CC BY
41
II
И.А. Балашова
БЕССЛОВЕСНОЕ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ А.С. ПУШКИНА
Пушкин достигал ясности и точности своих литературных образов, одновременно придавая им многомерность. Средством создания ее была бессловесность, проявляющаяся в опускании одного или ряда важнейших нюансов повествования. Этими особенностями пушкинских произведений, по-видимому, объясняются контрастные впечатления молодого Л.Н. Толстого, записавшего в дневнике 1853 г.: «Повести Пушкины голы как-то», и Н.В. Гоголя, считавшего, что в слове поэта «бездна прострМравим'ся к «Повестям покойного Ивана Петровича Белкина, изданным А.П.». Ирония Пушкина, автора, представшего издателем, сопровождается в них, как это свойственно эстетике романтиков, утверждением гармонизирующих начал жизни, в том числе идеального в образе и характере героев. И это идеальное, зачастую, не выражено словесно. Так, герой повести «Выстрел», отказавшийся от военной карьеры, от личной жизни и благополучия, в момент возможного осуществления своих намерений становится выше чувства мести. Последний выстрел демонстрирует обидчику то, что жизнь его висела на волоске, а также досаду Сильвио на судьбу, в борьбе с которой он бессилен, но и изменение его
настрсП1нижийднайваодич емолге!р«ие»акэнимвен:1у]1в1аств)1;днайй:цвнм%нт. Услышав выстрел графа, в комнату вбегает его молодая жена. Впечатление от ее облика и общения с нею писатель передал в предыдущем описании, рассказывая о знакомстве с четой молодого человека, знакомого Сильвио. Смущение, овладевшее им, с художественной точки зрения не случайно. «В самом деле, она была
красавица», говорит рассказчик, и его застенчивость естественна в присутствии совершенной женщины. Но и Сильвио, много лет проведший без женского общества, живший в мазанке, стены которой испещрены следами от пуль, проводивший время в пирах и карточных играх с армейскими офицерами, тоже попадает в усадебный дом богатого человека. Он сидит в «обширном» кабинете, который, как известно из обстоятельств рассказа в рассказах (Белкина, полковника И. Л. П., молодого человека), «убран со всевозможною роскошью: около стен стояли шкафы с книгами, и над каждым бронзовый бюст; над мраморным камином было широкое зеркало; пол обит был зеленым сукном и устлан коврами», на стенах висели картины, и след от двух пуль был на одной из них, «изображавшей какой-то вид в Швейцарии»2. Наконец, в довершение представления всего этого великолепия, не повторяемого подробно в рассказе о приезде Сильвио, герой видит молодую прекрасную супругу обидчика. Ее красота и любовь к графу, проявившаяся в испуге, мольбе, обращенной к Сильвио, несомненно, смутили его. Это смущение не описано Пушкиным, но о нем, вызванном внешним обликом графини, рассказано ранее в связи с другим посетителем графа, а кроме того, оно ясно читателю, которому были известны реалии жизни дворянской России первой четверти XIX в. Я.П. Полонский писал: «Не знаю, справедливо ли мое замечание, что расцвет женской красоты идет рука об руку с расцветом выдающихся поэтических талантов. Во времена Пушкина при дворе было немало красавиц»3. Благородство Силь-вио, проявившееся в его поступке, во многом, стало следствием открытости героя воздействию силы женской красоты и преданности.
Заметим, что бессловесное произведений Пушкина, имеет, разумеется, своей основой изучавшиеся исследователями и связанные с природой лирики и лиризма, который присущ пушкинским прозе и драме, «ассоциативную даль», «намек», «вероятностно-множественную образную модель», «символический слой», полифонию точек зрения, «перспективу тайны»4. Однако мы предполагаем не таинственность или неполную явленность вообще, не образную или мотивную полифонию, но возможность и необходимость восстановления вполне конкретного образа, мотива, впечатления, состояния, действия, переживания героев или лириче-
ского «я». Для осуществления этого необходима способность к сочувствию. Рассмотренное нами бессловесное легко восстанавливается при таком общении с произведением, которое охарактеризовал И.-В. Гете в своем рассказе о путешествии по Италии: «Убедившись, что лучшего комментария к "Одиссее", чем все это живое окружение, и быть не может, я разыскал книгу и прочитал ее на свой манер, с живейшим проникновением в судьбы героев»5.
Сходна с уже представленным повествованием и повесть о станционном смотрителе. В ней важнейшее впечатление, испытанное рассказчиком, выражено не во всем объеме. Приехав вновь на место, где была станция, рассказчик узнает о смерти Вырина и о посещении дочерью могилы отца. Неприглядное место упокоения смотрителя становится освящено образом простившейся с ним Дуни, осознавшей свою вину и скорбящей о нем. Повествующий не жалеет о том, что заехал сюда, ведь его знанию о прелестной девушке не доставало уверенности в ее высоких духовных свойствах. И устами ребенка звучащая оценка («прекрасная барыня», «такая добрая барыня», «славная барыня») дополнена словесно не выраженным мнением о героине рассказчика, ощутившего ее присутствие на посещенном им кладбище. Она покинула отца, нарушив его покой и счастье, но обретя гармонию собственного существования, в котором проявилось, дополняя ее, и чувство дочерней любви.
Близко к приведенным нами сюжетам, но в отличие от них не требует восстановления, напротив, сакрально утаено бессловесное стихотворения «К***» («Я помню чудное мгновенье»). Оно сходно в этом со стихотворением М.Ю. Лермонтова «Три пальмы». Прежде не раз названные пальмы не именуются тогда, когда, по воле Бога, они выполнили свое предназначение. Косвенное упоминание о них звучит в описании картины, где чередуются двойные эпитеты, действия, предметные называния, удвоенные определением или определениями, данными то в пост-, то в препозиции. И лишь пророк и тень, которую давали неназываемые пальмы, предстают однократно и без дополнительных определений:
Когда же на запад умчался туман,
Урочный свой путь совершал караван;
И следом печальным на почве бесплодной
Виднелся лишь пепел седой и холодный; И солнце остатки сухие дожгло, А ветром их в степи потом разнесло.
И ныне все дико и пусто кругом — Не шепчутся листья с гремучим ключом; Напрасно пророка о тени он просит, — Его лишь песок раскаленный заносит, Да коршун хохлатый, степной нелюдим, Добычу терзает и щиплет над ним6.
К этому виду бессловесного относится и ощущаемое наименование в стихотворном послании «К***». Здесь композиционные повторы шести строф7 и пяти слов, дважды повторенных («Без божества, без вдохновенья, Без слез, без жизни, без любви»:
«И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь»), как повторены и два явления прекрасной, делают сакральным и утаенным, но предполагаемым определение «любимая». Вместо него даны сравнения высокого звучания, усиленные некоторой конкретизацией, вновь возвышающей образ: «Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты», «... голос нежный... милые черты». «.твой голос нежный, Твои небесные черты»8. Здесь, как у Лермонтова, в двойных номинациях спрятано единственное слово, не восстанавливаемое, но узнаваемое, предполагаемое тем, что в неоднократном перечне ценностей последним и наиболее значимымтвезрждсиигобоиш его предположения могут быть и воспоминания А.П. Керн, писавшей, что эти стихи поэта выразили «впечатление его встречи со мною». Рассказывая о поездке ночью в Михайловское, Керн вспоминала, как Пушкин «говорил, что он торжествует, воображая в эту минуту, будто А. Полторацкий остался на крыльце у Олениных, а он уехал со мною; это был намек на то, как он завидовал при нашей первой встрече Александру Полторацкому, когда тот уехал со мною». Вслед за этим Керн рассказала о том, что случилось на следующий день, когда среди листков экземпляра 2-й главы Онегина она нашла лист со стихами «Я помню чудное мгновенье». Мемуаристка писала: «Когда я сбиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в го-
лове, не знаю»9. Возможно, поэт ожидал от Керн понимания неназванного в стихотворении обращения к ней как адресату послания и выражения чувства по поводу его намека.
В стихотворении «Пророк» такими же сакральными и утаенными являются определения «смертный» и «страстотерпец». Проявление лирического героя, не произнесшего слово «любимая» в послании, а здесь явившегося смертным, готовым к страданиям, которые необходимы для преобразований его плоти и обретения духовности, это проявление в притче также скрыто сравнением: «Как труп в пустыне я лежал». И одновременно оно приоткрыто градацией, достигающей крещендо в словах: «И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул»10. В притче у поэта слово равно себе самому и одновременно вбирает «бездну пространства» - также и тем, что обнаруживает бессловесное, являющееся его ореолом. Предшествовавший стихотворению цикл «Подражания Корану» тоже содержал невысказанность сакрального слова. В девятом стихотворении описание горести состарившегося человека сменяется рассказом о чуде преображения и возвращения к
прошлому:
г ■' И горем объятый мгновенный старик,
Рыдая, дрожащей главою поник... И чудо в пустыне тогда совершилось: Минувшее в новой красе оживилось...11
Чудо произошло потому, что роптавший на Бога путник раскаялся. И это-то раскаяние не названо у Пушкина, а его отсутствие обозначено многоточием после слова «поник». Это указание, на первый взгляд, выявляет риторический прием умолчания. Однако здесь отсутствует та экспрессивность, которая сопровождает обрыв высказывания при умолчании как сознательном авторском выражении мысли не до конца и которая стимулирует читательское сознание на домысливание. Пушкинское опускание гораздо более тихое, можно сказать, молитвенно тихое, и оно совсем не рационально, оно предполагает не домысливание, но со-чувствование. И это пробуждаемое чувство религиозного характера, оно сосредоточивает на единственном состоянии, не названном и, вероятно, не требующем названия. Это состояние в его свойстве
личностно-всеобщей глубины и силы ожидает именно прочувствования.
Третий вид бессловесного произведений поэта -невосстанавливаемое в беловом варианте. Так, стихотворение «Ты и вы» являет сиюминутный разговор, и в черновике читаем: «Пустое вы на нежный ты Ошибкой вы переменили И все (влюбленного)
счастливые мечты В (моей) душе влюбленной разбудили». Вторая строфа, над которой поэт работал дольше, содержала слово «восторг», записанное среди поисков определения его состояния. Это слово «восторг» или родственное ему самым непосредственным образом передавало миг воодушевления, испытанного влюбленным поэтом и его лирическим героем. В завершенном произведении появилось иное определение: «Пред ней задумчиво стою», и переживаемое счастье, отличное от мига восторга, оказалось соотнесено с обобщением, возникшим при переводе диалога из прямого («вы переменили») в осмысливаемый («Она обмолвясь заменила»). Здесь обобщение, типологизация, характерные и для лирики, перевели состояние лирического взрыва, восторга, испытанного, когда герой услышал «ты», в выражение счастья от возможности, сказав, «как вы милы», помыслить: «как тебя люблю!»12. И состояние восторга, лирически выразительное в гораздо большей степени, чем окончТакшноЕе важйыбццзниеб наружания ненавражтанамгшвлемещ носпр<иЕе,с]]В^ву1ау1ще^инЕк1р®и(зввдешнв|30н(ин1у1цаемого в нем содержания, является рисунок в черновой рукописи драмы «Каменный гость» вблизи строки «Взойдем в Мадрит». Здесь зарисован Дон Гуан, высокий и могучий, как тополь рядом с ним, и у ног героя пьесы город, в который он входит с надеждой на новые победы14. В тексте пушкинской драмы высокий рост и мужественное сложение героя не описаны как таковые, и лишь реплика Лепорелло в ответ на намерение героя укрыться плащом: «Да! Дон Гуана мудрено узнать!», как и удивление Дон Гуана обликом статуи, не напоминающей ему Командора («Каким он здесь представлен исполином! Какие плечи! что за Геркулес!.. А сам покойник мал был и тщедушен. Здесь, став на цыпочки, не мог бы руку До своего он носу дотянуть.») и заставляющей его с презрением победителя вспомнить фигуру, проткнутого шпагой («Наткнулся мне на шпагу
он и замер, Как на булавке стрекоза...»15), косвенно сообщают о превосходстве ловеласа, данном ему природой.
Внешний вид и связанная с ним уверенность Дон Гуана восходят к произведению Гофмана, который был поражен обликом певца, исполнявшего партию главного героя оперы Моцарта. Идеализируя образ Дон Жуана, Гофман писал о своих театральных впечатлениях: «. Дон-Жуан и Лепорелло, речитативно беседуя между собой, выходят на авансцену. Дон-Жуан откидывает плащ и предстает во всем блеске затканного серебром наряда из красного бархата с разрезами. Великолепная, исполненная мощи фигура, мужественная красота черт... <...> Вокруг него суетится Лепорелло, долговязый и тощий.»16.
Большая определенность образа Дон Гуана как высокого человека, показанного таким на пушкинском рисунке, имеет биографическую основу. Поэт был человеком небольшого роста, о чем вспоминали многие современники как об отличительном признаке внешности Пушкина17. О конфликтах, связанных с малым ростом, сведений не сохранилось, очевидно, поэт воспринимал это обстоятельство спокойно. Он не избегал друзей, отличавшихся высоким ростом, как Вяземский, с которым Пушкин в обществе еще одного высокого знакомого являлся на балах18, а также Пущин, Раевские. Описывая невесту поэта, Д.И. Фикельмон отметила: «. высо-
кая...». Впрочем, Вяземские вспоминали: «Пушкин не любил стоять рядом с своею женой и шутя говаривал, что ему подле нее быть унизительно: так мал был он в сравнении с нею ростом»19. Ф.И. Тимирязев сохранил в памяти и другую остроту поэта: «Пушкин долго и молча следил за ее (матери Ф.И. Тимирязева) высокой и стройной фигурой и, наконец, воскликнул: "Ах, Софья Федоровна, как посмотрю я на вас и на ваш рост, так мне все кажетCíу^кинудвбхиIgнясякаKЗшаиксниИЗатг]са:)^^(?ли:]B8Cр220В.И. Далю о творческих трудностях: «Я стою вплоть перед изваянием исполинским, которого не могу обнять глазом - могу ли я списывать его? Что я вижу? Оно только застит мне исполинским ростом своим, и я вижу ясно только две-три пядени, которые у меня под глаза-ми»21. А в использованной с учебными целями на занятиях немецким языком брошюре студенты Ростовского университета прочли такой анекдот. Однажды на балу поэт подошел к высокой даме,
приглашая ее на танец. «Я с детьми не танцую», - ответила она. Пушкин отступил на шаг и произнес с учтивым поклоном: «Ах, простите, я не знал, что вы беременны».
Вместе с тем поэту была предсказана смерть от высокого человека, и он помнил об этом предсказании22. По свидетельству К.К. Данзаса, Дантес был высокого роста23.
При учете также и биографических реалий рисунок Пушкина в черновой рукописи драмы выявляет оставшуюся невыраженной словесно особую пространственную доминанту конфликта. Суть ее в том, что перед статуей супруга соблазняемой женщины Гуан становится мал также и физически, а исполинская, по определению Дон Гуана, Статуя командора говорит, утверждая: «Дрожишь ты, Дон Гуан»24. Все это делает оценку поэтом главного герой недекламативной, но она достаточно определенна.
В заключение отметим, что присутствие бессловесного как эстетической данности и как дополнения словесно выраженного объясняется особыми свойствами пушкинских произведений, предполагающих сотворчество и сопереживание читателя.
Примечания
Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 20 т. Т. 19. Дневники 1847-1893 гг. - М., 1965. -С. 117; Гоголь Н.В. Несколько слов о Пушкине // Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 9 т. Т. 7. - М., 1994. - С. 264.
Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 6. - Л., 1978. - С. 65, 66. Интересно, что при описании места встречи героев писатель обращается к впечатлениям раннего детства, когда в дворянских домах кабинеты совмещались с парадными библиотеками. Такие были на первом (Нижняя иностранная, с камином) и втором (Верхняя русская библиотека) этажах дворца Голицыных в Вязё-
мах. - Новиков. В.И. Усадьба Вязёмы и окрестности. - М., 2008. - С. 20, 24, Е6ссказы А.С. Пушкина в записи Я.П. Полонского // Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. Т. 1. - СПб., 1998. - С. 54. Грехнев В.А. Мир пушкинской лирики. - Н. Новгород, 1994. - С. 118, 96; Бройтман С.Н. «Я помню чудное мгновенье (К вопросу о вероятностно-множественной модели в лирике Пушкина)» // Болдинские чтения. - Горький, 1987. - С. 72; Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. - М., 1986. - С. 132; Бройтман С.Н. Тайная поэтика Пушкина. - Тверь, 2002. - С. 4, 5. Гете. И.-В. Собр. соч.: В Т. Т. 9. М., 1980. С. 143-144.
2
3
4
ЛермонтовМ.Ю. Сочинения в двух томах. Т. 1. - М., 1988. - С. 179. О вариантах связей строф и их повторной возвратности см.: Чумаков Ю.Н. Стихотворение Пушкина «К***» («Я помню чудное мгновенье»): Форма как содержание // Чумаков Ю.Н. Пушкин. Тютчев: Опыт имманентных рассмотрений. - М. 2008. - С. 284-299.
Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 2. - Л., 1977. - С. 238.
Керн А.П. Воспоминания о Пушкине // Пушкин в воспоминаниях
современников: В 2 т. Т. 1. - С. 380, 385.
Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 2. - С. 304.
Там же. - С. 193.
ПД 838 л 15 об. // Пушкин А.С. Рабочие тетради. Т. 5. - СПб.; Л. 1996; Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 3. - Л., 1978. - С. 58. Характерны записи в дневнике В.П. Горчакова, который видел разговор поэта «с какой-то дамою»: «.мрачность его исчезла, ее сменил звонкий смех, соединенный с непрерывною речью, оживляемой всею пышностью восторжений». - Горчаков В. П. Выдержки из дневника об А. С. Пушкине // Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. Т. 1. - С. 230-231. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 17 т. Т. 18 (дополнит). Рисунки. - М., 1996. -С. 231.
Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 5. - Л., 1978. - С. 316, 332. Гофман Э.-Т.А. Дон Жуан // Гофман Э.-Т.А. Избранные произведения: В 3 т. Т. 1. - М., 1962. - С. 65, 73.
М.Н. Макаров писал: «В детских годах, сколько я помню Пушкина, он был не из рослых детей.»; брат поэта вспоминал: «.ростом он был мал (в нем было с небольшим 5 вершков).», а П. А. Вяземский сравнивал братьев: «Тот и другой были малого роста, в отца». Но и И.И. Лажечников писал о знакомстве с Пушкиным: «Один был очень молодой человек, худенький, небольшого роста. Курчавый, с арабским профилем, во фраке». П.А. Катенину слуга докладывал о Пушкине: «.молоденькой, небольшой ростом.» В.П. Горчаков записал в дневнике: «В числе многих особенно обратил мое внимание вошедший молодой человек небольшого роста, но довольно плечистый и сильный.» - Макаров М.Н. Александр Сергеевич Пушкин в детстве (из записок о моем знакомстве); Пушкин Л. С. биографическое известие об А.С. Пушкине до 1826 г.; Вяземский П.А. Из «Старой записной книжки»; Лажечников И.И. Знакомство мое с Пушкиным (из моих памятных записок) (Курсив автора записок); Катенин П.А. Воспоминания о Пушкине; Горчаков В.П. Выдержка из дневника об А.С. Пушкине // Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. Т 1. - С. 46, 51, 139О16:ортр0стб0ожидаемого и реального писал М.П. Погодин: «Ожидаемый нами величавый жрец высокого искусства - это был среднего роста, почти низенький человечек.». Ему вторил К. А. Полевой: «Перед конторкою (на которой обыкновенно писал Н.А.) стоял человек, немного превышающий эту конторку, худощавый.» В числе недостатков внешности Пушкина А. А. Оленина назвала его «маленький рост». - Погодин М.П. Из «Воспоми-
6
7
10
12
13
14
15
16
17
наний о Степане Петровиче Шевыреве»; Полевой К. А. Из «Записок»; Оленина А.А. Из «Дневника» // Там же. Т. 2. - СПб., 1998. - С. 34, 59, 76.
Жена друга Пушкина В.А. Нащокина писала: «Пушкин был невысок ростом.» - Нащокина В.А. Рассказы о Пушкине // Там же. - Т. 2. - С. 235. На эскизе портрета «Парад на Марсовом поле» Г.Г. Чернецов записал рост поэта: «2 арш. 5 верш. с половиной» // Там же. - Т. 1. - С.449.
18 Вяземский П.А. Заметка из воспоминаний // Там же. - Т. 1. - С. 122, 123.
19 Фикельмон Д.И. Из дневника; Вяземские П.А. и В.Ф. Рассказы о Пушкине, записанные П.И Бартеневым // Там же. - Т. 2. - С. 142, 171. Высокий рост Н.Н. Пушкиной отметила и В.А. Нащокина. - Нащокина В.А. Рассказы о Пушкине // Там же. - С. 245.
20 Разговоры Пушкина. Репринт. воспр. изд. 1829. - М., 1991. - С. 160.
21 Там же. - С. 203.
22 По воспоминаниям брата поэта, гадалка предсказала ему преждевременную смерть «от руки высокого белокурого человека». - Пушкин Л.С. Биографическое известие об А.С. Пушкине до 1826 г. С. 49. Рост в этом предсказании отметил и А.Н. Муравьев. - Муравьев А.Н. Из книги «Знакомство с русскими поэтами» // Пушкин в воспоминаниях совРемшщиикожпВй тоб^ой. случае, и А.Н. Вульф свидетельствовал, что поэт поведал ему о предсказание, услышанном в молодости. - Вульф А.Н. Рассказы о Пушкине, записанные М.И. Семевским // Там же. - Т. 1. - С. 419, 421.
О том же вспоминала, например, и А.А. Фукс. - Фукс А.А. А.С. Пушкин в
23 Даизни //ККм жПослТдни- 01125 6жизни и кончина Александра Сергеевича Пушкина в записи А. Аммосова // Там же. - Т. 2. - С. 395.
24 Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 5. - С. 350.
