CC BY
83
В свою очередь среди предшественников Максима можно назвать стоиков с учением о «семенных логосах» (но это не «замыслы», не «воления» и не принцип познания индивидуального, а скорее, принцип его «развертывания») и Плотина с индивидуальными идеями — но поскольку это именно «идеи», а не целостные предметы, то бытие предметов содержит в себе нечто «лишнее», причем «лишнее» не как проявления свободы и самостоятельности твари, как в христианстве, а как затронутости злом и небытием (материей).
Во многом схожими проблемами занималась немецкая классическая философия. Кант, устанавливая специфику человеческого познания, допускает, что существовала бы возможность не «составного» (соединения чувственного восприятия и понятий), а целостного нечувственного и непонятийного (интуитивного) познания индивидуальной вещи — для иного рода, не-человеческой (божественной), способности мышления, которая бы представляла собой деятельность по созданию предметов мысли (Критика чистого разума В 68 и 72). Дальнейшее развитие немецкого идеализма во многом представляет собой попытку доказать, что такой способностью обладает и человеческий разум.
Для Фихте «я» способно к исчерпывающему познанию всего потому, что само создает все. Интеллектуальная интуиция и умозрительное «конструирование» предмета (проблематика, идущая от Канта) у Шеллинга и Гегеля предполагают, что конечный разум способен «вместить» в себя абсолют, переняв его способность к созданию предметов, на которые направлено мышление. Однако и Фихте, и Шеллинг, и Гегель вновь возвращаются к античному представлению об истинном познании как о мышлении в понятиях и созерцании общих идей, тогда как индивидуальный предмет, содержащий в себе «иное» идеи, тем самым оказывается, с точки зрения немецких идеалистов, принципиально неполным по сравнению с идеей.
Д. Ю. Дорофеев
БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОБРАЗ УЧИТЕЛЯ В ДИАЛОГАХ ПЛАТОНА,
ИЛИ БЫЛ ЛИ СОКРАТ ЛИЧНОСТЬЮ
Внимание автора обращено на проблему понимания человеческой личности в связи с такой центральной фигурой древнегреческой философии, как Сократ, чей биографический образ был представлен в диалогах Платона. Как теоретическая конструкция понятие личности родилось и развивалось только начиная с христианской культуры. Однако оно может быть понято и как практическое воплощение в жизни человеческой уникальности и самоценности. В этом смысле Сократ был воспринят его учениками, в первую очередь Платоном, именно как настоящая личность во всей полноте этого понятия.
Ключевые слова: Сократ, понятие личности, диалоги Платона.
Dorofeev D. Y. Biographical image of Teacher in Plato’s dialogues, or was Socrates with person?
The attention of author was devoted to problem of understanding of conception human person in relation to such central figure of Ancient Greek culture and philosophy as Socrates whose biographical image was presented exclusive by means of investigation of Plato’s dialogues. A conception person can be understand as theoretical construction and in this sense it was born and had been developing only since Christian culture; but person may be understand as practical
living incarnation of human unique and self-value, and in this sense Socrates was perceived with his pupils, first of all Plato, as real person, although Ancient did not know this conception.
Keywords: Socrates, human person, Plato’s dialogues.
Даже по отношению к событиям собственной частной жизни человек зачастую непроизвольно заменяет в своем отношении к прошлому живое непосредственное ощущение минувшей действительности формализованными и опосредующими оценками, установками, впоследствии пришедшими знанием и опытом. Что же говорить о событиях, которые подвергались рассмотрению сотнями поколений и чей живой образ, кажется, уже окончательно потонул и скрылся под надстройками многочисленных интерпретаций и комментариев. Для европейской культуры и философии таким событием является Сократ.
Такова судьба всех тех, кто, не принадлежа себе, становится уделом истории, становится мифом. Если в современном виртуальном мире пользователь одновременно является автором (см. принципы художественного письма Милорада Павича), то мифологизирующая деятельность — это проявление нашей, современников, активности в деле создания образа чем-то выдающегося предка. И хотя деятельность эта неизбежна и отвечает самой сути человеческого сознания, что было уже не раз исследовано в феноменологии сознания и мифа (даже если она и называлась диалектикой, как это было у А. Лосева), влечение к той первичной глубинной очевидности не настоящих, а прошедших времен все же неизбежно живет в философах и, прежде всего, в историках философии.
Это стремление побуждает нас вновь попытаться критически отнестись к тому шлейфу представлений, через которые мы привыкли смотреть на Сократа. Здесь мы ограничимся осуществлением этой задачи в отношении уместности применения к древнегреческому мыслителю понятия личность и созданию биографического образа Сократа в диалогах Платона, его ученика и младшего современника.
Вопрос о том, возможно ли говорить об античной, особенно древнегреческой личности, приобретает особую остроту применительно к Сократу. Многие уважаемые исследователи античной культуры (Вернан и Жернэ, Лосев и Ярхо, Адкинс и Тахо-Годи и др.) признают, что в Древней Греции не было представления о личности. И дело здесь не только в том, что в древнегреческом языке не было соответствующего понятия (хотя и существует позиция, считающая, что отсутствие в языке слова автоматически означает отсутствие явления, им обозначаемого, но она кажется безосновательной — ведь никто не будет спорить, что в Древней Греции, при отсутствии соответствующего языкового понятия, существовала культура). Скорее дело в том, что древнегреческая культура исходила из приоритета общности перед отдельностью (Sondersein), рассматривала человека как растворенного в общности (космическо-полисной), понимала его исключительно из нее, как служащего средством или эманацией (пастухом, проводником, как будет говорить Хайдеггер) ее проявления. Античная антропология, по крайней мере классического периода, основывалась на принципах космоцентризма, телесной определенности, внешних общинно-групповых механизмах самоопределения; об этом у нас, впрочем, много писалось12.
12 См. напр.: Лосев А. Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. Кн. II.— М.: Искусство, 1994.— С. 277-303, 511-524; Кон И. С. Открытие «Я».— М.: Политиздат, 1978.— С. 145-168.
При этом не будем забывать, что и само понятие личности может трактоваться самым разнообразным образом, хотя зачастую проблема как раз состоит в том, что исследователи употребляют это понятие как общепринятое, само собой разумеющееся, т. е. без артикуляции собственного понимания, без ясной и отчетливой определенности. Личность в философской антропологии — это не то же самое, что личность в психологии, социальных науках или в истории. В каждой из перечисленных дисциплин ее рассмотрение строится на своих собственных принципах. Поэтому, например, многие представители современной исторической антропологии считают уместным говорить об античной личности, т.к. для них нет принципиального отличия между индивидуальностью и личностью, а индивидуальность в Древней Греции была выражена ярко13.
Но очень часто бывает, что понятие со своим устойчиво утверждаемым значением и способом применения не помогает понять живую действительность, а наоборот, редуцирует ее к искусственно конституированным схемам. Это приводит к тому, что понятие начинает обосабливаться от обозначаемого явления, начинает обретать автономную и самодостаточную жизнь, приобщаясь логике, которой исследователь замыкается в «понятийной реальности», теряя какую-либо связь с реальностью жизненной, непосредственной — даже если она и имела место быть почти двадцать пять веков назад. Время от времени необходимо уметь порываться сквозь заслоны понятий к живой реальности, т. е. использовать не дедукцию как путь исследования от общего понятия к единичному примеру, а индукцию, от единичного — к общему.
В качестве такого единичного примера мы и возьмем Сократа, который сам использовал индуктивный метод исследований. Поэтому давайте попытаемся максимально непредвзято отнестись как к самому понятию «личность», так и к Сократу. В конце концов, личность — это ведь не исключительно «теоретическая конструкция», которая, действительно, стала активно развиваться позже, в христианстве, и мы не можем отказать в ней человеку, который, как представитель своей эпохи и культуры, не подпадает под правила этой конструкции. Да и сам Сократ был не спекулятивным теоретиком, его философия воплощалась в уникальной, яркой, трагической жизни, нашедшей полноту своего воплощение, свою «плерому» в живых беседах на агоре и в мужественном принятии смерти в темнице. Поэтому все ученики Сократа, и не только ученики, признавали бесспорное значение и ощутили на себе всю силу влияния неповторимой сократовской... да, здесь уместней и точней всего сказать «личности», это определение трудно заменить каким-нибудь другим. Так, собственно, и поступает Вернер Йегер, говоря, что главный мотив многочисленных описаний Сократа заключался «в переживании того, что мы называем личностью, пусть даже в языке не было понятия для выражения этой идеи»14.
Личность — не объективируемая «метка», наличие или отсутствие которой позволяет говорить о уместности соответствующего («личностного») понимания человека; скорее, личность — это определенное самоотношение. Но подобное лич-
13 Что и подтвердил состоявшийся еще в 1988 г. семинар по исторической психологии и антропологии под руководством А. Я. Гуревича на тему «Индивидуальность и личность в истории» (Одиссей. Человек в истории. Личность и общество. 1990.— М.: Наука, 1990.— С. 6-90).
14 Йегер В. Пайдейя. Воспитание античного грека. Т. 2.— М.: Греко-латинский кабинет Ю. В. Ши-чалина, 1987.— С. 52.
ностное самоотношение не может себя не проявлять, а потому оно не может не быть воспринятым окружающими. В этом смысле очевидно, что Сократ манифестировал себя совсем иначе, чем его предшественники и даже современники (среди которых было, конечно же, большое количество ярчайших индивидуальностей), и эта ина-ковость, личностная инаковость, не могла быть не замеченной и не оцененной. Возможно, Сократ был признан тем, что позже будут называть «личностью», его друзьями, для себя же самого он был афинским гражданином, пекущимся о благе своего полиса, т. е. своих сограждан. Можно сказать, что он был личностью, не зная об этом.
И неудивительно, что «личностность» (РегвопНсЬкей) Сократа привела к возникновению литературных жанров, в которых можно было по-новому, более полно, чем раньше, выразить понимание человека — жанра диалогов и воспоминаний. Более того, можно предположить, что именно уникальность Сократа побудила к появлению жанра личностной биографии. Во времена Сократа, как известно, интерес к человеку выражался преимущественно двумя риторическими способами: энкомием, похвальным словом, и псогосом, формой поношения и осуждения; оба они были ограничены в своих возможностях и не столько выражали уникальность человека, сколько конструировали по заданным схемам изначально выбранный образ. В дальнейшем появится и р1о<;, форма максимально полной справочной биографии, наиболее характерным примером которой можно назвать «Жизнеописания» Диогена Лаэртского. И хотя давно уже считается общепризнанным, что в наиболее близком к современному пониманию биография предстала на рубеже 1-П вв. н.э. у Плутарха, я хотел бы попытаться показать, что некоторые главные черты этого жанра были представлены (правда, в разобщенной форме) уже в диалогах Платона, где предстает уникальный личностный образ Сократа.
Для этого не следует оценивать и разбирать сократовскую философию ни саму по себе, ни через диалоги его ученика. Достаточно лишь попытаться «сухо» представить биографические данные жизни Сократа, найденные нами в диалогах Платона. Конечно, среди них есть диалоги с большей или меньшей биографической ценностью. Так, пожалуй, самым значимым в качестве биографического источника жизни Сократа являются ранние произведения, и прежде всего «Апология Сократа», а вот, например, «Филеб» и вообще все поздние диалоги Платона дают в этом плане крайне мало. Однако зрелые диалоги Платона почти всегда имеют вводную часть, в которой как непроизвольно, так и сознательно вводятся важные детали биографического образа Сократа; много интересных и важных характеристик разбросаны и позже. Можно постараться эти детали собрать, оставляя их интерпретацию на будущее, чтобы увидеть неприкрытый ничем остов сократовской жизни, который выразительней любых комментариев. Многие факты жизни хорошо известны, особенно философам, но давайте посмотрим их в контексте личностной проблематики. И пусть тогда каждый ответит для себя сам, был ли Сократ «личностью».
А. А. Клестов
ПЛАТОНОВСКИЕ РЕМИНИСЦЕНЦИИ В УЧЕНИИ О ПРИРОДЕ И МЕХАНИЧЕСКИХ ИСКУССТВАХ ГУГО СЕН-ВИКТОРСКОГО
Новые философские тенденции в философии XII в. в значительной степени были связаны с деятельностью магистра Гуго Сен-Викторского. Это философ стал первым, кто ввел в область средневековой философии искусство механики, что значительно расширило кругозор философской мысли. Гуго Сен-Викторский делает предметом изучения диалог Платона «Тимей» в его интерпретации неоплатоника Халкидия, что определяет его натурфилософские воззрения. Вместе с использованием концепции знания как «припоминания» это становится одним из самых ярких примеров возвращения Гуго к платонизму.
Ключевые слова: августинизм, Гуго-Сен-Викторский, дидаскалион, механические проблемы, платонизм, неоплатонизм.
KlestovA. A. The reminiscences from Platon in the doctrine of nature and arts of mechanics of Hugue of Saint-Victor.
The Intellectual Renaissance is a period of the flight of the philosophy of Boethius and Augustine, biblical exegesis (glossarium, summae), development of Episcopal education. To a considerable extent these new philosophical tendencies were connected with the Victorien School and activity of magister Hugues of Saint Victor. This philosopher is a first in the Middle Ages, who put into the field of the philosophy the arts of Mechanics, broadening her intellectual horizon. It happens by a new state of a questions of the Nature for the Augustinism. Hugue introduces and wide uses the dialogue of Platon «Timeus» interpreted by neo-plutonian Chalchidius (VI). As a greet nation for the connection and imitation Homo Faber to the Nature, Hugue come out platonisien term «reminiscence».
Keywords: Augustinism, Hugue of Saint-Victor, Didascalicon, matters of mechanics, Platonism, Neo-Platonism.
«Интеллектуальный ренессанс» как термин появился с 1928 г. в работах Ч. Г. Гаскинса15. В последующем понятие получило довольно широкое распространение среди специалистов и теперь является термином с устойчивым содержанием для характеристики философии Европы XII в. «Интеллектуальный ренессанс» — период взлета философии Боэция и Августина, библейской экзегезы (глоссарии, суммы), развития епископальной образованности, новых методов школьного обучения. Речь идет, правда, об отдельных очагах образованности в Париже, Болонье, Монпелье, Салерно, Лаоне, Реймсе, Тулузе, Кентербери. Значительная часть этих изменений связана с развитием исследуемого нами августинианского движения, с аббатством Сен-Виктор и его школой. В 1115 г. Гуго становится каноником и заканчивает школу аббатства. Около 1120 г. он — магистр школы Сен-Виктор, а с 1133 г. — ведущий магистр. Умер Гуго в 1141 г. В эти 11 лет развивается педагогическая и философская активность великого викторинца, которая оказалась столь значительной, что человечество уже более 800 лет пристально всматривается в его образ и изучает его наследие. Гуго — Учитель Европы в прямом значении слова. С особенной силой образ этот запечатлен в «Дидаскаликоне». Но каково историко-философское содержит произведения? На первый взгляд, это план
15 Haskins Ch. Н. Renaissance of the Twelth century.— Cambridge, 1928.
