-1930-е годы / Н. Б. Лебина. - СПб. : Нева - Летний сад, 1999. -316 с.
12. Медведев, Н. В. Государство и церковь в России (1924-1934 гг.) : дис. ... канд. ист. наук : 09.00.06 / Н. В. Медведев. - М., 1997.
13. О религии и церкви : сборник высказываний классиков марксизма-ленинизма, документов КПСС и Советского государства. - М. : Политиздат, 1977. - 144 с.
14. Одинцов, М. И. Государство и церковь в России. ХХ век / М. И. Одинцов. - М. : Луч, 1994. -172 с.
15. Очерки по истории Волгоградской епархии Русской Православной Церкви. - Волгоград : ГУ «Издатель», 2003. - 368 с.
16. Революция и церковь. - 1919. - № 2. -С. 43-45.
17. Регельсон, Л. Трагедия Русской церкви. 1917-1945 / Л. Регельсон. - М. : Крутицкое Патриаршее подворье, 1996. - 632 с.
18. Редькина, О. Ю. Религиозные организации и голод в Царицынской губернии 1921-1922 гг.: по материалам местной периодической печати / О. Ю. Редь-кина // Мир православия : сб. ст. - Вып. 3. - Волгоград : Изд-во ВолГУ 2000. - С. 194-225.
19. Рожков, А. Ю. Бунтующая молодежь в нэповской России / А. Ю. Рожков // Клио. - 1999. -№ 1 (7). - С. 139-154.
20. Русская православная церковь и коммунистическое государство. 1917-1941 : документы и фотоматериалы. - М. : Изд-во Библейско-богословского института св. апостола Андрея, 1996. - 352 с.
21. Серафим (Наумов), иеродиакон. Список репрессированных священнослужителей Вол-
гоградской епархии / Серафим (Наумов), Д. Д. Антонов // Мир православия : сб. науч. ст. - Вып. 7. - Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2008. -С. 305-353.
22. Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства РСФСР. - М., 1918. - .№51.
23. Сталин, И. В. Сочинения. В 13 т. Т. 10. - М. : ОГИЗ - Гос. изд-во полит. лит., 1950.
ANTI-RELIGIOUS STRUGGLE AS A COMPONENT OF THE SOVIET POLITICAL CULTURE (1917-1930)
(ON THE MATERIALS OF LOWER VOLGA)
M. V. Ponomaryov
The paper is devoted to understanding the anti-religious struggle as the component of the Soviet political culture within 1920-1930. The processes and results of antireligious campaigns on the Lower Volga, the attitude of communists, komsomol members, the intellectuals, workers and peasants towards them are considered. The political evaluation of religious organizations activity and clergy of this period was revealed.
Key words: Christian socialism, antireligious struggle, orthodox clergy, national religiosity.
