CC BY
91
специфика которых определялась состоянием стагнации. Потеря позитивных идеалов, отсутствие перспектив развития данного общества породили разочарование в возможностях научного, логического постижения мира, способствовали преобладанию в духовной сфере чувства безвыходности и пессимизма. Художники,
как и философы, не видели необходимости творить для публики, а стремились к самореализации в своем, только им доступном творческом пространстве. Кубизм стал прообразом многочисленных недолговременных формалистических направлений, столь характерных в дальнейшем для всего ХХ века.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бергсон, А. Творческая эволюция [Текст] / А. Бергсон. - М.; СПб.: Рус. мысль, 1914.
2. Он же. Собрание сочинений [Текст]. В 5 т. Т. 4. Вопросы философии и психологии / А. Бергсон; пер. В. Флеровой. Прил.: Жуссэн. Бергсонизм и романтизм / пер. Б. Бычковского. — СПб.: М.И. Семенов, 1914.
3. Герман, М.Ю. Модернизм. Искусство первой половины ХХ века [Текст] / М.Ю. Герман. — СПб.: Азбука-классика, 2008.
4. Глэз, А. О кубизме [Текст] / А. 1лэз, Ж. Метцэн-же; пер. с фр. М.В. — М.: Соврем. проблемы, 1913.
5. Кучинский, Ю. История условий труда во Франции с 1700 по 1948 г. [Текст] / Ю. Кучинский; пер. с нем. А.Е. Аничковой. — М.: Иностранная лит., 1950.
6. Пикассо и окрестности [Текст]: сб. статей. — М.: Прогресс-Традиция, 2006.
7. Турчин, В.С. По лабиринтам авангарда [Текст] / В.С. Турчин. - М.: Изд.-во МГУ, 1993.
8. Шкловский, В. Жили-были [Текст] / В. Шкловский. — М.: Сов. писатель, 1966.
9. Martini, A. Picasso e il cubismo [Text] / A. Martini. — Milano: Fabbri, 1967.
УДК 821.111
Е.С. Слободнюк
БИБЛЕИСКИЕ МОТИВЫ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ БЫТИИ «КНИГ ДЖУНГЛЕЙ» Д.Р. КИПЛИНГА
История изучения творческого наследия Д.Р. Киплинга полна парадоксов. Безоговорочно признавая уровень таланта писателя, исследователи львиную долю внимания уделяют его стихам, сказкам, рассказам для взрослых и детей. При этом одно из главных творений Киплинга — «Книги Джунглей» — оттеснено на задний план. Обычно этот текст сводят на уровень: 1) литературной сказки; 2) аллегорий, то изображающих идеальную модель отношений «туземец — белый», то превозносящих сильного и его право на господство; 3) художественного переосмысления сюжетов и архетипики, характерных для индуистской мифологии и буддизма.
Не подвергая сомнению обоснованность этих воззрений, мы позволим себе предположить, что христианское вероучение также оказало огромное влияние на формирование художественного бытия в «Книгах Джунглей» (в том числе в рассказах о Маугли). Право на такое
предположение дает сам Киплинг, который в автобиографической книге «Кое-что о себе» вспоминал, как однажды, выходя из церкви, улыбнулся, а на вопрос «чему?» честно ответил, что не знает. Ответ был сочтен ложью. «Результат — вечер наверху, чтобы учить молитвы. Таким образом я выучил большинство молитв и большую часть Библии» [1] (здесь и далее перевод наш. — Е. С.). Но, несмотря на общеизвестность приведенного факта, трудов о библейском слове в наследии Киплинга нет.
Таким образом, актуальность исследования обусловлена необходимостью объективно осмыслить творчество Киплинга с учетом тенденций современного отечественного литературоведения. Цель работы — выявление роли ветхо- и новозаветных мотивов в «Книгах Джунглей». Научная новизна состоит в доказательстве фундаментальной роли библейского влияния на художественное миросозидание Киплинга.
В западном литературоведении имеется несколько работ, посвященных религиозным воззрениям барда империи. Однако Д. Дербен-шир, С. Бордио, С. Ёцтюк, С.С.А. Хусейн и У.Б. Паркер уделяют основное внимание вероисповедным вопросам, после чего единодушно заключают: религия Киплинга есть некая жизненная философия, суть которой — в следовании своему долгу и подчинении всеобщему Закону. А в отечественном литературоведении библейская тема попросту не разрабатывалась. Лишь в середине 1980-х годов А.И. Хлебникова обмолвилась: «Существенно и то, что в название вынесено слово „книга", освященное библейской традицией и указывающее на религиозно-нормативное значение изображаемого; „Книга джунглей" входит в контекст Книг Бытия» [2, с. 9], но дальше этого, по понятным причинам, не пошла.
Мысль, высказанная исследовательницей, вполне правомерна. Однако, на наш взгляд, связь «Книг Джунглей» с Библией гораздо глубже, она не сводится к слову в названии. Даже беглого взгляда на текст Киплинга достаточно для того, чтобы увидеть, что автор сводит в едином пространстве-времени два мира: первый — мир реальной Индии, с ее жарой, джунглями, дикими зверями, деревнями, затерянными в лесу; второй — мир идеального, непознанного, способного открыться лишь Избранным, мир, творимый самим писателем по аналогии с библейским Эдемом.
Особое место в системе этого двоемирия, а также мифопоэтики Киплинга занимает глава «Как страх пришел в Джунгли» («How Fear Came»), где Хатхи знакомит нас с авторской версией мифа об утраченном рае. Согласно этому рассказу, сразу после сотворения в Джунглях царила гармония. Но первый правитель — Первый Тигр — пролил кровь; второй — серая обезьяна — принес в Джунгли позор, после чего Творец дал Народу Джунглей Закон и познание Страха. И рай земной стал обычным лесом, а мир гармонии — миром сущего.
Наличие здесь параллели с мифами об Адаме, Еве и Каине совершенно очевидно, как очевидно и то, что данный Творцом Закон есть система установлений, вполне сопоставимая с системой законодательства Моисеева. Закон обязателен для всех, и «доля ослушника — смерть». Заслуживают внимания и отдельные
«заповеди»: «Cub-Right is the right of the Yearling. From all of his / From all of his / Pack he may claim / Full-gorge when the killer has eaten; and none may / refuse him the same» [3, с. 28] — «Право щенка — право первогодка. Он может утверждать это в Стае / Когда убивший добычу наелся, никто не может / отказать ему в этом же». На наш взгляд, перед нами «обратная» калька заповеди о любви к родителям, а причины подобной метаморфозы вполне объяснимы особенностями мира Джунглей. И если заповеди Ветхого Завета имеют запретительный характер, то заповеди Киплинга становятся заповедями возмездия, обеспечивающими в первую очередь продолжение рода: «The cubs are free to run where they please, and until they have killed their first buck no excuse is accepted if a grown wolf of the Pack kills one of them. The punishment is death where the murderer can be found; and if you think for a minute you will see that this must be so» [4, с. 17] — «Детеныши вольны бегать, куда им вздумается, и, пока они не убьют своего первого оленя, нет прощенья взрослому волку Стаи, если он убьет одного из них». Наказание в этом случае одно — смерть: «But the wolf that shall break it must die» [3, с. 26] — «Но волк, нарушивший его <Закон>, должен умереть».
Кстати, не менее интересные схождения / расхождения с источником обнаруживаются в историях о Первом Тигре и изгнании из «Эдема», созданного слоном-демиургом. Первый убийца у Киплинга был наказан так же, как был наказан Каин. — Ср.: I. «And the LORD set a mark upon Cain, lest any finding him should kill him» (KJV, Gen 4:15) — «И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его» (Быт 4:15) — по повелению Тха «деревья и лианы <...> опускали ветви и метили» Первого Тигра — «But the trees and the creepers on his path, remembering the order that Tha had given, let down their branches and marked him as he ran <...> . Wherever they touched him there was a mark and a stripe upon his yellow hide») [4, с. 21]; II. «When thou tillest the ground, it shall not henceforth yield unto thee her strength; a fugitive and a vagabond shalt thou be in the earth» (KJV, Gen 4:12) — «Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя» (Быт 4:12) — «Деревья и лианы пометили его. <...> Больше никогда не ел он их плодов» — «The trees and the creepers marked him. <...>
Never again would he eat their fruit» [3, с. 25]. Как видим, если у Каина поддержка земли, на которую пролилась кровь Авеля, отнята Господом, то Тигр сам отказался от плодов деревьев, пометивших его «каиновой печатью». Кроме того, в отличие от потомков Каина, потомки Первого Тигра обречены всегда носить знак позора. Чтобы особо подчеркнуть это обстоятельство, Киплинг использует и эмфазу, и курсив: «And those stripes do children wear to this day!» [4, с. 25].
Не менее интересны судьбы других персонажей Бытия от Киплинга. Так, Тха после «изгнания из рая» просто не стало; остались «слоны, дети Тха» во главе с Хатхи. Да, Хатхи мудр, он один способен «спланировать и провести» войну [3, с. 258], он хранит Предание, но все же он не Тха — «the Lord of the Jungle» [Там же. С. 18]. И Маугли, даже несмотря на свой особый статус, не посмел бы сделать Тха орудием возмездия, а Хатхи — сделал.
К библейскому преданию Киплинг обращается и в других историях. Так, в повествовании о Белом Котике без труда обнаруживается влияние книги Исхода и мессианской идеи как таковой. При этом мессианство Белого Котика оказывается частью сложной системы, где занимают свое место Ветхий Адам — Тха и изгнанный Адам — Хатхи, добрая Мать-Дьяволица и искуситель Табаки, воплощенное зло Шер-Хан и, конечно же, сам Маугли, постепенно становящийся новым божеством Джунглей.
Нам кажется, что мы имеем право говорить о Маугли в подобном ключе, поскольку в отличие от Белого Котика — Моисея, уведшего соплеменников в землю обетованную, он в битве с Рыжими Псами спас Народ Джунглей и от нравственной гибели. И вряд ли случайно, что за годы, проведенные в мире Джунглей, Лягушонок так и не утратил своего первого имени — Человеческий Детеныш: Сын Человеческий.
Во «Второй книге Джунглей» работа Киплинга с библейским словом становится более изощренной. Вместо достаточно откровенных реминисценций читателю предлагаются вариации на темы книги пророка Иеремии. Как мы помним, жители деревни, в которой жила женщина, считавшая Маугли своим пропавшим сыном, невзлюбили Лягушонка, объявили его оборотнем, а новообретенную «мать» Мессую причислили к колдовскому племени и приговорили к смерти. Тогда Человеческий
Детеныш принял решение наказать жителей деревни, погрязших во лжи и жестокости, избрав, как мы уже отмечали, орудием мести потомков демиурга Тха. В соответствии с ветхозаветным принципом воздаяния равным за равное обидчикам Маугли, не успевшим убить Мессую и «оборотня», сохраняют жизнь и просто изгоняют из деревни в никуда: «Пусть они бегут <...> пока в бороздах не застоится дождевая вода и шум их веретен не заменит шум дождя. <...> К концу сезона дождей на месте, где всего полгода назад ходил плуг, шумели джунгли» [3, с. 258, 264] — «И будет Едом ужасом. <...> Как ниспровергнуты Содом и Гомор-ра . так и там ни один человек не будет жить, и сын человеческий не остановится в нем» (Иер., 49:17—18); «и будет Асор жилищем шакалов, вечною пустынею; человек не будет жить там, и сын человеческий не будет останавливаться в нем» (Иер., 49:33); «Вавилон взят. <...> Ибо от севера поднялся против него народ, который сделает землю его пустынею, и никто не будет жить там, от человека до скота» (Иер., 50:2—3).
Символично и место действия «Книг Джунглей» — Сионийские холмы: «the Seeonee hills» [4]. О том, что выбор Киплинга был не случаен, говорит тот факт, что в черновой рукописи первой главы фигурируют «the Aravulli hills» (курсив наш. — Е. С.) — Аравуллийские холмы [5].
Для чего было изменено место действия? Представляется, главная причина в том, что Киплинг творит художественное бытие, онтологические основания которого неразрывно связаны с христианским мировоззрением. Для этого он последовательно вводит в ткань повествования ветхо- и новозаветные мотивы. Для этого дарит Сыну Человеческому, пришедшему в падшие Джунгли, свой Сион, располагающийся в Центральной Индии: Сеон — Seoni, Seonee. А уже потом, после небольшой доработки на свет явились Seeonee hills — Сионийские горы. Подобная словесная игра позволила Киплингу свободно использовать всю палитру ветхо- и новозаветных смыслов, связанных с горой Сион, которая в Библии называется домом Божиим. Там хранится ковчег Завета, оттуда являются во славе Своей и Бог-Отец (Пс., 49:2-4), и Агнец (Откр., 14:1), а власть помазанника над Сионом означала и власть над всем миром. Однако рассмотрение этой линии в «Книгах Джунглей» требует отдельного исследования.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Kipling, R. Something of Myself. For My Friends Known and Unknown [Electronic resource] / R. Kipling. — Режим доступа: http://www.telelib.com/ authors/K/KiplingRudyard/prose/SomethingOfMyself/ myself_chap_1.html (дата обращения: 12.12.2011).
2. Хлебникова, А.И. Художественный мир «Книг джунглей» и «Сказок просто так» Р. Киплинга [Текст]: автореф. ... канд. филол. наук / А.И. Хлебникова. — Л., 1985.
3. Киплинг, Р. Вторая Книга Джунглей [Текст] / Р. Киплинг. - М.: Радуга, 2006.
4. Он же. Книга Джунглей [Текст] / Р. Киплинг. — М.: Радуга, 2006.
5. Slater, J. Seeonee: The Site of Mowgli's Jungle? A Tale of Two Myths over Three Centuries. Pt. I. The First Century [Electronic resource] / J. Slater. — Режим доступа: http://www.kipling.org.uk/rg_junglebook_ location.htm (дата обращения: 12.12.2011).
УДК 75.046.5:7.033
О.А. Туминская
КОВЧЕГ ИАКОВА БОРОВИЧСКОГО И ГРОБНИЦА МИХАИЛА КЛОПСКОГО:
ТРАДИЦИИ ОФОРМЛЕНИЯ
История изображения святых реликвий в восточнохристианской иконографии затрагивает этапы обретения, перенесения, положения и поклонения. Названные сюжеты в иконописной практике являются довольно частыми. Темам изображения реликвий на иконах и осознания иконы как мощевика посвящен труд И.А. Шалиной [15].
В обители для хранения святых мощей подвижника использовались различные виды больших и малых емкостей: от скульптурного надгробия до ковчежцев, литиков, свинцовых ампул. Наше внимание будет сосредоточено на оформлении гробниц и ковчегов.
В данной статье мы обозначим термином «мощевики» более крупные предметы (раки, ковчеги) на том основании, что их предназначение — сохранность нетленных телесных частиц живших ранее святых подвижников — сходно с энколпиями. Все эти предметы объединяет не только религиозно-почитательная, основная, функция — приложение (прикладывание, лобзание) к нетленным частицам прославленных христиан, но и мемориальная функция — сохранение памяти о святом, поддержание его культового почитания, и главная в нашем тексте художественно-изобразительная функция.
Изучением иконографии предметов погребального культа занимались как отечественные, так и зарубежные историки и искусствоведы: И.А. Журавлева изучала иконографию
икон-мощевиков и крестов-мощевиков [3], И.М. Соколова — древнерусские деревянные скульптурные надгробные раки [12], А.В. Рын-дина — символику серебряных панагий [10], Б. Радойкович — культовую торевтику [16]. Проблемой же оформления мощевиков (рак) древнерусских юродивых Христа ради занимался лишь историк А.Г. Мельник [6]. В связи с этим очевидна актуальность нашего исследования. В данной статье внимание сосредоточено на описании рак юродивых Христа ради Центрального региона, декор которых подтверждает обозначенную в истории искусства линию символического украшения мощевиков, впервые представлены фотографии и проведен анализ изображений на стенках ковчега Иакова Бо-ровичского. Цель настоящего исследования — анализ приемов оформления святых рак, где хранятся мощи юродивых.
Предметы погребального культа — рака и ковчег со временем становятся свидетельствами особого почитания святых. Находясь в церкви, эти предметы служат памятниками веры человека, его самых сокровенных молитв к угоднику Божию. Обычно раку ставят в том месте, где были обретены останки святого (т. е. на этом месте предположительно была могила почитаемого подвижника), но не исключены компартименты южной и северной стен. Мощи святых воспринимаются не от-страненно, символически, а как непосред-
