CC BY
24Г. А. Осипов
БАЗОВЫЕ ФАКТОРЫ,
ВЛИЯЮЩИЕ НА ОБЩЕСТВЕННЫЕ ПРОЦЕССЫ1
Для всех обществ существует единая (если не считать малых, чисто количественных вариаций) базовая целевая функция. Одни достигли ее максимума (с некоторыми оговорками, это страны «золотого миллиарда»), другие приближаются, третьи, по крайней мере, не ухудшают ситуации. Естественно, что задачи, стоящие перед соответствующими элитами, должны различаться. Своеобразие российского общества не только в том, что цель далека, но и в том, что, судя по последним десятилетиям, оно предпочитает двигаться в обратную сторону. Оценить состояние общества сложно, да и российская элита неважно подготовлена, поэтому формулируются, казалось бы, важные, но ложные ориентиры. Подменить или дополнить базовую целевую функцию они не могут: удаленность вершины не отменяет ее существования.
Какова же эта целевая функция? Ее не нужно долго искать. Исследование свойств макроэкономики приводит к выводу: есть один доминирующий параметр (или, если хотите, «сверхпараметр»), которому подчинены остальные, вроде бы независимые, экономические характеристики2. Все успешные экономики Запада имеют схожую конфигурацию совокупного продукта. Он примерно наполовину состоит из предметов потребления (что отражается в структуре заводских цен), а национальный доход составляет даже большую часть продукта за счет накопления. При этих макропропорциях управляющий класс располагает высокоэффективным производственным оборудованием, а управляемый класс продает свой труд за достойную плату.
1 Статья подготовлена в ходе выполнения исследовательского проекта по гранту РФФИ № 07-06-00033а.
2 Осипов Г. А. 10 лет реформ. Можно ли окультурить «дикий» капитализм? // Энергия: экономика, техника, экология. 2002. № 2; Он же. Макроэкономические пропорции: свойства и следствия. М.: Экономика, 2003; Он же. Механизм деградации общества. М.: Научный мир, 2005.
«Сверхпараметром» является соотношение двух подразделений, а в его настройке реализуется известный, довольно универсальный принцип согласования нагрузки.
Может показаться, что автор подменяет или сужает тему, повернув к экономике. Однако подчеркнем важное: улучшение макроэкономических пропорций выходит за рамки чисто экономических проблем. Да, экономика становится фондосберегающей. Да, максимизируется обмен между подразделениями, а рынок становится равновесным. Попутно достигается максимум «мощности воспроизводства». Но еще более важно, что улучшаются общественные нравы, а права и свободы граждан, в том числе конституционные, реализуются надежнее. Демократия и гражданское общество - спутники именно таких экономик. Они достигли этого - по-видимому, наиболее выгодного, гомеостат-ного, - состояния самопроизвольно, проявив способности к самонастройке. И теперь им остается динамически настраиваться на этот максимум, что проявляется в коротких экономических циклах - небольших колебаниях около максимума.
Значит, первое базовое свойство свободной экономической системы - внутренняя потребность в оптимизации макропропорций. Попутно заметим, что движение к максимуму порождает межклассовое сотрудничество, а движение вспять - межклассовый антагонизм. В первом случае производственные, социальные и личностные характеристики улучшаются, во втором -портятся (производственная и социальная стороны экономики едины). Упомянем также о том, что именно в оптимизированной таким образом экономике модернизационные процессы идут самопроизвольно, без понуканий, заклинаний и принятия очередных «Основных направлений».
Применительно к макроэкономическим пропорциям сложилась забавная ситуация. Западное экономическое сообщество интересуется в основном фазами очередного цикла и связанной с этим динамикой роста, уровнем спроса, занятости и экономической экспансии. Сами же макропропорции (почему они такие, а не другие, и почему они самоподдерживаются) выпали из поля зрения исследователей. Они достигнуты, они хороши, и этого
достаточно. Вероятно, на Западе проблема макропропорций актуализируется, если они начнут заметно портиться.
В России же пренебрежение ими можно объяснить только тем, что здесь еще не закончился период усвоения западных общественнонаучных (или, лучше сказать, учебных) ценностей. Поэтому рефлексии на тему макропропорций больше присущи пенсионеркам, пришедшим в магазин, чем, скажем, молодым европейски образованным экспертам, обслуживающим высшую власть. В рамках усвоенного они пока не различают оптимизированный, равновесный, западный рынок от разрегулированного, неравновесного, российского.
Для России проблема макроэкономических пропорций чрезвычайно актуальна. Степень их отклонения от мирового оптимума слишком велика (а то обстоятельство, что мы в этом не одиноки, как-то не утешает). Если в США доля оплаты труда в заводской цене составляет «на круг» около 50 %, то в России -не больше 10 %. Это различие многими выдается за благо или, во всяком случае, за конкурентное преимущество, приманку для инвесторов. Но преимущество мнимое.
Для самодостаточной, не колониальной, экономики вторая по важности макроэкономическая характеристика - удельная капиталоемкость национального дохода. Чем ниже в стоимости доля оплаты труда (трудосберегающая экономика), тем выше фондорасточительство. Экономик, совмещающих фондосбере-жение с трудосбережением, не бывает. Или - или. Сэкономил на труде - потерял на фондоотдаче, причем потерял больше. Скупой всегда платит дважды. Количественные оценки этой зависимости имеются. Они подтверждают то, что было уже известно из советского опыта. Стратегия относительного обнищания управляемого класса привела к двойному-тройному расходу производственных фондов на единицу национального дохода. Кто помнит, тогда возник даже дефицит отдельных природных ресурсов, используемых нерачительно воды, леса (из народного фольклора тех времен: если построить социализм в Сахаре, то неизбежно возникнут перебои с песком). И, конечно, людей. С тех пор лучше не стало. Относительное обнищание, которое
завещал нам развитой социализм, стало абсолютным в связи с экономическим спадом.
Третье базовое макроэкономическое свойство (или следствие), привязанное к макропропорциям, - это переменная организованность экономического процесса. Чем ниже в экономике доля потребительского сектора, тем все меньшая часть производственных фондов используется результативно, а все большая часть используется в качестве балласта, не создающего национального дохода. Для указанного выше уровня потребления получается, что каждая производственная единица в среднем реализует примерно 1 0 % своих технологических возможностей - в несколько раз хуже, чем такие же, технологически родственные единицы, используемые в других, успешных экономиках. Понятно, что и степень упорядоченности в экономике такова же. С российской неорганизованностью мы сталкиваемся на каждом шагу, но утешаемся тем, что вот примут соответствующее постановление, и очередной недостаток исчезнет. Не исчезнет. Даже если удвоить количество контролеров, а над ними поставить контролеров второго уровня.
Четвертое базовое свойство экономики - предрасположенность к модернизации производственной базы. Действительно, научно-технический прогресс, по определению, служит повышению эффективности общественного производства. Эффективность определяется долей национального дохода в ВВП, а значит, и долей потребления для каждого. Поэтому в свободной экономике совокупный материальный интерес легко трансформируется в непрерывную, устойчиво идущую модернизацию. Наука становится, как пишут энциклопедии, «ведущим фактором» и «непосредственной производительной силой». Только это все не про нас. В условиях социалистического строительства эффективности было предписано снижаться, потому что действовала стратегия преимущественного наращивания объема первого (то есть «тяжелого») подразделения. Но если в условии задачи задано снижение эффективности, то, естественно, устойчивая модернизация нереализуема, потому что неэффективной
экономике она не нужна. Возникающее противоречие непреодолимо. Оно сохранилось.
Есть еще один отрезвляющий нюанс, имеющий отношение к обновлению производственной базы. Если макропропорции испорчены, то в совокупном продукте неизбежно и сильно снижена доля производственного накопления, а это единственный надежный источник обновления. «Самообновление» такой экономики можно увидеть только через сильное увеличительное стекло. Поэтому раздающийся сейчас призыв к инновационному развитию чем-то напоминает просьбу утопающего о спасении, адресованную тем, кто умеет плавать. В нем видится и неверие в это самообновление, и неспособность элиты создать для этого нужные условия.
Исходя из этих общих соображений, можно, в частности, предположить, что перспективы реализации провозглашенных национальных проектов туманны. Вовсе не потому, что они все плохи (неактуальны только те из них, которые не способствуют исправлению макропропорций). Причины названы: базовая (макроэкономическая) неорганизованность, атрофия внутренней потребности в модернизации, низкая экономическая эффективность и - впереди - «неожиданно высокая» затратность проектов. Ведь при испорченных макропропорциях излишне высокая «организационная» составляющая затрат никуда не денется и проявится в любой модернизации, делая ее ожидаемо неэффективной. В общем, слишком не надежен экономический фундамент.
Социалистическая идеология сохранилась. По мнению министра финансов, «среднедушевые доходы не могут повышаться быстрее темпов роста ВВП». Эта цитата - пересказ известной советской экономической «аксиомы», под флагом которой наш экономический корабль и пошел ко дну. Конечно, она ошибочна: теоретически доходы людей можно увеличивать даже при нулевом росте за счет снижения издержек. Просто основоположники марксизма не велели этого делать. Но, наверное, бух-гал..., т. е. хочется сказать, министр финансов - не обязан знать о взаимосвязи макропропорций, амортизаций и издержек. Ведь это наш министр финансов.
И есть еще один слой проблем. Если экономика самодостаточна, то все процессы замкнуты в кольцо: добытое сырье идет на переработку и добавленная стоимость не уходит чужому (зарубежному) дяде. Результатом переработки являются предметы потребления, производственное и личное накопление и услуги (в сумме - национальный доход), а также амортизационная часть совокупного продукта. В хорошей экономике это кольцо тщательно оберегается: оно ориентировано в основном на внутреннего потребителя (он же - производственный персонал). Заработал - потребил. Экспорт не ущемляет внутреннего потребления, а экспортируются, естественно, конкурентоспособные высокотехнологические изделия и (в виде экономической экспансии) капиталы, олицетворяющие излишки того самого накопления, которого нам так не хватает.
С этих позиций российской экономики как целого не видно. Из нее выделились и зажили своей независимой жизнью как минимум еще две: колониально-сырьевая и теневая. Главное свойство первой из них состоит в том, что предприятия наших добывающих отраслей давно уже включены в чужие кольца. Они не нуждаются в отечественном оборудовании, закупая импортное и оставляя без работы отечественных машиностроителей. К тому же они вынуждены приспосабливаться к другой, отличной от российской, структуре цен. Возникает структурно-ценовая несовместимость экспортно-ориентированных предприятий с прочими российскими предприятиями. В экспортной же деятельности они попадают (и ставят Россию) в неравное положение относительно зарубежных переработчиков сырья - в положение колонии. В масштабе государства упущенная выгода соизмерима с производимым продуктом.
Поскольку экономика представляет собой большую человеко-машинную систему, рассмотрим влияние человеческой составляющей. Поведенческие практики индивидуумов зависят от экономической ситуации, в частности, от степени их экономического отчуждения. Это установлено и не требует еще одного доказательства. Но есть и обратное влияние: эти практики могут стать неблагоприятными настолько, что будут усугублять эко-
номическую ситуацию по принципу положительной обратной связи. Возникает реальная опасность попадания экономически неблагополучного общества в состояние неуправляемости, из которого вернуться если и можно, то очень не просто.
Вот простой пример проявления такой обратной связи. И без того невысокий уровень потребления снижается еще больше из-за того, что в России управляемый класс отстранен от распределения прибыли (или прибавочного продукта), прибыль эгоистически присваивается управляющим классом (К. Маркс назвал это, кажется, раздельным потреблением). Такова его мораль - «здесь вам не «Запад»!». В результате из номинальной (у нас) 10-процентной цены труда производственному персоналу достается едва ли половина, а несправедливое распределение заработанного не способствует ни классовому миру, ни улучшению трудовой и общественной морали.
Второй пример. В начале 90-х гг. освободили цены. В результате в погоне за рентабельностью низкорентабельного производства началась гонка цен: в неэффективной экономике, не умеющей снижать издержки, выигрыш (причем очень кратковременный) возможен только за счет других игроков. Но экономические связи закольцованы, поэтому бизнесмены, инициативные по части ценообразования, быстро получают адекватный ответ. Те же, кто продает свой труд и не могут диктовать его цену, поневоле снижают его количество и качество. Гонка продолжается и сейчас. Ее вклад в рост цен явно перевешивает эффект свободной конкуренции. Несмотря на это, о позитивной роли свободной конкуренции говорят все, стараясь не замечать, что она стала соревнованием, кто из производителей и перепродавцов быстрее реализует свои инфляционные ожидания. В остальных случаях она заменена ценовым сговором.
Интересно, что в США в период «Великой депрессии» гонки цен не было, и денежная масса не росла как снежный ком, а изменялась соответственно объему совокупного продукта. Президент США, обращаясь к американскому народу со своей программой преодоления кризиса, рассчитывал на проявление нравственности в вопросе формирования цен. И он не ошибся.
Российский управляющий класс подобного испытания не выдержал и не выдерживает сейчас.
Итак, мы имеем в России две противоборствующие тенденции. В одном «углу ринга» располагается сильное, объективно существующее, доказанное мировой практикой, вооруженное рыночными инструментами стремление экономики к самоопти-мизации, в другом «углу» его противник, тоже не слабый, по кличке «неблагоприятный человеческий фактор». Обусловленный низкой организованностью и экономическим отчуждением, он тоже объективно существует. Кто кого? К сожалению, те, кто ставил на первого, недооценили мощи и массы второго. Ход последних «рыночных» реформ это наглядно показал, иначе наша экономика смогла бы за 15 лет несколько улучшить свои характеристики и сблизиться со странами «золотого миллиарда» параметрически. Но тенденций к улучшению макропропорций не наблюдается, они «зависли».
В поисках закономерности возникает идея измерить степень нравственности общества. Или более конкретно: оценить, хотя бы в первом приближении, степень несовпадения поведенческих практик российского общества с общественными нормами, свойственными более благополучному обществу, например американскому. Была предложена соответствующая математическая модель. В любом обществе часть людей всегда противостоит позитивному общественному смыслу. Но в благоустроенном обществе таких людей меньшинство. Мы допустили, в качестве первого исходного условия, что от 5 до 1 5 % американцев так или иначе проявляют поведенческие аномалии: хитрят при заполнении налоговых деклараций, нарушают уголовные законы, обманывают деловых партнеров, пропагандируют контркультуру, засоряя среду межличностного общения, и т. п. В общем, совершают поведенческие «аварии». В качестве второго исходного условия было принято, что разброс деловых и прочих человеческих качеств функционально связан с макроэкономическими пропорциями.
Результаты, полученные при указанных исходных данных, не вдохновляют, но впечатляют. В настоящее время в российском обществе люди, склонные к пренебрежению «мировыми»
общественными нормами, имеют двойной численный перевес. Обладают, так сказать, конституционным большинством. Как сказал бы классик социологии П. А. Сорокин, в российском обществе эгоистические проявления двукратно превысили альтруистические. Такую ситуацию нельзя считать нормальной и легко устранимой. Складывается впечатление, что названный выше «сверхпараметр» задает даже общественные вкусы, привычки и облики; во всяком случае, это наблюдаемо. Нет сомнения, что при всем при том большинство соотечественников остаются горячими приверженцами европейских ценностей, но на словах.
Нельзя не вспомнить о коррупции. Потенциал этого явления определяется степенью искажения структуры цены производимого продукта. С одной стороны, как мы договорились, понижается нравственный уровень общества. С другой стороны, с финансовой, многократно возрастает объект паразитических притязаний - это «свободные» ресурсы, подлежащие нелегальному перераспределению. Их возросший объем пропорционален разнице между нормальной (там, «у них») и ненормальной, заниженной (у нас) долей производителя в цене продукта. Обе стороны сходятся. Хотите уменьшить коррупцию - исправляйте макропропорции. Совсем не случайно современные передовые страны пришли к демократии через эффективную экономику, а не помимо нее и не вопреки ей. История учит, но только тех, кто хочет учиться.
Качеству экономической основы, разумеется, соответствует и качество политических процессов. То обстоятельство, что морально чистые граждане России стали меньшинством, становится главным препятствием к созданию настоящего гражданского общества (такого, которое первично по отношению к бюрократической системе и способно противостоять разрушающим воздействиям с ее стороны). Не приходится говорить и об укреплении демократических институтов, потому что при таком раскладе изучение размаха и качества партийного строительства становится не очень актуальным, а соблюдение правил соревнования элит - маловероятным. Все партийные программы привлекательны и похожи (списаны с одного-двух прототипов), но лег-
ко забываются. В процессе социально-политических размежеваний электорату приходится выделять «полезные сигналы» в присутствии ложных целей и интенсивных помех - задача, более типичная для технических наук и вряд ли предусмотренная западными отцами теории размежеваний. Для электората она слишком трудна, и фильтрация неэффективна. Результатом неизбежно становится политическая апатия. К сожалению, нам не известны исследования, устанавливающие или опровергающие связь между степенью экономического и политического отчуждений и степенью общественной апатии (камбоджийский эксперимент не в счет). Если эта связь прямая, а не обратная, то и это явление становится фактором, препятствующим становлению гражданского общества.
Понятно, что политическая элита в нравственном отношении не лучше общества в целом, а если учесть имеющийся в ее руках постоянно оттачиваемый эффективный инструментарий антиотбора, то безусловно хуже. Сегодня уже можно утверждать, что ради своего устойчивого положения элита отложила строительство гражданского общества на потом. Наука же утверждает, что, приобретая дополнительный запас устойчивости приобретается за счет качества. И вот результат: власть, свободная от общественного контроля, ненадлежащим образом исполняет свои повседневные, рутинные обязанности перед обществом. Стоит ли говорить о перспективах? Для решения обсуждаемой проблемы, а именно улучшения качественных характеристик в перспективе, нужно, как минимум, ее осознание. Вероятность этого осознания мала.
Эффективное управление предполагает информированность. Но властные структуры не стали заказчиком объективных статистических данных. Поэтому официальный показатель инфляции не соответствует росту денежной массы и потребительских цен, а отражает лишь желание власти любым способом вогнать этот показатель в 10-процентный допуск, отделяющий, согласно учебникам, «достойных» от «недостойных». Поэтому статистическое ведомство не делится с обществом информацией о структурах цен монополистов и «конкурентов», в том числе об
оплате труда производственного персонала в производящих отраслях (в процентах от цены продукции), о вкладе посреднических структур в ценообразование, об уровне ценовых «накруток» и прочих особенностях российской рыночной экономики. В общем, всем тем, что составляет экономический облик общества и предмет самообмана элиты, если не прямого ее соучастия.
Эффективное управление предполагает также наличие нужных рычагов. В рамках либеральной концепции их пока не обнаружено, но поиски продолжаются. Вероятность того, что власть проявит некую политическую волю и поменяет экономическую концепцию (или просто возьмет да и заделает самые заметные щели в экономическом заборе), тоже мала.
Подведем итоги. Во-первых, применительно к России речь идет о том, чтобы вылезти из макроэкономической «ямы», а не обустраивать ее. Рассмотренная проблема является задачей высшего приоритета. Во-вторых, она может быть решена только в сфере производства и не может быть заменена социальной благотворительностью. Все остальные проекты, при всей их важности, должны быть у нее в подчинении. В-третьих, исправление макроэкономических пропорций не представляет угрозы материальным интересам властной элиты. Эта угроза мнимая и, по большому счету, означает только требование интеллектуального и нравственного роста элиты. Интересы управляемого класса тем более не противоречили бы оптимизационной программе, если бы таковая ожидалась. Стороны имеют согласованный общий интерес и могут рассчитывать на общий выигрыш. Как говорится, посмотрите вокруг. Но чтобы достигнуть общей цели, нужно уметь планировать.
Если бы речь шла о термодинамической системе, то эта задача, наверное, вообще не имела бы решения: из учиненного уже хаоса нельзя получить порядок; энтропия не понижается. Но предпочтем, сохраняя оптимизм, считать ее трудно выполнимой. Альтернатива - распад общества.
