CC BY
44
чистые (3, 113, 338) деньги. В первой редакции писателем использовались иные определения: честные, потные, черные деньги как обозначение заработанных честным трудом, а не воровством, средств. Для посещения отчего дома Векшин позаимствовал у Саньки Велосипеда именно чистые деньги, понимая, что возвращаться в отчий дом нельзя с грязными мыслями и бумагами. Эта метафора в дальнейшем перейдет и в роман «Русский лес». Поля, отвечая на гнусные выпады Грацианского против Вихрова, якобы принимавшего от бывшего хозяина лесов регулярные денежные пособия, замечает: «Значит, он знал, что это чистые деньги, если не отказывался от них!» (9, 116).
Используя выделения в тексте, Леонов зачастую таким образом видоизменяет правила русской орфографии. Например, писатель почти всегда имена собственные, по правилу пишущиеся в кавычках, дает вразрядку: «<...> запевай наше Яблочко , ну!» (3, с. 161); «Дать Чикилеву суждение о Башмачкине по прочтении Шинели» (3, 496). Зрительно выделяются и фразеологические выражения: «<...> она избегала глядеть на него из боязни выдать едва приметные пока птичьи лапки под глазами» (3, 227). Но в эпилоге романа «Вор» появляется название повести Фирсова «Зло -ключения Мити Смурова». Леонов использует и традиционный знак препинания - кавычки, и разрядку. Взятые вместе эти два компонента ориентируют, с одной стороны, на принадлежность текста автору (разрядка), а с другой - показывают
дистанцию между реальным, настоящим автором и критиком, написавшим рецензию на повесть Фирсова (заключение имени собственного в кавычки, чего в авторском тексте не встречается).
Писатель использует дополнительные средства воздействия на читателя. Его графические выделения слов не всегда логичны и выражают какие-либо главные моменты идейной полемики. Слова побуждают к дополнительному поиску мотивировки их выделения. Даже на таком (графическом) уровне писатель не дает готовых выводов, но изначально заостряет внимание на важных моментах, выделяя слова курсивом, разрядкой и т.п. Таким приемом автор создает особую «архитектуру главы, страницы, абзаца» (10, 366).
1. Леонов Л.М. Собр. соч.: в 10 т. М., 1984. Т. 10. С. 540. В дальнейшем ссылки на это издание приводятся в тексте статьи с указанием номера тома и страницы.
2. Леонов Л.М. // Вопр. литературы. 1966. № 6. С. 102.
3. Большой мир. Статьи о творчестве Леонида Леонова. М., 1982. С. 473-486.
4. Леонов Л.М. Вор. 3-е изд. М., 1932.
5. Воронский А.К. Литературные портреты: в 2 т. М., 1928. Т. 1. С. 349.
6. Неживой Е.С. Александр Воронский - литературный критик. Уфа, 1983. С. 71.
7. Еремеев А.Э. // Литературоведение на пороге XXI века. М., 1998. С. 166.
Поступила в редакцию 14.09.2005 г.
Б.Н. ЧИЧЕРИН КАК ХУДОЖНИК СЛОВА
В.Е. Андреев
Andreyev, V.E. B.N. Chicherin as a master of word. The article deals with the literary heritage of the outstanding Russian scholar and historian B.N. Chicherin (1828-1904), who is also known for his poems, letters, articles, and memoirs. His memoirs are discussed from aesthetic angle. The article represents the notion of the memoirist’s literary palette underlines the role of detail and symbol in the composition of the memoirs.
Тамбовская земля - один из провинци- эпистолярного жанра, духовной литературы.
альных литературных центров России. Здесь Тамбовским наместником служил великий
создавались памятники литературы, поэзии, русский поэт Г.Р. Державин, на нашей земле
творил Е.А. Боратынский, создавал свои богословские труды св. Феофан, затворник Вышенский, писал свои последние книги
A.М. Жемчужников, создавались музыкальные шедевры П.И. Чайковским, С.В. Рахманиновым, творили живописцы - Г.Г. Сорока, Ф.А. Васильев, В.Д. Поленов, Е.Д. Поленова,
B.А. Серов, В.О. Шервуд, М.В. Добужинский.
Перед нами поистине богатейшее духовное художественное наследие, в полной мере еще неоцененное и неосмысленное нами, удовлетворительно еще неизученное.
Один из большого ряда памятников -мемуарный свод философа и историка Б.Н. Чичерина (1828-1904), над которым автор работал в своей родовой усадьбе Караул Кирсановского уезда Тамбовской губернии в последние годы своей жизни.
Литературные дарования тамбовских Чичериных развивались в атмосфере напряженных интеллектуальных и творческих контактов, которые были естественны для тамбовского литературного гнезда Боратынских (Е.А. Боратынский, П.А. Боратынский, А.Д. Боратынская, С.М. Боратынская, Н.Е. Боратынский), творческая активность которого усиливалась благодаря переписке Е.А. Боратынского с А.С. Пушкиным, И.В. Киреевским, встречам в Москве и на Тамбовщине с князем П.А. Вяземским, Н.Ф. Павловым,
C.А. Соболевским.
Творческие связи Боратынских и Чичериных становились прочнее в результате появления связей семейных: племянница поэта Е.А. Боратынского Софья Сергеевна вышла замуж за Владимира Николаевича Чичерина, брата историка и мемуариста Б.Н. Чичерина [1]. Б.Н. Чичерин еще в молодые годы был частым гостем в усадьбе Боратынских Мара. Между ним и братом поэта С.А. Боратынским (1807-1866) установились дружеские сердечные отношения, которые закрепились в многолетней переписке. В одном из писем С.А. Боратынского 1864 года после длительных увещаний и ворчаний концовка звучит так: «Прощай, однако ж, любезный Борис, прости, что заболтал. Не соблазняй приветами Севера, а лучше приезжай сюда и посмотри, как здесь цветут сирени и как здесь тебя любят...» [2]. После смерти С.А. Боратынского его жена С.М. Боратынская обратилась к Б.Н. Чичерину с письмом. «Благодарю Вас, милый Борис Николаевич! Ваше
участие, Ваши задушевные слова о Сергее Абрамовиче мне очень дороги и отрадны. Никого он так не любил, как Вас и все Ваше семейство! И вы любили его - много!» [3].
Борис Николаевич Чичерин принадлежал к самым образованным людям своего времени. Интересы его были глубоки и разносторонни. Философ, историк, правовед, математик, химик, мемуарист, ценитель и собиратель образцов западноевропейской и русской живописи и графики. В современной литературе, посвященной Б.Н. Чичерину, обращается внимание на художественное значение его писем, на лирическую сторону его дарования [4].
Между тем в большой литературе о Б.Н. Чичерине почти нет исследований об особенностях его мемуарной прозы. Его мемуары используются исследователями наследия Б.Н. Чичерина (И.В. Порох, Л.М. Искра, В.Д. Зорькин, Г.М. Хэмбург, А.С. Кокорев, Н.В. Россель) как важный исторический источник, свидетельствующий о жизни русского общества 20-80-х годов XIX века, а также об укладе и нравственных принципах семьи Чичериных и их ближайшего круга (Боратынские, Кривцовы, Павловы).
Его внучатый племянник известный историк и теоретик литературы А.В. Чичерин в своих частично опубликованных воспоминаниях рассказал о трагичной истории этого уникального литературного памятника. Вобрав в себя огромный жизненный опыт автора, став его литературным анализом эпохи и его завещанием, «Воспоминания» чуть было не сгорели во время пожара в одной из комнат караульского дома. «Караульские книги <...> хранят на себе и теперь отпечатки этого пожара. Александра Алексеевна (жена Б.Н. Чичерина. - В. А.) с ужасом думала о том, что пожар угрожает единственной рукописи Воспоминаний. Она рвалась сама в дым и огонь, чтобы их вынести оттуда. Но ее удержали. Лакей Михайло, завернув голову мокрым полотенцем, проник в комнату, смежную с кабинетом, и вырвал Воспоминания у огня» [5]. Потрясение, вызванное пожаром, стало началом последней болезни великого ученого-историка, от которой он уже не оправился.
А.В. Чичерин оказался одним из первых, а может быть, и первым исследователем «Воспоминаний» Б.Н. Чичерина. В своих
уже цитированных воспоминаниях он дал краткую характеристику основного тона этой книги караульского затворника, указал на композиционные особенности этого великого сочинения. «Среди сумрачных страниц пробиваются и светлые картины весенней природы, пасхального праздника в Карауле» (л. 47).
В задачу настоящей статьи входит характеристика воспоминаний Б.Н. Чичерина как явления художественной литературы, связанного с литературным гнездом Боратынских.
При жизни автора в 1890 году в журнале «Русский Архив» увидели свет два отрывка из его мемуаров [6]; один был посвящен рукописной книге воспоминаний друга А.С. Пушкина Н.И. Кривцова, а другой рассказывал о дружбе Чичериных, Боратынских и Кривцовых в конце 1820 - начале 1830-х годов на Тамбовской земле в усадьбах Умет, Караул, Мара и Любичи.
Написанные в Карауле воспоминания Б.Н. Чичерина долго шли к читателю. В конце 1920-х - начале 1930-х годов в Москве были опубликованы четыре тома, в которых охвачена жизнь рода Чичериных в Тамбове, Карауле, Кирсанове, Москве, Петербурге и за границей на протяжении почти ста лет. В 1999 году в «Российском архиве» были наконец опубликованы первые главы «Воспоминаний» Б.Н. Чичерина, выход которых был запланирован издательством «М. и С. Сабашниковых» еще в 1929 году, но так и не был осуществлен. Информационная и художественная ценность воспоминаний Б.Н. Чичерина видна в современных переизданиях его последнего труда [8-10].
Жизнь рода Чичериных разворачивается в мемуарах Б.Н. Чичерина обстоятельно и плавно, автор подробно описывает свое детство и юность, переезд из Умета в Караул, подготовку к университету, учение в Московском университете, заграничное путешествие, свою службу в Московском университете в качестве профессора кафедры государственного права, потом свою отставку, жизнь в Карауле, общественную деятельность в земстве Кирсановском и Тамбовском, службу на посту Московского городского главы, и снова отставку, последние годы жизни в деревне.
Первые картины Караула связаны с приездом Чичериных из Умета в новую усадьбу
и восприятием картин природы. От этих картин веет не просто детской восторженностью, но и стремлением передать невыразимое обаяние обступившего детей и взрослых огромного мира: «Мы были поражены открывшейся перед нами картиной. У подножия холма текла широкая река, которая вправо протекала кудрявыми лесами в виде правильного канала, а влево образовала несколько заливов, также окруженных густой зеленью. <...> Горизонт простирался на двадцать пять верст, и все было пышно, привольно и разнообразно. Какое-то торжественное величие царствовало над всею окрестностью. Мы, дети, ничего подобного не видали» [11].
Караул с его свободой и естественностью противопоставлен свободно развивающейся Европе и казенному Петербургу. Европа и Россия, Петербург и Караул в мемуарах Чичерина - это не столько образы территорий, не столько столица и деревня, но действительно контрастно сопоставленные и противопоставленные художественные топосы.
Европу Б.Н. Чичерин воспринимает как «высшее, что произвело человечество, в науке, искусстве, государственной и общественной жизни. И я не мог не убедиться, что все это бесконечно превосходило то, что я оставил в своем отечестве» [12]. Но автор сознает свою чуждость европейскому укладу и темпу жизни: «я всем моим существом принадлежу своей однообразной, убогой, погруженной в мрак невежества родине, которая одна затрагивала самые заветные струны моего сердца» [Там же]. И далее: «Европой я мог любоваться, но жить и действовать я мог только в России» [Там же].
С Петербургом середины 1860-х годов связаны многолюдье, бал в Аничковом дворце, представление на бале императрице и императору, светские выезды, вечера у графини Протасовой, визиты, разговоры, ощущение от которых автор передал в формуле «невыносимой скуки», «бесконечной пустоты». Он пишет: «Я не слыхал ни одной живой мысли, ни одного путного слова. Пустота, пустота бесконечная и однообразная...», «самая политическая атмосфера была в это время удушливая и гнетущая» [13].
Поэтому новая отставка и отъезд из столицы не просто рассказан Чичериным как факт собственной жизни, но и мотивирован
убедительными в его литературной системе доказательствами. «Я рад был вырваться из этой удручающей атмосферы, отделаться от нисколько не привлекавших меня железнодорожных занятий и возвратиться к сельской свободе и тишине» [13, с. 53]. С Караулом входит в мемуары Б.Н. Чичерина тема уединения, сельского покоя и мира, даже идиллии. Природа Караула в мемуарах Чичерина - это воплощение Божественной гармонии, естественности изменений и неисчерпаемого источника радости и наслаждения для человека, живущего с природой «одною жизнью» [13, с. 55].
Осенние картины Чичерин пишет как художник - лирический пейзажист, предаваясь тихому восторгу перед роскошью видов природы и красок. «Мне милы были также осенние дни: и ранняя осень, когда вместо однообразного летнего одеяния природа облекается в золото и пурпур, когда из свежей еще зелени дубов выделяются лиловый вяз, оранжевый клен и красная осина, когда облитый золотом лес глядится в прозрачной, гладкой, как зеркало, реке; и поздняя осенняя пора, когда человек закупоривается от внешней непогоды, на дворе воет ветер, а внутри тепло и уютно, и мирный домашний быт и семейное счастие чувствуются как бы с обновленною силою» [13, с. 54]. Красок немного, но каждая из них вносит необходимый мазок в создаваемую картину осени: общая цветовая гамма осени - золото и пурпур, а убор деревьев дополняет и обостряет наше восприятие: каждое дерево - новый и контрастный цвет: лиловый вяз, оранжевый клен и красная осина.
В мемуарах Чичерина умственные занятия (наука, литература) в течение дня счастливо сочетаются с трудом физическим, чтобы вечером претвориться в картину интеллектуального пира: «И поэзия, и история, и старые романы, и воспоминания, - все чередой проходит перед умственным взором и дает новые наслаждения» [13, с. 54]. Не зря картины сельской жизни, созданные Чичериным, наводят на мысль о жанре идиллии. Мир и гармония наполняют изображенную картину полного и безмятежного счастья.
Важная для мемуаров Б.Н. Чичерина детская тема построена на контрасте образов веселых и радостных детей брата Василия и
Жоржины и траурной темы ранних смертей своих собственных детей.
Для своих детей родители - молодые Чичерины Борис Николаевич и Александра Алексеевна (урожд. Капнист) - достроили дом, начатый отцом - Николаем Васильевичем «с такою обдуманностью и с такою настойчивостью» [13, с. 62]. Мемуарист рассказывает о своих способностях строителя и дизайнера. В изображении интерьера гостиной мемуарист у одной антикварной вещицы подчеркнул необычайную ее историю. Это «прелестный шкафчик у1еих Вои1е, некогда подаренный королем Станиславом Лещин-ским маркизе Вилльнев-Транс», который жене мемуариста А.А. Капнист подарила приятельница, принадлежавшая к этому же роду. Все эти приобретения, ситцы, кретоны, мебель, сделанная домашним столяром Акимом, - «все это было для нас источником беспрерывного удовольствия» [13, с. 63]. Цель, которую преследовал мемуарист -«довершение отцовского дела, украшение дорогого гнезда, продолжение семейных преданий. Я мечтал о том, чтобы, живя в деревне, постепенно привести Караул к идеальному совершенству и передать его своим детям уже окончательно устроенным, в полной красе» [13, с. 63].
Как истинный христианин, после трагических испытаний, на склоне дней, мемуарист пишет: «Этим мечтам не суждено было сбыться. Провидению не угодно было продлить эту блаженную жизнь» [13, с. 63].
Композиция мемуаров строится на естественных контрастах жизни автора и его близких, на контрасте светлых и темных полос жизни Чичериных в караульском доме. О смерти отца дипломата Николая Васильевича (1803-1860) он упоминает глухо. Рассказ же о смерти матери и трагической смерти трех детей занимает в воспоминаниях Б.Н. Чичерина важное место. Первая смерть - двухмесячного младенца Алексея. «В апреле 1874 года у нас родился сын. Я думал, что этим достигнута полнота семейного счастья: есть сын и дочь, чего же нам еще более желать» [13, с. 63]. И опять-таки в согласии со своими философскими убеждениями автор замечает: «Но это был лишь мимолетный призрак».
К смерти маленького сына Алексея (апрель 1874 - 6 июня 1874) он относится как к безжалостному испытанию судьбы: «Это был
первый, но, увы, не последний постигший нас тяжелый удар. Я взял на руки обитый белым гробик, в котором лежал младенец, и понес его в церковь» [13, с. 63].
На караульских страницах мемуаров Б.Н. Чичерина свет, пронизанность счастьем контрастирует картинам мрака, картинам смерти детей. Вот автор едва оправился от смерти сына, и речь его о родном доме принимает вид взволнованного монолога, каждая ступенька которого подымает автора в его восхищении жизнью. «...снова в душе хлынула волна жизненного счастья». И причина этой волны - «дорогие впечатления», «изящное убранство родного гнезда», жена и играющая дочка [13, с. 64]. Градация чувств подчеркивает это нарастание авторского пафоса: автор стоит у камина, он глядит на жену и играющую дочку, он любуется изящным убранством родного гнезда, наконец, он наслаждается «деревенским миром и тишиною» [13, с. 64].
Смертельная болезнь дочери Кати раскрыта автором через изображение психологии родительской заботы, тревоги и надежды.
Предметная изобразительность органично слита с психологическим рисунком: «Кто не испытал этих страшных переходов от надежды к отчаянию, кто не просиживал долгие ночи, прислушиваясь к каждому шороху, к дыханию или стону младенца, кто всем сердцем не почувствовал всей глубины материнского горя, когда теряется последнее, любимое дитя, и родители остаются одни в опустелом доме, тот не поймет, что мы пережили в это время» [13, с. 64]. И вновь зловещая по яркости и беспощадности деталь: «Снова я взял обитый белым гробик с лежащим в нем младенцем и понес в церковь» [13, с. 64].
Смерть матери Екатерины Борисовны в апреле 1876 года изображена как событие, собравшее в последний раз всю семью Чичериных в Тамбове и Карауле: «Мы живо почувствовали, какое высокое нравственное значение имеет слепая старуха, которая служит связью и центром всей семьи» [13, с. 65]. Стих псалма, услышанный автором во время чтения по усопшей матери, «се что добро или что красно, но еже жити братии вкупе», был по его просьбе нарисован другим братом -Василием, остеклен в раму и вывешен автором в столовой караульского дома «в память нашего совокупного семейного житья» [13, с. 65].
Обретенная после отставки с поста московского городского главы свобода, возвращение в Караул к своим научным занятиям воспринимается автором с восторгом и са-моиронией: «я говорил жене, что я чувствую себя точно мышь, удалившаяся от света, которая наслаждается обитаемым ею сыром и знать не хочет того, что делается кругом» [13, с. 262].
И вновь сталкиваются «прелесть и счастье домашнего очага», остро ощущаемые автором, и новый неожиданный удар, «горе, более жестокое, нежели все предыдущие» [13, с. 263].
О семи годах жизни Уленьки (1877-1884) автор пишет кратко, ограничиваясь эмоциональными воспоминаниями: «...чем более она росла и развивалась, тем крепче мы к ней привязывались, тем более мы любовались и ее детскою прелестью и ее душевною красотою» [13, с. 263]. И в развитие этой характеристики автор рассказывает о последних днях своей дочери, сраженной дифтеритом, в которых раскрывается ее душевная красота. «Не будучи в состоянии говорить, она попросила бумажку и написала: «Я умру!» Мать старалась ее утешить, говорила, что если Богу угодно будет взять ее к себе, то у него ей будет хорошо, и все мы там соединимся. Она с сияющим лицом кивнула головкой в знак, что это понимает. Сознательно и спокойно отходило в вечность кроткое дитя» [13, с. 264].
Прежняя деталь-символ детской смерти «обитый белым гробик» в новом контексте приобретает расширительное значение как предвестье новых смертей и новой встречи всей семьи за краем земной жизни. «В третий и последний раз взял я на руки маленький, обитый белым атласом, гробик и понес его в церковь, а оттуда на семейный погост, где он был опущен в землю с другими детьми, рядом и с моими родителями, в ожидании той поры, когда и нам дано будет успокоиться там непробудным сном» [13, с. 264].
Исчерпанность бытия, жизненных сил подчеркнута автором воспоминаний в формуле «сторож кладбища», в которой отразился трагический опыт автора. Кладбищем многих прогрессивных идей оказалась, по мнению автора, и эпоха Александра III. И все-таки общение с Караулом, память рода, семейные предания неоднократно помогали автору выстоять, не сломаться под напором
неблагоприятных обстоятельств, а главное, не сломаться нравственно. Образец такой нравственной силы демонстрирует автор в эпизоде празднования в 1887 году 50-летия приобретения усадьбы Караул Чичериными.
В центре этого эпизода - речь самого автора перед крестьянами Караула. Эта речь устремлена в прошлое (память о родителях, купивших Караул) и одновременно в будущее (пожелание, чтобы наследники жили с крестьянами «в мире и любви, как жил мой отец, как жил мой брат, как жил я» [13, с. 303-304]. Тост, поднятый автором, отражал его надежду на мирное постепенное реформирование России «За процветание Караула и за сохранение добрых, сердечных, семейных отношений между караульскими помещиками и караульскими крестьянами из рода в род» [13, с. 304], хотя он и предчувствовал, что будущее «покрыто непроницаемым мраком. Не только Россия, но и вся Европа стоит перед какими-то зловещими призраками, которые грозят разрушением всему существующему строю человеческих обществ» [13, с. 300].
Автор так объясняет себе и будущим читателям причину обращения к написанию своих воспоминаний: «Погружаясь душою в прошлое, я решился писать свои воспоминания» [13, с. 304]. В изображении процесса литературного творчества вновь пробуждается душа автора к «полной и гармонической жизни» [13, с. 305].
Страницы воспоминаний Б.Н. Чичерина кончаются не мрачными прогнозами и пророчествами, а припоминанием как живых «дорогих ликов» отца Н.В. Чичерина, «Любящей и заботливой матери», «величавой фигуры Кривцова», «неиссякаемого блеска» Боратынского и Жемчужникова, «возвышенного образа Грановского». Б.Н. Чичерин видел впереди счастливую судьбу Караула. «Мне сдается иногда <...> что здесь опять когда-нибудь возродится полная и счастливая жизнь, что эта пышная местность снова сделается приютом цветущей семьи...» И далее: «Поэзия прошлого проливает свой тихий свет на будущее» [13, с. 305].
Завершаются караульские страницы вновь, как и при их начале, картинами оживающей природы в Карауле, переходами от весны к лету, «первый полет бабочек, шум ручьев, сбегающих по холмам, веселое пенье жаворонка в небесной лазури, широкое по-
ловодье, леса, одевающиеся зеленою дымкой, гул лягушек <...> наконец, роскошное цветение вишен, яблонь и упояющей воздух сирени...» [13, с. 308]. В авторе борется надежда и свет с мраком и безысходностью, а пробуждение новой жизни «могучим дыханием уносит человека в горний мир и вселяет в него смутное чаяние чего-то светлого и радостного...» [13, с. 308].
Мемуары Бориса Николаевича Чичерина открывают в известном юристе, политологе, авторе «Истории политических учений» необыкновенного писателя-мемуариста, нарисовавшего в нескольких книгах своих воспоминаний образ эпохи нескольких царствований, картины провинциальной и столичной России, жизни Европы, портреты целой галереи лиц. Вместе с тем как художник лирического и психологического склада он воспел свою родовую усадьбу Караул, запечатлел в слове ее прелесть и обаяние, не подверженные разрушению.
1. Андреев В. // Русские провинциальные усадьбы XVIII - начала XX века. Воронеж, 2001.
С. 379-380.
2. Боратынский С.А. Письма Б.Н. Чичерину. 1862, 1864, 1865, б.д. Автографы. ОР РГБ. Ф. Чичерины. XIV. Ед. хр. 17. Л. 12.
3. Боратынская С.М. Письмо Б.Н. Чичерину. 16 дек. 1866 г. Автограф. ОР РГБ. Ф. 334. Чичерины. Ед. хр. 13. Л. 1.
4. Андреев В.Е. Души высокий строй: Пушкин, Боратынский, Тютчев, Борис Чичерин. М., 2004. С. 46-51.
5. Чичерин А.В. Поиски далекого прошлого: <Давние годы>: Главы из воспоминаний. ОР РГБ. Ф. 334. Оп. 2. Ед. хр. 19. Л. 1-83.
6. Чичерин Б.Н. // Рус. архив. 1890. Кн. 1. № 4.
С. 501-525.
7. Русские мемуары: 1826-1856 гг.: Избранные страницы. М.: Правда, 1990.
8. Чичерин Б.Н. Воспоминания. М., 1991.
9. Чичерин Б.Н. Москва сороковых годов. М., 1997.
10. Чичерин Б.Н. Воспоминания, мемуары. Мн; М., 2001.
11. Воспоминания Б.Н. Чичерина // Российский архив. Т. 9. М., 1999. С. 114.
12. Воспоминания Б.Н. Чичерина. Путешествие заграницу. М., 1932. С. 126-127.
13. Воспоминания Б.Н. Чичерина. Земство и Московская Дума. М., 1934.
Поступила в редакцию 2.11.2005 г.
