CC BY
256
Антонян Юрий Миранович
доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, главный научный сотрудник ВНИИ МВД России (е-таП: antonyaa@yandex.ru)
Бессознательное в корыстном преступном поведении
Дана общая характеристика мотивов корыстного поведения, истоков их формирования, что связывается с отношениями в родительской семье. Исследованы бессознательные корыстные мотивации, их содержание. Каждый бессознательный мотив рассмотрен отдельно, показано соотношение бессознательных мотивов с сознательными стимулами поведения.
Ключевые слова: корыстное поведение, мотивация и мотивы, бессознательное и бессознательные мотивы, утверждение и самоутверждение, защита, корысть, игра.
Yu.M. Antonyan, Doctor of Law, Professor, Honored Science Worker of the Russian Federation, Chief Researcher of the National Research Institute of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: antonyaa@yandex.ru
Unconscious in mercenary criminal behavior
The article offers a general characteristic of mercenary criminal behavior motives and their origins which are connected with the relationships within one's parental family. The unconscious mercenary motivations are studied along with their contents. Each unconscious motive is viewed separately and the correlation between the unconscious motivations and the conscious behavior incentives is explained.
Key words: mercenary behavior, motivation and motives, unconscious and unconscious motives, affirmation and self-affirmation, defense, profitmotive, game.
Прежде всего, необходимо сделать несколько предварительных замечаний: 1) следующие ниже выводы основаны на результатах изучения личности и поведения осужденных за кражи, присвоение, растраты, взяточничество, т.е. за самые распространенные преступления (около 90% всех корыстных преступлений); 2) корыстные преступники чрезвычайно разнородны как по социальным, так и по психологическим свойствам, поэтому и мотивацию их преступного поведения лучше изучать применительно к отдельным типам, но, тем не менее, вначале представляется необходимым дать самые общие характеристики корыстных преступников; 3) существует множество определений бессознательного в психике, мы же будем понимать под бессознательным невспоминаемые впечатления детства и ранней юности (по причинам травматичности, болезненности, а также ненужности), инстинкты и автоматизмы.
В целом названная категория правонарушителей, особенно по сравнению с насильственными преступниками, более, так сказать, благополучна по своим социальным статусам (прежде всего расхитители и взяточники) и многим психологическим характеристикам.
Так, среди них меньше выражены такие черты, как тревожность, паранояльность, страх смерти, они значительно менее отчуждены и одиноки.
Воры менее однородны по своим психологическим свойствам, чем насильственные преступники. По сравнению с насильственными преступниками воры в своей массе являются более социально адаптированными, они менее импульсивны, обладают меньшей ригидностью и стойкостью аффекта, более лабильны и подвижны, у них меньше выражены тревога и общая неудовлетворенность социальным положением.
Агрессивность воров значительно ниже, чем у насильственных преступников, и они в большей степени могут контролировать свое поведение. Для воров характерна также, по сравнению с другими преступниками (кроме расхитителей), относительно хорошая ориентация в социальных нормах и требованиях, сочетающаяся с внутренним их неприятием. Основное, что отличает воров от других преступников, - то, что воры более общительны, в большей степени стремятся к установлению контактов, у них низкий уровень тревожности и чувства вины (исключая расхитителей).
120
Воры занимают как бы промежуточное положение между расхитителями и насильственными преступниками. Вместе с тем, среди воров значительна доля тех, кто имеет ярко выраженные акцентуации и психические аномалии. По своим психологическим характеристикам совершившие кражи государственного, общественного, корпоративного и иного неличного имущества более схожи с виновными в присвоениях и растратах, чем с теми, кто совершил кражи личного имущества.
Из общей массы обследованных воров выделяется группа квартирных воров, которая, как показал сравнительный анализ, имеет отличительные психологические признаки. Они с большим пренебрежением относятся к социальным нормам и этическим ценностям, их социальная адаптация в то же время хуже, чем у других категорий воров. По психологической характеристике и степени выраженности личностных свойств они наиболее близки к лицам, совершившим насильственные преступления. Такие результаты можно объяснить, очевидно, тем, что в преступлениях квартирных воров есть элементы насилия, но это насилие применяется не к конкретному физическому лицу, а к тому, что мешает овладеть его имуществом (замки, дверь и т.д.). Очевидно, поэтому некоторые квартирные кражи легко перерастают в грабежи, разбои, а иногда и убийства, т.е. квартирный вор психологически готов к применению насилия к любым элементам ситуации, которые могут помешать ему овладеть чужим имуществом, в том числе и по отношению к случайно оказавшемуся дома хозяину квартиры или невольному свидетелю преступления.
Следует отметить, что среди различных категорий воров распространен тот же психологический тип (или его вариации), что и среди насильственных преступников, но в процентном отношении их меньше.
Лица, совершившие преступления в сфере экономики, расхитители и взяточники занимают особое место как среди преступников вообще, так и среди корыстных в частности в связи с неоднородностью лиц, совершающих такого рода преступления. Психологические особенности расхитителей и воров играют разную криминогенную роль, проявляются по-разному при совершении хищений или краж. Но в целом те и другие отличаются от насильственных и корыстно-насильственных преступников. В связи с корыстными преступными посягательствами и соответствующими им мотивами могут про-
являться в большей степени одни личностные качества, а при совершении насильственных -другие. Но такая проявляемость значительно колеблется в рамках отдельных типов расхитителей и воров.
Применительно к корыстным преступлениям достаточное распространение получила точка зрения, что в их совершении весьма значима конкретная жизненная ситуация, в которой оказался виновный. В этой связи особенно часто называют его материальную нужду, потребность в обеспечении себя необходимыми благами. Иными словами, речь идет о неблагоприятной жизненной ситуации, иногда крайне неблагоприятной. Однако такое мнение недостаточно учитывает полученные в последние годы криминологические данные о том, что имеется определенный тип личности, характерной особенностью которой является попадание в жесткую зависимость от актуальной ситуации. Это поведение избирательно, т.е. субъект попадает в указанную зависимость не от любой ситуации, а только от такой, которая актуализирует его глубинные переживания. Криминологией давно установлено, что из любой ситуации не может быть единственный выход в виде преступных действий, но если субъект избрал, пусть даже бессознательно, именно его, то, значит, в его личности имеются черты, детерминирующие именно данное предпочтение. Противоположная точка зрения, хотя и отдаленно, но напоминает известную схему «стимул - реакция», при которой недостаточно учитывается или даже игнорируется личность.
Кроме того, следует отличать случайное совершение, например, краж от эпизодического. Действительно, человек может совершить только одну кражу, и это будет лишь эпизодом в его жизни, в целом нетипичным для него. Однако это отнюдь не свидетельствует о том, что такой поступок случаен, даже если он не повторится, т.е. кража представляет собой не случайный эпизод для данного субъекта, поскольку он порожден его личностными особенностями. Но взгляд на преступное поведение как закономерное для данного лица отнюдь не означает фатальности и неизбежности такого поведения. Речь идет лишь о внутренней готовности к нему, но она может и не стать реальностью.
Вывод о внутренней закономерности совершения преступления конкретным лицом может быть сделан лишь на основе его глубокого и
121
всестороннего психологического изучения, знания всего жизненного пути, особенно семейного воспитания на ранних этапах формирования личности. В ходе изучения преступника должны выявляться криминогенные, в том числе латентные, черты, которые в действительности привели к преступлению, а не те, которые лежат на поверхности, создавая обманчивую видимость ведущей криминогенной роли, например ситуации.
Установление мотивов имущественных преступлений, на первый взгляд, не представляет особой сложности, если ограничиваться суждением, что все они совершаются из корысти, ради удовлетворения материальных потребностей, накопления богатства, а также для приобретения одежды, продуктов питания, спиртных напитков, ведения образа жизни, связанного со свободной тратой денег, и т.д. Однако при таком подходе остаются неясными субъективные причины выбора именно корыстных преступлений как способа решения жизненно важных проблем. К тому же, что очень существенно, далеко не каждый корыстный человек, постоянно стремящийся к накоплению материальных благ, способен совершить корыстное преступление и избирает иные пути удовлетворения своих потребностей в этих благах.
Поэтому считаем совершенно недостаточными такие традиционные для криминологии объяснения причин корыстных преступлений, как наличие в сознании правонарушителей целого комплекса антиобщественных взглядов и привычек - стяжательства, корыстолюбия, стремления к личному обогащению любыми путями и средствами, жадности, завистливости, вещного фетишизма, пренебрежения к труду и т.д. Чтобы вскрыть подлинные мотивы совершения рассматриваемых преступлений, необходимо, во-первых, обратиться к анализу жизненного пути преступников, условий их социализации, особенно в детстве, т.е. попытаться вскрыть происхождение мотивов корыстного преступного поведения. Во-вторых, нужно вскрыть иные личностные особенности, которые также способны порождать посягательства на государственное, общественное, личное и иное имущество. В-третьих, исследовать бессознательные мотивы такого поведения.
Относительно первой проблемы можно предположить, что, по-видимому, неблагоприятные условия формирования личности в детстве оказывают весьма существенное влияние на ее дальнейшую жизнедеятельность. Возмож-
но, корыстные мотивы связаны с названными условиями: дефицит эмоционального общения в детстве, невключение в стойкие эмоциональные контакты, ненадлежащая эмоциональная матрица семьи в целом формируют общую неуверенность индивида в жизни, неопределенность его социальных статусов, тревожные ожидания негативного воздействия среды. Эти особенности закрепляются в нем и оказывают существенное влияние на его поведение.
Совершение многих имущественных преступлений, в частности краж, является своеобразной компенсацией эмоционального дефицита, порожденного психологическим отчуждением в детстве. По-видимому, происходит это потому, что такие преступления предоставляют субъекту материальные средства для того, чтобы прочнее и увереннее ощутить свое место в жизни, тем самым преодолеть состояние неуверенности и тревожных ожиданий, генетически связанных с указанными неблагоприятными условиями раннего развития. Подтверждают это и случаи совершения краж и хищений для приобретения спиртных напитков. Давно известно, что их употребление снимает указанные состояния, но лишь временно. Затем они наступают вновь, опять порождая потребность в алкоголе, и т.д.
Однако эти предположения еще не полностью раскрывают причины того, почему общая неуверенность преодолевается именно с помощью краж или других имущественных преступлений. Здесь необходимо иметь в виду следующие обстоятельства. Многие криминологические исследования показывают, что в очень редких случаях родители непосредственно втягивают детей в преступную деятельность, советуют им совершать преступления и т.д. Их негативное влияние обычно проявляется в том, что они подают личный пример отрицательного отношения к законам и моральным запретам, ведут антиобщественное существование, совершая правонарушения, что обычно не остается секретом для ребенка, юноши и девушки. Однако это не означает, что подросток обязательно воспримет существующие нормы и стандарты поведения. Этого не произойдет, если у него нет необходимых эмоциональных контактов с родителями. Именно поэтому он не воспринимает их как тех, чьим взглядам и поведению нужно следовать.
Чаще же всего родители будущего правонарушителя вообще не совершают никаких противозаконных действий. Напротив, они
122
обычно предпринимают необходимые, по их мнению, усилия для нравственного воспитания своих детей или, как минимум, пытаются добиться внешне нравственно послушного (законопослушного) поведения. Но их усилия в большинстве своем не достигают цели, если исходят от лиц, с которыми у ребенка (подростка) нет эмоциональных связей или они существенно ослаблены. Он если и слушает их, то не слышит, т.к. не воспринимает именно от них нравственные нормы и представления. Социально-психологическая изоляция от семьи, препятствуя развитию адаптационных возможностей и формируя общее отчуждение личности, затрудняет обучение и воспитание в школе, установление и поддержание там позитивных отношений в формальных и неформальных группах.
Отсутствие необходимых психологических взаимосвязей в семье и школе, как правило, компенсируется их установлением в неформальных малых группах, также обычно состоящих из лиц, не имеющих прочных связей в семье и школе. Если последние придерживаются антиобщественных ориентаций в плане способов приобретения материальных благ, то при стремлении к идентификации с ними, обретению членства в них, постоянному общению с участниками таких групп нормы и ценности последних сравнительно быстро и легко аккумулируются личностью, что и объясняет выбор именно корыстных преступных действий как способа получения таких благ.
Обладание материальными благами придает человеку уверенность, снижает беспокойство по поводу своей социальной определенности; можно думать, что оно устраняет, часто лишь временно, и чувство зависти. Он способен испытывать удовлетворение и удовольствие, особенно если с помощью похищенного может приобрести какие-либо вещи, в том числе престижные, в лучшую для него сторону изменить образ жизни или поддерживать существующий, который представляется ему наиболее предпочтительным, войти в состав эталонной для него группы, завоевать внимание интересующих его лиц и т.д., а в целом для утверждения своей личности.
Если считать, что корыстные преступления совершаются из корысти, то это лишь частично даст нам ответ на вопрос о субъективных стимулах корыстного преступного поведения. В «Толковом словаре русского языка» (под редакцией Д.Н. Ушакова) и в «Словаре русского
языка» С.И. Ожегова корысть определяется как выгода, материальная польза. В обиходном общении под корыстью понимают крайние формы стремления к получению материальных благ - накопительство, стяжательство, жажду наживы и т.д., однако далеко не все лица, совершающие корыстные преступления, отличаются подобными стремлениями. Так, большинство мелких расхитителей и воров похищенные ценности сразу или почти сразу расходуют. Крайние же формы корысти характерны в основном для крупных расхитителей, коррупционеров, и небольшой части воров, а также тех, кто совершает опасные преступления в сфере экономики. Поэтому обиходное понимание корысти неприменимо ко всем случаям совершения имущественных преступлений.
Корысть как мотив совершения преступления означает, что в основе побудительных причин общественно опасного деяния лежит стремление получить какую-либо материальную выгоду, имущество, вещи, деньги. Но корысть не всегда связана со стремлением к незаконному обогащению, незаконному получению какой-либо материальной выгоды за счет других с нарушением их имущественных отношений, права собственности.
Собственно мотивы корысти исключительно социального происхождения, и формируются они путем восприятия норм и стандартов среды - семьи, неформального окружения. Но те же социальные условия жизни конкретного лица в сочетании с его природными задатками приводят к образованию и функционированию таких его психологических особенностей, которые также обладают значительной мотивирующей силой и активно включены в детерминирующий комплекс корыстного преступного поведения. Их знание позволяет понять не только то, ради удовлетворения каких материальных потребностей совершаются имущественные преступления, но и что «выигрывает» от этого человек в психологическом плане, каков личностный смысл таких действий. Эти «выигрыши» различны для различных типов корыстных преступников. Связанные с ними мотивы корыстных преступлений условно могут быть названы «некорыстными».
Так, среди расхитителей и виновных в кражах заметно выделяется тип личности, характеризующийся некоторой выключенностью из социального общения, слабыми контактами со средой, в том числе по причинам субъективно ограниченных адаптационных возможностей. В
123
то же время они стремятся к общению, обретению членства в малых группах. Для них одним из основных мотивов, смыслом совершения хищений и краж является сохранение или приобретение значимых для них отношений с другими людьми, преодоление своего отчуждения, дезадаптации, одиночества, приспособление к группам, поиск поддержки в них. Например, некоторые расхитители, как показывает их изучение, вверенное им имущество вначале просто раздают, разбазаривают его для завязывания и закрепления знакомств. Впоследствии сюда могут присоединиться и корыстные стимулы, приобретающие значительную мотивирующую силу.
Среди корыстных преступников есть лица, личностным смыслом которых является, прежде всего, утверждение себя, своей личности на социальном, социально-психологическом или индивидуальном (самоутверждение) уровнях. Разумеется, здесь присутствует и корыстный мотив, который выступает как параллельный, сопутствующий. Таким образом, налицо полимотивация, при этом корыстный мотив сопутствует и переплетается с утверждением (самоутверждением), престижными соображениями, утверждением своего авторитета, «преподнесением» себя. Рассмотрим все три названных уровня отдельно и в их взаимосвязи.
Утверждение своей личности на социальном уровне означает стремление к достижению определенного социального положения, связанного с трудовой, профессиональной или общественной деятельностью, часто без ориентации на микроокружение, мнение и оценки которого могут не иметь никакого значения. Выдвижение на социальном уровне обычно соотносится с завоеванием престижа и авторитета, карьерой, обеспечением материальными благами. Лица, совершающие наиболее опасные преступления в сфере экономической деятельности, крупные расхитители и взяточники обычно стремятся к утверждению на этом уровне.
Утверждение на социально-психологическом уровне предполагает стремление к приобретению признания со стороны личностного значимого окружения, в том числе ближайшего, т.е. на групповом уровне. Этот последний включает утверждение себя и в глазах эталонной группы, с которой в данный момент субъект может и не иметь необходимых контактов. В таких случаях преступление выступает в качестве способа его включения в подобную группу. Утверждение на социально-психоло-
гическом уровне может осуществляться и вне зависимости от социального признания в широком смысле, от карьеры, профессиональных достижений и т.д. Для многих людей, особенно молодежи, такого рода признание является вполне достаточным.
Под самоутверждением или утверждением на индивидуальном уровне надо понимать стремление человека к высокой оценке и самооценке своей личности и вызванное этим стремлением поведение. Это явление представляет собой тенденцию к повышению самооценки, самоуважения, уровню собственного достоинства. Однако реализуется это часто не путем требуемых оценок со стороны других групп или общества, а изменением отношения к самому себе благодаря совершению определенных поступков, направленных на преодоление своих внутренних психологических проблем, неуверенности в себе, субъективно ощущаемой слабости, низкой самооценки. Причем важно отметить, что все это чаще всего происходит бессознательно.
За самоутверждением стоит стремление человека ощущать себя источником изменения в окружающем мире, принять себя и защитить от окружающего мира и от самого себя, своих сомнений и колебаний, своих страхов. Это стремление представляет собой некоторый руководящий принцип, который пронизывает различные мотивы. Оценки окружающих, вознаграждения и возможные наказания, внешнее давление - все это может снижать уровень переживаемого самоутверждения вплоть до появления ощущения полной зависимости. Человек же стремится противостоять этому, и чем лучше это ему удается, тем сильнее он ощущает себя хозяином положения, а чем хуже это ему удается, тем сильнее он ощущает себя игрушкой внешних обстоятельств, тем больше он воспринимает свою деятельность (даже и успешную внешне) как обесцененную и мотивированную лишь внешне.
Утверждение своей значимости, стремление доминировать над окружением и управлять им может реализовываться и путем накопления значительных материальных богатств, и путем обычно длительного совершения корыстных преступлений. Можно считать, что мотивом преступных действий для представителей названного типа преступников является утверждение себя в жизни. Для этого типа характерны честолюбие, целеустремленность, решительность, стремление к лидерству. Они отличают-
124
ся хорошей приспособляемостью, т.к. ориентируются в социальных нормах и требованиях, имеют социальный опыт и могут контролировать свое поведение. Для них совершение корыстных преступлений не игра, и они стараются сделать все, чтобы избежать разоблачения.
Как показывают эмпирические исследования, крупные расхитители часто не в состоянии объяснить, ради чего они длительное время занимались хищениями и еще брали взятки, в чем для них смысл такого поведения. Никто из них не связывал его с прожитой жизнью.
Утверждая себя в жизни, такого типа преступники обычно утверждаются и в собственных глазах. Самоутверждение, один из самых мощных стимулов человеческой активности, в психологическом аспекте нейтрально и становится криминологически значимым лишь в зависимости от того, какими способами реализуется.
Основная психологическая проблема преступников, стремящихся к самоутверждению путем совершения корыстных уголовно наказуемых действий, состоит в том, что их преставление о себе и самооценка часто расходятся с их реальным положением в социальной среде. Поэтому у многих из них отмечается чувство неудачника, неудовлетворенность собой, нет ощущения своей личной ценности. Эти ощущения и связанные с ними переживания обычно бессознательны. Сознательно же такие люди в общении с другими могут оценивать себя достаточно высоко, но это, как правило, не более чем попытка компенсации на вербальном уровне. На самом деле часто происходит рассогласование их притязаний с их реальными, объективными достижениями и возможностями. Этот разрыв приводит к определенному поведению, в данном случае преступному, как способу самоутверждения и защиты представления о себе. Самоутверждение нередко влечет за собой активную деятельность и приводит к реальным результатам.
Самоутверждение весьма характерно, например, для расхитителей так называемого престижного типа, которые стремятся к приобретению или сохранению определенного социального статуса любой ценой, в том числе путем совершения преступления. Недостижение такого статуса, равно как и «падение вниз», -для них подлинная жизненная катастрофа. Можно думать, что ведущим глубинным мотивом, личностным смыслом их преступлений является опасение, даже страх быть подавленным, униженным, возможно, даже уничтожен-
ным внешней средой, а отсюда неосознанное стремление занять такое место в жизни, которое позволило бы оказать этой среде нужное сопротивление.
Именно такого рода мотивы определяют преступное поведение многих современных нувориш, особенно тех, кто неожиданно для самого себя разбогател в первые постсоветские годы. Подобные же мотивы порождают экономические и должностные преступления тех, которые сейчас пытаются вырвать у них хотя бы часть добычи.
Имущественные преступления часто совершаются лицами, находящимися за рамками социально одобряемых связей, отношений и групп, ведущими антиобщественный, паразитический, часто бездомный образ жизни. Это в основном лица, которые систематически занимаются бродяжничеством и для которых характерен уход из социальной жизни. Многие из них являются привычными пьяницами и алкоголиками, совершают кражи и другие правонарушения корыстного характера. Однако ими движет не стремление к накоплению материальных благ как таковых, а желание обеспечить свое отчужденное существование. В большинстве случаев и потребность в спиртных напитках. Поэтому мотивы корыстных посягательств со стороны таких дезадаптированных личностей могут быть определены как «обеспечение» единственного субъективно приемлемого существования.
Как мы видим, можно выделить такие мотивы корыстных преступлений, как «утверждение» (и его разновидность «самоутверждение») и «обеспечение». Разумеется, границы между ними достаточно условны и подвижны. Так, можно рассматривать кражи, взяточничество и хищения с целью накопления материальных благ тоже как обеспечение определенного образа жизни, но в этом случае преступления совершаются для того, чтобы утвердиться в социальной среде, а при дезадаптивном образе жизни, уйдя от нее, с помощью мелких краж сохранить субъективно приемлемую жизнедеятельность.
Возникает чрезвычайно важный вопрос, являются ли «некорыстные» мотивы единственными или, по крайней мере, всегда ведущими, отсутствуют ли здесь собственно корыстные мотивы или, соответственно, они занимают подчиненное положение по отношению к названным. На наш взгляд, корыстные мотивы действуют наравне, параллельно с «некорыст-
125
ными», обладая подчас такой же стимулирующей силой, но во многих случаях те либо другие играют доминирующую роль. Так, преобладание игровых мотивов может наблюдаться, когда субъект начинает совершать корыстные преступления. В дальнейшем, когда он осознал в должной мере материальные, порой значительные, выгоды от их совершения, его действия в основном начинают диктоваться корыстью. Здесь потребность в игре выступает в качестве пускового механизма, но продолжает действовать и в дальнейшем.
Однако нам известны случаи, когда корыстные устремления и потребности при совершении корыстных же преступлений полностью отсутствовали - безраздельно доминировали мотивы приспособления к группе и мотивы игры.
Следует особо подчеркнуть, что рассмотренные так называемые «некорыстные» мотивы, а с другой стороны, собственно корыстные дополняют и усиливают друг друга, придавая преступному поведению целенаправленный, а в ряде случаев и устойчивый характер, повышая его собственную опасность. В этом можно видеть одну из главных причин длительной преступной деятельности многих расхитителей, высокого уровня специального рецидива, особенно среди лиц, совершающих кражи. Таким образом, корыстное преступное поведение полимотивированно. Нижний, глубинный слой почти всегда бессознательный.
Среди мотивов преступного поведения, в том числе корыстного, могут быть игровые. Им соответствует игровой тип личности, весьма сложный с психологической точки зрения.
В самом общем виде можно сказать, что представителей «игрового» типа отличает постоянная потребность в риске, поиске острых ощущений, связанных с опасностью, включение в эмоционально возбуждающие ситуации, стремление участвовать в различного рода операциях, контактах и т.д. Корыстные побуждения, как правило, действуют наряду с «игровыми», поскольку одинаково личностно значимы как материальные выгоды в результате совершения преступлений, так и те эмоциональные переживания, которые связаны с самим процессом преступной деятельности. Особенно важно подчеркнуть последнее обстоятельство, существенным образом отличающее «игроков» от представителей других типов, а именно то, что для них психологически весьма существенен сам процесс такой
деятельности. Более того, встречаются случаи, когда этот процесс играл ведущую мотивирующую роль, а остальные стимулы как бы отодвигались на второй план. Многие из них, помимо реализации стремления к острым, захватывающим ощущениям, стремятся также и обратить на себя внимание.
Склонность к игре и «игровая» мотивация не являются чем-то, что присуще только преступникам. Можно перечислить множество видов деятельности, связанных с риском, эмоционально возбуждающими ситуациями и т.д., например у альпинистов, автомотогонщиков, каскадеров, у представителей тех профессий, чья работа представляет определенную опасность. Этими видами деятельности занимаются те, кто индивидуально к этому предрасположен и обладает соответствующими способностями. Выбор же противоправной или законопослушной формы реализации «игровой» тенденции в решающей степени зависит от нравственности личности, ее воспитания.
«Игровая» мотивация часто скрыта за иными побуждениями, например престижными, но это отнюдь не означает ее отсутствия. Наличие «игровой» мотивации позволяет объяснить совершение многих хищений, преступлений в сфере экономической деятельности, взяточничества в течение длительного времени, когда, казалось бы, преступник похитил уже достаточно много и мог бы удовлетвориться незаконно приобретенными материальными благами, однако он продолжает совершать преступления. Это обычно вызывает удивление, тем более, что постоянно возрастает риск быть разоблаченным, да и наказание в этих случаях предполагается более суровым. Я считаю, что в некоторых подобных случаях преступная деятельность стимулируется уже не столько корыстью или давлением соучастников, сколько потребностью участвовать в игре, получая от этого определенные эмоциональные ощущения.
«Игровая» мотивация особенно часто наблюдается в преступлениях воров-карманников и нередко тех, кто совершает кражи из квартир, складов, магазинов и других помещений. Эта мотивация ярко проявляется в мошенничестве, где можно выделить интеллектуальное противоборство, состязание в ловкости, сообразительности, умение адекватно оценивать складывающуюся ситуацию, максимально использовать благоприятные обстоятельства и быстро принимать наиболее правильные решения. Как правило, мошенники не совершают
126
других преступлений, а если и совершают, то почти всегда с элементами игры. Карточные шулеры, например, играют как бы в двойную игру - и по правилам, и обманывая, так что получают от всего максимальные эмоциональные переживания. Вообще распространенность азартных игр среди преступников, в первую очередь корыстных, объяснима как раз постоянным стремлением к игре многих из них.
Психологическое исследование «игроков» из числа корыстных преступников показало, что по характерологическим особенностям можно выделить два их основных подтипа: игровой активный и игровой демонстративный. Для первого из них характерно сочетание способности к длительной активности и импульсивности. Соединение этих свойств рождает тип личности с постоянным влечением к острым ощущениям и переживаниям. Им присущи активный поиск возбуждающих ситуаций и постоянная потребность во внешней стимуляции, что сочетается с пренебрежением социальными нормами, правилами, обычаями, сверхактивность, импульсивность в поступках, безответственность. Это люди, в значительной степени идущие на поводу своих влечений и желаний, у них часто встречается склонность к злоупотреблению алкоголем, бесконечной праздности, легкой жизни. Они чрезвычайно общительны, легко устанавливают контакты с другими людьми, всей душой отдаются играм. Совершая корыстные преступления, эти лица преследуют не только цели обогащения, но и удовлетворения своих потребностей в острых ощущениях, риске, эмоционально возбуждающих ситуациях.
В связи с этим они пускаются на отчаянные авантюры, не испытывая страха перед возможным разоблачением и не думая о последствиях.
Для игрового демонстративного подтипа характерно, прежде всего, сочетание высокой активности с демонстративными чертами. Это личности артистического склада, стремящиеся к демонстрации не только социального благополучия, удачливости, своих неограниченных возможностей, но и ловкости, силы, смекалки, изворотливости. Так, одни из них демонстративно тратят деньги, добытые преступным путем, чтобы произвести впечатление на окружающих, другие, например подростки, упиваются восхищением своих приятелей, являющихся очевидцами того, как ловко они совершают кражу.
Лица игрового демонстративного подтипа обладают хорошо развитым механизмом вы-
теснения эмоций и поэтому сравнительно легко игнорируют трудности и неудачи, с которыми встречаются. Главное для них - это произвести сильное впечатление на окружающих. За счет своей артистичности и психологической пластичности они хорошо приспосабливаются к изменениям ситуации, без особого труда меняют принятую на себя роль, что, конечно, помогает им совершать преступления. В их поведении часто сохраняется игра в нужного, полезного для всех человека, причем обычно они больше говорят, чем делают. По нашим наблюдениям, последние из перечисленных нами психологических черт существенно затрудняют таким лицам возможность занять лидирующие позиции в преступных группах, пользоваться там постоянным авторитетом.
Для объяснения причин «игрового» преступного корыстного поведения нас больше всего должны интересовать инфантильные особенности личности, потому что в таком поведении эмоциональные элементы играют главенствующую роль. Превалирование инфантильности обычно отражает слабую социализацию личности, недостаточное усвоение ею нового опыта и новых ролей, в том числе правил и норм. Здесь развитие субъекта как бы ограничивается его детством, не переходит в следующие стадии, столь необходимые для полноценного формирования личности. Эту мысль можно выразить иными словами: эмоциональная жизненная позиция ребенка остается в относительной нетронутости и находит в будущем непосредственное проявление в поведении. Поэтому преступные действия многих правонарушителей - «игроков» - напоминают детскую игру в прятки, которая является прототипом часто разыгрываемых преступниками игр «полицейские и воры» или «казаки и разбойники».
Как известно, существенным элементом игры в прятки является огорчение, которое испытывает ребенок, когда его обнаруживают. Если кто-нибудь из родителей находит его слишком быстро, огорчение увеличивается и игра перестает носить для него развлекательный и захватывающий характер. Больше всего ребенок доволен тогда, когда его обнаруживают через некоторое время и после определенных поисков. Если поиск слишком затягивается, ребенок начинает подсказывать, где его искать, для этого, например, роняя предметы, ударяя по чему-либо, издавая звуки и т.д., тем самым он заставляет себя найти. Если ребенка перестают искать или ищут слишком долго, то
127
он обычно испытывает большое разочарование и не чувствует себя победителем, т.к. теряется смысл игры. Тот, кто прячется слишком хорошо и его не могут найти, не считается среди детей хорошим игроком.
Ребенка привлекает в игре в прятки возможность испытывать тревожное ожидание быть обнаруженным, и обязательным условием поэтому является то, что его найдут. Следовательно, объективно он проигрывает, но субъективно выигрывает, т.к. оправдывается его ожидание, вызывая привлекательные для него эмоции. Именно в возможности испытать тревожное ожидание быть обнаруженным и заключен для него личностный смысл игры. Вместе с тем, на наш взгляд, здесь возникает очень важный вопрос о том, почему ребенок в конце концов желает, чтобы его нашли. Можно полагать, что это имеет место потому, что в глазах ребенка взрослый всегда выступает в роли более сильного, умного, сообразительного, в этом качестве (и это очень важно подчеркнуть) он предстает для ребенка как опора и защита в его жизни, в чем он в этот период особенно нуждается. Если отец (или мать) находят ребенка, они тем самым еще раз укрепляют в его представлении названные выше качественные характеристики своего образа для него, тем самым демонстрируя ему устойчивость и надежность своего существования и тех нужных для него отношений в том мире, в котором он живет и нуждается в защите, с другой стороны, если ребенок хорошо спрятался и его не могут найти, игра теряет развлекательные моменты и превращается в процедуру взрослых, что неинтересно ребенку и поэтому не нужно.
Пример с игрой в прятки так подробно проанализирован потому, что игра является одним из возможных прототипов игрового поведения взрослых людей. Разумеется, из сказанного отнюдь не следует, что те дети, которые во время игры в прятки не были (или были) обнаружены взрослыми, в жизни затем будут вести
себя как игроки или не будут. Приведенный пример носит иллюстративный характер и показывает, что, если полноценное психологическое развитие личности не будет обеспечено, она может воссоздавать примерно то поведение и те отношения, которые у нее были в детстве. Это означает, что когда уже у взрослого человека возникают психологические, эмоциональные проблемы, то он пытается разрешить их теми же способами и подходит к ним с тех же позиций, что и в детстве. Такое поведение на психологическом уровне направлено на то, чтобы подтвердить свою первоначальную детскую эмоциональную установку к родителям, старшим как к сильным и умным, а к самому себе, как к более слабому и требующему защиты.
Родители и другие ближайшие значимые люди в более старшем возрасте бессознательно начинают отождествляться с обществом, с его социальными институтами и требованиями. С ними он вступает в игровые взаимоотношения, при этом мир воспринимается как оставшийся устойчивым и прежним в том смысле, что в нем существуют те же силы и те же отношения, что и в детстве. Иными словами, роль родителей и старших теперь, когда человек стал взрослым, играют общество и его правила, которые сильнее и которым он поэтому психологически должен подчиняться, как это было в детстве. Противостоять обществу, противодействовать ему такой человек (при наличии, конечно соответствующих нравственных особенностей) может преимущественно в форме игровых отношений по типу, например, игры в прятки. Взрослые аналоги ее для преступников могут называться «полицейские и воры», «ревизоры и расхитители», «таможенники и контрабандисты» и т.д. Все эти игры имеют ту же психологическую структуру и тот же психологический смысл, что и игра в прятки. Роли те же самые, но, правда, их исполнители и объективные последствия - иные.
128
