CC BY
17УДК 82.94
АВТОРСКОЕ МИФОТВОРЧЕСТВО В АВТОБИОГРАФИЧЕСКОЙ И ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНОГО МИФА О Н. И. НАДЕЖДИНЕ И Е. В. СУХОВО-КОБЫЛИНОЙ).
СТАТЬЯ 2
Я. С. Эмир-Велиева,
специалист по учебно-методической работе, Таврическая академия, Крымский федеральный университет имени В.И. Вернадского, 295007, Симферополь, проспект Академика Вернадского, 4, тел. +7 (978) 704 95 67, e-mail: yana.emir90@gmail.com
Аннотация
Эмир-Велиева Я.С. Авторское мифотворчество в автобиографической и художественной прозе (на материале историко-литературного мифа о Н.И. Надеждине и Е.В. Сухово-Кобылиной). Статья 2.
Вторая статья цикла посвящена феномену авторского мифотворчества в художественной прозе. Цель данной публикации - изучить процесс создания авторского мифа на примере историко-литературного мифа о Н. И. Надеждине и Е. В. Сухово-Кобылиной, используя биографический, историко-литературный и компаративный методы литературоведческого исследования. В статье дан сопоставительный анализ произведений обоих авторов на исследуемую тему, в результате которого сделан вывод о том, что миф о себе, творимый автором, может быть реализован не только в автобиографической, но и в художественной литературе, если герои имеют реальные прототипы. Перспективы исследования заключаются в том, что оно дает возможность современного переосмысления творчества Н. И. Надеждина.
Ключевые слова: авторский миф, мифотворчество, мифологизация, ми-фоборчество, коллективное бессознательное, автобиография.
Summary
Emir-Velieva Ya. S. Author's Mythmaking in an Autobiographical Prose and Fiction (Based on Historical and Literary Myth about N.I. Nadezhdin and E.V. Sukhovo-Kobylina). Article 2.
© Я. С. Эмир-Велиева, 2015
The second article of the cycle is devoted to the phenomenon of author's myth in prose. The purpose of this publication is to study the process of the author's myth creation on the example of historical and literary myth about N. I. Nadezhdin and E. V. Sukhovo-Kobylina using biographical, historical and literary methods and comparative literary studies. The article presents a comparative analysis of the works of both authors, which resulted in the conclusion that a myth about himself, perpetrated by the author, can be implemented not only in the autobiographical, but also in fiction, if the characters have real prototypes. Prospects of the research is that it gives the opportunity of the modern rethink of N. I. Nadezhdin's literature heritage.
Keywords: autor's myth, myth-making, mythologizing, myth-fighting, collective unconscious, autobiography.
В предыдущей статье мы установили, что в данном исследовании речь пойдет об авторском мифотворчестве в биографической прозе. Нами были выделены такие формы мифа: миф о себе, творимый самим автором, и мифологизация жизни автора третьим лицом. Также было установлено, что развенчание литературного мифа непременно порождает новый миф, поэтому можно утверждать, что мифоборчество и мифотворчество неразрывно связаны и вытекают друг из друга.
В настоящей работе будут рассмотрены в первую очередь художественные произведения авторов, в которых нашел отражение историко-литературный миф о несостоявшейся женитьбе Н. И. Надеждина и Е.В. Сухово-Кобылиной. Поэтому цель данной статьи - сравнить произведения, основой которых стал один и тот же сюжет биографического характера и определить, каким образом происходит мифологизация событий действительности и каковы закономерности и результат этого процесса. Научная новизна исследования заключается в том, что в ней впервые анализируется авторский миф в автобиографической прозе Н. И. Надеждина и Е.В. Сухово-Кобылиной. Обращение к писателям «второго ряда» XIX века обусловило актуальность работы.
Для того чтобы дать компетентный историко-литературный комментарий произведениям, необходимо прежде всего установить действительную последовательность интересующих нас событий.
Николай Иванович Надеждин, известный литературный критик и издатель, родился в Рязанской губернии в 1804 году в семье священника. Закончил Рязанскую духовную семинарию и Московскую духовную академию. В возрасте двадцати семи лет получил место на кафедре теории изящных искусств и археологии
Московского университета и звание профессора в 1831 году. Этому предшествовал его переезд в Москву из Рязани, где он занимал должность профессора русской и латинской словесности в степени магистра богословских наук до 9 октября 1826 года.
Переезд Надеждина в Москву ознаменован тем, что в литературной среде разгорается спор по поводу «Бахчисарайского фонтана», в котором сторону Пушкина принимает «Московский Телеграф», тогда как оппонентом выступает «Вестник Европы», издаваемый М. Т. Каченовским, который был поглощен идеей отомстить Пушкину за эпиграммы в его адрес. «Распознав это, Надеждин уцепился за Каченовского и прикинулся жарким его поборником» [2, т. 2, с. 342]. В «Вестнике Европы» появляются статьи, авторство которых читающая публика приписала самому Каченовскому - так искусно перенял у него Надеждин взгляды и манеру письма. Произведения Пушкина, имевшие огромный успех, были необоснованно раскритикованы. После обвинения Пушкина в безнравственности за «Графа Нулина», споры вызвала «Полтава», «и тот же Надеждин вновь пустил в него критическую стрелу под эгидой Каченовского» [5, с. 184]. Надеждин же оправдывает свою критику тем, что в этом споре он принял сторону классицизма, хотя впоследствии и отрекся от своих «выходок» [10, с. 150]. В. Г. Белинский в статье «Сто русских литераторов», разбирая повесть Надеждина «Сила воли», дает следующую характеристику его критическим статьям: «Статьи Надоумки отличались особенною журнальною формою, оригинальностию, но еще чаще страннос-тию языка, бойкостию и резкостью суждений. Как в них, так и в диссертации, можно было заметить, что противник романтизма понимал романтизм лучше его защитников и был не совсем искренним поборником классицизма так же, как и не совсем искренним врагом романтизма» [3, т. 4, с. 167]. Это демонстрирует противоречивость взглядов Надеждина, в связи с чем ему нередко приходилось попадать в неловкие ситуации, а после - оправдываться за написанное.
Таким образом, получив необходимое покровительство, Надеждин в 1831 году выдержал экзамен и возглавил кафедру, а также начал издание журналов «Телескоп» и «Молва».
Еще будучи преподавателем в Рязанской семинарии, Надеж-дин был «небрежен в работе», «вовсе почти <...> не читал сочинений русских авторов» [6, с. 103]. При этом многие замечали в нем, помимо заносчивости и отсутствия приличия, несомненную талантливость, а по отзыву М. П. Погодина, «это был в полном смысле государственный секретарь, в роде Сперанского, которого имя, то есть в русском переводе, получил от рязанского преосвященного Феофилакта» [2, с. 343]. Студенты, как в семинарии, так и в университете (в том числе В. Белинский, Н. Станкевич, И. Гончаров) любили его за деликатность и интересные лекции.
В 1831 году на лекции в Московский университет Александра Сухово-Кобылина, младшего брата Елизаветы Васильевны, в будущем известного писателя, начинает водить его воспитатель Ф. Л. Морошкин. Узнав о замечательных лекциях Надеждина, Мария Ивановна Сухово-Кобылина (урожденная Шепелева) приглашает его на место учителя своих детей. «Марии Ивановне доставляло удовольствие общаться с учеными, ей был свойствен интерес к науке. Она <...> слушала в классной комнате некоторые лекции, которые читали ее детям университетские профессора» [4, с. 34]. Также хозяйка дома содержала литературный салон, куда привлекала в основном молодых ученых и литераторов.
Жизнь в доме Сухово-Кобылиных времен девичества Елизаветы Васильевны представляла следующую картину: мать семейства, властная и энергичная женщина, занималась ведением хозяйства, тогда как муж ее, участник сражений 1805 и 1812 годов, вышедший в отставку в чине полковника, был человеком мягким и уступчивым, кроме всего прочего, пользовавшимся уважением друзей и подчиненных. Воспитанием детей занималась мать, нанимая им лучших учителей, а также поощряя любые творческие начинания (так, для домашних выступлений Александр начинает писать водевили, исполняя в них мужские роли) [4, с. 12]. Но во многом отношения между детьми (Елизаветой, Александром, Евдокий и Софьей) определило отношение к ним матери, которая, в силу эмоциональности и неуравновешенности характера, неодинаково относилась к детям: любимцем ее был Александр, Евдокия же, или Душенька, как называли ее ласково, была всеобщей любимицей.
Небезынтересно, что Елизавета впоследствии обрисовала эту картину семейной жизни в романе «Семейство Шалонских», описав автобиографические моменты, но наделив своих героев пониманием к поведению матери, тогда как на самом деле такая несправедливость по отношению к дочерям определила отношения Елизаветы и Александра, между которыми до конца жизни сохранилась неприязнь. Так, например, она не одобряла ничего из написанного братом, при этом демонстративно хваля в своем салоне в его присутствии произведения гораздо менее талантливых авторов. Не станем утверждать, что Елизавета открыто завидовала успеху комедий брата, но стоит заметить, что сам Александр несколько раз замечал, что сестра не разделяла радости от его успехов.
Когда Надеждин начал преподавать у Сухово-Кобылиных в 1831 году, Елизавете Васильевне было шестнадцать лет. «Она была от природы умна, но не отличалась красотой, хотя лицо ее, особенно глаза, были выразительны» [7, с. 273]. Елизавета воспитывалась дома и получила прекрасное образование, поскольку историю преподавал ей профессор Морошкин, литературу - поэт Раич, физику - профессор Максимович.
Поначалу отношения профессора и ученицы не складывались: Надеждин «из всех членов семейства Кобылиных замечал ее наименее, был холоден к ней совершенно, даже чувствовал какое-то нежелание с нею сблизиться» [7, с. 274]. «За последнюю же зиму, 1834 г., Надеждин испытывал к Елизавете Васильевне даже не «прежнее равнодушие», а «род какого-то тайного отвращения»: ему казалось, что она не любила и нарочно избегала его» [7, с. 274]. К сестре ее, Евдокии Васильевне, Николай Иванович, напротив, очень привязался.
Надеждин испытывал нежные чувства и к самой Марии Ивановне. Он писал ей письма, исполненные признаний в любви и глубоком уважении, отзывался о ней восторженно, порой так увлекаясь, что дал повод для сплетен о романе между сорокадвухлетней матерью семейства и двадцатисемилетним учителем. Его сентиментальные признания в письмах впоследствии породили одну из многочисленных версий причины того, что брак между Елизаветой Васильевной и Николаем Ивановичем не состоялся.
Мария Ивановна, польщенная таким отношением со стороны Надеждина, пригласила его провести лето с ними в имении Сухо-во-Кобылиных в Воскресенском. Именно этим летом, слушая курс лекций по эстетике, Елизавета Васильевна изменила свое отношение к профессору. Он, в свою очередь, также перестал видеть в ней дитя, заметил, как она выросла.
В это время Елизавета Васильевна начинает пробовать себя в литературе. Позднее об этом писал ее сын: «Еще будучи очень юной, она много переводила с французского, и один ее перевод, сделанный еще в 16 лет, был напечатан в одном московском журнале тридцатых годов» [11, с. 90]. Речь идет о переводе «Путевых впечатлений» А. Дюма, который был опубликован в 1835 году в «Телескопе» (Телескоп. 1835. № 2-3).
В августе 1834 года Надеждин уехал на ревизию провинциальных учебных заведений, побывал в родной Рязанской губернии. В течение всей поездки он вел дневник, который был предназначен для Елизаветы Васильевны и переполнен философствованиями о дальнейшей жизни, а также любовными признаниями.
Вернувшись в конце лета, Надеждин, по приглашению еще ничего не знающей Марии Ивановны, переселяется с Сухово-Ко-былиными в московский дом, который они снимали у Римских-Корсаковых, где ему была отведена квартира из нескольких комнат. В сентябре к Надеждину переезжает В. Г. Белинский, который начал публиковать «Литературные мечтания» в «Молве» с тридцать восьмого номера.
В скором времени о происходящем узнают все в доме. Причиной тому стала перехваченная переписка Надеждина и Елизаветы Васильевны. Для Марии Ивановны это был удар: ее пугало как недворянское происхождение Надеждина, так и сплетни, которые стали ходить в обществе, поскольку утаить происходящее надолго не удалось.
Став невольным свидетелем этой истории, Белинский рассказал ее Константину Аксакову, от которого, в свою очередь, обо всем узнал Сергей Тимофеевич Аксаков. Он, сочувствуя Надеждину, пообещал ему, что ни он, ни Белинский никому этого не расскажут.
В это время Надеждин отважился на решительный шаг: искать места - оставить университет и стать вице-губернатором или губернатором. Он пишет заявление об отставке 13 февраля 1835 года. Такой необдуманный шаг стал причиной всеобщего удивления: члены университетского совета не понимали, почему столь успешно начавший свою профессорскую деятельность Надеждин оставляет должность без видимых причин, не дожидаясь конца учебного года. С. Т. Аксаков, принимавший участие в его судьбе, пытался отговорить от поспешных действий, однако попытки оказались тщетными. Подать в отставку без видимых причин Надеждин не решился, поэтому на заседании университетского совета 28 февраля представил это как вынужденную меру в связи с состоянием здоровья, чему было дано подтверждение профессора И. Е. Дядь-ковского. Надеждин получил отпуск в Петербург на 28 дней. О настоящем положении дел мы узнаем из письма Е. В. Погодиной к мужу: «Сейчас был у меня Н. И. Надеждин; приехал проститься <...> Он просил тебя приготовить там (в Петербурге) к его приезду, распустить слух о его болезни, что ты, вероятно, уже сделал. » [Цит. по: 2, т. 4, с. 311-312].
До отъезда в Петербург Надеждин объяснился с Марией Ивановной, от которой получил решительный отказ. Стараясь повлиять на решение Марии Ивановны, он писал ей длиннейшие письма, в которых взывал к сочувствию: «Теперь я снова превратился в прежнее ничто, с которого начал бедное, злополучное свое существование. Не думайте, чтобы это пожертвование мне ничего не стоило. этот быстрый, решительный переворот не оставляет мне в перспективе ничего, коме безотрадного мрака» [7, с. 283]. Мария Ивановна пригрозила Надеждину дуэлью, в случае, если он не оставит своих намерений. За честь семьи первым вызвался заступиться Александр, младший брат Елизаветы, но, разумеется, до дуэли не дошло, и после неудачной попытки Надеждина разжалобить Сухово-Кобылиных своей отставкой, ему не оставалось ничего иного, как уехать в Петербург. Его проводили С. Т. Аксаков и М. С. Щепкин.
19 марта Надеждин был у министра народного просвещения С. С.Уварова, который не имел никаких возражений относительно увольнения его с профессорской должности. О своей должности,
к которой Надеждин еще недавно так стремился, он теперь, по его собственному признанию, нисколько не жалеет и, оправдываясь, в первую очередь, перед собой, делает подобного рода заявления: «Профессор - «гнусное звание у нас в России. Ведь тот же учитель, только с латинским именем.» [5, с. 288]. Уваров счел неудобным просто причислить Надеждина к министерству, вследствие чего представил его к денежной награде.
В это время он окончательно отказывается от мысли о вице-губернаторстве и заводит полезные знакомства, в том числе с Дмитрием Максимовичем Княжевичем, который принял непосредственное участие в его судьбе.
В письме Надеждину от 26 марта 1835 года С. Т. Аксаков сообщает, что «у них теперь все здоровы, и больные выходят; читали Гоголя и, говорят, - были очень веселы» [Цит. по: 7, с. 297]. Надеждин почувствовал себя глубоко оскорбленным подобным поведением Елизаветы Васильевны. 2 апреля министр окончательно подписал отставку, оставив за Надеждиным лишь чтение лекций до конца учебного года. Приняв экзамен по своим предметам у студентов, в числе которых был и Александр Сухово-Кобылин, Надеждин, после прощального обеда у Аксаковых 8 июня, уезжает в заграничное путешествие.
Елизавету родители увезли за границу, надеясь, что сплетни в московских гостиных утихнут за время их путешествия. Там ее выдали замуж за графа Салиаса, которого прельщало приданое Елизаветы Васильевны. Брак состоялся не по любви, к тому же сам граф не имел ничего, кроме титула, и, по свидетельству современников, «представлял собой самое жалкое ничтожество; пустейший хлыщ, очень кичившийся своим титулом, хотя захудалая его фамилия не пользовалась почетом во Франции <...>» [13, с. 338]. Получив приданое в размере 80 тыс. рублей, он решил увеличить этот капитал, вложив деньги в производство шампанского, однако потерпел неудачу. Шампанское выходило не пригодное для питья, а деньги, полученные за женой, закончились.
В 1844 году Елизавета Васильевна осталась одна с тремя малолетними детьми (сыном Евгением, дочерьми Марией и Ольгой) практически без средств к существованию, не последовав за мужем во Францию, куда его выслали после дуэли.
Елизавета Васильевна нисколько не сожалела о таком исходе своего замужества и никогда не жаловалась на мужа впоследствии. Некоторое время она жила на средства, которые ей выделяла младшая сестра, Евдокия Васильевна Петрово-Соловово, которая удачно вышла замуж и была счастлива в браке. Все, что осталось от семейного капитала (а к тому времени состояние Су-хово-Кобылиных было в значительной мере расстроено) перешло в распоряжение Александра, который, будучи в плохих отношениях с Елизаветой, не дал ей и малой доли денег. Объяснил он это тем, что все ей причитающееся уже было дано за ней в качестве приданого при вступлении в брак.
Таким образом, располагая очень скромной суммой, но желая остаться жить в Москве, «ради заработка явилась в русской литературе «Евгения Тур» и неустанно затем работала, не выпуская пера, в продолжение 43 лет» [11, с. 90].
История любви Надеждина и Сухово-Кобылиной нашла отражение в литературных опытах каждого из них. Пережитая драма стала основой нескольких произведений Евгении Тур (псевдоним Е.В. Сухово-Кобылиной) и одной повести Н.И. Надеждина.
В 1841 году в издании Смирдина «Сто русских литераторов» была опубликована повесть Надеждина «Сила воли» [9, т. 2]. Сюжет повести автобиографичен, за исключением некоторых деталей: молодой человек, представитель старинного дворянского рода, Сильвио, влюблен в девушку незнатного происхождения Анжелику. Они вместе много читают, ведут беседы. Наконец происходит обручение и они обмениваются кольцами. Мать Анжелики любит Сильвио как сына, а он привязался к ней, как к матери. Но обычаи древнего рода, к которому принадлежит Сильвио, не допускают неравных браков. Его мать запрещает сыну видеться с Анжеликой, после чего они решают бежать и венчаться тайно. Анжелика из-за болезни матери не приходит на условленное место, и Сильвио бежит один. Он долго бедствует и скитается, после чего принимает постриг, а Анжелика выходит замуж за богатого маркиза. По прошествии некоторого времени Сильвио слышал историю своей любви от разных людей в форме анекдота, что доставляло ему страдания. Тем не менее, он не раз повторял, что Анжелика не виновата, ведь «он сам был слишком безрассуден,
сосредоточив все свое бытие, заключив все свое блаженство в таком слабом, ненадежном создании, какова женщина» [9, с. 513].
Отголоски реальной истории видны и в отношении героя к возлюбленной и ее матери, и в исходе этой драмы (Надеждин так никогда и не был женат). Здесь есть и упоминание несостоявшегося побега, виной которому была Анжелика. Во многих местах повести, описывая героиню и чувства к ней героя, Надеждин словно цитирует свои дневники и письма к Елизавете. Необходимо заметить, что повесть очень мелодраматична, а герой крайне сентиментален и идеализирован (в вину себе он ставит только то, что был слишком доверчив и любил героиню больше, чем она его). В повести постоянно присутствуют отрицательные оценки героини разными персонажами повести, один из которых называет ее «отвратительным созданием» [9, с. 508]. Это создает иллюзию ситуации, в которой все вокруг, кроме героя, все еще любящего, понимают ужас поступка героини и осуждают ее за это.
Таким образом, Надеждин наделил героя своими чертами, поставив его в положение невиновного человека, пострадавшего от обстоятельств, но сохранившего достоинство и простившего обидчиков. К тому же, повествование ведется от лица рассказчика, который небеспристрастен в описании и заметно сочувствует герою.
Повесть не была высоко оценена. В.Г. Белинский в краткой рецензии на второй выпуск «Ста русских литераторов» замечает следующее: «он литератор умный, ученый; он журналист, профессор эстетики, критик, фельетонист; он хороший сотрудник "Энциклопедического лексикона"; но какой же он поэт, какой же повествователь <...>? Повесть совсем не дело г. Надеждина <...> "Сила воли" рассказана - умно, но холодно и бесцветно, тогда как по ее содержанию, почерпнутому из кипучей жизни католической Италии, - фантазии и чувству было бы где разгуляться». [3].
В 1849 году в «Современнике» была напечатана первая повесть Евгении Тур «Ошибка». Сюжет повести состоит в следующем: молодой человек из высшего общества, Славин, влюблен в Ольгу Федорову, небогатую и не знатную. Мать Славина долгое время была против брака, однако уступила просьбам сына, с условием, что он проведет в обществе еще одну зиму. В эту зиму
он влюбляется в княжну, которая в глазах общества больше подходит ему, но боится покинуть Ольгу. Когда Ольга догадывается, в чем причина перемен в Славине, отказывает ему сама, после чего он женится на княжне. Ольга понимает, что любовь к Славину была ее ошибкой.
В повести Евгении Тур гораздо меньше моментов, которые можно соотнести с реальной жизнью. Здесь также затронута тема неравного брака, однако она получила совершенно иной ход развития. Героиня обманулась, в первую очередь, в герое как в человеке. Когда она поняла, какой человек ее возлюбленный, не стала винить себя в произошедшем, тем более его, но просто признала, что ошиблась в своей любви, потому что такие люди как они не могут подходить друг другу.
Повесть была высоко оценена критиками и стала началом долгой литературной деятельности для ее автора. В статье об «Ошибке» А. Н. Островский дает ей такую характеристику: «<...>вся повесть написана живо и чистым русским языком; некоторые места превосходны <...> Характеры большею частью мастерски нарисованы и верны действительности » [1, с. 90].
Безусловно, в повести затронута важная для Елизаветы Васильевны тема, однако она не содержит достаточного количества фактов. Свою версию описанных нами событий Евгения Тур изложила гораздо позже, в 1856 году, в повести «Старушка». Символично, что год выхода в свет повести совпал с годом смерти Н. И. Надеждина. Мы можем допустить, что эта повесть является итогом многолетних размышлений Елизаветы Васильевны, и в ней мы находим гораздо больше автобиографических моментов.
Героиня повести Стеня принадлежит к знатному роду, но влюбляется в Леона, небогатого человека, что исключает возможность брака с ним. Поначалу герой не замечает девушки, считая ее ребенком, однако девушка признается в своих чувствах и между влюбленными начинается переписка. Стеня чувствует себя одинокой в кругу семьи, а Леон определяет семейное счастье женщины, обращаясь к Стене, так: «Женщина создана любить <...> Ты создана для счастья того, кого любишь» [12, с. 90]. Надеждин в беседах с Елизаветой придерживался тех же принципов, внушая ей, что для женщины «нет другой жизни, как только в самой
себе», так как «в ней нет и не должно быть ничего кроме сердца» и она «не назначена ни для жизни ума, ни для жизни воли» [цит. по: 8, с. 275]. Стеня искренне и бескорыстно любит Леона. Героям удается связать судьбы друг с другом, поскольку Леон делает успешную карьеру и добивается положения в обществе. Однако этим он не идет к мечте быть с любимой, а тешит свое самолюбие. Леон оказался горд и эгоистичен. Стеня разочаровалась в возлюбленном: «Слишком поздно я поняла, что <...> тот, о ком я так долго мечтала, был не таким, каким я воображала его» [12, с. 254].
Евгения Тур описала картину семейной жизни, какой она могла быть. Повествование ведется от первого лица, поэтому чувства героини выглядят искренними. Если в повести «Ошибка» герои, которые не подходят друг другу, все же понимают это и не решаются связать жизни, то в «Старушке» героиня спустя много лет поняла, как она ошибалась в любимом человеке.
Выводы: литературные произведения Н. И. Надеждина и Е. В. Сухово-Кобылиной, содержащие автобиографические материалы, стали едва ли не главным источником, в котором можно увидеть интерпретацию описанных событий непосредственными их участниками. Мифологизация в автобиографической прозе поспособствовала созданию не объективной картины действительности, а новых «литературных личностей».
Данное исследование делает перспективным современное переосмысление творчества Н. И. Надеждина, который был довольно влиятельным литератором своего времени, однако оказался незаслуженно забытым сегодня.
Список использованных источников
1. А. О. [Островский А. Н.] «Ошибка», повесть г-жи Тур. М., 1850. Т. II. №7. Кн. 1. Отд. 2. С. 89-99.
2. Барсуков Н. Жизнь и труды М. Погодина. Спб., 1888 1910. тт. 11-Х.
3. Белинский В. Г. Собрание сочинений в 9 тт. М. Т.4. С. 241.
4. Бессараб М. Я. Сухово-Кобылин. М.: Современник, 1981. 304 с.
5. Вацуро В. Э. «Северные цветы». История альманаха Дельвига-Пушкина. М.: Книга, 1978. С. 184.
6. Записки Д. И. Ростиславова // Русская старина, 1894, июль. С.103-104.
7. Козмин Н. К. Н. И. Надеждин. Жизнь и научно-литературная деятельность. 1804-1836. Спб., 1912. 561 с.
8. Козмин Н. К. Н. И. Надеждин и Е. В. Сухово-Кобылина (Е. Тур) // Журнал министерства народного просвещения, 1906. Кн. 2. Отд. II. С. 272-303.
9. Надеждин Н. И. Сила воли. Воспоминания путешественника // Сто русских литераторов, 1841. Т. 2. 511 с.
10. Осовцов С. Кто был автором «литературной летописи Одессы»? // Русская литература, 1966. №1. С. 150.
11. Салиас Е. А. Семь арестов (Из воспоминаний) // Исторический вестник, 1989. Т. 71. С. 88-121.
12. Тур Е. Старушка // Русский вестник, 1856. Т. 1. Кн. 1. С. 32-114.
13. Феоктистов Е. М. За кулисами политики и литературы (18481896) - Воспоминания. М.: Новости, 1991. 464 с.
