CC BY
111
УДК 398 СЛОВЕСНЫЕ ФОРМУЛЫ В МАГИЧЕСКОМ
ББК 823 РИТУАЛЕ: АСПЕКТЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
© 2019 г. Т.А. Агапкина
Институт славяноведения Российской академии наук, Москва, Россия
Дата поступления статьи: 24 мая 2018 г. Дата публикации: 25 марта 2019 г. DOI: 10.22455/2500-4247-2019-4-1-310-329
Работа выполнена при поддержке Российского научного фонда по проекту «Славянские архаические зоны в пространстве Европы: этнолингвистические исследования» (№ 17-18-01373)
Аннотация: В статье прослеживаются источники восточно- и западнославянских
заговорных формул от червей в ранах. В магическом фольклоре восточных и западных славян, а также германских народов известны короткие заговоры, которые читали в том случае, если в загноившейся ране появлялись личинки мух или даже черви. Чаще всего такие заговоры адресовались домашним животным (лошадям, коровам, овцам, свиньям), реже — человеку. Рассматриваемые в статье восточно- и западнославянские заговоры от червей в ранах интересны в методологическом отношении, поскольку показывают, как символика заговоров, их мотивы и язык формируются на пересечении ритуала, фольклорной образности и диалектной речи. В более широком типологическом смысле ритуал «заламывания червей» можно рассматривать как частный случай применения тактики угрозы по отношению к растениям, который вписывается в широкий контекст славянской магии.
Ключевые слова: заговоры, славяне, фольклор, ритуал, болезни скота, диалектная лексика.
Информация об авторе: Татьяна Алексеевна Агапкина — доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник, Институт славяноведения Российской академии наук, Ленинский пр., д. 32 а, 119334 г. Москва, Россия.
E-mail: [email protected]
Для цитирования: Агапкина Т.А. Словесные формулы в магическом ритуале: аспекты взаимодействия // Studia Litterarum. 2019. Т. 4, № 1. С. 310-329. DOI: 10.22455/2500-4247-2019-4-1-310-329
VERBAL FORMULAS IN THE MAGICAL RITUAL: ASPECTS OF INTERACTION
This is an open access article distributed under the Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0)
© 2019. T.A. Agapkina
Institute of Slavic Studies
of the Russian Academy of Sciences,
Moscow, Russia
Received: May 24, 2018
Date of publication: March 25, 2019
Acknowledgements: This work was supported by the Russian Science Foundation, project
"Slavic Archaic Zones in the European Area: Ethnolinguistic Research" (grant number 17-18-01373).
Abstract: The article traces the origins of the Eastern and Western Slavic charms intended to cast worms out of the wounds. Magical folklore of the Eastern and Western Slavs, as well as of the German peoples, counts short verbal charms recited when the wound festers and has fly larvae, or even worms, inside. Often, such charms are cast over farm animals (horses, cows, sheep, and pigs), but sometimes, though less frequently, are employed to cure people. Such Eastern and Western Slavic charms have methodological interest since they show that the symbolism of charms, their motives and language develop at the intersection of ritual, folklore imagery, and dialect speech. In the typological sense, the ritual of "breaking off" the worms can be regarded as an individual case of a broader threatening strategy in relation to plants which fits into a wider context of magical rituals.
Keywords: charms, Slavs, folklore, ritual, diseases of livestock, dialectal speech.
Information about the author: Tatyana A. Agapkina, DSc in Philology, Leading Research Fellow, Institute of Slavic Studies of the Russian Academy of Sciences, Leninsky Ave., 32 a, 119991 Moscow, Russia.
E-mail: [email protected]
For citation: Agapkina T.A. Verbal Formulas in the Magical Ritual: Aspects of Interaction. Studia Litterarum, 2019, vol. 4, no 1, pp. 310-329. (In Russ.) DOI: 10.22455/2500-4247-2019-4-1-310-329
Studia Litterarum /2019 том 4, № 1
В вербальной магии восточных и западных славян, а также германских народов известны короткие заговоры, которые читались в том случае, если в загноившейся ране появлялись личинки мух или даже черви. Обычно такие заговоры адресовались домашним животным (лошадям, коровам, овцам, свиньям), изредка — человеку, еще реже их читали над огородными и полевыми культурами (злаками, капустой и др.), пораженными гусеницами и другими насекомыми-вредителями. В Нижегородском крае, к примеру, хлебным заломом называли появление на полях червей, которые портили зерновые культуры [21, № 60].
Заговоры от червей в ране представлены несколькими сюжетными типами. В одних червей «приглашают на свадьбу» — в надежде, что они уйдут и покинут больное животное; второй тип заговора реализует модель обратного счета (обычно от 9 до 0), который символизирует убывание / уменьшение и в конечном итоге низведение болезни или ущерба до нуля; третий тип заговора основан на мотиве последовательного выведения червей из тела заболевшего животного, начиная с его головы и заканчивая лапами или хвостом. Основные сюжетные типы заговоров от червей не так давно были рассмотрены Т.В. Володиной на материале восточно- и западнославянских, а также германских заговоров [6]. Ей удалось установить связи славянских и германских текстов и проследить их динамику во времени и пространстве.
Помимо этих сюжетных типов, восточным и западным славянам известна еще одна группа заговоров от червей в ране, являющихся составной частью небольшого ритуала, суть которого в следующем. Некий человек (знахарь) находит определенное растение, наклоняет его до земли и при
этом произносит вербальную формулу: обращаясь к растению, знахарь призывает его удалить из раны червей, обещая в этом случае отпустить его, а в противном, если растение не избавит животное от червей, — оставить его прижатым к земле. Ритуал до сих пор фактически не исследован, хотя в литературе, посвященной славянской этноботанике, о нем упоминается, и не раз (см.: [16, c. 605; 18, c. 245-246]).
Ритуал и сопровождающие его короткие заговоры записывались начиная с XVIII в. и вплоть до самого последнего времени. По имеющимся у нас сведениям, они известны чехам и мораванам, полякам, литовцам, белорусам, украинцам и русским. В нашем распоряжении имеется:
— 8 восточночешских и моравских заговоров;
— 8 польских с территории Польши и еще по крайней мере 1 — из Литвы;
— около 10 литовских заговоров: Д. Вайткевичене приводит по крайней мере 6 таких текстов для избавления от червей и еще несколько аналогичных заговоров, которые читали для лечения других недугов [38, № 28-41]; М.В. Завьялова просто упоминает о том, что в Литве зафиксировано более 10 текстов обращения к чертополоху от червей [14, с. 227];
— 7 украинских;
— 4 белорусских (известен еще один, опубликованный в: [12, с. 211, № 2], но он не может считаться аутентичным);
— около 40 русских — с территории Поволжья, Центральной и Южной России, а также из Сибири.
Ритуал активно представлен в Моравии, но, кажется, его нет в Словакии; он широко присутствует в Литве, Польше и на Украине (преимущественно на западе и юго-западе), но при этом малоизвестен в Белоруссии; на обширной территории Европейской России ритуал распространен практически повсеместно за исключением Русского Севера. Для уточнения географии ритуала нужно учитывать также, что в германской традиции, как мы упоминали выше, известно несколько других типов заговоров от червей, а ритуалы пригибания чертополоха зафиксированы в восточной Пруссии, в зоне пересечения германского, славянского и балтийского населения (см.: [39, S. 15]).
Самая старшая из известных нам на данный момент вербальных формул, относящихся к этому ритуалу, имеется в чешском травнике 1700 г.
В ней некто, называвший себя Яном, требовал, чтобы чертополох избавил от червя некую Дороту: «Ve iménu Boha Odce, Boha Syna, Boha Ducha Svatého. Já Jan shejbám te, zakryvám te, morím te, bodláce, dokud' nedobydes Dorote cerva z její hlavy, z jejho tela, z jejho ze vseho oudu. Toho mi dopomáhej Buh + Odtec, Buh + Syn, Buh + Duch Svaty, vsejeden Hospodin, jeden Buh od veku na veky. Amen» [Во имя Бога Отца, Бога Сына, Бога Духа Святого. Я, Ян, бью тебя, морю тебя, чертополох, до тех пор пока ты не вынешь червя у Дороты — из ее головы, из ее тела и всех ее членов. Помогай мне Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой, Единый Бог от века и навеки] [42, s. 206]. И хотя здесь речь явно идет о человеке, в славянских источниках более позднего времени сам ритуал и входящие в его состав формулы, как мы говорили, чаще применялись по отношению к заболевшей скотине.
Время, место, сопутствующие ритуалу обстоятельства. Как и любая другая магическая практика, изгнание червей из раны ритуализовано в своих деталях. Совершают процедуру обычно на рассвете до восхода солнца, но иногда и на закате; случается, что ритуал повторяют в течение трех дней, утром и вечером; если скотина черная, то растение сгибают в направлении на запад, в других случаях — обычно на восток; прижимают к земле рогатиной, палкой или особым камнем — плоским, взятым из-под водостока и т. д., а развязав растение, обязательно возвращают камень на место; совершая ритуал, животное иногда подводят к растению, хотя чаще этого не делают. В вербальных формулах, произносимых при этом, обязательно называется масть животного и другие его приметы, а также указывается место, где находится загноившаяся рана, как, например, в следующем белорусском заговоре: «Dziwanna... kab ty... karowie burej z rany u pachwinie wyhnala czerwi» [Диванна... чтобы ты. у коровы бурой из раны в подбрюшине выгнала червей] ([45, s. 226] Витебская губ.), или в русском: «Репейник, репейник, выведи червей из правой ноги у коровы шерстью черной, а рога калачом» ([2, с. 20] Нижегородская губ.). Наконец, бывает, что вербальная формула детерминирует даже время, в течение которого животное нужно избавить от червей, а его рану заживить: «...вывиди червей у мово скота, у мово живота в трои сутки и заживи рану в три часа»1.
1 Бутурлин А. Загадки, приметы, присловицы, гадания, сбор. в с. Сурадееве Княгинин-
ского у. // Архив Русского географического общества. СПб. (Далее — РГО.) Разряд XXIII.
Оп. 149. Л. 45. Нижегородская губ.
Однако самым любопытным является другое: во многих описаниях упоминается о том, что для ритуала обязательно выбирают цветущее растение [44, s. 284; 21, № 61]. А это означает, что в данном случае речь идет о сезонной привязке лечебного ритуала, который совершается исключительно в летнее время, в короткий период цветения растений, см. соответствующее название пермского ритуала лечить барана летом от червей [29, с. 24].
Выбор растения. В качестве инструмента магии почти повсеместно использовались колючие сорняки (чеш. bodlak, пол. oset, рус. мордвин, татарин, татарник, репей, чертополох и др.). Эти фитонимы — названия не отдельных видов, а, как правило, общее обозначение колючих сорняков, принадлежащих разным ботаническим родам (подробнее об этом явлении см.: [18, с. 234]). Изредка в заговорах появляется крапива — жгучее растение, которое, подобно колючим сорнякам, также может использоваться в качестве апотропея. В украинской и белорусской традициях по преимуществу, а иногда и в польской заговоры обращены к растению коровяк (лат. Verbascum): пол. dziewanna, бел. диал. дзiванна, дзiвонна [32, с. 50], укр. диал. дивина [31, с. 270], которое считается лекарственным, однако не является ни колючим, ни жгучим. Наконец, в одном белорусском заговоре упоминается бульняк (бел. быльтк), в одном русском чернобыл — оба этих диалектных названия означают полынь (лат. Artemisia), отличающуюся сильным запахом и также используемую в магии в качестве апотропея. В русских заговорах растение, к которому обращаются, может просто назваться травой и др. Иногда в вербальном ритуале фигурирует осина, поскольку она считается сильнейшим апотропеем, особенно у восточных славян. Так, в Симбирской губ. чертополох прижимают к земле рогулей из осины2; в Саратовской — произносят заговор, держась рукой за осиновый куст3, а в Сибири заламывают именно осину и к ней же обращаются в заговоре: «Осинка, осинка, однолеточек осинка, поди ты, осинка, выведи червей ис черныя овцы» [26, с. 20].
Выбор растения определяется не только его ботаническим видом. Если речь идет о чертополохе, то берут растение с крупной головкой, с нечетным количеством головок или же руководствуются полом скотины:
2 Юрлов В.П. Материалы для этнографии Симбирской губернии // РГО. Разряд XXXVII.
Оп. 16. Л. 6i об.
3 Розанов А.И. Простонародная медицина в Саратовском уезде // РГО. Разряд XXXVI.
Оп. 48. Л. 43.
мужскую особь лечат у мужского куста коровяка, женскую — у женского ([40, s. 461] Волынская губ.).
Персонификация растения. Заговоры демонстрируют тенденцию к «формированию» личностной характеристики растения (к которому обращен заговор) — прежде всего за счет разнообразных приложений (в форме личного имени, терминов родства, наименований титула и социального статуса и др.), которые уточняют объект персонификации. Вместе с тем названная тенденция проявляет себя в отдельных традициях по-разному. Как следует из заговоров, у русских растение (чертополох, коровяк) «наделяется» высоким социальным статусом, отсюда такие обращения к нему, как Ты царь трава Чертополог; Царь татарин! Царь мордвин-ник! Ты трава царица; Князь татарин, стоишь ты над князьями выше всех и над царями выше всех; Татарник, татарник, боярин! Барин татарин! и др. Или в обращении к растению используют термины родства: Матушка крапивушка, святое деревцо! Матушка трынь-трава. В польской и украинской традициях в обращениях к растению употребляются умилостивительные и уважительные формулы вроде Przesliczna panno, piqkna dziewanno [Прелестная пани, прекрасный коровяк], Mój panie oscie [Мой пан чертополох], Dziwanie, moj dobrypanie [Коровяк, мой добрый пан], Дыванна-панна и др.
Встречаются также обращенные к растению формулы приветствия: «Бог помочь табе, татарин, здаров ты живешь, я пришла к табе с жалабай на чярвей...»4; «.растет трава татарин, я х тебе пришел, барин, с великою нуждой, с большою докукой, кланиюсь я тебе.»5; «Ох, ты, татарин-мордвин, сослужи мне службу: выведи (из такого-то животного) червей.»6 и т. д.
Действия с растением и их символика. Мы упоминали, что растению, к которому обращен заговор, часто угрожают, причем угроза выражена как вербально (в заговоре), так и акционально: растение пригибают к земле и его верхушку тем или иным образом закрепляют внизу — привязывают к стеблю, прижимают к земле камнем,
4 Пятницкий С.И. Этнографическое описание прихожан села Замошья Мосальского у.
Калужской губ. // РГО. Разряд XV. Оп. 41. Л. 17 об.
5 Бутурлин А. Загадки, приметы, присловицы, гадания, сбор. в с. Сурадееве Княгинин-
ского у. // РГО. Разряд XXIII. Оп. 149. Л. 45.
6 Александров А. Песни и суеверия. Раздел «Из области ангарских суеверий» // РГО.
Разряд XXIII. Оп. 148. Л. 23 об.
втыкают в землю при помощи колышка. Соответствующие действия сопровождаются произнесением вербальных формул, иногда апеллирующих непосредственно к действию и его результату, см. формулу невозможного: «Как тебе, мордвинник, головы не подымать, так у скотины червей не бывать»7.
Сама вербальная формула обычно ограничивается простой угрозой (не отпустить растение, сломать его, проклясть и т. п.): «Dziwanie, moj dobry panie, wyp^dz z kapusty robaki. Kiedy wyp^dzisz, odpuszczu, a nie wyp^disz, nie odpuszczu» [Коровяк, мой добрый пан, выгони червей из капусты. Когда выгонишь, отпущу, а не выгонишь, не отпущу] ([38, № 1613] польский заговор, записанный в Литве); «Татарин, татарин, выведешь червей — отпущу, а не выведешь — сломлю!» ([25, с. 226] Тульская губ.); «Мордвин, мордвин, вытачи червей у (свиньи, коровы и т. п.), я тебя отвяжу, а не выточишь, я тебя не отпущу»8.
Но возможно и иное развитие событий, когда действия с растением приобретают символический смысл, и в вербальной формуле появляются разнообразные метафоры уничтожения, такие как
— «сломать/снести/срубить растению голову»: «Bodlácku, ja tobe tvou hlavu zlomím, pod kámen ti ji vlozím, nepustím tebe, az mne nevyzenes z mého hovada cervy z jeho místa» [Чертополох, я тебе твою голову сломаю, под камень ее положу, не отпущу тебя, пока ты не выгонишь червей из моего животного из его места] ([35, s. 236] Чехия); «Чуешь, крапиво: се не выпадут робаки из червоного вола, то я тоби голову здойму» [Слышишь, крапива: если не выпадут черви из красного вола, я тебе голову сниму] ([15, с. 440] Гродненская губ., Бельский у.); «...я х тебе приду с ножом вострым, с топором булатным, я тебе голаву ссеку.»9.
— «связать червей в узел»: русский заговор «Царь татарин, замори червей; завяжу, затяну крепко-накрепко, от ныне и до века и по веки», при этом завязывают узлы на веревочке ([7, с. 290] казаки на Урале);
7 Юрлов В.П. Материалы для этнографии Симбирской губернии // РГО. Разряд XXXVII.
Оп. 16. Л. 6i об.
8 Мануев Д.И. Этнографический материал, собр. в д. Ерденево Бетинской вол. Касимовского уезда // Этнологический архив Общества исследователей Рязанского края. Кн. 2. Д. 38.
Л. i а. Зап. 1923 г.
9 Бутурлин А. Загадки, приметы, присловицы, гадания, сбор. в с. Сурадееве Княгинин-
ского у. // РГО. Разряд XXIII. Оп. 149. Л. 45.
— «запереть растение в тюрьму»: «Pcháco, bodláco... Tebe já zavírám do zalára a spís ti nepropustím, dokad' tech cervu z ráne nevyzenes» [Колючка, чертополох. Я тебя запираю в тюрьму и до тех пор тебя не выпущу, пока ты этих червей из раны не выгонишь] ([36, s. 272] Моравия);
— «обречь растение на муки»: «Dot^d b§d§ m^cyl osrie — dopok^d nie wyjdq z mojej krowy goscie» [До тех пор буду тебя мучить, осот, пока не выйдут из моей коровы гости] ([41, s. 57] Польша);
— «извести корень и породу растения», т. е. уничтожить растение со всем его будущим «потомством»: «Репейник, репейник. если же ты не выведешь червей, весь род твой и подрод переведу» ([2, с. 20] Нижегородская губ.); «Ежели не выведешь червей, посушу весь твой род, высушу весь подрод»10.
Ритуал предусматривает и обратные действия — на случай, если растение исполнит просьбу и выгонит червей. Считается, что, когда черви пропадут и рана очистится, надо обязательно отвязать растение или снять с него камень, чтобы оно могло распрямиться: «Матушка крапивушка, святое деревцо! Есть у меня р.Б. и.р., есть у него в зубах черви и ты оных выведи; ежели не выведешь, то я тебя высушу; а ежели выведешь, то я тебя в третий день отпущу» [i, с. 77]. При этом растение не только «освобождают» из заточения, но и благодарят за помощь: «Bodlácko, já tebe propóscím z tvyho vezení a dekujo ti za to zpomození» [Чертополох, я тебя выпускаю из твоего заточения и благодарю тебя за эту помощь] [36, s. 272]. Верили, что, если не освободить растение, скотина пострадает, заболеет или падет.
В моравских, польских, украинских и белорусских заговорах в обращении к растению нет императивного требования удалить червей из раны: в них просто сообщается, что знахарь не отпустит растение до тех пор, пока черви не покинут рану (не выйдут, не вылетят, не высыплются):
— моравский заговор «Koprivo, já te zlámo hlavicko, aby vepadale nasi bily svi^e cervi z vocaso» [Крапива, я тебе сломаю головку, чтобы у нашей белой свинки выпали черви из хвоста] [36, s. 272] (перевод: [4, № 297]);
— польский заговор «Osrie, osrie, dot^d nie puszcz§, póki z tego zwierz^ria nie wyle^ gosrie» [Чертополох, чертополох, до тех пор тебя не отпущу, пока из этого животного не вылетят гости] [37, s. 468];
10 Александров А. Песни и суеверия. Раздел «Из области ангарских суеверий» // РГО.
Разряд XXIII. Оп. 148. Л. 23 об.
— белорусский заговор «Oto ja ciebie zginam dziewanno na zachód sfoñca, i póty ci§ nie puszcz§, az nim u (тут указать вид животного и масть) nie wypadna robaki» [Вот я тебя сгибаю, коровяк, на запад, и до тех пор не пущу, пока у животного такой-то масти не выпадут черви] [43, s. 123].
Несколько иная ситуация складывается в русской традиции, где к растению, напротив, обращаются с императивным требованием избавить рану от червей. Для выражения этого требования в русских заговорах используется несколько глаголов — вывести, выгнать, выточить, заморить и заламывать/заломить и выломить. И если глаголы вывести, выгнать, выточить в контексте заговора вполне понятны и передают идею удаления (ю.-рус. выточить, выточать «выпустить струей, высыпать что-л.» [30, т. 6, с. 41]), и прежде всего «принудительного» удаления червей из раны (вывести, выгнать), а также их умерщвления (заморить), то с глаголами заламывать/заломить и выломить не всё так просто и понятно. Некоторая неопределенность его значения связана прежде всего с тем, что в заговорах этот глагол может иметь два объекта — растение и червей.
В ряде примеров заламывать — это название самого ритуального действия, т. е. глагол отражает акциональность ритуала: человек подходит к растению и наклоняет его к земле или даже надламывает, но при этом окончательно не ломает. С опорой на это значение («сгибать растение, не ломая его») и сам ритуал получает название «заламывать растение», например, заламывать траву [10, с. 251].
В других случаях глагол заламывать/заломить означает действие, которое колючее растение «должно» совершить в отношении червей в ране, и тогда формальным объектом этого действия оказывается не растение, а черви. Иными словами, здесь глагол заламывать отражает функцию и смысл ритуала — уничтожение червей: «Матушка трынь-трава, заломи червей у такой-то коровы» [8, с. 323].
Наконец, возможно, что глагол заламывать/заломить объединяет оба эти элемента: акциональный и функциональный, и в этом случае ритуал получает название типа заламывать червей на мордвинник ([28, № 40] Симбирская губ.).
Обратим внимание на то, что в русских диалектах конструкции предлога на с существительным в винительном падеже (сделать что-то на что-то) соответствуют конструкции с творительным падежом без предлога в лите-
Studia Litterarum /2019 том 4, № 1
ратурном языке (сделать что-то с помощью чего-то); при этом существительное в винительном падеже выполняет роль инструмента действия [30, т. 19, с. 97]. Учитывая же, что в русских диалектах заламывать/заломить может иметь в том числе такие значения, как «повредить, нарушить целостность, сломать; разрушить, привести в негодность, испортить; перевести, уничтожить; убить, растерзать, покалечить» [24, с. 308], т. е. тяготеет к идее уничтожения и разрушения, выражение заламывать червей на мордвинник можно прочитать как «уничтожить червей с помощью чертополоха».
Помимо изменения объекта действия (заламывать траву / заламывать червей), в текстах самих русских заговорах глагол заламывать/заломить «вовлекает» в лексическую и смысловую игру другие однокоренные глаголы. В результате в одном заговоре «встречаются» такие пары, как заломить и сломать, заломить и отломить: «На море, на океане, на острове Буяне растет Мордвин трава. Мордвин трава, заломи червей. Если не заломишь, то я тебе голову сломаю.» ([3, с. 64] Саратовская губ.); «Бульняк-бульнячына (полынь), белая на табе цвяцина, загну тябе, заломлю тябе, покуля у моёй скотины, чорной шарстины, черви повысыпаютца, а тогды разогну тябе, отломлю тябе» ([27, с. 135, № 56] Могилевская губ.). Пересечение глаголов возможно не только внутри текста заговора, но также и между текстом и ритуалом. Так, «выломив крючок [т. е. загнутый сучок] из дерева, притискивают этим крюком к земле траву татарник, говоря: "Татарник, татарник, боярин! Выломи и выгони у такого-то скота нечистую нечистоту. Если выломишь и выгонишь, так в третий день прийду, тебя отпущу, а если не выгонишь и не выломишь, так прийду, круче тебя загну. Аминь червям, аминь червям, аминь"» ([17, с. 206] Саратовская губ.).
Такое нагнетание глаголов, объединенных значением разрушения, истребления (ломать как «рушить, разрывать на части»), порождает «си-нергетический» эффект слова и действия.
Параллели. Вербальный ритуал «заламывания червей» можно рассматривать как частный случай применения тактики угрозы по отношению к растениям (сломать или завязать растение, лишив его вегетативной силы), случай, который вписывается в широкий контекст магических ритуалов. В них в адрес растения высказывается угроза и производятся соответствующие действия — с тем чтобы «заставить» это растение (выступа-
ющее в качестве гипотетического посредника или, например, вместилища недуга) избавить человека или скотину от болезни или иного зла. Так, судя по описанию из Нижегородской губ., при приступе лихорадки больной находит «в лесу зеленую молоденькую осинку в свой рост, исподволь пригибает и завивает оную вершиною за корень ее, говоря: "коли покинишь, пущу, а не покинишь, тут тебе и высохнуть"»11; тот же вербальный ритуал, совершаемый с двумя связываемыми вершиной березками, см. у В.И. Даля [9, c. 172]12. В Белоруссии (Витебская губ.) при краже какой-нибудь вещи хозяин скручивал и пригибал к земле жменю травы, а затем придавливал ее камнем, надеясь, что после этом украденное вернется к нему [22, с. 85]. В Черногории во время приступа лихорадки к земле прижимали верхушки ветвей ежевики со словами: «Kad mene puste groznice, tad eu ja vas pustiti» [Когда меня отпустит лихорадка, тогда я отпущу вас] [34, с. 91].
Заламывание как магическое действие встречаем и в других контекстах. У сербов в бассейне р. Тимок, если кто-нибудь хотел навредить новобрачной и лишить ее потомства, он должен был подойти на плодовом дереве заломить столько веток, сколько лет он хотел, чтобы у нее не было детей [13, с. 60]. В данном случае заламывание веток символизировало пресечение, останавливание фертильной функции невесты на определенное количество лет.
Наиболее же известной магической процедурой, имеющей в своем составе такое действие, как заламывать/заломить растение, является вредоносная практика, так называемый залом, или завитка. Смысл его состоял в том, что колуны и ведьмы скручивали, связывали в узел и переламывали пучок колосьев в поле, засеянном рожью, льном или коноплей, тем самым наводя порчу на урожай, на скотину хозяина поля, а также на самого хозяина и его семью. Это называлось «заламывать залом на чью-нибудь голову / на кого-то или что-то», см., например, бел. диал. заламне на дитя, скотину, колосья заломала то на спину, то на ногу, то на голову [20, с. 339-340] и т. п. Примечательно, что залом могли делать так же, как и в приведенном выше сербском сообщении, с целью насылания бесплодия на женщину, ср.
11 Бутурлин А. Загадки, приметы, присловицы, гадания, сбор. в с. Сурадееве Княгинин-ского у. // РГО. Разряд XXIII. Оп. 149. Л. 18.
12 На Русском Севере «свивание березок» (связывание их верхушек) используется в ритуальных контактах с лешим — в случае пропажи в лесу человека или скотины [19, № 209, 214].
Studia Litterarum /2019 том 4, № 1
пример из Витебской губ.: «Когда бесплодие зависит от так наз. "заложеня", или "залому" в жите, лучше всего пойти к колдуну или также выстрелить в залом, говоря при этом: "Не у цебе стреляю, а у таго, хто ламау"» [45, s. 117].
Таким образом, очевидно, что каков бы ни был реальный адресат этого действия, заламывание имело символический смысл и преследовало цель остановить что-либо, прервать чье-либо естественное развитие/существование, поскольку по ходу ритуала нормальный (прямой) рост растения прерывался и колосья, ветка и стебель ломались13. Вместе с тем в зависимости от того, на кого было направлено заламывание, оно приобретало целительную (заломать червей) или вредоносную (закрыть детородные пути у женщины, например) функции.
Обнаруживаемый в витебском описании параллелизм терминов залом и заложене, в свою очередь, указывает на то, что в символическом плане заламывание растений (чертополоха, осины или колосьев в поле) идентично другому типу ритуального заламывания, а именно так называемому за-ламыванию пути, дороги (заложене > закладывать/заложить, т. е. закрыть, перекрыть в том числе дорогу).
Заламывать дорогу, заламывать реку и т. п. выражения означают «сделать что-либо непроезжим», «воспрепятствовать движению», «перегородить», «загромоздить»; заломить медведя «перегородить выход из берлоги» (см.: [11, с. 595-596; 30, т. 10, с. 192-193]), см. аналогичное выражение в контексте свадебного обряда, когда при въезде в деревню после венчания посторонние перегораживали дорогу веревкой (заламывали дорогу), тем самым препятствуя движению свадебного поезда, чтобы получить деньги на выпивку ([33, с. 242] Ярославская губ.). Заламывание дороги практиковалось и в бытовой магии: человек, желающий навсегда покинуть надоевшее ему место, уезжая, заламывал за собой ветку осины, тем самым как бы пресекая самому себе путь назад: «Я сюды не вернуса. Я луччэ осинаю заломлю этыи Стодоличы <название села> — и раз так во заломиць»14.
13 Прямую аналогию этим ритуалам составляют известные гадания на растениях: несколько одинаковых травянистых растений, помеченных каждое индивидуальным знаком, «заламывали» пополам, а через несколько дней возвращались и смотрели, что с ними стало: завядшее растение предвещало смерть, покривившееся, но оставшееся на корню — болезнь и выздоровление, а поднявшееся — долгую жизнь.
14 Полесский архив Института славяноведения РАН, Москва. (Далее — ПА). Стодоличи Гомельской обл.
«Заламывание» пути фигурирует и в фольклорных контекстах, в основном из области вербальной магии. Чтобы «полевой царь» (мифический хозяин полей и лесов) не помешал корове потеряться во время выпаса, пастух читал заговор, в котором грозился «заломить» дорогу самому полевому царю и не дать тому вернуться домой: «Полевой царь. Не отдадите моей коровы, я в а м з а л о м л ю п у т и и д о р о г и, мхи и болота, что не пройти вам, не проехать.» ([23, с. 10] Новгородская губ.). В белорусских песнях, исполнявшихся в составе обряда «проводов русалки», встречаются такие строки: «Правяду русалку, правяду, / Да й а^нкаю залам-лю, / Каб тая русалка не хадзша, / Майго жыта не ламша» ([5, № 284] Гомельская обл.); «Прауяду русалку, прауяду, / На зелену мураву, / Да я с и -наю заламлю, / Да шупшынаю закалю»15. Используемое в этих песнях выражение заламщь <русалку> астаю («заломить русалку осиной») означает «преградить русалке дорогу назад с помощью осины». Здесь мы вновь сталкиваемся со случаем языковой игры: русалке «заламывают дорогу»,
чтобы она не «ломала» жито.
* * *
Рассмотренные вербальные ритуалы, совершаемые с целью изгнания червей из раны, интересны прежде всего тем, что показывают, как символика заговоров, их мотивы и язык формируются на пересечении ритуала, фольклорной образности и диалектной речи, в том числе названий растений. В типологическом плане эти вербальные ритуалы вписываются в широкий круг славянских вербальных формул, основанных на семантике «заламывания», а различия между узусом отдельных формул определяются в том числе смысловыми нюансами диалектной лексики и в частности значениями глагола «заламывать» и его вариантов.
15 ПА, Копачи Киевской обл.
Список литературы
1 Афанасьев А.Н. Несколько народных заговоров // Летописи русской литературы и древности. М.: Изд. Н.С. Тихонравовым, 1862. Т. 4. Отд. III. С. 72-80.
2 Борисовский А.И. Приметы, обычаи и пословицы в пяти волостях Нижегородского уезда // Нижегородский сборник. Нижний Новгород: Нижегородский статистический комитет, 1870. Т. 3. С. 197-225.
3 Булушева Е. Заговоры в фольклоре Саратовского Поволжья // Саратовский вестник. Саратов: [Б.и.], 1994. Вып. 4: Заговоры. С. 1-65.
4 Вельмезова Е.В. Чешские заговоры. Исследования и тексты. М.: Индрик, 2004. 280 с.
5 Веснавыя песш / склад. Г.А. Барташэвiч, Л.М. Салавей. Мшск: Навука i тэхшка, 1979. 608 с.
6 Володина Т. Заговоры от червей в ране — белорусская традиция на европейском фоне // За'едничко у словенском фолклору. Зборник радова / уредник Л. Раден-ковиЬ. Београд: Балканолошки институт САНУ, 2012. С. 93-107.
7 Голубьх М.Д. Казачья деревня / под ред. М. Феноменова. М.: Гос. изд-во, 1930. 324 с.
8 Гусев А. Поверья, праздники, песни и сказки в станице Ардонской Терской области // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис: СМОМПК, 1893. Т. 16. С. 317-366.
9 Даль В.И. О народных врачебных средствах // Журнал Министерства внутренних дел. СПб., 1843. № 8. С. 161-186.
10 Даль В.И. О повериях, суевериях и предрассудках русского народа // Иллюстрация. СПб., 1845. № 16. С. 250-251.
11 Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Изд. 2. СПб.; М.: Изд. книгопродавца-типографа М.О. Вольфа, 1880. Т. 1. 723 с.
12 Добровольский В.Н. Смоленский этнографический сборник. СПб.: Тип. Е. Евдокимова, 1891. Ч. 1. 716 с.
13 Ъор^евиЬ Т.Р. Деца у веровааима и обича'има нашег народа. Београд: Српска кралевска академщ'а, 1941. 302 с.
14 Завьялова М.В. Балто-славянский заговорный текст. Лингвистический анализ и модель мира. М.: Наука, 2006. 563 с.
15 Зеленин Д.К. Описание рукописей Ученого архива Императорского Русского географического общества. Пг.: Тип. А.В. Орлова, 1914. Вып. 1. 484 с.
16 Зеленин Д. Тотемы-деревья в сказаниях и обрядах европейских народов // Труды Института антропологии, археологии и этнографии. Т. 15. Вып. 2. Этнографическая серия 5. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1937. 77 с.
17 К. (Карпов У.С.) Предрассудки и поверья крестьян в Петровском уезде Саратовской губернии // Отечественные записки. СПб., 1848. Т. 56. № 2. Смесь.
С. 201-206.
18 Колосова В.Б. Лексика и символика славянской народной ботаники. М.: Индрик, 2009. 352 с.
19 Криничная Н.А. Крестьянин и природная среда в свете мифологии. Былички, бывальщины и поверья Русского Севера. М.: Изд-во «Русский фонд содействия образованию и науке», 2011. 622 с.
20 Народная демонология Полесья. Публикация текстов в записях 80-90-х годов ХХ века. М.: ЯСК, 2010. Т. i: Люди со сверхъестественными свойствами / сост. Л.Н. Виноградова, Е.Е. Левкиевская. 647 с.
21 Нижегородские заговоры (В записях XIX-XX веков) / сост., вступ. ст. и коммент. А.В. Коровашко. Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского гос. ун-та, 1997. 128 с.
22 Никифоровский Н.Я. Простонародные приметы и поверья, суеверные обряды и обычаи, легендарные сказания о лицах и местах. Витебск: Губернская типо-лито-графия, 1897. 308 с.
23 Пардалоцкий О. Народные приметы, суеверия и предрассудки, заговоры и ворожба // Новгородские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1875. № 19.
С. 9-i0.
24 Псковской областной словарь. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1995. Вып. ii. 352 с.
25 Пятницкий Ар. Суеверия, поверья и приметы, заговоры, лечения и гадания // Прибавление к Тульским епархиальным ведомостям. Тула, 1873. № 6. С. 223-229.
26 Религия и церковь в Сибири. Тюмень: Изд-во Тюменского гос. ун-та, 1992. Вып. 3. 96 с.
27 Романов Е.Р. Белорусский сборник. Витебск: Типо-литография Г.А. Малкина, 1891. Вып. 5. 488 с.
28 Садовников Д. Этнографические материалы Поволжского края // Симбирские губернские ведомости. Часть неофициальная. Симбирск, 1874. № 34, № 40.
29 Серебренников В.Н. Народные заговоры, зап. в Оханском у. Пермской губернии // Кружок по изучению северного края при Пермском ун-те. Пермь, i9i8. С. i-28.
30 Словарь русских народных говоров / гл. ред. Ф.П. Филин. Л./СПб.: Наука, 1965-. Вып. i-.
31 Словник украшсько'1 мови / ред. П.П. Доценко, Л.А. Юрчук. Кшв: Наукова думка, 1971. Т. 2. 552 с.
32 Слоушк беларусюх гаворак пауночна-заходняй Беларуа i яе паграшчча. Мшск: Акадэмiя навук Беларускай ССР, 1980. Т. 2. 728 с.
33 Традиционные обряды и обрядовый фольклор русских Поволжья / сост. Г.Г. Шаповалова, Л.С. Лаврентьева. Л.: Наука, 1985. 360 с.
34 Усачева В.В. Словесные формулы в народной медицине славян // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора. М.: Наука, 1988. Вып. i. С. 88-92.
35 Adámek K. Lid na Hlineeku. Praha: Archeologkká komisse pri Ceské akademii asare F. Josefa pro vedy, slovesnost a umení, i900. 386 s.
36 Bartos Fr. Moravsky lid. Sebrane rozpravy z oboru moravske lidovedy. Tele: Na kl. E. Solce, 1892. 328 s.
37 Biegeleisen H. Lecznictwo ludu polskiego. Krakow: Polska Akademia umiej^tnosci, i929. 371 p.
38 Lietuviq uzkalbejimai: gydymo formules / parenge D. Vaikeviciene. Vilnius: Lietuviq literatuüros ir tautosakos institutas, 2008. 920 p.
39 Mannhardt W, Heuschkel W. Wald- und Feldkulte. Mythologische Untersuchungen. Bd. 1. Der Baumkultus der Germanen und ihrer Nachbarstamme. 2 Auflage. Berlin: Borntraeger, 1904. 648 S.
40 Rokossowska Z. Zamawiania («zmowlania») we wsi Jurkowszczyznie w pow. Zwiahelskim // Wisla. Warszawa, 1900. T. 14. S. 458-461.
41 Siarkowski W. Materialy do etnografii ludu polskiego z okolic Kielc. Cz. 2 // Zbior wiadomosci do antropologii krajowej. Krakow: Polska akademia umiej^tnosci, 1879. T. 3. S. 3-6i.
42 Smes // Cesky lid. Etnologicky casopis. Praha, 1912. T. 22. S. 204-207.
43 Szukiewicz W. Niektore wierzenia, pszesqdy i zabobony ludu naszego, legendy i podania // Kwartalnik litewski. Wilno: Stow. Naucz. Polskiego, 1910. T. 4. S. 111-124.
44 Talko-Hryncewicz J. Zarys lecznictwa ludowego na Rusi poludniowej. Krakow: Polska akademia umiej^tnosci, 1893. 470 p.
45 Werenko F. Przyczynek do lecznictwa ludowego // Materialy antropologiczno-archeologiczne i etnograficzne. Krakow: Polska akademia umiej^tnosci, 1896. T. 1. S. 99-228.
References
1 Afanas'ev A.N. Neskol'ko narodnyh zagovorov [Several folk spells]. Letopisi russkoi literatury i drevnosti [Chronicles of Russian literature and antiquity]. Moscow, N.S. Tihonravov Publ., 1862, vol. 4, part III, pp. 72-80. (In Russ.)
2 Borisovsky A.I. Primety, obychai i poslovitsy v piati volostiakh Nizhegorodskogo uezda [Signs, customs, and proverbs in five regions of the Nizhny Novgorod county]. Nizhegorodskiisbornik [Nizhny Novgorod collection]. Nizhny Novgorod, Nizhegorodskii statisticheskii komitet Publ., 1870, vol. 3, pp. 197-225. (In Russ.)
3 Bulusheva E. Zagovory v fol'klore Saratovskogo Povolzh'ia [Incantations in the folklore of Saratov Volga region]. Saratovskii vestnik. Saratov, 1994, issue 4: Zagovory [Spells], pp. i-65. (In Russ.)
4 Vel'mezova E. Cheshskie zagovory. Issledovaniia i teksty [Czech incantations. Research and texts]. Moscow, Indrik Publ., 2004. 280 p. (In Russ.)
5 Vesnavyjapesni [Spring folk songs], comp. G.A. Bartashewich, L.M. Salavej. Minsk, Navuka i tekhnika Publ., i979. 608 p. (In Belarusian)
6 Volodina T. Zagovory ot chervei v rane — belorusskaia traditsiia na evropeiskom fone [Charms to cast worms out of the wound — Belarusian tradition against the European
background]. Zajednichko u slovenskom folklore [Common in Slovenian folklore], ed. by Lj. Radenkovich. Belgrade, Balkanoloshki Institute Publ., 2012, pp. 93-107. (In Russ.)
7 Golubykh M.D. Kazach'ia derevnia [Cossack village], ed. by M. Fenomenov. Moscow, Gos. izd-vo Publ., 1930. 324 p. (In Russ.)
8 Gusev A. Pover'ia, prazdniki, pesni i skazki v st. Ardonskoi Terskoi oblasti [Beliefs, holidays, songs, and fairy tales in Ardonskaya village in Terskaja region], Sbornik materialov dlia opisaniia mestnostei ipiemen Kavkaza [Collection of materials for describing areas and tribes in the Caucasus]. Tiflis, SMOMPK Publ., 1893, vol. 16, pp. 317-366. (In Russ.)
9 Dahl' V.I. O narodnykh vrachebnykh sredstvakh [On medical means in traditional folklore]. ZhurnalMinisterstva vnutrennikh del, St. Petersburg, 1843, no 8, pp. 161-186. (In Russ.)
10 Dahl' V.I. O pover'iakh, sueveriiakh i predrassudkakh russkogo naroda [On the beliefs, superstitions, and prejudices of the Russian people]. Illiustratsiia, St. Petersburg, 1845, no 16, pp. 250-251. (In Russ.)
11 Dahl' V. Tolkovyi slovar' zhivogo velikorusskogo iazyka [Explanatory dictionary of the living great Russian language], 2nd ed. St. Petersburg; Moscow, M.O. Vol'f Publ., 1880. Vol. 1. 723 p. (In Russ.)
12 Dobrovol'sky V.N. Smolenskii etnograficheskii sbornik [Smolensk ethnographic collection]. St. Petersburg, Tipografija E. Evdokimova Publ., 1891. Part 1. 716 p. (In Russ.)
13 Dzhordzhevich T.R. Detsa u verovanima i obichajima nashegnaroda [Children in the beliefs and customs of our people]. Belgrade, Srpska kralevska akademija Publ., 1941. 302 p. (In Serbian)
14 Zavyalova M.V. Balto-slavjanskii zagovornyi tekst, Lingvisticheskii analiz i model' mira [Baltic and Slavic text of incantation. Linguistic analysis and the model of the world]. Moscow, Nauka Publ., 2006. 563 p. (In Russ.)
15 Zelenin D.K. Opisanie rukopisei Uchenogo arkhiva Imperatorskogo Russkogo geograficheskogo obshchestva [Description of manuscripts of the Academic Archive of the Imperial Russian Geographical Society]. Petrograd, Tipografiia A.V. Orlova Publ., 1914. Issue 1. 484 p. (In Russ.)
16 Zelenin D. Totemy-derev'ia v skazaniiakh i obriadakh evropeiskikh narodov [Totem trees in the legends and rituals of European peoples]. Trudy Instituta antropologii, arheologii, etnografii [Proceedings of the Institute of Anthropology, Archeology and Ethnography]. Vol. 15. Issue 2. Etnograficheskaia seriia [Ethnographic series] 5. Moscow; Leningrad, Akademiia nauk SSSR Publ., 1937. 77 p. (In Russ.)
17 K. (Karpov U.S.) Predrassudki i pover'ia krest'ian v Petrovskom uezde Saratovskoi gubernii [Prejudices and beliefs of the peasants of Petrovsky county, Saratov province]. Otechestvennye zapiski, 1848, vol. 56, no 2, Smes', pp. 201-206. (In Russ.)
18 Kolosova V.B. Leksika i simvolika slavjanskoi narodnoi botaniki [Vocabulary and symbols of Slavic ethnobotany]. Moscow, Indrik Publ., 2009. 352 p. (In Russ.)
19 Krinichnaia N.A. Krest'ianin iprirodnaia sreda v svete mifologii. Bylichki, byval'shchiny ipover'ia Russkogo Severa [The peasant and the natural environment in the light of mythology. Mythological stories and beliefs of the Russian North]. Moscow, Russkii fond sodeistviia obrazovaniiu i nauke Publ., 2011. 622 p. (In Russ.)
20 Narodnaia demonologiia Poles'ia. Publikatsiia tekstov v zapisiakh 80-90-kh godov XX veka [Folk Demonology of Polessian region. Publication of the texts from the records made in the I980s-i990s], comp. and comm. by L.N. Vinogradova,
E.E. Levkievskaya. Moscow, JaSK Publ., 2010. Vol. 1. Liudi so sverkh"estestvennymi svoistvami [People with supernatural traits]. 647 p. (In Russ.)
21 Nizhegorodskie zagovory (V zapisiakh XIX-XX vekov) [Nizhny Novgorod incantations (In the records made in the i9th-20th centuries)], comp. and comm. by A.V. Koro-vashko. Nizhny Novgorod, Nichegorodskii gosudarstvennyi universitet Publ., 1997. 128 p. (In Russ.)
22 Nikiforovsky N.Ia. Prostonarodnyeprimety ipover'ia, suevernye obriady i obychai, legendarnye skazaniia o litsakh i mestakh [Popular signs and beliefs, superstitious rituals and customs, legendary tales about faces and places].Vitebsk, Gubernskaia tipo-litografiia Publ., 1897. 308 p. (In Russ.)
23 Pardalotsky O. Narodnye primety, sueveriia i predrassudki, zagovory i vorozhba [Folk signs, superstitions and prejudices, incantations and telling fortunes]. Novgorodskie gubernskie vedomosti. Chast' neofitsial'naia, 1875, no 19, pp. 9-10. (In Russ.)
24 Pskovskii oblastnoi slovar' [Pskov regional dictionary]. St. Petersburg, Sankt-Peterburgskii universitet Publ., 1995. Issue 11. 352 p. (In Russ.)
25 Pyatnitsky Ar. Sueveriia, pover'ia i primety, zagovory, lecheniia i gadaniia [Superstitions, beliefs and signs, incantations, medical means and divination]. Pribavlenie k Tul'skim eparkhial'nym vedomostiam, Tula, 1873, no 3, pp. 223-229. (In Russ.)
26 Religiia i tserkov' v Rossii [Religion and church in Russia]. Tiumen', Tiumenskii gosudarstvennyi universitet Publ., 1992. Issue 3. 96 p. (In Russ.)
27 Romanov E.R. Belorusskiisbornik [Belarusian collection]. Vitebsk, Tipo-litografija G.A. Malkina Publ., 1891. Issue 5. 448 p. (In Russ.)
28 Sadovnikov D.N. Etnograficheskie materialy Povolzhskogo kraia [Ethnographic materials of Volga region]. Simbirskiegubernskie vedomosti. Chast' neofitsial'naia, Simbirsk, 1874, no 34, 40. (In Russ.)
29 Serebrennikov V.N. Narodnye zagovory, zap. v Okhanskom u. Permskoi gubernii [Folk conspiracies recorded in the Ohanski county, Perm province]. Kruzhokpo izucheniiu severnogo kraiapri Permskom universitete [Perm University research group specializing on the northern region]. Perm', 1918, pp. 1-28. (In Russ.)
30 Slovar' russkikh narodnykhgovorov [Dictionary of Russian popular dialects], ed. by
F.P. Filin. Leningrad, Nauka Publ., 1965-. Vol. 1-. (In Russ.)
31 Slovnik ukraïns'koïmovi [Dictionary of Ukrainian language], ed. by P.P. Dotsenko, L.A. Jurchuk. Kiïv, Naukova dumka Publ., 1971. Vol. 2. 552 p. (In Ukrainian)
32 Sloynik belaruskikh gavorakpaynochna-zahodniaj Belarusi i jajepagranichcha [Dictionary of Belarusian dialects of North-Western Belarus and its border zones]. Minsk, Akademija Navuk Belaruskaj SSR Publ., 1980. Vol. 2. 728 p. (In Belarusian)
33 Traditsionnye obriady i obriadovyi fol'klor russkikh Povolzh'ia [Traditional rites and ritual folklore of the Russians in Volga region], comp. G.G. Shapovalova, L.S. Lavrent'eva. Leningrad, Nauka Publ., 1985. 360 p. (In Russ.)
34 Usacheva V.V. Slovesnye formuly v narodnoi meditsine slavian [Verbal formulas in Slavic folk medecine]. Etnolingvistika teksta. Semiotika malykh form fol'klora [Ethnolinguistic text. Semiotics of small forms of folklore]. Moscow, Nauka Publ., 1988, vol. 1, pp. 88-92. (In Russ.)
35 Adamek K. Lid na Hlinecku. Praha, Archeologicka komisse pri Ceské akademii cisare F. Josefa pro vëdy, slovesnost a umëni, 1900. 386 p. (In Czech)
36 Bartos Fr. Moravsky lid. Sebrané rozpravy z oboru moravské lidovëdy. Tele, E. Solce, 1892. 328 p. (In Czech)
37 Biegeleisen H. Lecznictwo ludupolskiego. Krakow, Polska Akademia umiejçtnosci, 1929. 371 p. (In Polish)
38 Lietuvi% uzkalbèjimai:gydymo formules, parengè D. Vaikevicienè, comp., ed. and introd. by D. Vaikevicienè. Vilnius, Lietuviq literatûros ir tautosakos institutas, 2008. 920 p. (In Lithuanian)
39 Mannhardt W., Heuschkel W. Wald- und Feldkulte. Mythologische Untersuchungen. Bd. 1. Der Baumkultus der Germanen und ihrer Nachbarstamme. 2 Auflage. Berlin, Borntraeger, 1904. 648 S. (In German)
40 Rokossowska Z. Zamawiania ("zmowlania") we wsi Jurkowszczyznie w pow. Zwiahelskim. Wisla, Warszawa, 1900, vol. 14, pp. 458-461. (In Polish)
41 Siarkowski W. Materialy do etnografii ludu polskiego z okolic Kielc. Cz. 2. Zbior wiadomosci do antropologii krajowej. Krakow, Polska akademia umiejçtnosci, 1879, vol. 3, pp. 3-61. (In Polish)
42 Smës. Cesky lid. Etnologicky casopis. Praha, 1912, vol. 22, pp. 204-207. (In Czech)
43 Szukiewicz W. Niektore wierzenia, pszesqdy i zabobony ludu naszego, legendy i podania. Kwartalnik litewski. Wilno, Stow. Naucz. Polskiego, 1910, vol. 4, pp. 111-124. (In Polish)
44 Talko-Hryncewicz J. Zarys lecznictwa ludowego na Rusipoludniowej. Krakow, Polska akademia umiejçtnosci, 1893. 470 p. (In Polish)
45 Werenko F. Przyczynek do lecznictwa ludowego. Materialy antropologiczno-archeologiczne i etnograficzne. Krakow, Polska akademia umiejçtnosci, 1896, vol. 1, pp. 99-228. (In Polish)
