CC BY
18
Филологические науки / Philological Science Оригинальная статья / Original Article УДК 821(470.67)
DOI: 10.31161/1995-0667-2018-12-2-75-81
Авторская концепция природы в поэме Ибрагима Гусейнова «Шарвили»
© 2018 Темирханова Г. Б.
Дагестанский государственный педагогический университет, Махачкала, Россия; e-mail: [email protected]
РЕЗЮМЕ. Цель: выявить авторскую концепцию природы в поэме «Шарвили», рассмотреть роль природы в структуре поэмы с учетом ее многофункциональности и художественно-философской наполненности. Методы: историко-литературный, сравнительно-типологический и системный подход, позволяющий выявить мифопоэтический и философско-эстетический аспекты интерпретации мотивов и образов природы в поэме, исконные связи человека с природой, формы и способы ее отображения в художественном тексте. Выводы. Поэма И. Гусейнова «Шарвили» - результат качественно нового этапа мировоззренческих и художественно-эстетических исканий не только в творчестве самого автора, но и в развитии всей лезгинской поэзии.
Ключевые слова: человек, природа, мотив, образ, символ, мифологема, хронотоп, архетип, пейзаж, этнос.
Формат цитирования: Темирханова Г. Б. Авторская концепция природы в поэме Ибрагима Гусейнова «Шарвили // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. Т. 12. № 2. 2018. C. 75-81. DOI: 10.31161/1995-0667-2018-12-1-75-81
The Author's Concept of Nature in "Sharvili" Poem by Ibragim Guseynov
© 2018 Gyulnara B. Temirkhanova
Dagestan State Pedagogical University, Makhachkala, Russia; e-mail: [email protected]
ABSTRACT. Aim: to identify the author's concept of nature in the "Sharvili" poem, to consider the role of nature in the structure of the poem, taking into account its versatility and artistic and philosophical content. Methods: historical-literary, comparative-typological and system approach, which allows to reveal mythopoetic and philosophical-aesthetic aspects of interpreting the motives and images of nature in the poem, primordial connections of human with nature, forms and ways of its display in the literary text. Conclusions. "Sharvili" poem by I. Guseynov is a result of the qualitatively new stage of ideological, artistic and aesthetic search not only in the author's work, but also in the development of the Lezghin poetry as a whole.
Keywords: human, nature, motif, image, symbol, mythologeme, chronotope, archetype, landscape, eth-nos.
For citation: Temirkhanova G. B. The Author's Concept of Nature in "Sharvili" Poem by Ibragim Guseynov. Dagestan State Pedagogical University. Journal. Social and Humanitarian Sciences. 2018. Vol. 12. No. 2. Pp. 75-81. DOI: 10.31161/1995-0667-2018-12-1-75-81. (In Russian)
Введение
С самого начала творческого пути Ибрагима Гусейнова в системе его ценностей, в его философском мироздании наметилась одна из главных линий его творчества - яркое
и многофункциональное осмысление мотивов и образов природы.
В исследовательском плане для понимания концепции настоящей работы особенно значимым представляется ряд наблюдений
известного ученого Г. Гачева. Приведем некоторые из них.
«Первое и очевидное, чем определяется тип национальной идеи, - писал Г. Гачев в своей книге «Национальные образы мира» -это, конечно, природа, среди которой вырастает народ и совершает свою историю [2, с. 42.]. Далее ученый пишет, что природа -это постоянно действующий фактор, в природе сконцентрировано все - и тело земли, и род труда, и космос, и модель мира и т. д. В природе также «коренится и образный арсенал национальной культуры (архетипы, символы) метафорика литературы, сюжеты искусства, которые весьма стабильны» [2, с. 58]. Но особенно концептуально важным, на наш взгляд, является тезис ученого именно о местной природе. Он писал, что каждая национальная целостность представляет собой три уровня: космо-психо-логос. То есть единство местной природы (космос), национального характера (психея) и склад мышления (логос). Но из этих трех уровней, по Гачеву, первоосновой всего сущего является именно местная природа, а затем уже -национальный характер (психея) и склад мышления (логос) [2, с. 56]. В поэме «Шар-вили» мы находим полное выражение подобной концепции.
Цель и методы исследования
Для мифопоэтического сознания И. Гусейнова характерно «понимание жизни как вечного исчезновения и возрождения, а отсюда - признание циклического движения истории и всеобщего бытия; олицетворение абстрактных понятий и образов природы и включение их в сюжет в качестве самостоятельной силы; наполнение их значений архе-типическим смыслом, уходящим в глубины национального прошлого» [4, с. 72]. Именно такой подход позволил автору создать в поэме «Шарвили» ту картину мира, пантеистического ощущения всеобщей одушевленности, в котором мир природы и мир людей в поэме существуют не просто параллельно, они постоянно дополняют друг друга, взаимодействуя и пересекаясь между собой. Такая авторская концепция поэта позволяет нам придти к следующему суждению: мир человека и мир природы едины, возникает ощущение родственной близости всего живого, в том числе и внутреннего родства человека с окружающим миром. Человек выступает как часть Вселенной и как часть своего этноса.
Эту мысль автор развивает в обрисовке главного героя. Шарвили глубоко слит с природой, которую он чувствует, знает, любит; каждое событие его жизни - рождение, поиски смысла жизни, любовь к матери и народу, борьба за свободу и независимость народа, битва с иноземными захватчиками, и наконец, смерть - так или иначе связаны с природой. Автор подчеркивает эту связь более конкретно, Шарвили - дитя природы. Земля ему служила колыбелью, а небо покрывалом, родники его питают, он возвышается как гора, у Шарвили соколиные глаза и твердая, как столб, рука и т. д. С оленями он водит дружбу, со скалами разговаривает, с ветром общается, а орлы настолько близки -как братья, что он может вырвать перо из крыла птицы и смастерить кинжал, соловей поет у него на плече, травы и цветы ему приветливо кланяются, колючие кустарники расступаются. Под пером поэта природа как бы живет в унисон с ним, с его настроением, становится спутником его удач и неудач. Более того, в описаниях единения Шарвили с природой мы видим типичные для лезгинского фольклора метафоры, метонимии, сравнения, построенными на мотивах и образах природы тотемистического характера с элементами анимизма и антропоморфизма.
Природа - союзница Шарвили. Она активно участвует в его жизни. Пейзаж ночи, солнечного утра, веселого дня постоянно способствуют герою, становятся выражением настроения его души, силы природы внемлют его мольбам, сочувствуют его судьбе. Природа радостно предвещает рождение Шарвили: Амай вири йикъарилай Чем во все другие И юкъуз рагъ экуь дни,
тир. В этот день солнце
светило ярче. Амай вири ятарилай Чем в другие дни И йикъан яд михьи тир. вода, [3, с. 24] В этот день была
чище и прозрачней.
Совершенно иначе откликнулась природа на смерть героя. Не только мать, вся лезгинская земля («как старуха-плакальщица»), ее природа («горы и долины»), даже «осиротевший» меч оплакивали Шарвили: Сагъ са йисуз къванай Целый год посто-марфар, янно шли дожди,
Хва, Шарвили кьейила. Когда Шарвили-сын Ялкъадрида гьатнай скончался. ятар,
Ам кьена йис хьайила Алкадар весь пото-[3, с. 60]. нул в воде (слезах),
В годину его смерти.
Здесь автор обращается к теме потопа («Алкадар потонул в воде»). Вопросы, связанные с водной стихией, занимают значительное место в преданиях многих народов, вода соединяет в себе мотив зарождения (жизни) и мотив смерти (потопа). В данном случае автор использует второе - потоп.
Образная и впечатляющая антропоморфная символика приведенного фрагмента (плачь природы по поводу смерти Шарвили) имеет отчасти народно-лирический, отчасти авторский оттенок. И. Гусейнов переосмысливает образ воды, философски нагружает этот образ различными оттенками архетипи-ческих значений воды. В приведенном выше фрагменте мифологема «воды» выступает как символ «потопа», который произошел, по образному представлению поэта, в результате «слез» природы в виде дождя и слез матери. Здесь (потоп Алкадара) можно провести аналогию с Всемирным потопом. В этом сюжете, по нашему мнению, Гусейнов причудливо переплетает библейские мотивы и мотивы северокавказского и закавказского фольклора. Использованный Гусейновым фольклорно-мифологический знак воды, в значении слез, потопа указывает на интертекстуальные связи.
Река - эквивалент воды. Образ реки Са-мура - один из ключевых в лезгинской литературе, выполняющий функцию объединяющего символа и целостности лезгинского народа. Для лезгин река Самур также священна и сакральна, как и Шалбуздаг; как для русских Волга, для украинцев Днепр, для грузин Арагви, для армян Севан. Образ Са-мура воспринимается как символ Родины и Свободы, который ярко звучит в поэме вновь и вновь, создавая своеобразную, можно сказать, закольцованную структуру.
Но в поэме у Гусейнова образ Самура использован не традиционно, не как объединяющий символ целостности народа. Ассоциативно поэт связывает образ Самура с наиболее сильным потрясением для народа - это тогда, когда она оказалась границей. И весь трагизм заключается в том, что самая почитаемая и любимая река лезгин тоже оказалась
разделенной, река в данном случае осмысливается как граница, разделяющая лезгинский народ.
Обсуждение материала
Природа занимает большое место в художественном пространстве поэмы «Шар-вили»; она присутствует во всех ее сферах и проявлениях, начиная с четырех основных стихий (воздух, земля, вода, огонь). Одновременно мир человека и мир природы воспринимаются и транслируются поэтом в единстве всей их сложной и глубокой символики, начиная от солнца, неба, звезд, продолжая реальным национальным природным ландшафтом, включающим в себе образы гор, ущелий, рек, лесов, полей и т. д. в контексте мифопо-этических традиций. Пейзаж как часть художественного пространства поэмы и как часть национальной картины мира, способствующей передаче национального самосознания и мировидения народа, присутствуют практически во всех ключевых эпизодах поэмы.
Говоря о природном пространстве в поэме «Шарвили», следует обратить внимание на то, как поэт интерпретирует некоторые традиционные мифологемы. В этом плане интересно пронаблюдать в тексте мифологему ночи, которая функционирует в нескольких ипостасях. И. Гусейнов использует этот образ в одном случае просто как пейзажный элемент. В другом ночь понимается как «зу-лумат» - «мрак, темнота» и связана с отрицательными, мрачными представлениями народа. В третьем ночь - значимый пейзажный фрагмент в поэме, в котором объемно и комплексно переданы художественные время и пространство горного селения в состоянии вечернего и ночного мира с использованием зрительных, звуковых и даже осязательных и обонятельных образов. Гусейнов мастерски создает ощущение настороженности, тревоги: Сурарайни мич1и я йиф, Ночь темнее, чем в Гъетер, я варз могиле,
аквазвач, Ни звезд, ни месяца
Ван ийизва гару зайиф, не видно, Чакъаларни рахазвач Лишь легкое дунове-[3, с. 42]. ние ветра,
Даже шакалы замолкли.
Только люди едва слышат и чувствуют, что «Яргъа тама, ч1улав йифе, т1иб аял хьиз ишезвай» - «В дальнем темном лесу, темной ночью, сова, как ребенок плачет». Известно,
что сова - плохой союзник людей, и упоминание мифологизированного образа совы, употребление словосочетаний: мифический «крик (плач) совы в темной ночи», «в темном лесу» - наталкивают читателя на нехорошие предчувствия. Эта мрачная картинка нагнетает чувства, усиливает впечатление читателя, углубляет эмоциональную семантическую составляющую эпизода, и одновременно она служит для выявления авторского замысла, который раскрывается в следующем фрагменте, где «темнота», «ночь» сопутствует единству и сплоченности народа.
Совершенно неожиданно раскрывается архетип ночи в другом (вставном) эпизоде «Песня ашуга». Очень важно отметить, что символика природы в поэме тесно коррелирует с мифологемой «свободы». Здесь тропы передают нестандартное, необычное, нетрадиционное отношение к мраку. Ведь обычно мрак вызывает у людей страх, ощущение настороженности, тревоги, порождаемые тьмой, ночью. В данном тексте ночь - это также мрак, но он отождествляется с мифологемой «свободы». Основываясь на понимании мрака - ночи как образа мифопоэтиче-ского искусства, автор устами своего героя ашуга прославляет мир безграничной свободы, присущий хаосу и мраку. <Аферин хьуй ч1улав ийфиз! Ряхъ ачухай къеледиз физ» -«Слава и хвала черной ночи, открывшей путь проникнуть в крепость». В данном фрагменте ночь-мрак союзница людей, она открыла им путь к свободе.
При описании природы поэт широко использует народные принципы отбора и изображения явлений природы. Так особенно часто в поэме используется излюбленный поэтом образ солнца. В небольшой поэме мифологема «солнца» (рагъ) встречается более двадцати пяти раз.
С образом «Рагъ» связаны в поэме и пространственно-временные отношения («верх-низ», небо-земля), временные координаты (восход-закат), естественные циклы природной жизни, в который вовлечены и жизнь звезд, луны, солнца, и людская жизнь, характерные для пространственной структуры.
Природное пространство и время играют стилеобразующую и важную сюжетообразу-ющую роль в структуре поэмы, потому что являются не фактором фиксации события, а философской категорией. Пространство в
тексте - это не просто место свершения события, а показатель времени. Пространственно-временные отношения в поэме «Шарвили» носят этноментальный характер, поскольку фиксация времени у народа связана с происходящим в пространстве. Художественное время и художественное пространство постоянно переходят из одного состояния, хронологического периода в другое, чередуясь на первый взгляд сумбурно, сбивчиво, но тем самым отражая сложное психологическое состояние героев.
Так, в одном фрагменте поэмы читаем: «Вчерашнее время сегодня. Солнце заходит. Народ собирается на площади» [с. 40]. В несколько измененном виде эта конструкция повторяется в других фрагментах поэмы: «Вчерашнее время сегодня. Солнце уходит. На площадь приходит смельчак удалой» [с. 43]; «Вчерашнее время сегодня, солнце прямыми лучами падает на землю» [с. 46]; «Солнце поднимается из-за моря, обнимая всю землю» [с. 36]; «Солнце поднимается из-за моря, разбудив все село» [с. 36]; «Солнце ушло - луна, взяв обязанности солнца, освещает землю» [с. 61]. Одинаковые, повторяющиеся речевые конструкции обогащаются здесь разными лексическими наполнениями. Вместе с тем в приведенных примерах фигурирует пространство и время природы в ее самых различных формах, гранях, комбинациях в статике и динамике. Анализ текста указывает на наличие элементов природного хронотопа, изобразительная функция которого делать события зримыми и осязаемыми. «Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, - отмечал М. М. Бахтин, мы будем называть хронотопом» [1, с. 234]. Общий смысл хронотопа заключается в том, что события в художественном произведении характеризуются определенной пространственно-временной взаимообусловленностью. Так в поэме «Шарвили» природный хронотоп определяет художественное время произведения, фиксирует как различные признаки времени суток («солнце взошло» - утро, «солнце прямыми лучами падает на землю» - полдень, «солнце ушло» -вечер); времени человеческой деятельности (работа крестьян в поле, работа в кузнице и т. д.); так и времени и пространства национальных народных обычаев и традиций, к примеру, когда на площадь («ким») люди,
как и всегда, по народному обычаю взаимопомощи, приносят кто что может. Здесь, на наш взгляд, отражена динамика и диалектика народной и этнокультурной жизни, непосредственно структурирующей и народное бытие, и народное сознание.
Роль пейзажа, особенно возрастает в ключевых и поворотных моментах поэмного сюжета. Таким драматическим моментом поэмы становится описание битвы, где человек и природа не просто взаимодействуют: они, то сливаются в едином порыве, то противостоят друг другу. Эти картины наиболее динамичны, экспрессивны и нарисованы рукой эпика, изображающего поле битвы, углубляясь в детализацию многих моментов, составляющих единое целое, из которого возникает противостояние враждебных сил.
В описании битвы Гусейнов использует многочисленные элементы мифологии. К мифологическим элементам известный ученый Е. М. Мелетинский относит реальные события, явления, интерпретированные особым образом (сражение, битва, вода, земля, числа, и т. д., а также очеловечивание природы, приписывание мифическим предметам свойств животных и т. д. [5, с. 9-63].
Именно во фрагментах перед сражением и самого сражения ярче всего проявляется анимизм и антропоморфизм образов природы, который сродни фольклорно-мифологиче-скому ее восприятию и осмыслению. А усиление драматического начала в этом эпизоде - это еще один способ яркого и многофункционального осмысления мотивов и образов природы.
Из многочисленного ряда мифологических элементов, отмеченных Е. М. Мелетин-ским, нас, в данном случае, интересует сражение, «интерпретированное и конструированное» автором «особым образом».
Символической, зловещей картиной природы открывается панорама битвы. Фольк-лорно-мифологические формы (приметы, предчувствия, суеверия), мифологические элементы находят здесь свое полное отражение, являясь необходимыми звеньями мифологической схемы, созданной автором. Посредством искусно подобранных деталей, метафор, сравнений, олицетворений, а также при помощи многократных упоминаний мифологических концептов мрака, черноты, зловонья, беспокойного поведения птиц и животных Гусейнов психологически тонко
создает ощущение тревоги и волнения в природе перед сражением. Силы природы как бы предупреждают о грядущих драматических событиях и полны зловещего предзнаменования:
Акваз-акваз ч1улав ци- Прямо на глазах фер черные тучи
Экуь цавал к1ват1 На светлом небе со-
жезва. бираются.
Шарвилидин вилик цуь- Перед Шарвили кер цветы
Куьз ят1ани к1ьат Почему-то разрыва-
жезва. ются.
Булахдавай михьи цини Чистая родниковая Залан нефес къачузва. вода Шах дагъларин къацу здает зловонное ды-къвалар хание.
Лап ч1ич1ни-ч1улав Зеленные бока
жезва Шахдага
[3, с. 52-53]. Чернее черного ста-
новятся.
Мастерски, выразительно и широко (насколько это позволяет поэмный сюжет) изображает Гусейнов панораму битвы на фоне меняющихся картин природы. Батальные сцены перемежаются с небольшими лирическими отступлениями, пейзажными зарисовками, которые играют важную композиционную роль.
Многогранность, многоцветность ниже представленной картины боя превосходит по сложности и употреблению лексических образных средств, все то, что отмечалось ранее. Общая сцена боя составляется из разных эпизодов, картин природы и картин мирной народной жизни: спящий в колыбели ребенок, меч воина и серп крестьянина. Образная символика смерти конкретизируется традиционными для лезгинского менталитета образами с отрицательной коннотацией - метафорами вселенской пыли, урагана, криком совы, потопом, похоронных носилок и т. д. Кьуд патай душман С четырех сторон къвезва. подступает враг.
Виш куьнуьди кул авур Подобно пчелам из хьиз, тысячи ульев,
Цав хьелерай ац1ана. Небо сплошь за-Дуьньядикай гур авур стлали вражеские хьиз стрелы,
[3, с. 53]. Вся земля, как похо-
ронные носилки
Гусейнов использует здесь фольклорный метод уподобления. Он внедряет в текст поэмы мифопоэтические образные средства, сравнения, метафоры и разворачивает перед
читателем эпическую панораму битвы с широким применением пейзажных зарисовок и военной терминологии: «шум боя», «сверкание шашек», «удары мечей», «ржание коней», «лязг железа», «туча стрел», «стоны», «крики», «бей», «убей».
В этом яростном огне войны, как исполин, вырисовывается мужественная и доблестная фигура Шарвили. Буквально в нескольких словах автор сумел нарисовать полную впечатляющую космическую картину природы, на фоне которой вырисовывается прекрасный образ народного героя Шарвили: «Гъе-тер юкьва элкъвей варз хьих, Ягь-кьиникьин арада [с. 41].» - «В круге звезд, как ясный месяц, В круге ада, в пылу сраженья». При описании Шарвили автор использует ми-фопоэтику астральной и лунарной символики, которая сама по себе несет огромную эстетическую нагрузку. В этом отрывке выразительность достигается метафорическим сопоставлением: «круги звезд» и «круги ада», а эстетичность - с не менее выразительным сравнением Шарвили с «ясным месяцем».
Силы природы не только принимают непосредственное участие в развитии сюжета, но и движут его. В этом плане очень показательна картина боя Шарвили с иноземным врагом, мифическим существом Дивом Черным (Ч1улав). Вся природа на стороне героя. Родная земля, дающая ему опору и твердость, лечебные травы, лечащие его раны, целительный воздух-ветер восстанавливают и умножают силы Шарвили. Особенно живописно и эмоционально вписывается в этот эпизод антропоморфизированный образ ветра, который в нужный и ответственный момент навеял со снежных вершин Шалбуз-дага и вдохнул в героя новые силы. Использованный здесь автором прием олицетворения, еще раз свидетельствует о том, что природа является не только «выразительным интерьером», но и активной участницей описываемого боя и может сыграть определенную роль в судьбе героя. Примечательно, что Шарвили сразу понял и принял помощь друга: «Повернувшись к ветру открытым, светлым лицом, он улыбнулся ему». Как храбрый лев (аслан), бросился доблестный Шар-вили на своего врага Черного. Он весь поглощен и увлечен боем, в пылу сражения забыв о своих смертельных ранах.
Наступила пауза в бою и пауза в природе. Этот фрагмент символизирует умиротворенность и покой, пусть и кратковременный, мимолетный. Природа притихла. Она как бы успокоилась, избавившись от темных сил. «Очистилось небо от туч, пыль улеглась...». На мгновение все затихло, только «Три головы (чик-чик) валяются срубленные». Черный в предсмертных судорогах.
Но продолжалась эта мирная передышка всего лишь несколько минут.
И вновь «пламя войны» разгорается, вновь меняется картина природы, напряжение нарастает, кульминация сражения достигает цели. Анафора «снова» усиливает эмоциональное воздействие: Душманди мад ч1урна икьрар
Гъип вегьна яракьдал. Мад дак1уна чилер-цавар
Снова смешалось небо-земля.
Мад к1алханрин ван
акъатна.
Мад лув гана хье-
лери.
Снова тучей взлетели стрелы,
Руквадик рагъ мад акатна,
Женг лагьана рик1ери [3, с. 56].
Заключение и результаты исследования
В миропонимании И. Гусейнова, в его фи-лософско-эстетическом сознании образы и мотивы природы являются основополагающими и выполняют множество важных функций. Природа в поэме одухотворена: она мыслит, чувствует, как бы живет самостоятельной жизнью и, в то же время, служит художественным, авторским комментарием к происходящему. Природа выступает в поэме и как мерило ценностей, и как фактор возвращения к исконным ценностям. К примеру, эпизод на снежной вершине Шалбуздага, когда наедине
Снова враг нарушил уговор
Руки бросились к оружию... Снова смешались небо-земля. Снова шум боя, удары щитов. Снова тучей взлетели стрелы, Снова солнце покрылось пылью, «Битва», - кричали сердца.
с природой у Шарвили происходит всплеск самосознания, и он осознает свое назначение.
Пейзаж также выступает в качестве структурообразующего и сюжетообразующего фактора, активизирует хронотоп, разрабатывает и дополняет психологическое содержание характеров персонажей (Шарвили, его матери и др.), углубляет эмоциональную семантическую составляющую образа, эпизода и произведения в целом.
Картины природы используются автором и как прием контраста. На фоне величественной, прекрасной панорамы природы, где царят совершенство и гармония, контрастно выступает траурным трагизмом несовершенный мир человека. Высвечиваются отдельные маленькие эпизоды из жизни народа, воспроизведенные поэтом порой в статике,
1. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. 504 с.
2. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. М., 1977. 432 с.
3. Гусейнов И. Ватан. На лезг. яз. Махачкала, 1975. 64 с.
1. Bakhtin M. M. Aspects of literature and aesthetics. Moscow, 1975. (In Russian)
2. Gachev G. D. National images of the world. Moscow, 1977. 432 p. (In Russian)
3. Guseynov I. Vatan. Makhachkala, 1975. 64 p. (In the Lezghin language)
4. Ivanov D. M. Mifopoeticheskiy i filosofsko-es-teticheskiy aspekty voploshcheniya obrazov pri-rody v proze I. A. Bunina [Mythopoetic and philosophical-aesthetic aspects of the embodiment of
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ Принадлежность к организации
Темирханова Гюльнара Бейбалаевна,
доктор филологических наук, профессор кафедры литературы, Дагестанский государственный педагогический университет (ДГПУ), Махачкала, Россия; e-mail: ku-kueva.asiyat2015 @yandex.ru
порой в движении, и потрясают читателя своим драматизмом. Особенно пронзителен фрагмент, где изображено качающееся тельце ребенка на виселице. Таким образом, мы наблюдаем, что сюжетообразующая роль пространства природы - в противопоставлении ее красоты и совершенства несовершенной и переходящей социальной действительности земным событиям и потрясениям. Природа в понимании автора является той константой, которая выглядит истинно стабилизирующим моментом по сравнению с пороками человеческого общества.
Итак, И. Гусейнов в поэме «Шарвили» отобразил свою авторскую концепцию природы, выраженную в мифопоэтической и художественно-философской интерпретации мотивов и образов родной природы.
4. Иванова Д. М. Мифопоэтический и фило-софско-эстетический аспекты воплощения образов природы в прозе И. А. Бунина. Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. Елец, 2004. 25 с.
5. Мелетинский Е. М. О происхождении литературно-мифологических сюжетных архетипов // Мировое древо. 1993. № 2. С. 9-63.
images of nature in I. A. Bunin's prose]. Extended abstract of diss. for Ph. D. in Philology. Yelets, 2004. 25 p. (In Russian)
5. Meletinsky E. M. O proiskhozhdenii litera-turno-mifologicheskikh syuzhetnykh arkhetipov [The origin of the literary-mythological story of the archetypes]. In: World Tree. 1993. No. 2. Pp. 9-63. (In Russian)
THE AUTHOR INFORMATION Affiliation
Gyulnara B. Temirkhanova, Doctor of Philology, professor, the chair of Literature, Dagestan State Pedagogical University (DSPU), Makhachkala, Russia; e-mail: ku-kueva.asiyat2015@ yandex.ru
Литература
References
Принята в печать 25.05.2018 г.
Received 25.05.2018.
