CC BY
14УДК 82.94
АВТОРСКОЕ МИФОТВОРЧЕСТВО В АВТОБИОГРАФИЧЕСКОЙ И ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНОГО МИФА О Н. И. НАДЕЖДИНЕ И Е. В. СУХОВО-КОБЫЛИНОЙ) СТАТЬЯ 1
Я. С. Эмир-Велиева,
специалист по учебно-методической работе, Таврическая академия, Крымский федеральный университет имени В. И. Вернадского, 295007, Симферополь, проспект Академика Вернадского, 4, тел. +7 (978) 704 95 67, e-mail: yana.emir90@gmail.com
Аннотация
Эмир-Велиева Я. С. Авторское мифотворчество в автобиографической и художественной прозе (на материале историко-литературного мифа о Н. И. Надеждине и Е. В. Сухово-Кобылиной). Статья 1.
Цель данной работы - дать определение феномену авторского мифотворчества, произвести анализ форм его функционирования, а также причин его возникновения, используя биографический и историко-литературный методы исследования. На материале литературных мифов о Е. В. Сухово-Кобылиной, А. С. Пушкине и А. А. Ахматовой сделан вывод о том, что авторский миф возникает при желании автора изменить действительность. Поскольку в автобиографической прозе автор и герой отождествляются читателем, мифологизация способствует созданию «литературной личности». Перспективы исследования заключаются в том, что оно позволяет рассматривать автобиографии писателей «(второго ряда» XIX века, учитывая тенденцию к мифологизации фактов действительности.
Ключевые слова: авторский миф, мифотворчество, мифологизация, ми-фоборчество, коллективное бессознательное, автобиография.
Summary
Emir-Velieva Ya. S. Author's mythmaking in an autobiographical prose and fiction (based on historical and literary myth about N. I. Nadezhdin and E. V. Sukhovo-Kobylina). Article 1.
© Я. С. Эмир-Велиева, 2015
The purpose of this work is to define the phenomenon of author's myth, to analyze the forms of its functioning as well as its causes, using biographical, historical and literary methods. On a material of literary myths about E. V. Sukhovo-Kobylin, A. S. Pushkin and A. A. Akhmatova is made the conclusion that the author's myth arises when you want to change the reality of the author. As the author of the autobiographical prose and character are identified by reader, it helps to create the mythologizing «literary personality». The rospects of research lie in the fact that it makes possible to learn the autobiographies of writers of the «second-line» of the XIX century, taking into consideration the tendency to mythologizing the facts of reality.
Keywords: autor's myth, myth-making, mythologizing, myth-fighting, collective unconscious, autobiography.
Говоря о мифотворчестве в этой статье, мы не ставим себе цель рассмотреть использование и переработку традиционных мифологических сюжетов и образов в творчестве писателей. Прежде всего, под авторским мифотворчеством мы подразумеваем мифологизацию в биографической литературе, где искусное переплетение правды и вымысла часто выглядит вполне естественным для читателя. Поэтому цель данной статьи -дать определение авторскому мифотворчеству как литературному явлению, а также определить его формы, закономерности и причину возникновения. Научная новизна исследования заключается в том, что в ней впервые анализируется авторский миф в литературе первой трети XIX века в сопоставлении с мифом коллективным. Необходимость дать определение «авторскому мифу» обусловило актуальность работы.
Сразу стоит уточнить некоторые моменты: рассматриваемые нами процессы создания мифа мы изначально определили как авторское мифотворчество. Но поскольку миф, вслед за К. Г Юнгом, связывается с областью «коллективного бессознательного» [12, с. 132], и в связи с постоянно подчеркиваемым во всех дефинициях принципом коллективности в нем, мы становимся перед вопросом - возможно ли вообще определение мифа как авторского? Ответить мы можем следующее: «Термин «авторский миф» несет в себе ту же долю условности, что и утверждение о коллективном характере мифотворчества. Автор авторского мифа <.. .> лишь выразитель коллективного. С другой стороны, коллективное бессознательно-художественное творчество должно иметь непосредственного выразителя» [8, с. 31]. Таким образом, для описываемых моделей создания мифа мы считаем оправданным определение «авторский миф».
Прежде всего, необходимо рассмотреть процесс создания авторского мифа. Достигнуть мифологизации в биографии можно с помощью недомолвок, а также опуская некоторые факты и преувеличивая значение других, то есть просто сместив акценты. Такие мифы всегда выглядят правдоподобнее действительности, поскольку они часто более убедитель-
ны и выстроены закономерно, с определенной целью. Они интенсивно распространяются в читательской среде, оставляя исследование фактов узкому кругу специалистов. «Чтобы объяснить, как все было в действительности, надо истратить очень много слов. Мифическое представление можно сформулировать в одной броской фразе. Реальность часто тонет в подробностях и случайностях. Миф решительно отбрасывает их» [11, с. 6]. Итак, миф существует не потому что реальные факты отсутствуют - он заменяет их в сознании людей, которые не прибегают к осмыслению мифа, будучи убежденными, что это и есть реальность. Исследователь А. Дорошевич следующий вывод по данному вопросу: «Легче всего состояние убежденности достигается в искусстве, ибо готовность воспринимать его как действительность заложена в нем с самого начала. К нему-то и оказались более всего применимы мифологические методы» [3, с. 128].
Поэтому часто читатель воспринимает автора как героя его художественных произведений, отождествляя их, и в автобиографической прозе, по сути субъективной, принимает позицию ее автора. Так происходит создание «литературной личности» автора. «Литературная личность» - это, в частности, та условная биография (портрет, жизненные события и проч.), которая воссоздается читателем по стихам поэта, - однако лишь в том случае, если есть авторская установка на эту личность, неважно, намеренная или непреднамеренная» [9, с. 512]. Это положение вполне можно проецировать и на лирическую прозу, когда читателем воссоздается биография автора по его произведениям. Также посредством жизнеописания автора возможно конструирование биографии «литературной личности», а не реального лица или «построение легенды о писателе там, где установки на нее нет в его творчестве» [9, с. 512].
Например, как известно, знаменитая писательница Елизавета Са-лиас де Турнемир (в девичестве Сухово-Кобылина) явилась прототипом нескольких литературных персонажей, изображенных исключительно в сатирической манере. Это и маркиза де Бараль в романе «Некуда» Н. С. Лескова, «углекислая фея Чистых Прудов», женщина «весьма непрезентабельная», непоследовательно изъяснявшаяся «спутанными и беспутными фразами» о предметах, в которых сама толком не разбиралась [5, с. 291], и Хавронья Прыщова в «Нови» И. С. Тургенева, в образе которой автор высмеял увлечение Е.В. Салиас в конце 60-х - начале 70-х годов, во время пребывания ее за границей, католицизмом и французскими идеями. Обратим внимание, что писатели высмеивают не взгляды на политику и религиозные убеждения графини, а скорее отрицательные качества ее как личности. Это во многом связано с литературной репутацией Е. В. Салиас, которой соответствует следующая характеристика графини в
«Соннике современной русской литературы» Н. Ф. Щербины: «Сальяс графиню видеть во сне предвещает выцарапать глаза человеку, принадлежащему к другому литературному муравейнику, или увидеть наяву madame Rolland Вшивой горки» [цит. по: 10, с. 430].
В сознании современников графиня Салиас так и осталась нервозной, взбалмошной дамой, лишенной душевного спокойствия, часто сменяющая интересы и увлечения, с богатым воображением, выдававшим за действительное то, чего решительно не могло быть. Не отрицая этих ее качеств, мы считаем уместным дополнить этот образ. Хорошо знавший ее Е. М. Феоктистов писал, что она «имела полное право считать себя женщиной положительно доброю» [10, с. 339], «по натуре своей в высшей степени искренняя» [10, с. 340], Тургенев, Островский, Чернышевский отмечали наличие литературного таланта у графини и положительно отзывались о ее ранних произведениях. Стоит также заметить, что Е. В. Салиас не оставила после себя мемуаров, поскольку считала неэтичным вмешательство в чью-либо личную жизнь, в том числе и в ее собственную. Однако при этом ни разу не опровергла ходивших о ней слухов и не пыталась оправдать себя или оклеветать кого-либо из недоброжелателей.
Несмотря на эти положительные характеристики, в образе графини Салиас акценты смещены на закономерно присущие ей, как и каждому человеку, отрицательные качества, а для современного читателя она, прежде всего, маркиза де Бараль, «углекислая фея Чистых Прудов».
Таким образом, миф, поддаваясь рациональному подходу, все же может изживать себя, когда система образов заменяется в нем системой понятий. На примере древних мифов А. Ф. Лосев проиллюстрировал этот процесс следующим образом: «Раньше Афина-Паллада была чем угодно; теперь она богиня войны, художественно-технической мудрости, она уже не сова и не змея, но то и другое становится теперь ее атрибутом. Зевс теперь уже не просто гром и молния; он - блюститель героического правопорядка, и для него гром и молния только атрибуты» [6, с. 14]. То есть мифологическое мышление не приемлет проверки и сомнения - оно базируется на полном принятии истинности мифа. Мифотворчество нацелено на сознание, которое настроено определенно на веру. В итоге содержание такого сознания проецируется вовне и попадает в сознания остальных, не контролирующих степень соответствия его действительности. «Когда в обиходной речи какое-нибудь сообщение называют «мифом», это значит, что его не признают соответствующим действительности; в мифе видят фантом, рождаемый наивностью массового человека» [7, с. 17].
Безусловно, миф не возникает без необходимости. Поэтому в изучении мифотворчества значительную роль играют факты, закономерности
и причинные зависимости реальной жизни, репутации героев мифа и мифотворцев, во многом определяющие направление мифотворчества, его причину.
Что является основой для зарождения мифа? А. Дорошевич считает, что основанием для мифа становится метафора, которая воспринимается как действительность. Однако мифом она становится только когда «претендует на всеобщность и истинность» [3, с. 123]. Метафора, таким образом, разворачиваясь, становится сюжетом, однако «напрасно было бы искать внутреннюю обусловленность и логику в мифологическом сюжете» [3, с. 124] ввиду того, что любая взятая за основу метафора может быть многократно преобразована в разных формах.
Это положение в большей степени касается процесса создания мифа в художественном произведении, однако стоит заметить, что в автобиографической и мемуарной прозе превалируют те же закономерности. Такого рода произведения также отличались друг от друга по степени участия авторов в литературном процессе и осведомленности в фактах реальности, которые впоследствии были изложены с разной степенью правдивости. То есть авторы писали обо всем, что знали сами или слышали от других. Но поскольку очень тяжело установить степень объективности описанного в частной переписке или мемуарной литературе, факты перемешиваются в ней со слухами и сплетнями. «Мифологическое сознание < . > не ищет истину, но создает ее, а здесь вся надежда только на моральные качества и (особенно в искусстве) на талант творца» [2, с. 128].
Ввиду того, что цели мифотворчества могут быть самыми разными, В. А. Черных относит к мифотворчеству и клевету - «злобную и агрессивную разновидность мифа» [11, с. 3]. Посредством клеветы и сплетен создается миф, назначение которого - отрицательно повлиять на репутацию человека, очернить его. Причиной этому часто становятся конфликты личного характера или безответственность автора, располагающего непроверенными фактами.
На основе всего сказанного, следует разграничивать формы мифа, которые, стоит заметить, могут в самых неожиданных формах сочетаться. Это миф, творимый самим автором - о себе, и мифологизация его личности и жизни третьим лицом.
После рассмотрения причин возникновения и закономерностей авторского мифотворчества, актуальным становится следующий вопрос: есть ли необходимость в развенчании мифов, в нашем случае - литературных? Для историка литературы, безусловно, важным является стремление к объективности, однако все же с некоторыми оговорками. Что может дать развенчание мифа?
В. Винников в своей статье «Умножение на ноль» [1, с. 213] отмечает, что «разрушение одной мифологической системы неразрывно связано с утверждением другой. «Чистого» мифоборчества поэтому не бывает» [1, с. 213]. Такой вывод, надо заметить, изначально относился к развенчанию мифа о Пушкине, попытка которого была предпринята, вслед за «Прогулками с Пушкиным» Синявского, Юрием Дружниковым в книге «Русские мифы» [4, с. 137]. Именно в ней, помимо иных «русских мифов» о Гоголе, Куприне и Трифонове, автор развенчивает и мифы о Пушкине и его окружении.
Главная мысль, высказанная писателем, заключается в том, что Пушкин уже давно превращен в монумент, перед которым все обязаны преклоняться. Сразу после смерти великий поэт стал знаменем; полтора столетия им охотно размахивали крайне разные направления, общественные группы, лица. В советское время Пушкин был «точкой опоры пропаганды» для масс, а пушкиноведение поддерживало и разрабатывало мифы о нем. Дружников категоричски заявляет, что миф о Пушкине был создан и активно разрабатывался пушкинистами, чему, однако, Лев Аннинский, в статье «Наше все - наше ничто?» дает исчерпывающий комментарий, замечая, что начало «пушкинскому мифу» было дано никем иным, как самим Пушкиным. Он пишет, что «Сам Пушкин - первый созидатель мифов о себе и о своем окружении. Это он - автор легенд о жене-мадонне, о няне-сказительнице, о великом императоре и о народе, сбитом с толку искусителями-бунтовщиками. Можно все эти заморочки вправить обратно в «объективную реальность». Но нельзя освободиться от ощущения, что миф - это нечто безграничное и малоуловимое, ложное и истинное разом. Применительно к Пушкину - им же первоначально инспирированное. А подхваченное - всеми <...>» [1, с. 216]. Он допускает, что даже если начать изучение Пушкина «с нуля», как и любого другого писателя (что также относительно), то неизменно начнется новое накручивание мифа, причем, опять же, самим Пушкиным в первую очередь.
Аннинский ассоциирует величие Пушкина и его значение для русской культуры с местом Гете, занимаемым им в немецкой культуре, и приходит к выводу, что Гете (при всей степени его мифологизации) равновелик всей немецкой культуре, а если начать вытаскивать о нем развенчанные факты по отдельности, он исчезнет. Разумеется, исчезнет не Гете - писатель, а образ носителя национального сознания. То же относится и к Пушкину, равновеликому всей русской культуре.
Таким образом, в отношении Дружникова, Винников говорит, что он «ненавидя и атакуя «русские мифы», просто торит дорогу мифам нерусским» [8, с. 217]. Возможно, сказано слишком резко, однако неоспорим
тот факт, что задача таких работ - дискредитировать личность писателя. Для нас в этом выводе важно подтверждение уже высказанного ранее тезиса - мифоборчество дает дорогу новому мифотворчеству.
А. В. Черных, исследуя мифотворчество А. Ахматовой, говорит о том, что «наибольший интерес представляют <...> автобиографические и мемуарные легенды, которые создавала сама Ахматова, нередко в противовес чужим легендам или мифам, и которые теперь биографам Ахматовой часто бывает трудно разграничить с реальными фактами ее биографии» [11, с. 5]. Автор заранее делает важное замечание о том, что в данном случае понятия «миф» и «легенда» используются ими как синонимы. Примером такого мифотворчества служат попытки мемуаристов и исследователей описать сложные взаимоотношения Ахматовой и Гумилева. Тем не менее, опровергая и исправляя неточности, Ахматова сама часто была небеспристрастна.
Выводы: рассматриваемые нами авторские мифы - это плоскость несколько иного масштаба, нежели миф о Пушкине или Ахматовой, однако они дают некоторое представление об авторском мифотворчестве XIX века и его закономерностях. Такая мифотворческая тенденция в свое время была еще не так актуальна и исследуема, оставаясь на уровне биографии, как когда, трасформировавшись, коснулась области художественной литературы.
Данная работа открывает перспективу исследования мифа как результата не коллективного мышления, но авторского сознания. В этом случае речь идет о таком явлении, как неомифология, которая, несмотря на возрастающий интерес литературоведов и культурологов к ней, нуждается в более обстоятельном изучении и осмыслении.
Список использованных источников
1. Винников В. Умножение на ноль // День литературы. 2002. №3. С. 213-219.
2. Гроссман Л. Театр Сухово-Кобылина. М.; Л.: ВТО, 1940. С. 46-211.
3. Дорошевич А. Миф в литературе XX века // Вопросы литературы, 1970. №2. С. 122-140.
4. Дружников Ю. Русские мифы. Спб.: Пушк., 2002. №3. 348 с.
5. Лесков Н. С. Некуда / Собрание сочинений в 12-ти тт. Т. 4. М.: Правда, 1989. С. 290-295.
6. Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957. С. 14.
7. Неклюдов С. Ю. Структура и функции мифа // Мифы и мифологии в современной России / Под редакцией К. Аймермархера, Ф. Бомсдорфа, Г Бордюкова. М.: АИРО-ХХ, 2000. С. 17-38.
8. Орехов В. В. Миф о России во французской литературе первой половины XIX века. С.: СТТ, 2008. 200 с.
9. Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 512.
10. Феоктистов Е. М. За кулисами политики и литературы (18481896). - Воспоминания. М.: Новости, 1991. 464 с.
11. Черных В. А. Мифоборчество и мифотворчество Анны Ахматовой / / Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество: Крымский Ахматовский научный сборник. Вып. 3. Симферополь: Крымский Архив, 2005. С. 3-22.
12. Юнг К. Г. О современных мифах. М.: Практика, 1994. 252 с.
