CC BY
37
Л. Н. Виноградова (Москва)
Болезнь в польской культурно-языковой картине мира
Рецензия на монографию польского этнолингвиста Мажены Марчевской, в которой рассматривается в культурно-лингвистическом аспекте феномен болезни — как он представлен в польском языке и народных верованиях. В книге проанализированы комплексы суеверных представлений о колтуне, порче и повальных болезнях, а также магические ритуалы, направленные на их лечение и предотвращение.
Ключевые слова: культурная антропология, этнолингвистика, народная медицина, лечебная магия, персонификация болезни.
В польских этнологических науках последнего десятилетия наблюдается настоящий бум в разработке проблем, связанных с медицинской культурной антропологией, под которой понимаются народное целительство, лечебная магия, мифологические представления о происхождении болезненных состояний, а также функционирующий в городской и сельской среде социокультурный феномен болезни; и все эти тематические блоки рассматриваются в социально-историческом, этнопсихологическом, фольклорно-этно-графическом, этнолингвистическом и прочих аспектах1. Это объясняется тем, что из всех разделов традиционной культуры именно народная медицина (способы лечения, вера в «дурной глаз» и порчу) продолжает вызывать повышенный интерес и сохранять свою актуальность в современном обществе.
Список трудов на эту тему пополнился за счет недавно вышедшей из печати новой книги доцента Института польской филологии при келецком Университете им. Яна Кохановского Мажены Марчевской (Marczewska Marzena. «Ja zamawiam, ja wyp^dzam...» Choroba: Studium j^zykowo-kulturowe. Kielce, 2012. Wydawnictwo Uniwersytetu Jana Kochanowskiego. 368 s.), которая показывает, как комплекс народных знаний о болезнях описывается и концептуализируется средствами польского языка и далее отражается в народной культуре. В заглавии книги («Болезнь: лингвокультуро-логическое исследование») сформулирован ее главный методологический профиль и задачи — стремление реконструировать языковые
образы конкретных заболеваний (колтуна, сглаза, повальных эпидемий) и изучить вербальные способы коммуникации человека с сакральными персонажами и с персонифицированными болезнями.
Книга содержит, кроме введения и заключения, семь глав, посвященных: истории изучения обозначенной проблематики; теоретическим основам разработки понятия «языковая картина мира» и отражению в ней традиционных знаний о болезнях; народной классификации болезней и их этиологии; комплексу представлений о колтуне, порче, о повальных эпидемиях; анализу заговоров, включенных в ритуал исцеления, и ряду др. вопросов. В качестве приоритетных источников исследования выступают, во-первых, диалектные польские названия болезней и эвфемистические формы их обозначения; во-вторых, народные верования, объясняющие происхождение болезненных состояний как результат воздействия на человека вредоносных мифических существ; в-третьих, магические ритуалы вместе с сопутствующими вербальными текстами лечебных заговоров. Таким образом, рецензируемый труд в целом посвящен не только задаче реконструкции языкового образа болезни, но и анализу таких текстов культуры, каковыми являются лечебные ритуалы и заговоры, а также верования и поведенческие стереотипы. Кроме данных, извлеченных из множества опубликованных словарных и этнографических источников, автор использует также собственные полевые материалы, собранные на протяжении 2000-2010 гг. во время экспедиционной работы на территории Келецкого воеводства.
Как показано в рецензируемом труде, в польском разговорном языке и в фольклорно-речевых жанрах болезнь описывается в категориях «объект / субъект»: ее якобы можно передать другому лицу, вынести за пределы села, закопать в землю, подбросить на перекресток. Судя по народным поверьям, она появляется и действует как живое агрессивное существо: приходит в село, проникает в тело человека, хватает, трясет, ломает, давит, валит с ног, морозит и т. п. Болезнь проявляет некие личностные свойства: предпочитает определенную пищу, бывает сговорчивой или несговорчивой, обижается на людей, уходит, ее можно испугать, обмануть, уговорить выйти наружу. Исключительным богатством отличается лексика, связанная со способами насылания недугов на человека: обычно используются предикаты со значением «задать кому-либо хворобу», «засадить, подбросить болезнь», «напустить порчу», «сглазить» и подобные. Соответственно действия по избавлению от болезней обозначаются выражениями: «отделать», «снять», «отчаровать», «наладить» и т. п.
Широко известные в народной культуре запреты называть болезни их «настоящими» именами (чтобы не спровоцировать их появления) создают условия для активного использования эвфемистических эквивалентов. Например, по отношению к самым разным типам недугов употребляются заместительные имена со значением: «тетка», «бабка», «гостья», «лихо», «бестия», «враг». Вместе с тем обратным эффектом такой табуизации является намеренно прямое называние болезни в проклятьях и злоречениях, адресованных неприятелю. Для польского языка наиболее типичны формулы проклятий со словом «холера»: Cholera jasna! Idz do cholery! Niech ciq cholera wezmie!; либо выражения со словом «хвороба»: Bodaj ciq cho-roba utlukla! Idz do choroby!
Судя по языковым данным, в сознании носителей традиционной культуры здоровье ассоциируется с представлениями о целостности, ненарушимости, крепости, силе, полноте, а нездоровье — с разрушением, порчей, поломкой, уничтожением, ослаблением. Считалось, что болезни возникают: 1. от злых наговоров (от опасных слов); 2. от завистливого, недоброго взгляда; 3. от колдовской магии недоброжелателей (путем подбрасывания к чужому двору вредоносных предметов, передачи «порчи» в еде или питье; завязывания в чужом поле вредоносной «завитки» и т. п.); 4. от слишком тяжелой работы; 5. от «заразного ветра»; 6. от испуга; 7. от вторжения в жилое пространство болезнетворных злых духов. Но вместе с тем широко известны и представления о том, что болезни посылаются людям от Бога, как кара за греховное поведение.
В качестве врачевателей выступают «знающие» люди: знахари, чародеи, мудрые бабы, старые овчары, шептуны, ясновидящие.
Мифологическая трактовка болезни как самостоятельно действующего субъекта подробно рассмотрена автором на примере поверий о колтуне, зафиксированных в старопольских словарях, календарях, лечебниках XVII-XVIII вв. и в этнографических свидетельствах XIX-XX вв. В польской народной традиции встречаются два названия: koltun и gosciec (от «гость»), а в письменных источниках, кроме терминов koltun или plica polonica, известны названия со значением «надвислянская болезнь», «закрутень», «ведьминская коса». Этими терминами могут обозначаться разные недуги: ревматизм, нервные заболевания, но чаще всего имеется в виду свалявшийся на голове ком волос как зримое воплощение болезни.
Колтун («гостец») описывается в народных поверьях как болезнетворный дух, который проникает в человека и временами дает о
себе знать болями в разных частях тела. Затем он поднимается вверх и выходит наружу на голове своей жертвы, образуя в волосах спутанный пучок. После этого можно предпринимать лечебные ритуалы по избавлению от него. Знахарь заворачивает срезанный колтун в ткань вместе с монеткой, хлебом, фруктами (или другим угощением) и выносит узелок на межу либо на перекресток дорог, к проточной воде, выбрасывает его либо закапывает в землю, затыкает в дупло вербы, оставляет в муравейнике, заваливает камнями.
Колтун ведет себя как капризное существо: ему может не понравиться поглощаемая человеком пища, и он требует другую еду. Родственники старались удовлетворить любую прихоть больного, чтобы не гневить колтуна. Польский фразеологизм «иметь колтуна на какую-либо еду» употребляется в значении 'испытывать пищевое пристрастие к какому-либо продукту', ср. Mam koltuna na gorzalkq [Меня тянет колтун на водку].
Если колтун предстает в польской культурно-языковой картине мира как некий опредмеченный образ болезни (свалявшиеся волосы), то по отношению к заразным заболеваниям используется, как это показано в рецензируемой книге, другая описательная модель. Народные названия типа «зараза», «мор / мора», «моровое поветрие», «черная болезнь», «моровая девица» и т. п. применимы по отношению к разным эпидемическим заболеваниям (к холере, чуме, оспе, тифу). Кашубские термины poszedlo, poszesc сохраняют признаки значений 'массового и внезапного нашествия'. Персонифицированный образ этих болезней имеет, как правило, женскую ипостась. По народным поверьям, «зараза» появляется в виде высокой худой женщины в белом или черном одеянии, либо это «пани в богатом наряде», либо это «девица в белой рубашке и с распущенными волосами».
Действия персонифицированной «заразы» описываются глаголами со значением «приходить / прибывать» (болезнь приходит, проникает в дом, подъезжает к селу на телеге) и «опустошать / умертвлять» (она сметает все на своем пути, убивает всех подряд, опустошает целые деревни). «Моровая девица» идет ночью по селу, размахивая большим платком, с помощью которого рассеивает заразу. Стучит в окна домов, спрашивая: «Что делаете?»; если жильцы ответят: «Спим», то говорит: «Засните же навеки!» (правильным, спасительным считался ответ: «Бога хвалим!»).
Методы борьбы с заразой сводятся обычно к охране жилого пространства и символическому отгону персонифицированной болезни:
ритуальное опахивание села, жжение костров вокруг дома, окуривание жилых построек, церковные обходы с хоругвями и т. п.
Пятая глава монографии посвящена не конкретному заболеванию, а разным формам недугов (и житейских неудач), вызванных колдовской порчей. Хотя, по суеверным представлениям, вредоносная порча насылается на человека чаще всего «дурным глазом», в польском языке она обозначается лексемой игок (от *гвШ 'говорить'), и это свидетельствует о том, что основным механизмом «наведения порчи» некогда было произнесение опасных слов. Соответственно глаголы uroczyC / suroczyC имеют значение 'околдовать словом или взглядом, испортить человека (животных, растения), наслать недуги и неудачи'; а выражения типа «урочливый человек», «урочливые глаза» обозначают способность сглазить.
Насколько сильной была в старые времена вера в сглаз, автор показывает на одном историческом примере. На заседаниях церковных «ведовских» процессов судьи — чтобы не подвергать себя сглазу — допрашивали обвиняемых «ведьм», поставив их лицом к стене и запретив оглядываться. Эта судебная практика была отменена в Польше только в 1727 г.
На основе собственных полевых исследований автор приходит к заключению, что вера в порчу и сглаз среди сельского населения Ке-лецкого воеводства является повсеместной вплоть до настоящего времени. Считалось, что «урочливыми» могли стать (сами того не зная) люди, рожденные в «плохое время», либо по отношению к которым были нарушены правила крещения, имянаречения, грудного вскармливания. Как более опасный воспринимался сглаз преднамеренный, когда порчу насылали «чужаки» (цыгане, евреи), или «знающие» люди (колдуны, ведьмы), или злобные, завистливые односельчане.
Весьма обстоятельно проанализированы в монографии вопросы, связанные с организацией ритуалов «снятия порчи», которые происходили в два этапа: сначала надо было узнать виновника порчи, а затем нейтрализовать ее последствия. Наиболее устойчивый набор лечебных актов включает такие магические действия, как: обмывание, окропление, обливание водой и специальными отварами; обдувание, обтирание либо окуривание больного; измерение частей его тела; протаскивание пострадавшего через отверстие; битье веником; обсыпание песком; сжигание предметов одежды, символизирующих самую болезнь, и множество других.
Что же касается магических слов (заговоров, заклинаний, вербальных оберегов), сопутствующих лечебным ритуалам, то им
посвящена специальная глава — «Слово в лечебной магии». Исследователь убедительно доказывает, что вербальные тексты, используемые при лечении, имеют особый статус: слово в лечебной магии — это не только средство для коммуникации с партнером или для передачи информации, но это и своеобразный «акт творения», то есть моделирование новой действительности (в которой нет места болезни). Словесные формулы, включенные в обрядовый контекст, являются эквивалентом самих лечебных действий, в этом смысле они принадлежат к категории перформативных высказываний, поскольку служат средством для достижения конкретных целей и осмысляются как реальное «дело». В текстах заговоров отмечаются следующие поведенческие стратегии целителя по отношению к болезни: его речь состоит из приказов, запретов, просьб, призывов, уговоров, предостережений, запугиваний, угроз и т. п. Наряду с этим, обязательным компонентом заговора являются призывы к высшим божественным силам стать помощниками в деле исцеления больных. Наличие мощного религиозного пласта в польской заговорной традиции отмечают все исследователи лечебных заговоров.
Несколько слов хотелось бы сказать о стилистических особенностях рецензируемого труда. Речь идет о принципах подачи изучаемого источникового материала, изобилие которого, по моему мнению, сильно перегружает авторский текст, затрудняя его чтение. Многие разделы книги построены как длинный перечень цитат (диалектных текстов, подтверждающих тот или иной тезис исследователя). Так, пятистраничный параграф «Причины возникновения колтуна» содержит более сорока цитат из разных этнографических источников (с. 123-128), а в разделе «Избавление от колтуна» приводится почти 90 подобных цитат (с. 134-142). К тому же иногда один и тот же пример (взятый из одного и того же источника) повторяется дважды и трижды на одной странице или на двух соседних страницах (см., например: с. 130, 137-138, 160-161, 218219). По-видимому, сам автор осознает такую излишнюю цитатную перегруженность, но обосновывает ее тем, что целью исследования было показать высокую степень популярности, распространенности множественных вариантных форм одного и того же поверья или ритуала, связанного с болезнью; поэтому в книгу включается обширный документальный материал (с. 14). Кроме того, автора — как он сам утверждает — интересуют не столько способы магического лечения, сколько модели их описания носителями традиции,
то есть «модели говорения» о болезнях, устойчивые словесные клише, в которых отражаются важнейшие ментальные стереотипы магического мышления (с. 32).
В целом можно заключить, что несомненной заслугой автора является успешная реализация комплексного изучения сложно организованного феномена болезни, который, во-первых, описывается языковыми средствами, во-вторых, по-особому конструируется в мифологических верованиях, в-третьих, моделирует ритуальное поведение пациента и целителя в лечебных обрядах, в-четвертых, отражается в устно-поэтических фольклорных текстах. И это подтверждает заявленный в названии книги методологический профиль работы как лингвокультурологического, многоаспектного по своей проблематике, научного исследования.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См., например, монографии: Jagus I. Lecznictwo ludowe w Kró-lestwie Polskim na przelomie XIX i XX wieku. Kielce, 2002; Grmek M. Historia chorób u zaraniu cywilyzacji zachodniej. Warszawa, 2002; Libera Z. Znachor w tradycjach ludowych i popularnych XIX-XX wieku. Wroclaw, 2003; Jagia J. Boska medycyna i niebiescy uzdrowiciele wobec kalectwa i chorób czlowieka. Warszawa, 2004; Piqtkowski W. Lecznictwo niemedyczne w Polsce. Lublin, 2008; тематические сборники статей: Choroba jako zja-wisko spoleczne i historyczne / Red. B. Plonka-Syroka. Wroclaw, 2001; Zy-cie i zdrowie czlowieka w tradycji i kulturze polskiej. Materialy konferencji «Problematyka zycia i zdrowia w tradycji i kulturze polskiej» / Red. W. Boloz i E. Wolnicz-Pawlowska. Warszawa, 2004; Sposoby leczenia dawniej i dzis w swietle literatury i medycyny / Red. E. Loch i G. Wallner. Lublin, 2006; Leczyc, uzdrawiac, pomagac / Red. B. Plonka-Syroka i A. Syroka. Wroclaw, 2007; Wokól choroby, medycyny i practyk leczniczych. Teorie — kontek-sty — interpretacje / Red. Lenska-B^k K., Sztandara M. Opole, 2009; Zdrowie i choroba w kontekscie psychospolecznym / Red. K. Popielski, M. Skrzy-pek. Lublin, 2010; Nie czas chorowac. Zdrowie, choroba i leczenie w per-spektywie antropologii medycznej / Red. D. Penkala-Gaw^cka. Poznan. 2010; Medycyna magica. Oblicza medycyny niekonwencjonalnej / Red. A. Anczyk. Sosnowiec, 2011.
L. N. Vinogradova Disease in the Polish cultural and linguistic image of the world
The article represents a review on the monograph of a Polish ethnolinguistics specialist Mazeny Marchevska, which considers the phenomenon of disease in the cultural and linguistic aspect as it is presented in the Polish language and folk beliefs. The book analyzes concepts of Polish plait, jinx and epidemics as well as magical rituals aimed at their healing and prevention. Keywords: cultural anthropology, ethno-linguistics, folk medicine, healing magic, personification of a disease.
