CC BY
11
Published in the Russian Federation
Oriental Studies (Previous Name: Bulletin of the Kalmyk Institute
for Humanities of the Russian Academy of Sciences)
Has been issued as a journal since 2008
ISSN: 2619-0990; E-ISSN: 2619-1008
Vol. 16, Is. 2, pp. 428-443, 2023
Journal homepage: https://kigiran.elpub.ru
УДК / UDC 821.82-16.398
DOI: 10.22162/2619-0990-2023-66-2-428-443
Благопожелание чаю в калмыцкой лирике ХХ в.: фольклорный аспект
Римма Михайловна Ханинова1
1 Калмыцкий научный центр РАН (д. 8, ул. им. И. К. Илишкина, 358000 Элиста, Российская Федерация)
доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник 0000-0002-0478-8099. E-mail: khaninova[at]bk.ra
© КалмНЦ РАН, 2023 © Ханинова Р. М., 2023
Аннотация. Введение. В калмыцком фольклоре жанр благопожелания чаю (цээд тэвх йврэл) сопровождает многие обряды магической поэзии, направленные на здоровье, долголетие, благополучие, счастье человека, а также сохранение и процветание окружающего мира. Чай является одним из главных компонентов пищи — подношения духам предков и божествам, людям для исполнения благопожелания. В традиционной модели питания калмыков чай остается основным элементом. Актуальность статьи обусловлена малой изученностью авторского благопожелания чаю в калмыцкой поэзии ХХ в. Цели и задачи исследования определены выявлением таких примеров в жанровой парадигме, рассмотрении фольклорной традиции и новации, адекватности русского перевода. Материалами статьи стали репрезентативные стихотворения калмыцких поэтов, адресованные чаю, созданные на калмыцком и русском языках, в том числе в русском переводе. Методы исследования базируются на историко-литературном и сравнительно-сопоставительном подходах для раскрытия связи фольклора и поэзии, преемственности данного жанра в литературном процессе Калмыкии. В результате выяснилось, что в калмыцкой поэзии благопожелания чаю в фольклорном аспекте, претерпев некоторые изменения, были созданы во второй половине прошлого века. Выводы. Благопожелания чаю в стихотворениях калмыцких поэтов характеризуются синтезом жанра, сюжетностью, включением пословиц и поговорок, фольклорных формул, восхвалением напитка, описанием его приготовления, главенствующей роли в традиционной модели питания народа.
Ключевые слова: благопожелание, жанр, обряд, калмыцкий чай, калмыцкая поэзия, фольклорная традиция, перевод
Благодарность. Исследование проведено в рамках государственной субсидии — проект «Универсалии и специфика традиций монголоязычных народов сквозь призму кросс-культурных контактов и системы взаимоотношений России, Монголии и Китая» (номер госрегистрации: 123021300198-4).
Для цитирования: Ханинова Р. М. Благопожелание чаю в калмыцкой лирике ХХ в.: фольклорный аспект // Oriental Studies. 2023. Т. 16. № 2. С. 428-443. DOI: 10.22162/2619-0990-202366-2-428-443
Tea Well-Wishes in 20th-Century Kalmyk Lyric Poetry: The Folklore Aspect Revisited
Rimma M. Khaninova1
1 Kalmyk Scientific Center of the RAS (8, Ilishkin St., 358000 Elista, Russian Federation) Dr. Sc. (Philology), Leading Research Associate
0000-0002-0478-8099. E-mail: khaninova[at]bk.ra
© KalmSC RAS, 2023 © Khaninova R. M., 2023
Abstract. Introduction. In Kalmyk folklore, the genre of tea well-wishes (Kalm. цээд тэвх йврэл) accompanies many rituals characterized by magic poetry and aimed to secure health, longevity, well-being, human happiness, as well as preservation and prosperity of the surrounding world. Tea is a major meal component to be offered to the spirits of ancestors, deities, and individuals for the fulfillment of well-wishes. In Kalmyk traditional meals, tea remains a basic element. The article is topical enough since tea well-wishes in 20th-century Kalmyk poetry are still somewhat understudied. Goals. The study seeks to identify related examples in terms of genre, consider the folklore tradition and innovations, analyze available Russian translations for adequacy. Materials and methods. The article focuses on representative Kalmyk- and Russian-language (including Russian translations) poems by Kalmyk poets addressed to tea. Methodology rests on historical-literary and comparative approaches to reveal the relation between folklore and poetry, the continuity of this genre throughout Kalmykia's literary process. Results. The paper attests to the bulk of poetic tea well-wishes — in the folklore aspect — underwent some changes and were created in the mid-to-late 20th century. Conclusions. Tea well-wishes in writings of Kalmyk poets are characterized by genre syntheses, certain plots, inclusions of proverbs and sayings, folklore formulas, praises to the beverage, descriptions of how it be cooked, and its leading role in the ethnic meals model.
Keywords: well-wishes, genre, rite, Kalmyk tea, Kalmyk poetry, folklore tradition, translation Acknowledgements. The reported study was funded by government subsidy, project no. 123021300198-4 'Universals and Specifics of the Traditions of the Mongolian-Speaking Peoples through the Prism of Cross-Cultural Contacts and the System of Relations between Russia, Mongolia and China'.
For citation: Khaninova R. M. Tea Well-Wishes in 20th-Century Kalmyk Lyric Poetry: The Folklore Aspect Revisited. Oriental Studies. 2023; 16(2): 428-443. (In Russ.). DOI: 10.22162/2619-09902023-66-2-428-443
О
1. Введение
В традиционной модели питания мон-голоязычных народов чай занимает главенствующее место, определенное ранее экологической зоной проживания, скотоводческим типом хозяйствования кочевников, верованиями и обрядами [Викторова 1980; Жуковская 1988; Борджанова 1999; Бор-джанова 2007; Настинова 2014; и др.]. «Чай проник в Монголию из Китая в конце XVI -начале XII в. <.. .> Нередко в чай добавляли,
кроме молока, масло, соль, поджаренную муку, курдючное сало, пельмени, костный мозг барана, размельченное вяленое мясо» [Жуковская 1988: 75]. Чай входил в состав и будничной, и праздничной, и ритуальной пищи. По цветовой символике, освященной шаманскими верованиями, а затем, очевидно, переосмысленными и закрепленными буддийскими канонами, у монголов еда делилась на белую, желтую, зеленую, красную и черную, соответственно чистую и
нечистую. К белой и чистой еде относились молоко и молочные продукты, к желтой и чистой — масло, к зеленой и чистой — коренья и травы, к красной и нечистой — кровь, мясо и мясные продукты, к черной и нечистой — чай без молока, мясной бульон, чистая вода [Викторова 1980: 22]. Чай, следовательно, по его основным ингредиентам входит в состав белой пищи (монг. цагаан идээ; калм. цаhан идэн).
Цели и задачи исследования определены выявлением таких примеров в жанровой парадигме, рассмотрении фольклорной традиции и новации, адекватности русского перевода.
2. Благопожелание чаю в калмыцком фольклоре
Благодарное отношение к чаю у калмыков нашло отражение в устном народном творчестве: в эпосе, сказках, легендах, преданиях, пословицах, поговорках, загадках, адресованных этому напитку, в частности в благопожелании чаю — цээд тэвх йврэл [Джангар 1990; Обрядовый фольклор 1993; Хальмг улсин йeрэлмYД 2010; Пословицы, поговорки 2007; Пою степной нектар 2016; Мифы, легенды 2017].
Чай сопровождал многие календарные и семейные обряды в жизни народа, отражая благоговение перед этим напитком, происхождение которого по легендам связывали с буддийским священником, исцелившимся после тяжелой болезни при помощи чая или сотворившим его с помощью молитвы [Семь звезд 2004: 75-76; Мифы, легенды 2017: 162-165]. Так, в легенде «Зул» благодаря совету известного лекаря пить чай Зун-кава исцелился. «Божественный напиток, ниспосланный калмыкам, стал называться с тех пор калмыцким чаем или джомбой и считается первым угощением» [Семь звезд 2004: 75]. В «Легенде о калмыцком чае» («Хальмг цээhин туск туу^») говорится о том, что в одно из времен жил лама, который задумался над тем, как сделать людей сытыми и довольными, и решил силой молитв вырастить чай на калмыцкой земле. Узнав от мальчика, что благодаря молитвам через много дней появились невиданные цветы, лама произнес ему прекрасное бла-гопожелание: ут нас, бат кишг эдлх бол! [Мифы, легенды 2017: 164], т. е. пожелал долголетия, благополучия, счастья. Эти
формулы частотны в благопожелании чаю.
Например, такой «Цээhин йерэл» («Благопожелание чаю»): Нэ, хээрхн, /Цэ шицгн болв чигн /Идэнэ деещ болдг, /Цаасн нимгн болв чигн / Номин квлгн болдг. / Эн нерэд-сн зандн улан цээтн / Элвг хотынтн деещ болщ, / Огчэх кун еглЫэ эзн болщ, / Уущах нанд аршан болщ, / Иигщ тосч-тэкщэх эзн улс / Ут наста, бат кишгтэ болщ, / Олн квгшдYдин наснд курч, / Орчлцгин хор-мад багтщ йовхиг / Олн бурхд вршэх бол-тха! 'О, милостивый, чай, хоть и жидкий, становится почетным угощением, бумага, хоть и тонкая, является основой книги. Этот сандалово-красный чай, став обильной пищей-подношением, полученный от гостеприимного хозяина, подобен для меня божественному напитку, пусть гостеприимные хозяева живут долго, пребывают в благополучии, достигнут преклонных лет, пусть будут к ним благосклонны боги'1 [Хальмг улсин йeрэлмYД 2010: 58]. Идэ-ни деещ означает «почетное угощение», ном имеет несколько значений: 1) наука; 2) грамота, учеба; 3) уст. рел. учение, канон; 4) уст. книга [КРС 1977: 194, 380-381]. Сначала приведена калмыцкая пословица: Цэ шщгн болв чигн идэни деещ, Цаасн нимгн болв чигн номин квлгн болдг. 'Как ни жидок чай — первое угощение, / Как ни тонка бумага — основа книги'2 [Пословицы, поговорки 2007: 618]. Метафора «Орчлцгин хормад багт^ йовхиг» передает пожелание благополучного существования в подоле Вселенной, т. е. в этом мире.
Благопожелания чаю звучат во время зимнего и весеннего праздников Зул и Ца-ган Сар. Например, «Зулын цээhин йерэл» («Благопожелание чаю на Зул»): Цаасн нимгн болвчн, / Номин квлгн. Цэ шицгн болвчн, / Идэни деещ. / Ботхни щил hарча-на, / Олн-эмтн — цуhар врк болЫар /Байр-та, щирЫтэ болх, /Цуг мацhдуркмдн / Дуу-гщ-дYрклщ бээтхэ, / Эмтэ юмн hазр деер / Элвг-делвг щир^тхэ! 'Бумага, пусть и тонкая, основа книги. Чай, пусть и жидкий, почетное угощение. Пришел новый год, пусть люди, каждая семья будут радостны, счастливы, пусть все завтра пребывают в доволь-
1 Здесь и далее смысловой перевод автора статьи.
2 Здесь и далее перевод пословиц из издания [Пословицы, поговорки 2007] дан составителем указанной работы.
ствии, пусть все живое на земле благоденствует в мире и спокойствии' [Обрядовый фольклор 1993: 51]. Здесь также использована калмыцкая пословица, воздающая почести чаю, затем звучат формульные пожелания счастья, благополучия, мира. Ср. в «Ирсн гиичин йерэл» («Благопожела-ние гостям»), где в самом начале воздается должное не только чаю, но и кумысу (калм. чигэн): Цэ-чигэн элвг-делвг болщ 'Пусть будет у вас в изобилии чай и чигян', а затем следует описание чаепития: Улан зандн цээhэн уулдщ 'Напившись красного сандалового чая' [Хальмг улсин йерэлмYД 2010: 14]. Такое же начало в благопожелании сватам «Худнрин йерэл»: Цэ-чигэнтн элвг-делвг болщ, / Татв чигн, тасршго 'Пусть будет вдоволь у вас чая и чигяна, чтобы они не кончались (букв. метафорически: как бы ни тянули, не рвались)') [Хальмг улсин йерэлмYД 2010: 14].
Как правило, любое значимое действие и событие начинается и отмечается приготовлением чая, высказыванием благопоже-лания.
Существует множество рецептов калмыцкого чая, основные названия которого различаются: чай без молока (хар цз), обычный чай (цз) и лучший чай джомба (щомба) [КРС 1977: 628, 232]. Превосходство чая показано в пословице: Щомбаhас оцгдан хот уухшив, / Щораhас оцгдан мер унхшив 'Не хочу иного кушанья, кроме джомбы, / Не хочу ездить на иной лошади, кроме как на иноходце' [Пословицы, поговорки 2007: 546].
Напиток с использованием главных ингредиентов — прессованного плиточного чая, воды, молока, масла и соли — иллюстрирован одной из загадок: Деерзс ирсн дерсн-хурсн, / Дорас ирсн элвг хар, / Оцгинъ ясдг ел буурл, /Амтинъ ясдг амр цаhан, /Та-винъ хзздг тарЫ шар. (Цз, усн, Yсн, давсн, тосн). 'Сушеные листья и стебли, прибывшие сверху, / Обильное черное, прибывшее снизу, / Питательное белесое, придающее цвет, / Любимое белое, придающее вкус, / Жирное желтое, заботящееся об удовольствии. (Чай, вода, молоко, соль, масло)' [Пословицы, поговорки 2007: 748].
В ритуалах подношения пищи духам предков и божествам, угощения гостей чай первенствует: «А» Yзг — эрдмин деещ, / Ааh цз — идзнз деещ. 'Буква «А» — начало уче-
нья, / Чашка чая — начало еды' [Пословицы, поговорки 2007: 244]. Ср. с бурятской пословицей: «А» узэг эрдэмэй дээжэ, /Аяга сай эдеэнэй дээжэ, / Мэндэ гээшэ угэ зу-гаагай / хундэ. 'Буква А — начало учения, / Чашка чая — начало еды. / Приветствие „мендэ" разговора / начало' [Фольклор монгольских народов 2011: 297].
3. Материалы и методы
Темы и мотивы чая представлены в калмыцкой литературе ХХ в., в прозе, драматургии, поэзии, передавая традиционную модель питания, мировоззрение и мироощущение, этнические приоритеты народа. Есть стихотворения калмыцких поэтов, в которых упоминается или главным героем является этот национальный напиток.
Материалами исследования стали репрезентативные стихотворные тексты, адресованные калмыцкому чаю, созданные представителями разных поколений поэтов на калмыцком и русском языках в фольклорной традиции. Сопоставление при наличии у оригинала русского перевода дано с целью выявить соответствие авторского воплощения средствами иного языка при сохранении фольклорного дискурса.
Сразу отметим, что подобные стихотворения — йорялы чаю, судя по всему, отсутствовали в калмыцкой лирике первой половины прошлого столетия. Не находим их в довоенной и военной периодике калмыцких газет и журналов, в книгах, сборниках, альманахах первой половины прошедшего века. Причин, вероятно, для этого несколько: во-первых, приоритет общественно-политической, агитационно-идеологической, социально-экономической направленности поэзии в период борьбы и построения нового государства; во-вторых, государственная атеистическая политика, связанная с запретом вероисповедания, религиозных праздников и ритуалов; в-третьих, в годы сталинской ссылки невозможность создавать и публиковать произведения на родном языке, в-четвертых, малочисленность писателей, частью репрессированных и уничтоженных, и смена творческих поколений.
После возвращения калмыков на родину в 1957 г. воспевание возрождения коснулось многих сторон действительности, но тема чая по-прежнему оставалась на периферии писательского внимания. Так, в «Хальмг
поэзин антолог» («Антология калмыцкой поэзии», 1962) не было ни одного стихотворения о чае [Хальмг поэзин 1962]. Показательно, что одно из первых стихотворений о калмыцком чае «Цэ» («Чай», 1961) создано Босей Сангаджиевой в 1961 г. Оно вошло в ее вторую книгу «ШYлгYД» («Стихи», 1962) [Сангин Б. 1962а: 18-19].
Этот гендерный ракурс продолжен позднее в стихах Айсы Бамбаевой [Бамбан А. 1988], Веры Шуграевой [Шугран В. 2008; Шугран В. 2010], Осорин Утнасун [Осорин 2008], Риммы Ханиновой [Ханинова 2010; Ханинова 2011].
Один из немногих рассказов о чае «Хальмг цэ» («Калмыцкий чай», 1961) написан Бемом Джимбиновым, опубликован тогда же в альманахе «Теегин герл» [Жим-бин Б. 1961: 55-57]. Любопытно, что в рассказе монгольский гость в Москве сравнил национальные напитки, отдавая предпочтение калмыцкому угощению.
Обычно в последующих антологиях калмыцкой поэзии также стихи о калмыцком чае уступали в количественном отношении стихам, например, о калмыцком языке или о калмыцкой степи. Так, в «Поэзию Калмыкии», изданную на калмыцком и русском языках в 2009 г., включены стихи Боси Сангаджиевой, Сергея Бадмаева «Хальмг цэ», Ивана Бадма-Халгаева «Жомба», Айсы Бамбаевой «Хотын дее^» [Поэзия Калмыкии 2009: 87; 127, 141-142, 160], в русском переводе «Чай» Санджи Каляева, «Калмыцкий чай» Боси Сангаджиевой [Поэзия Калмыкии 2009: 185, 222]. В двухтомную антологию «Моя Россия, моя Калмыкия!» (2018) вошли русские переводы стихотворений Санджи Каляева «Чай», Михаила Хонинова «Калмыцкий чай», Тимофея Бем-беева «Джомба», Веры Шуграевой «Бабушки-калмычки», Николая Санджиева «Джом-ба», Осорин Утнасун «Калмыцкий чай», а также стихотворение Риммы Ханиновой «Джомба» [Моя Россия 2018а: 24-25, 194195, 226, 306; Моя Россия 2018б: 35-36, 198, 74-75]. Стихи Владимира Нурова о калмыцком чае опубликованы в оригинале «Хальмг цэ — бурхна ундн» [Нуура В. 2021: 104] и русском переводе [Нуров 2021: 104-105] в альманахе «Дар духовный» в 2021 г.
Подарочное издание о калмыцком чае «Пою степной нектар — пою калмыцкий чай» (2016) составили различные материа-
лы: этнографические, фольклорные, научные, художественные, в том числе избранные стихи поэтов о чае на калмыцком и русском языках.
Что касается собственно фольклорных материалов, то в сборнике «Народное творчество Калмыкии», изданном до войны в русском переводе, нет раздела с благопо-желаниями, но в разделе пословиц и загадок приведена известная загадка о калмыцком чае [Народное творчество 1940: 284]. Отсутствовали в подборке благопожеланий записи, адресованные калмыцкому чаю, на страницах довоенного сборника «Хальмг фольклор» («Калмыцкий фольклор», 1941) [Хальмг фольклор 1941].
В трудах калмыцких ученых, в изданиях калмыцкого фольклора немного йорялов о чае. Так, в сборнике «Хальмг улсин йерэл-мYД» («Калмыцкие народные благопожелания», 2010) собственно «Цээhин йерэл» («Благопожелание чаю») присутствует в четырех записях от четырех информантов [Хальмг улсин йeрэлмYД 2010: 16, 58, 135, 154]. При этом упоминание чая есть и в других благопожеланиях, связанных с праздниками Зул и Цаган Сар, адресованных пище — «Хотын йерэл» («Благопожелание пище»), «Дотрин йерэл» («Благопожелание субпродуктам») [Хальмг улсин йeрэлмYД 2010: 59, 87, 16, 121], в том числе на свадьбе, поминках и т. д. Нет благопожеланий чаю в сборнике «Цацлын дееж (Заздравное слово)», где представлены различные йорялы ойратов Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР [Цацлын дееж 1997].
Благопожелания чаю по разным поводам даны в оригинале, а также в русском переводе поэта Василия Чонгонова [Пою степной нектар 2016: 11-15].
Данная тема в калмыцкой поэзии ХХ в. рассмотрена в указанном аспекте на примере лирики М. Хонинова в статьях Р. М. Ха-ниновой [Ханинова 2005; Ханинова 2009].
Сравнительно-сопоставительный подход позволит выявить фольклорную традицию благопожелания чаю в стихах калмыцких поэтов разных поколений, а историко-литературный подход позволит определить преемственность традиции и новации авторских аналогов, частность обращения к заявленной теме, индивидуальное своеобразие выявленных образцов в калмыцкой лирике ХХ в.
4. Благопожелание чаю в калмыцкой лирике ХХ в.
4.1. Поэтика заглавия
Прежде всего обратимся к поэтике заглавия, чтобы показать целенаправленное обращение калмыцких поэтов к жанру благопожелания чаю. Из всех выявленных стихотворных текстов на калмыцком языке такая манифестация присутствует в заглавии произведения Андрея Джимбиева «Цээд йерэл тэвх» («Произнесут благо-пожелание чаю», 1984) [Жимбин А. 1984: 4]. Ср. в русском переводе Владимира Савельева иное заглавие «Калмыцкий чай» [Джимбиев 2020: 69]. В стихотворении А. М. Джимбиева, написанном в возрасте шестидесяти лет, — полемика с оппонентами, утверждавшими, что из-за калмыцкого чая может подниматься давление крови. Лирический субъект, защищая свой любимый напиток, напротив, заявлял: Цевр, чик ухаhарн / Цецгтзн ку_ртлзн бзздгзр, / ЗYркм цуцрлт yгahap / Зу куртлм цокдгар, /Ааhта цззhзн уунав, / Ардаснъ дзкн келгнзв 'Чтобы сохранить ум ясным и чистым, пребывая в наслаждении, чтобы сердце без перебоев билось до ста лет, пью пиалу чая, прошу налить следующую' [Жимбин А. 1984: 4]. Если лирический субъект высказал пожелание своим друзьям, в том числе оппонентам о вредности для здоровья такого чая, помянуть его после ухода из жизни сначала калмыцким чаем, а потом уже водкой (Цаhан зркд биш, / Цззд тYPYлзд йерзл тзвх), то у переводчика звучит иначе: «Друзья меня не водкой белой, / А чаем красным помянут» [Джимбиев 2020: 69]. Речь же идет не о противопоставлении чая водке, а об очередности пития в поминальном обряде калмыков. В благопожелании ушедшему в лучший мир человеку упоминались поминальная еда и подношение, чтобы пар горячей пищи достиг его, чтобы вкушаемое стало арша-ном (божественным) для присутствующих [Хальмг улсин йeрэлмYД 2010: 65, 69, 138].
Таким образом, автор, кстати, доживший до преклонных лет, использовал в своем произведении элементы восхваления -магтала и благопожелания-йоряла национальному напитку, выразив ментальный характер мироощущения народа.
В калмыцкой лирике ХХ в. среди заглавий репрезентативных стихотворений на родном языке о чае: единичны «Цэ»
(С. К. Каляев) и «Жомба» (Т. О. Бембеев, Иван Бадма-Халгаев), распространенные «Хальмг цэ» (Б. Б. Сангаджиева, М. В. Хо-нинов, Э. И. Тепкенкиев, С. М. Бадмаев), в сочетании со словом «цэ» (С. К. Каляев, Б. Б. Сангаджиева, М. В. Хонинов), со словосочетанием «хальмг цэ» (М. В. Хо-нинов), в сочетании со словом «йерэл» (А. М. Джимбиев). Названия также косвенным образом передают объект и предмет темы чая. Например, кем сваренный чай: «Кермнэ чансн цэ» («Чай, сваренный Кер-мен») С. К. Каляева, «Ээ^ин цэ» («Бабушкин чай») Б. Б. Сангаджиевой. Или характеристику чая: «Нарна амтнь — эмтэхнэрн йосн...» («Вкус солнца — настоящий.») М. В. Хонинова, «Хотын дее^» («Подношение пищей») А. Б. Бамбаевой. При этом стихи на калмыцком языке озаглавлены или непосредственно, или по первой строчке. Редко включены в рамку произведения посвящение, место и время создания, нет эпиграфа.
В калмыцкой русскоязычной лирике прошлого столетия калмыцкому чаю адресованы два стихотворения Джангра1 Насу-нова — «Чай», «Дядя Федя».
4.2. Фольклорный аспект в благопо-желаниях чаю калмыцких поэтов ХХ в.
Одно стихотворение на калмыцком языке начинается в соответствии с основным йорялом чаю — с пословицы о главенствующей роли чая в модели питания народа. Начало стихотворения Санджи Каляева «Цэ» (1971): Цз шицгн болвчн — / Идзни деещ болдг, /Цаасн нимгн болвчн—/ Номин келгн болдг 'Хоть и жидкий чай — начало почетного угощения. Хоть и тонкая бумага — основа книги' [Калян С. 1975: 4]. Ср. в переводе Константина Алтайского стихотворение «Чай» не имеет этих закавыченных четырех строк пословицы [Каляев 1971: 86]. Поэт воздает должное предкам, благословившим этот чай как почетное угощение: Овкнрин йерзhзд Yлдзсн / Олззтз «Идзни деещ»... [Калян С. 1975: 4]. Автор передает из калмыцкой степи свою благодарность чаеводам, конкретно из Аджарии, выражая от всего сердца благопожелание труженикам: Халъмг теегин дундас / Ханлт теднд ергщзнзв. / ЗYркин сззхн йерзлзс / Зевтз
1 Джангр Насунов — литературный псевдоним В. И. Насунова.
хамгинь тальвщанав [Калян С. 1975: 4]. Поэтому он, описывая их нелегкий труд, обращается к землякам с просьбой во время пития красного сандалового чая передавать привет грузинским чаеводам: Улан зандн цээhэн / Уущ суусн цагтан, / Аджарии цэ тэрэчдэн / Амhулц мендинь мврэдит [Калян С. 1975: 4]. Здесь определение чая по цвету как красного, подобного сандалу, формульное в фольклоре, в контексте эпитет подчеркивает сакральный статус этого дерева. Также используется колористическое сравнение чая с золотом: Алтан вцгтэ цээhэн... [Калян С. 1975: 4]. Эта формула, как и сравнение с солнцем, частотна в стихах калмыцких поэтов о чае. Ср. у переводчика произвольные включения: сравнение с янтарем, дополнения географических координат (Суматра, Цейлон), уточнение (окрестности Батуми), флора (магнолии, розы), а также неточности в показе посуды (стакан, чайник), в приготовлении чая, который варят, а не заваривают: «Заварку в чайник положи.» [Каляев 1971: 86]. В сборнике С. К. Каляева «Сын степей» (1974) тот же перевод К. Н. Алтайского имел иное название «Хвала чаеводу» [Каляев 1974: 28].
Близкое к фольклору описание приготовления чая наблюдаем в каляевском стихотворении «Кермнэ чансн цэ» («Чай, сваренный Кермен»). Так, вес куска масла, который не поднимет ворона, отсылает к эпической традиции: Керэ даашго тоста, / Келн ээдрм агта / Кермн ку^кнэ щомбаг / КелгYлэдууhад сууЫт. 'С маслом, который не поднимет ворона, крепкую, вяжущую язык джомбу, сваренную девушкой Кермен, садитесь выпить' [Калян С. 2005: 55]. Ср. в синьцзянской версии эпоса «Джангар», как указала Т. Г. Борджанова, сохранились формулы приготовления и пития чая богатырями, где упоминается положенный в напиток кусок масла, который может унести в клюве только ворона: Керэ эрэ даам тос авад, выпили такой крепкий чай, от которого язык вяжет: Келн ээдрм цээhэн ууhад (цит. по: [Борджанова 2007: 371]). Поэт подчеркнул, что чай размешали, как полагается, девяносто девять раз: Двчн йис самрсн [Калян С. 2005: 55]. Ср. калмыцкую поговорку: Цэ самрх дутман зандрдг. 'Чем дольше перемешиваешь чай, тем он становится гуще' [Пою степной нектар 2016: 618]. См. в той же синьцзянской эпической версии, где чай
помешивали слева направо: Буру звв самрад (цит. по: [Борджанова 2007: 371]).
У поэта те же традиционные красочные определения чая (улан зандн цэ 'красный сандаловый чай'), в то же время на протяжении всего текста (22 строки) встречается разное написание напитка: цэ (дважды, без учета заглавия) и щомба (дважды). Текст построен на рефрене начальных шести строк в конце стихотворения, синтаксическом параллелизме с парной анафорой, например: Хальмг чансн цэ /Хайщ hарвзач — ку.лэ! / Улан зандн цэ, / Уух дутман — ула! 'Калмыцкий сваренный чай не оставляй, не уходи, — подожди! Красный сандаловый чай, желая испить, — пей!' [Калян С. 2005: 55]. Об этом калмыцкая пословица: Халул-сн хальмг цэ хэрщ ирсн кyYкн хойр тоомср уга. 'Разогретый чай не так почетен, как и вернувшаяся от мужа дочь' [Пою степной нектар 2016: 16].
Такой же сюжет приготовления женщиной чая в стихотворении Боси Сангад-жиевой «Ээ^ин цэ» («Бабушкин чай», 1962). Бабушка называет калмыцкий чай почетным угощением: Хотын деещ гиhэд / Хальмг цээhэн ууна [Са^^ин Б. 1962б: 3]. Этой формулы (хотын деещ) нет в переводе «Чай моей бабушки» Наума Гребнева: [Сангаджиева 2018: 267]. Внучка, от имени которой ведется повествование, обращается к читателям, что раскроет им секрет приготовления бабушкиного чая. Она наблюдала, как старая женщина поджарила в котелке две ложки муки на сале, налила воду, бросила щепотку чая, мускатные листья (затин хамтхас), добавив соли. Ср. у переводчика: «И лавровый лист кладет» [Пою степной нектар 2016: 24]. См. зать 'мускатник, мускатный орех' [Манджикова 2007: 17; КРС 1977: 242-243]. Затем старушка вскипятила, размешала чай, заправила сливками, вновь вскипятила, положила ложку сливочного масла. Бабушка, попробовав напиток, удовлетворена результатом: Келн ээдрм нигтрв, / Керэ даамар вткрв 'Язык от крепости чая затвердел, чай загустел так, что ворона его поднимет' [СацЬщин Б. 1962б: 3]. Ср. с подобной формулой из каляевского стихотворения «Кермнэ чансн цэ». Этих бабушкиных слов нет в переводе, вместо кленовой пиалы (агч ааИ) указана чашка [Сангаджи-ева 2018: 277]. В этом стихотворении дана рецептура калмыцкого чая с поджаркой.
Тот же гендерный прием использован Б. Сангаджиевой в стихотворении «Хальмг цэ» («Калмыцкий чай»), обозначенном автором разными годами — 1961 и 1962. Несколько редакций текста отличаются стилистической правкой и последующим включением посвящения Л. С. Соболеву, тогдашнему председателю Союза писателей РФ, посетившему Калмыкию в середине 1960-х гг. Вначале лирический субъект задается вопросом, что не знает, где и когда появился калмыцкий чай, который готовит каждое утро. Трудно сказать, риторический ли это вопрос, поскольку легенда о происхождении калмыцкого чая достаточно известная. Здесь также показан процесс приготовления напитка, названного зандрсн цз 'крепкий чай или красный, как сандал', от слова зандн: 1) сандаловый, 2) перен. красный (как сандал), 3) крепкий [КРС 1977: 240]. Упомянуты компоненты чая: давста, Yстз, тоста 'с солью, молоком, маслом'. Описано угощение приезжего нового гостя чаем, обозначенным традиционной формулой хотын деещ. Характеристика гостем незнакомого прежде чая дана в сравнении вкуса напитка с медом, с запахом степных трав, утверждения, что лучше чая он не знал. В продолжение темы угощения автор обратился к читателю, приглашая его к чаепитию, заверяя в дружбе, адрес известен: там, где живет друг степей — калмык. Мана хайг — халъмгуд, / Мецк теегин инъгуд 'Наш адрес — калмыки, друзья вечной степи' [Са^^ин Б. 1962а: 19]. В поздней редакции: Танд хайган илгзнзв: / — Теегин инъг — халъмг! 'Отправлю вам адрес: друг степей — калмык!' [Са^^ин Б. 1986: 13]. В этой редакции актуализирована цитата из пушкинского «Памятника». Ср. в переводе Семена Липкина: «Как нас найти? В степи мы обитаем. / Иль вам напомнить? „Друг степей / калмык."» [Сангаджиева 1978: 39].
Фантастический сюжет чаепития человека с солнцем развернут в стихотворении Михаила Хонинова «Хальмг цэ уудгтан нарн» («Солнце, пьющее калмыцкий чай», 1966), отсылая к такому же сюжету в известном стихотворении В. В. Маяковского о необычном приключении на даче [Хони-нов 2009: 227]. Обыгрывая красный цвет солнца, калмыцкий поэт открыл для себя его «тайну»: красный цвет калмыцкого чая повлиял на окраску светила. Фольклорная
традиция чаепития отражена в его обилии, а также в сравнении раскрасневшихся любителей чая с цветом тамариска: Суха мет улаhад однавидн [Хоньна М. 1966: 50]. Суха — жидовинник, таволжанка, тамариск [Манджикова 2007: 28].
Такие формульные сравнения присутствуют в эпизодах калмыцкого эпоса «Джангар» при чаепитии богатыря Минги-яна и трех богатырей-малышей [Джангар 1990: 111, 280, 148, 335]. Подразумевается, что лирический субъект-поэт сам приготовил чай для солнца. В другом стихотворении М. В. Хонинова «Хальмг цэ» («Калмыцкий чай», 1971), наоборот, мужчина готовит чай в гостях для друзей-тюменцев. Рамка произведения: Тюмень — 1970 г., с посвящением («Моим друзьям-тюменцам посвящаю»), тогда поэт участвовал в Днях советской литературы в Тюменской области. Такой гендерный подход обусловил приготовление «всесоюзного чая» на сибирской земле. Фольклорный гиперболизм в описании процесса подготовки большого количества калмыцкого чая в огромном котле, разлития его в такую широкую пиалу, которую могут поднять, как в эпосе (Щацhрахна баатр-муд), семьдесят один человек, призван подчеркнуть приоритет главного напитка в угощении и богатырскую силу сибиряков. Поэт уверен, что его чай понравится народам Советского Союза, всем людям при чаепитии произнесут благопожелание: Цуг Союзд цзм таасгдхм, / Цуг змтн уухларн йерзхм [Хоньна М. 1971: 26].
Как и Б. Б. Сангаджиева, воздавая похвалу полезным свойствам национального напитка, который утолит жажду в зной и согреет в холод, М. В. Хонинов также перечислил составные компоненты чая (устз, тоста, давста 'с молоком, маслом, солью'), заверяя, что в этом чае есть и благословение его матери: Ээщнрин заяснъ бззнз, уутн! [Хоньна М. 1971: 28]. «Так пейте его на здоровье, / мой чай, / И счастливы будьте, / как счастлив ваш край!» (пер. Алексея Смольникова) [Хонинов 1972: 97].
В другом хониновском стихотворении «Ундн-цээhим эдлит» («Отведайте мой чай-напиток», 1971) — элементы восхвале-ния-магтала калмыцкому чаю, сравнимому с цветом солнца, в характеристике его достоинств (утолит жажду и голод, согреет в холод, подобен аршану — божественно-
му напитку) соседствуют с обязательным благопожеланием хозяевам: сэн бээШт, / Ундн-цээhэн / вгсн улс 'Живите в благополучии, люди, угостившие чаем' [Хоньна М. 1971: 94]. Если у Б. Б. Сангаджиевой вкус калмыцкого чая позиционируется со вкусом меда, степных трав, то в стихотворении М. В. Хонинова «Нарна амтнь — эмтэхнэрн йосн...» («Вкус чая настоящий.», 1978) [Хоньна М. 1978: 22] вкус чая метафорически соотнесен со вкусом солнца, обозначая связь человека и природы, солярную символику в верованиях кочевников.
Санжара Байдыев актуализировал соленость чая, без которого не понять вкус национального напитка: Даслт болщ одсн / агта хальмг цэ / Давсн уга болхла, / Амтнь нанд медгдхш 'Привыкший к крепкому калмыцкому чаю, когда в нем нет соли, его вкус мне непонятен' [Байдын С. 1963: 35]. Ср. в переводе Д. М. Долинского и В. А. Стрелкова: «Калмыцкий чай. / Я привык к нему, / Ароматному, / розовому, / как рассвет. / Только вкус его истинный я не пойму, / Если соли, соли в нем нет» [Байдыев 2000: 317].
Поэт сравнил вкус чая со вкусом жизни, в которой настоящее счастье можно узнать в сравнении с несчастьем. В одном из восьмистиший С. Л. Байдыев, акцентируя народное гостеприимство, указал на взаимосвязь доброты и пищи: Санан-сэн сед-клэр йовсн болхла, / Самрщасн улан цээлэ харУхч 'Если идешь с добрыми помыслами, всегда встретишься с красным чаем, который помешивают' [Байдын С. 1968: 27], т. е. с угощением. Но если у тебя иные помыслы, ни к кому не заходи, иди прочь: Кемр тал-дан ухата йовсн болхла, / КенэhYрчн орлго, хащуhар давич [Байдын С. 1968: 27]. Ср. в переиначенном переводе Д. М. Долинского: «Если с добрыми мыслями входишь, запомни тогда, / По преданью калмыцкому, к чаю поспеешь всегда. / Ну, а если закончился чай, ты не верь, что не ждут / — Доброта и тепло никогда не кончаются тут» [Байдыев 2000: 339].
Ср. в стихотворении монгольского поэта Дожоогийна Цэдэва «Юрта в Великой Гоби», где путник, найдя в пустыне юрту, чтобы утолить жажду: «увидел порядок в распахнутой юрте, / Даже чай кипяченый еще был горяч. / Так считают в народе: /
Если путник заходит / И отведает чая — радость в дом принесет» (пер. Анатолия Пар-пары) [Из монгольской 1981: 234].
В раннем непритязательном по содержанию и форме стихотворении «Хальмг цэ» (1963) Эрнест Тепкенкиев, воздав хвалу национальному напитку (придает силы, дает отдых), использовал те же формульные определения чая (цээ^н идэн, зандн улан цэ), подчеркнул аромат чая от положенного в него мускатного ореха, от которого обильный пот выступает: Затин унрнь дааврта, / Заядар квлс hарhна [Тевкнкин Э. 1963: 21].
Такие формулы также частотны в народном йоряле, например: Кезэ чигн улан цээhэн уущ / Квлсэн hарhщ, мацна тинь-гр 'попивая красный чай, с потным лбом' [Пою степной нектар 2016: 12]. См. об этом и в стихах Б. Б. Сангаджиевой, М. В. Хони-нова и др. Э. И. Тепкенкиев закончил свои размышления риторическими вопросами: Иим сээхн хотыг / Эдллго hарч болдв? / Ирэд hарсн кYYг / YYгэр тоолго бээдв? 'Разве можно уйти, не попробовав такой прекрасной еды? Разве можно не угостить ею гостей?' [Тевкнкин Э. 1963: 21].
С произведением Э. И. Тепкенкиева перекликается стихотворение Сергея Бад-маева с тем же названием, с теми же характеристиками чая, но более подробными в художественных средствах. Здесь сливки и масло, придающие густоту и крепость чаю, с запахом мускатного ореха и солью любимый чай сандалового цвета. От его аромата капает слюна с языка, при виде красноватого чая душа отдыхает: Кацкнсн Yнрuнь соцсхнь / Келнэсм ШYлсн асхрна. / Зандрсн вцгинь Yзхнь / Заядар седклм амрна [Бад-мин С. 1975: 77]. Когда болит голова, после калмыцкого чая словно отдыхаешь. Пью, чуть остудив, красный сандаловый чай, славлю благоуханную калмыцкую степь: Улан зандн цээhэн / Ууринь hарhад уунав. / Уурхан сац теегэн / Урмдынь вргэд магт-нав [Бадмин С. 1975: 77]. Как у Э. И. Теп-кенкиева и Б. Б. Сангаджиевой, звучит приглашение читателям на чаепитие, пожелание стать друзьями. Ведь двери просторной степи заранее распахнуты, крепкий калмыцкий чай уже готов: У теегин YYдн / Урдаснь белн, секэтэ. /Зандрсн хальмг цэ /Зуух деер нерэтэ [Бадмин С. 1975: 77].
4.3. Благопожелание джомбе калмыцких поэтов ХХ в.
Два стихотворения начала 1990-х гг. Т. О. Бембеева и И. С. Бадма-Халгаева имеют одинаковое заглавие «Жомба» («Джом-ба»). Такой чай фигурирует в простой калмыцкой загадке: Усзр Yслнзв, / Ухрар тослнав, /Халъмпр тзвзд, /Халуhар уунав. Щомба 'Молоком заправлю, масло ложкой кладу, положив гвоздику, горячим пью. Джомба' [Пою степной нектар 2016: 17].
У Т. О. Бембеева семейный сюжет, как в стихотворении Б. Б. Сангаджиевой «Ээ^ин цэ» («Бабушкин чай»), но это уже чаепитие с мамой. Ааhд щомба кеhзд / Аакм тзвзд оркхла — / Нарн деернъ кевзд, / Намчрад сззхн одхла 'Когда мама, приготовив джом-бу, нальет в пиалу, солнце на поверхности, расплываясь, узорчато плывет' [Бембин Т. 1994: 27]. Переводчик Олег Дмитриев пояснил эту метафору («Солнца лик — кружочек золотой»), т. е. кусочек масла в чае [Бембе-ев 2005: 33]. Когда же выпьешь джомбы, внутри у тебя — смотри! — солнце радугой переливается всеми цветами: Дотрм нарн — хзлз! — / ДоНлц эмгнзhзр солцhрна [Бем-бин Т. 1994: 27]. Поэт использовал метафорическое обозначение радуги — доНлц эмгн ('неполная радуга') вместо слова солц. Прием психологического параллелизма (пение жаворонка, звуки домбры и гармошки) акцентирует гармонию человека с природой; этот художественный прием не использован при переводе. Заключительная строфа связывает лирического субъекта-поэта с матерью, равной для него солнцу, вдохновляющей его на творчество: он просит ее вновь налить ему джомбы. В этом плане стихотворение Т. О. Бембеева близко стихотворению М. В. Хонинова «Солнце, пьющее калмыцкий чай» темой поэзии.
Ранее Т. О. Бембеев перевел на калмыцкий язык стихотворение бурятского поэта Цыдена-Жапа Жимбиева «АаЬ цэ» («Пиала чая», 1966) со сходными мотивами и фольклорными формулами: гостю преподнесут прежде всего пиалу с чаем (ТYPYлзд танд ааh цз бзрYлх), чай (хоть без молока, хоть с молоком, хоть с сахаром) нужно пить горячим (Халуhар цззНинъ уутн), чай назван почетным угощением (идзн): «А» Yзг эрд-мин эк гидмн, / Ааh цз идзни деещ болдмн [Жимбиев 1966: 52] 'Буква «А» — начало знания, пиала чая — почетное угощение'.
В то же время мотив первенства чая над водкой перекликается со стихотворением А. М. Джимбиева «Цээд йерэл тэвх»: Ун-нднъ келхлз, уусн / ааh цз / Унтз гисн зркзс / деер гихч 'По правде говоря, пиала выпитого чая лучше дорогой водки' [Жимбиев 1966: 52].
И. С. Бадма-Халгаев в своем стихотворении «Жомба» так же, как Б. Б. Сангаджи-ева, задался риторическим вопросом, когда появился калмыцкий чай, как он стал почетным угощением. Поэт использовал вслед за С. К. Каляевым («Кермнэ чансн цэ») фольклорные формулы о вороне и масле, о крепости чая: Керз даам тосар тослгдсн, / Келн ээдрм агта цзм! 'Мой чай, с куском масла, который может поднять ворона, такой крепкий, что вяжет язык!' [Бадм-Хаа-лhин И. 1993: 3]. Здесь те же ключевые слова о чае как об аршане (сетрз аршан 'освященный напиток'), главной пище (Нол-лгч идзнъ), о его перемешивании (самрх), о пользе (эрYл-менд) для молодых и старых. По сравнению с рецептурой чая в других стихах калмыцких поэтов тут упоминаются такие пряности, как гвоздика и перец (халъ-мпр, бурш). Национальную принадлежность чая калмыкам заключают строки, в которых утверждается неповторимость напитка, звучит приветствие гостям от людей, живущих по этому обычаю, степных калмыков: Иим сонън идзНзр болхла, /Ирсн гиичзн тосхла — тавта, / Тер зацшалар бзздг улс — / Теегин халъмгуд болдгнъ лавта! [Бадм-Хаа^ин И. 1993: 3].
«Хотын дее^» («Подношение пищей») А. Б. Бамбаевой начинается с приготовления чая. По признанию лирического субъекта, не знает лучшей еды, ведь у калмыков чай в большом почете. Молодой поэт заключил: Халъмг цззНзн тевчщ, / Хотын деещ гинз 'Почитая калмыцкий чай, говорят: «подношение пищей»' [Бамбан А. 1998: 24].
4.4. Благопожелание чаю в калмыцкой русскоязычной лирике ХХ в.
Одно из программных стихотворений «Чай» (1971) русскоязычного поэта Джан-гра Насунова открывало первую книгу «Голоса расстояний» (1971). «Средь многих яств его мы отмечаем», — сразу заявил он. Подтвердил первоочередность напитка в национальной модели питания на примере собственного деда: «Не потому ль повсюду
и везде, / Не пригубив живительного чая, / Мой дед не прикасается к еде?» [Насунов 1971: 5]. Если во второй строфе вначале чай традиционно позиционируется как угощение, украшение стола, то там же появляется исторический экскурс власти: «И хан бывал намного человечней, когда ладони грела пиала» [Насунов 1971: 5]. Через тактильную метафору («ладони грела пиала») передана чайная церемония: чай всегда пили горячим. Психологически поведение властелина тоже объяснимо: известно влияние еды на настроение, самочувствие человека. Современный ракурс в третьей строфе явлен мирной картиной отдыхающих за чаем чабанов. В такой временной и пространственной амплитуде (история — современность, хан — дед — чабаны) эксплицитно явлена тема сибирской ссылки, в которой оказалась семья будущего поэта в декабре 1943 г. Эта же тема в стихотворении «Дядя Федя», где автор понимающе вспоминал грусть своей бабушки: «Без хлеба я неделю продержусь, / А вот без чая столько не сумею» [Насунов 1971: 19]. Семейный сюжет также расширен за счет истории о русском соседе, дяде Феде, обменявшем на базаре свой паек и новые калоши на плитку чая для калмыцкой семьи. Интересна метафора, представленная словно кинематографическими средствами: «А чай входил, он был уже в сенях, / И дядя Федя вырос у порога: „Я чай принес. Я был вчера в Ложках, / Но, правда, чай надпиленный немного"» [Насунов 1971: 19].
Вещь (прессованный плиточный чай) и человек с вещью-чаем появляются в тексте за кадром и в кадре. Следует панорама, приходят соседи. Это не просто совместное чаепитие, это ностальгия по степной родине, отставленной не по своей воле. Поэтому так пронзительны эти строки, передающие цвет и запахи родного края ключевыми маркерами: «Тот чай калмыцкий, купленный в Ложках, / Был словно дождь негаданный в пустыне. / Он солнцем грел, и степью он пропах, / Кизячным дымом, запахом полыни» [На-сунов 1971: 19]. Текст, также датированный 1971 г., имеет посвящение «В. Сидорову». Московский поэт Валентин Сидоров написал предисловие ко второй книге калмыцкого поэта. Дружба русского и калмыцкого народа, выдержавшая проверку историей и временем, передавала голоса расстояний.
Сибирский локус этого стихотворения пересекается с сибирским локусом стихотворения «Калмыцкий чай» М. В. Хонинова, также отбывавшего ссылку в период сталинских репрессий против калмыцкого народа.
5. Заключение
Стихи, адресованные национальному напитку, в калмыцкой лирике ХХ в. созданы на родном языке и на русском (Д. На-сунов). Выявленные тексты представителей разных поколений были написаны во второй половине прошлого столетия. Ранее таких примеров, в том числе и в жанре поэмы, не наблюдаем по разным причинам, указанным выше. Анализ стихотворений с главным героем-чаем показал ту или иную связь с фольклорным жанром — благопо-желанием чаю (цээд тэвх йерэл), сопровождавшим календарные и семейные обряды, значимые события в жизни человека. Сохраняя эту преемственность, калмыцкие поэты создавали свои произведения, включая ключевые слова (йерэл, магтал, улан зандн цэ, хальмг цэ, щомба, ^ллгч идэн, аршан, ааh, Yсн, тосн, давсн), формульные выражения (хотын деещ, самрх, халун уур, эрул-менд, сэн бээтн, керэ даам тоста, келн ээдрм агта), образы, цветовые сравнения (с солнцем, золотом, тамариском), вкусовые (вкус меда, солнца, трав), метафоры, разнообразные сюжеты — семейные, гостевые, исторические, фантастические, с разными лирическими субъектами в гендер-ном дискурсе. Поэтика заглавия выражена по-разному: собственно названием или по первой строчке; среди заглавий: «Цэ», «Жомба», чаще «Хальмг цэ», а также в сочетаниях со словом цэ, словосочетанием хальмг цэ, иными наименованиями. Рама произведения не имела эпиграфов, редко датирована, сопровождалась иногда посвящением (Б. Б. Сангаджиева, М. В. Хонинов, Д. Насунов). Композиция обычно небольших текстов в основном была линейной, реже кольцевой, временной диапазон — прошлое и современность. Фантастический ракурс в стихотворении М. В. Хонинова «Хальмг цэ уудгтан нарн» — чаепитие с солнцем, элементы разных жанров — разговора, благопожелания, похвалы. Сибирский контекст ссылки народа имплицитно явлен в стихах М. В. Хонинова «Хальмг цэ» и Д. Насунова «Чай», «Дядя Федя». Кал-
мыцкая пословица о первенстве чая и бумаги открывала стихотворение С. К. Каляева «Цэ». Часть стихотворений строится на обращении к читателю. Отсутствие же обращения к божествам, характерного и для жанра благопожелания чаю, в стихах калмыцких поэтов объясняется цензурой, атеистической направленностью поэзии тех лет. Нет сюжетов на тему легенд о создании калмыцкого чая. «Легенда о калмыцком чае» Владимира Бамбаева не принимается
Литература
Бадмин С. 1975 — Бадмин С. Хальмг цэ (= Калмыцкий чай) // Теегин герл. 1975. № 3. Х. 77. Бадм-Хаалйин И. 1993 — Бадм-ХаалНин И. Жомба (= Джомба) // Хальмг Yнн. 1993. Лу сарин 27. Х. 3. Байдыев 2000 — Байдыев С. А. Избранное: стихи. Элиста: Джангар, 2000. 436 с. Байдын С. 1963 — Байдын С. «Даслт болж одсн агта хальмг цэ.» (= «Привыкший к крепкому калмыцкому чаю...») // Байдын С. Нерэдлйн: шул^д болн поэм (= Посвящение: стихи и поэма). Элст: Хальмг дегтр йарйач, 1963. Х. 35. Байдын С. 1968 — Байдын С. «Ут хаалЪдчн зуур хотн харИхла.» (= «Если встретится тебе на долгом пути хотон...») // Теегин герл. 1968. № 2. Х. 27. Бамбан А. 1998 — Бамбан А. Хотын дееж (= Первинки пищи) // Бамбан А. ТYPYH дурн (= Первая любовь): шYлгYД. Элст: Жацйр, 1998. Х. 24.
Бембеев 2005 — Бембеев Т. Джомба // Бембе-ев Т. О. На уровне сердца: стихи и поэма. Элиста: Джангар, 2005. С. 33. Бембин Т. 1994 — Бембин Т. Жомба // Умшл^ на дегтр: эклц классмудин сурhульчнрт нерэдгджэнэ (= Книга для чтения 1-4 классов). Элст: ЖацЬр,1994. Х. 27. Борджанова 1999 — Борджанова Т. Г. Магическая поэзия калмыков: Исследование и материалы. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1999. 182 с.
Борджанова 2007 — Борджанова Т. Г. Обрядовая поэзия калмыков (система жанров, поэтика). Элиста: Калм. кн. изд-во, 2007. 592 с. Викторова 1980 — Викторова Л. Л. Монголы. Происхождение народа и истоки культуры. М.: Наука, ГРВЛ, 1980. 224 с. Дар духовный 2021 — Дар духовный: альманах: на калм. и рус. яз. / сост. Э. А. Эльдышев, В. Б. Чонгонов, Е. Н. Решетникова. Элиста: [б. и.], 2021. 272 с.
нами во внимание ввиду низкого художественного уровня по форме и содержанию [Дар духовный 2021: 265-266]. Большинство текстов о чае отвечают традиционной системе стихосложения, некоторые же стихи М. В. Хонинова построены «лесенкой».
Фольклорный аспект благопожела-ния чаю в калмыцкой лирике начала нового столетия показал преемственность традиции в творчестве поэтов разных поколений.
Джангар 1990 — Джангар. Калмыцкий героический эпос. На калмыцком и русском языках. М.: Наука, ГРВЛ, 1990. 475 с. Джимбиев 2020 — Джимбиев А. Калмыцкий чай // Джимбиев А. М. Избранное: Неиссякаем бытия исток... Элиста: РИА «Калмыкия», 2020. С. 69.
Жимбиев 1966 — Щимбиев Ц.-Щ. Аай цэ (= Пиала чая) // Теегин герл. 1966. № 1. Х. 52. Жимбин А. 1984 — Щимбин А. Цээд йерэл тэвх (= «Произнесут благопожелание чаю.») // Хальмг Yнн. 1984. Декабрин 5. Х. 4. Жимбин Б. 1961 — Щимбин Б. Хальмг цэ (= Калмыцкий чай) // Теегин герл. 1961. № 2. Х. 55-57. Жуковская 1988 — Жуковская Н. Л. Категории и символика традиционной культуры монголов. М.: Наука, ГРВЛ, 1988. 196 с. Из монгольской 1981 — Из монгольской поэзии ХХ века / пер. с монг., сост. Г. Михайлов. М.: Худож. лит., 1981. 278 с. Каляев 1974 — Каляев С. Хвала чаеводу // Каляев С. К. Сын степей: стихотворения и поэмы. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1974. С. 28. Каляев 1971 — Каляев С. Чай // Каляев С. К. Восходит день. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1971. С. 86.
Калян С. 2005 — Калян С. Кермнэ чансн цэ (= Чай, сваренный Кермен) // Калян С. Те-егин булг. Элст: Хальмг дегтр Иарйач, 2005. Х. 55-56.
Калян С. 1975 — Калян С. Цз (= Чай) // Хальмг
Yнн. 1975. Январин 16. Х. 4. КРС 1977 — Калмыцко-русский словарь / под ред. Б. Д. Муниева. М.: Русский язык, 1977. 768 с.
Манджикова 2007 — Манджикова Б. Б. Хальмг орс терминологическ толь (урИмлмудын болн мал-адусна нерэдлИн) (= Калмыцко-русский терминологический словарь (флора и фауна). Элиста: КИГИ РАН, 2007. 98 с. Мифы, легенды 2017 — Мифы, легенды и предания калмыков / подготовка текстов, пер.,
вступит. ст., примеч., комментарии, указатели, словарь, сверка калмыцких текстов Т. Г. Басанговой, Т. А. Михалевой; отв. ред.
A. А. Бурыкин, Е. И. Кузьмина, В. В. Кука-нова, Г. Ц. Пюрбеев. М.: Наука, Вост. лит., 2017. 367 с.
Моя Россия 2018а — Моя Россия, моя Калмыкия: Антология поэзии Калмыкии в 2 тт. Т. 1 / сост. Э. А. Эльдышев, предисл. Б. А. Бичее-ва. Элиста: Нац. библ-ка им. А. М. Амур-Са-нана, 2018. 352 с.
Моя Россия 2018б — Моя Россия, моя Калмыкия: Антология поэзии Калмыкии в 2 тт. Т. 2 / сост. Э. А. Эльдышев. Элиста: Нац. библ-ка им. А. М. Амур-Санана, 2018. 320 с.
Народное творчество 1940 — Народное творчество Калмыкии / сост. И. Кравченко. Сталинград; Элиста: Областное изд-во, 1940. 314 с.
Настинова 2014 — Настинова Г. Э. Чай, молоко в жизни калмыцкого этноса. Элиста: Джан-гар, 2014. 128 с.
Насунов 1971 — Насунов Д. Голоса расстояний. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1971. 62 с.
Нуров 2021 — Нуров В. Калмыцкий чай — напиток богов // Дар духовный: альманах: на калм. и рус. яз. / сост.: Э. А. Эльдышев,
B. Б. Чонгонов, Е. Н. Решетникова. Элиста: [б. и.], 2021. С. 104-105.
Нуура В. 2021 — Нуура В. Хальмг цэ — бурхна ундн (= Калмыцкий чай — напиток богов) // Дар духовный: альманах: на калм. и рус. яз. / сост.: Э. А. Эльдышев, В. Б. Чонгонов, Е. Н. Решетникова. Элиста: [б. и.], 2021.
C. 104.
Обрядовый фольклор 1993 — Обрядовый фольклор калмыков / сост., вступ. ст., коммент. Н. Ц. Биткеева. Элиста: Санан, 1993. 79 с.
Осорин 2008 — Осорин У. Калмыцкий чай // Осорин У. Зимний цветок. Стихи на калм. и рус. яз. Элиста: Джангар, 2008. С. 98.
Пословицы, поговорки 2007 — Пословицы, поговорки и загадки калмыков России и ойра-тов Синьцзяна / сост., перевод Б. Х. Тодае-вой. Элиста: Джангар, 2007. 839 с.
Пою степной нектар 2016 — «Пою степной нектар — пою калмыцкий чай» / сост., аппарат издания А. Т. Баяновой, П. Э. Алексеевой. Элиста: РИА «Калмыкия», 2016. 192 с.
Поэзия Калмыкии 2009 — Поэзия Калмыкии: антология: на калм. и рус. яз. / гл. ред. Д. Б. Дорджиева. Элиста: Герел, 2009. 352 с.
Сангаджиева 1978 — Сангаджиева Б. Калмыцкий чай // Сангаджиева Б. Б. Калмыцкий чай. Стихотворения и поэмы. М.: Сов. Россия, 1978. С. 38-39.
Сангаджиева 2018 — Сангаджиева Б. Чай моей бабушки // Сангаджиева Б. Б. Избранное: стихи, поэмы. М.: Арго-Книга, 2018. 432 с.
Сац1^ин Б. 1962а — Сафщин Б. Хальмг цэ (= Калмыцкий чай) // Сац1щин Б. Шул^д. Элст: Хальмг дегтр ИарИач, 1962. Х. 18-19.
Сац1^ин Б. 1962б — Сафщин Б. Ээ^ин цэ (= Бабушкин чай) // Хальмг Yнн. 1962. Де-кабрин 2. Х. 3.
Сац1^ин Б. 1986 — Сафщин Б. Хальмг цэ (= Калмыцкий чай)// Сац1^ин Б. Мини жирклм — мини теегм (= Моя жизнь — моя степь): шYлгYД. Элст: Хальмг дегтр ИарИач, 1986. Х. 12-13.
Семь звезд 2004 — Семь звезд: калмыцкие легенды и предания / сост., пер., вступ. ст., коммент. Д. Э. Басаева. Элиста: Калм. кн. изд-во, 2004. 415 с.
Тевкнкин Э. 1963 — Тевкнкин Э. Хальмг цэ (= Калмыцкий чай)// Хурц Yг. Шинэс бичжрх 16 поэтнрин шулгс (= Острое слово. Стихи 16 молодых поэтов) / БYPДЭгч Хоньна М. (Сост. М. Хонинов). Элст: Хальмг госиздат, 1963. Х. 21.
Фольклор монгольских народов 2011 — Фольклор монгольских народов: исследование и тексты. Т. 2. Бурятский фольклор / сост. С. С. Бардаханова, С. Д. Гымпилова. Элиста: Джангар, 2011. 444 с.
Хальмг поэзин 1962 — Хальмг поэзин анто-лог (= Антология калмыцкой поэзии) / бурдэИэчнр Калян С., Мацга И., Санган Л. Элст: Хальмг госиздат, 1962. 304 х.
Хальмг улсин йерэлмYД 2010 — Хальмг улсин йерэлмYД (= Калмыцкие народные благопожелания) / сост., вступ. статья М. Э.-Г. Эрд-ни-Горяева. Элиста: КИГИ РАН, 2010. 160 с.
Хальмг фольклор 1941 — Хальмг фольклор (= Калмыцкий фольклор) / БYPДЭж кеснь, нур Yгинь болн темдгудинь бичснь Ле^нэ Ц., Шалвра Г. (Составление, предисловие, примечания Ц. Леджинова, Г. Шалбуро-ва). Элст: Хальмг госиздат (Калмгосиздат), 1941. 461 х.
Ханинова 2009 — Ханинова Р. М. Разговор с солнцем в лирике Владимира Маяковского, Давида Кугультинова и Михаила Хонинова // Художественный мир Давида Кугульти-нова: сб. науч. тр. Элиста: Калм. ун-т, 2009. С. 24-35.
Ханинова 2011 — Ханинова Р. Джомба // Байр-та. 2011. 31 марта. С. 3.
Ханинова 2010 — Ханинова Р. Чай и пиала // Калм. ун-т. 2010. 8 апреля. С.3.
Ханинова 2005 — Ханинова Р. М. Семиоти-ко-культурологический концепт еды в вос-
точном дискурсе: чай и чигян в творчестве Михаила Хонинова // Юг России: взаимодействие народов и культур. Сб. науч. ст. Элиста: Джангар, 2005. С. 129-140.
Хонинов 1972 — Хонинов М. Калмыцкий чай // Хонинов М. В. Все начинается с дороги: стихи и поэмы. М.: Современник, 1972. С. 95-97.
Хонинов 2009 — Хонинов М. Солнце, пьющее калмыцкий чай // Поэзия Калмыкии: антология: на калм. и рус. яз. / гл. ред. Д. Б. Дорджи-ева. Элиста: Герел, 2009. С. 227.
Хоньна М. 1978 — Хоньна М. «Нарна амтнь — эмтэхнэрн йосн...» (= «Вкус солнца — настоящий.») // Хоньна М. ТeрскнYрм бичэ хатн: шYлгYД болн шулгэр бичсн туук. (= Не стреляйте в Родину мою: стихи и повесть в стихах). Элст: Хальмг дегтр hарhач, 1978. Х. 22.
Хоньна М. 1971 — Хоньна М. Эрэсэн тецгр дор: шул^д болн поэм (= Под небом России:
References
Badmaev S. (Badmin S.) Kalmyk tea. Teegin gerl. 1975. No. 3. P. 77. (In Kalm.)
Badma-Khalgaev I. (Badm-Khaalyin I.) Jomba. Khal'mg unn. 1993, February 27. P. 3. (In Kalm.)
Baidyev S. (Baidyn S.) 'If you happen to meet a settlement on your way ...'. Teegin gerl. 1968. No. 2. P. 27. (In Kalm.)
Baidyev S. (Baidyn S.) 'Strong Kalmyk tea is [my old] habit ...'. In: Baidyev S. (Baidyn S.) The Nomination. Poems. Elista: Kalmykia Book Publ., 1963. P. 35. (In Kalm.)
Baidyev S. A. Selected [Writings]: Poems. Elista: Dzhangar, 2000. 436 p. (In Kalm.)
Bambaeva A. (Bamban A.) Food offering. In: Bam-baev A. (Bamban A.) The First Love. Poems. Elista: Dzhangar, 1998. P. 24. (In Kalm.)
Bardakhanova S. S., Gympilova S. D. (comps.) Folklore of Mongols: Studies and Texts. Vol. 2: Buryat Folklore. Elista: Dzhangar, 2011. 444 p. (In Russ.)
Basaev D. E. (comp.) The Seven Stars [of Ursa Major]: Kalmyk Legends and Tales. Elista: Kalmykia Book Publ., 2004. 415 p. (In Russ.)
Bayanova A. T., Alekseeva P. E. (comps.) 'Glorifying Nectar of Steppe — Glorifying Kalmyk Tea'. Elista: RIA Kalmykia, 2016. 192 p. (In Kalm. and Russ.)
Bembeev T. (Bembin T.) Jomba. In: Primary School Reader. Elista: Dzhangar, 1994. P. 27. (In Kalm.)
Bembeev T. Jomba. In: Bembeev T. O. At the Heart
стихи и поэма). Элст: Хальмг дегтр hapha4, 1971. 171 х.
Хоньна М. 1966 — Хоньна М. Хальмг цэ уудгтан нарн (= Солнце, пьющее калмыцкий чай) // Хоньна М. ЦаИан-Нуурин айсмуд: шулгуд (= Цаган-Нурские мотивы: стихи). Элст: Хальмг дегтр hарhач, 1966. Х. 50.
Цацлын дееж 1997 — Цацлын дееж. Зу^арин хальмгудын йерэл, магталмуд болн хYрмин йосн (= Заздравное слово. Благопожелания, восхваления и свадебный обряд калмыков Синьцзяна) / бурдэгч Н. Содмон (Составитель Н. Содмон). Элст: Хальмг дегтр hарhач, 1997. 174 х.
Шугран В. 2008 — Шугран В. Хальмг цэ (= Калмыцкий чай)/ Шугран В. Мини дегтр. Элст: Хальмг дегтр hарhач, 2008. Х. 245-246.
Шугран В. 2010 — Шугран В. Хальмг эмгд (= Бабушки-калмычки) // Шугран В. Шул-глэн. (Поэзия) Элст: Герл, 2010. Х. 76.
Level. Poems. Elista: Dzhangar, 2005. P. 33. (In Kalm.)
Bitkeev N. Ts. (comp.) Kalmyk Ritual Folklore. Elista: Sanan, 1993. 79 p. (In Kalm. and Russ.)
Bordzhanova T. G. Kalmyk Magic Poetry: Study and Materials. Elista: Kalmykia Book Publ., 1999. 182 p. (In Russ.)
Bordzhanova T. G. Kalmyk Ritual Poetry: Genre System, Poetics. Elista: Kalmykia Book Publ., 2007. 592 p. (In Russ.)
Burykin A. A., Kuzmina E. I., Kukanova V. V., Pyurbeev G. Ts. (eds.) Kalmyk Myths, Legends and Tales. T. Basangova, T. Mikhaleva (text prep., foreword, etc.). Moscow: Nauka — Vo-stochnaya Literatura, 2017. 367 p. (In Kalm. and Russ.)
Dordzhieva D. B. (ed.) Poetry of Kalmykia: Anthology. Elista: Gerel, 2009. 352 p. (In Kalm. and Russ.)
Dzhimbiev A. (Jimbin A.) Tea well-wishing be recited. Khal'mg ünn. 1984, December 5. P. 4. (In Kalm.)
Dzhimbiev A. Kalmyk tea. In: Dzhimbiev A. M. Selected [Writings]: The Inexhaustible Source of Being... Elista: RIA Kalmykia, 2020. P. 69. (In Russ.)
Dzhimbinov B. (Jimbin B.) Kalmyk tea. Teegin gerl. 1961. No. 2. Pp. 55-57. (In Kalm.)
Eldyshev E. A. (comp.) My Russia, My Kalmykia: Anthology of Kalmykia's Poetry. In 2 vols. Vol. 1. B. Bicheev (foreword). Elista: Amur-Sanan National Library of Kalmykia, 2018. 352 p. (In Russ.)
Eldyshev E. A. (comp.) My Russia, My Kalmykia: Anthology of Kalmykia's Poetry. In 2 vols. Vol. 2. Elista: Amur-Sanan National Library of Kalmykia, 2018. 320 p. (In Russ.) Eldyshev E. A., Chongonov V. B., Reshetnikova E. N. (comps.) The Gift of Spirit. Almanac. Elista, 2021. 272 p. (In Kalm. and Russ.) Erdni-Goryaev M. E.-G. (comp.) Kalmyk Well-Wishing Verses. Elista: Kalmyk Humanities Research Institute (RAS), 2010. 160 p. (In Kalm.)
Jangar: A Heroic Epic of the Kalmyk [People]. Moscow: Nauka — GRVL, 1990. 475 s. (In Kalm. and Russ.) Jimbiev Ts.-J. The bowl of tea. Teegin gerl. 1966.
No. 1. P. 52. (In Kalm.) Kalyaev S. (Kalyan S.) [Kalmyk] tea cooked by Kermen. In: Kalyaev S. (Kalyan S.) The Steppe Spring. Elista: Kalmykia Book Publ., 2005. Pp. 55-56. (In Kalm.) Kalyaev S. (Kalyan S.) [Kalmyk] tea. Khal'mg unn.
1975, January 16. P. 4. (In Kalm.) Kalyaev S. (Kalyan S.), Matsakov I. (Matsga I.), Sangaev L. (Sangan L.) (comps.) Kalmyk Poetry: Anthology. Elista: Kalmykia Book Publ., 1962. 304 p. (In Kalm.) Kalyaev S. Praised be tea grower. In: Kalyaev S. K. The Son of Steppe. Poems. Elista: Kalmykia Book Publ., 1974. P. 28. (In Russ.) Kalyaev S. Tea. In: Kalyaev S. K. The Day Arises. Elista: Kalmykia Book Publ., 1971. P. 86. (In Kalm.)
Khaninova R. Jomba. Bayrta. 2011, March 31. P. 3. (In Russ.)
Khaninova R. M. Conversation with the Sun in lyric poems by Vladimir Mayakovsky, David Ku-gultinov and Mikhail Khoninov. In: The Poetic World of David Kugultinov. Collected papers. Elista: Gorodovikov Kalmyk State University,
2009. Pp. 24-35. (In Russ.)
Khaninova R. M. Semiotic and culturological concept of food in Oriental discourse: Tea and chi-gyan (fermented milk) in Mikhail Khoninov's works. In: South Russia — the Meeting Point of Ethnic Groups and Cultures. Collected papers. Elista: Dzhangar, 2005. Pp. 129-140. (In Russ.) Khaninova R. Tea and bowl. Kalmytskiy universitet.
2010, April 8. P. 3. (In Russ.)
Khoninov M. (Khonina M.) 'Taste of the Sun be finest of all ...'. In: Khoninov M. (Khoni-na M.) Don't Shoot at My Motherland. Poems and novel. Elista: Kalmykia Book Publ., 1978. P. 22. (In Kalm.) Khoninov M. (Khonina M.) The Sun to drink Kalmyk tea. In: Khoninov M. (Khonina M.) Melodic Motifs of Tsagan Nur. Poems. Elista: Kal-
mykia Book Publ., 1966. P. 50. (In Kalm.)
Khoninov M. (Khonina M.) Under the Sky of Russia. Poems. Elista: Kalmykia Book Publ., 1971. 171 p. (In Kalm.)
Khoninov M. Kalmyk tea. In: Khoninov M. V. It All Begins with the Path. Poems. Moscow: Sovremennik, 1972. Pp. 95-97. (In Russ.)
Khoninov M. The Sun to drink Kalmyk tea. In: Dordzhieva D. B. (ed.) Poetry of Kalmykia: Anthology. Elista: Gerel, 2009. P. 227. (In Russ.)
Kravchenko I. (comp.) Folk Culture of Kalmykia. Stalingrad, Elista: [Kalmyk Autonomous] Oblast [Book] Publ., 1940. 314 p. (In Russ.)
Ledzhinov Ts. (Lejnä Ts.), Shalburov G. (Shalvra G.) (comps.) Kalmyk Folklore. Elista: Kalmgo-sizdat, 1941. 461 p. (In Kalm.)
Mandzhikova B. B. Kalmyk-Russian Terminological Dictionary: Flora and Fauna. Elista: Kalmyk Humanities Research Institute (RAS), 2007. 98 p. (In Kalm. and Russ.)
Mikhaylov G. (comp.) Twentieth-Century Mongolian Poetry. Moscow: Khudozhestvennaya Literatura, 1981. 278 p. (In Russ.)
Muniev B. D. (ed.) Kalmyk-Russian Dictionary. Moscow: Russkiy Yazyk, 1977. 768 p. (In Kalm. and Russ.)
Nastinova G. E. Tea, Milk in Kalmyk Ethnic Life. Elista: Dzhangar, 2014. 128 p. (In Russ.)
Nasunov D. The Voices of Distance. Elista: Kalmykia Book Publ., 1971. 62 p. (In Russ.)
Nurov V. (Nuura V.) Kalmyk tea — nectar of Heaven. In: Eldyshev E. A., Chongonov V. B., Reshetnikova E. N. (comps.) The Gift of Spirit. Almanac. Elista, 2021. P. 104. (In Kalm.)
Nurov V. Kalmyk tea — nectar of Heaven. In: Eldyshev E. A., Chongonov V. B., Reshetnikova E. N. (comps.) The Gift of Spirit. Almanac. Elista, 2021. Pp. 104-105. (In Russ.)
Osorin U. Kalmyk tea. In: Osorin U. The Winter Flower. Poems. Elista: Dzhangar, 2008. P. 98. (In Kalm. and Russ.)
Sangadzhieva B. (Saqyjin B.) Kalmyk tea. In: San-gadzhieva B. (Saqyjin B.) Poems. Elista: Kalmykia Book Publ., 1962. Pp. 18-19. (In Kalm.)
Sangadzhieva B. (Saqyjin B.) Kalmyk tea. In: Sangadzhieva B. (Saqyjin B.) My Fortune — My Steppe. Poems. Elista: Kalmykia Book Publ., 1986. Pp. 12-13. (In Kalm.)
Sangadzhieva B. (Saqyjin B.) Mother's tea. Khal'mg ünn. 1962, December 2. P. 3. (In Kalm.)
Sangadzhieva B. Kalmyk tea. In: Sangadzhieva B. B. Kalmyk Tea. Poems. Moscow: Sovetskaya Rossiya, 1978. Pp. 38-39. (In Russ.)
Sangadzhieva B. My grandmother's tea. In: Sangadzhieva B. B. Selected [Writings]: Poems. Moscow: Argo-Kniga, 2018. 432 p. (In Russ.)
Shugraeva V. (Shugran V.) Kalmyk tea. In: Shu-graeva V. (Shugran V.) My Book. Elista: Kalmykia Book Publ., 2008. Pp. 245-246. (In Kalm.)
Shugraeva V. (Shugran V.) To a Kalmyk old woman. In: Shugraeva V. (Shugran V.) Poetry. Elista: Gerl, 2010. P. 76. (In Kalm.)
Sodmon N. (comp.) The Words of Sprinkle Offerings: Yöräls, Magtals, and Wedding Rites of Xinjiang Oirats (Kalmyks). Elista: Kalmykia Book Publ., 1997. 174 p. (In Russ.)
Tepkenkiev E. (Tövknkin E.) Kalmyk tea. In:
Khoninov M. (Khonina M.) (comp.) The Sharp Word: New Poems by Sixteen Poets. Elista: Kalmykia Book Publ., 1963. P. 21. (In Kalm.)
Todaeva B. Kh. (comp.) Kalmyks of Russia and Oirats of Xinjiang: Proverbs, Sayings and Riddles. Elista: Dzhangar, 2007. 839 p. (In Kalm. and Russ.)
Viktorova L. L. Mongols: Ethnic and Cultural Backgrounds. Moscow: Nauka — GRVL, 1980. 224 p. (In Russ.)
Zhukovskaya N. L. Mongolian Traditional Culture: Categories and Symbols. Moscow: Nauka — GRVL, 1988. 196 p. (In Russ.)
Ф
