CC BY
35
литературоведение
22. Ultan R. Size-sound symbolism // J.H. Green-berg, C.A. Ferguson and E.A. Moravcsik (eds.), Universals of human language, Vol. 2: Phonology. Stanford, CA: Stanford University Press, 1978. P. 527-568.
23.
a^Ä^SSW // ^a. 2013. № 3. P. 193-205.
24.
- »SffllTOaÄ« // ^
a. 2015. № 3. P. 262-273.
25. //
2000. № 2. P. 54-58.
26. // tt^ HiSÄ^. 2007. № 2. P. 5-13.
27. // ^ S. 1997. № 3. P. 233-236.
28. - wh©*^
// Hip^ft. 2006. № 2. P. 2-15.
29. ^rnrMr - ^Jftii^H^Ä
// ättia^. 2004.
№ 3. P. 193-222.
30. + fPjftfciö // 2016. № 4. P. 426-437.
31. ftBJ.^B^SWJ» // ^a. 2003. № 4. P. 335-351.
32. 1989.
33. 1953.
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
С.и. кЯЕЩАЯ
(ростов-на-Дону)
Авто- и метакомментарии а. крученых к стихотворению «дыр БУЛ ЩЫЛ...»
Анализируются высказывания А. Крученых, значимые для интерпретации его стихотворения «Дыр бул щыл...». Их ключевыми установками являются конструирование идиолекта, способствующего полному самовыражению и исключающего использование конвенциональных слов, а также актуализация дисгармоничности фонетики русского языка. К периферии автоинтерпретации принадлежит семантизация «слов» стихотворения на фоне слов конвенционального языка.
Ключевые слова: Крученых, дыр бул щыл, замысел, заумь, футуризм.
1. Dragunov A.A. Issledovaniya po grammatike sovremennogo kitajskogo yazyka. T. 1: Chasti rechi. M.: L.: Izd-vo AN SSSR, 1952.
2. Russkaya grammatika / AN SSSR, In-t rus. yaz. M.: Nauka, 1980.
Comparison of diminutives in Russian and Chinese languages against the background of linguistic typology
The article deals with the detailed analysis of the diminutives in Russian and Chinese languages on the basis of linguistic typology. There are described the phonetic and morphological means of expression and there are compared the functions of diminutives in Russian and Chinese languages. Although there are differences of these languages the comparison of the formal expression and the functions of the Russian and Chinese diminutives demonstrates that the semantic extension of the diminutive basically corresponds to the linguistic universal.
Key words: diminutive, comparison, linguistic typo-
(Статья поступила в редакцию 28.07.2020)
Стихотворение А.Е. Крученых «Дыр бул щыл...» является одним из самых ярких проявлений русского поэтического авангарда и по праву считается знаковым для истории авангарда в целом. Сам Крученых признавался: «Тогда же выскочил "Дыр бул щыл" (в "Помаде"), который, говорят, гораздо известнее меня самого» [4, с. 316]. Отчасти такая известность - если не популярность - стихотворения обусловлена тем, что оно было первым примером поэтического текста, который максимально разрывал с конвенциональным языком (не только поэтическим). Предел беспредметности поэтического языка, достигнутого Крученых, сопоставим с максимальной беспредметностью «Черного квадрата» К. Малевича, а это, несомненно, является достаточным основанием для того, чтобы оба эти произведения вошли в память культуры.
В настоящее время существует довольно большое количество работ, в которых предпринимаются попытки интерпретировать знаменитые строки А. Крученых, а также обобщить существующие оценки и интерпретации [1; 2; 9-12; 18; 19; 20, р. 49-69; 21]. При этом при осмыслении данного стихотворения исследователи обычно смешивают суждения самого А. Крученых с оценками и ре-
О Клецкая С.И., 2020
* *
*
акциями критиков, других литераторов, а также интерпретациями исследователей, построенными с тех или иных теоретических мета-позиций и свободными от оценочности. Необходимость такого анализа вряд ли можно отрицать, однако не менее важным является всесторонний анализ высказываний о данном стихотворении, сделанных самим поэтом. В данной статье предпринимается попытка обобщить мета- и автокомментарии самого А. Крученых, в которых он либо разъясняет свое намерение и используемые им техники, либо высказывает свои соображения о возможном направлении интерпретаций. Насколько нам известно, до сих пор такая попытка не предпринималась.
В общем смысле под автокомментарием мы понимаем любое суждение, которое непосредственно разъясняет намерение, стоящее за текстом, его смысл, способ его получения, описывает обстоятельства и причины его возникновения и т. д.; метакоментарий предполагает более отстраненную позицию, при которой его автор становится исследователем и критиком (или как минимум выполняет «работу над ошибками»). Разграничение авто- и ме-такомментариев в контексте этой статьи представляется существенным, поскольку многие из суждений крученых, важных для понимания «Дыр бул щыл...», были высказаны спустя годы, а иногда и десятилетия после публикации стихотворения. Позиция автора по отношению к его произведению может со временем меняться, а само произведение довольно часто даже для самого автора оказывается более глубоким, многоаспектным и непредсказуемым по своим эффектам, чем это изначально задумывалось, а потому не может быть сведено к его начальному замыслу, стоящему за ним намерению. Впрочем, это разграничение имеет скорее теоретическую ценность, поскольку в значительной части случаев различить непосредственные разъяснения исходного намерения и продукты последующей рефлексии над собственным произведением в высказываниях крученых затруднительно, а скорее всего, и невозможно. Нельзя не учитывать того, что стихотворения, опубликованные в сборнике «Помада», где впервые появилось стихотворение «Дыр бул щыл.», вызвали бурю негодования, что могло побудить поэта занять оборонительную позицию или высказать в качестве аргументов идеи, которые при создании этого текста им не имелись в виду. В любом случае, полемика вокруг стихотворения явно способствовала прояснению поэтических установок крученых.
Статус автокомментария, максимально близкого к исходному замыслу, можно без сомнений приписать разве что замечанию, предваряющему триптих при его первой публикации: «Три стихотворения, написанные на собственном языке. От других отличается: слова его не имеют определенного значения» [7, с. 27] (здесь и далее при цитировании манифестов особенности авторской орфографии и пунктуации сохраняются. - С.К.). Это суждение, несомненно, является максимально близким к изначальному творческому импульсу уже хотя бы в силу его соседства с самим текстом. В этом автокомментарии отмечается два важных момента: во-первых, мы имеем дело с собственным языком, идиолектом, с нуля создаваемым в акте свободного творчества; во-вторых, эти стихотворения лишены смысла. Отметим, что, хотя этот автокомментарий полностью соответствует первому и третьему стихотворениям триптиха, он вряд ли применим ко второму стихотворению, которое не является полностью заумным: фрот фрон ыт // не спорю влюблен // черный язык // то было и у диких племен [Там же, с. 29]. Лишена общепринятого значения только первая строка -остальные строки данного стихотворения являются нормальными предложениями и выражениями русского языка, пусть даже и оформленными с нарушением стандартов русской орфографии и пунктуации (отсутствие заглавных букв, знаков препинания).
В манифесте А. крученых «Новые пути слова» первая строка стихотворения «Дыр бул щыл...» приводится в качестве примера словотворчества: «произвольное словоновшество (чистый неологизм): а ему все тирно (Сад<ок> Суд<ей> I), дыр бул щыл и пр<очее>» [13, с. 85]. Данная характеристика выступает в ряду других основополагающих для поэтики футуризма принципов, которые обобщаются как «неправильности в построении речи». Специфичность произвольного словоновше-ства, особенно в случае дыр бул щыл, нельзя понимать вне контекста заявления об освобождении слова от диктата мысли, положения, которое крученых формулирует в том же манифесте, возражая против традиционной установки «мысль диктует законы слову, а не наоборот»: «Мы указали на эту ошибку и дали свободный язык, заумный и вселенский» [Там же, с. 82].
Впоследствии А. крученых неоднократно воспроизводил эту мысль. Например, спустя более четырех с половиной десятилетий, в 1959 г., поэт так описал этот момент сво-
ей творческой биографии Н. Харджиеву: «В конце 1912 года Д. Бурлюк как-то сказал мне: "Напишите целое стихотворение из «неведомых слов»". Я и написал "Дыр булщыл", пяти-строчие, которое и поместил в готовившейся тогда моей книжке "Помада" (вышла в начале 1913 г.). В этой книжке было сказано: стихотворение из слов, не имеющих определенного значения» [17, с. 390]. Такого рода свидетельства, несомненно, подтверждают значимость установок и на создание новых слов и нового языка, и на создание текста, лишенного определенного конвенционального смысла.
Другой важный момент в автоинтерпретации «Дыр бул щыл.» самим А. Крученых -это установка на актуализацию грубой, дис-сонантной фонетики. На это качество стихотворения Крученых обращает внимание спустя десять лет после публикации «Помады» в «Сдвигологии русского языка»: «В заумных словах, освобожденных от груза смысла, наибольшая сила и самостоятельность звука, крайняя легкость (фьят, фьят; мечтаянный пюнь) и крайняя тяжесть (дыр-бул-щыл, хряч сарча Крочо, хо-бо-ро, хружб)» [8, с. 34]. Как следует из этого высказывания, заумь не является дисгармоничной по определению, однако она может быть как эвфоничной, так и какофоничной. «Дыр бул щыл.» - яркое проявление второй возможности.
Более внимательный анализ показывает, что эта установка имеет несколько линий развития. Прежде всего, для Крученых это стихотворение является поэтическим выражением душевной дисгармонии. В «Декларации слова как такового» А. Крученых прямо приводит стихотворение «Дыр бул щыл.» в качестве иллюстрации выражения душевного диссонанса: «В искусстве могут быть неразрешенные диссонансы - "неприятное для слуха", ибо в нашей душе есть диссонанс, которыми разрешается первый. Пример - дыр бул щыл и т. д.» [13, с. 72].
В поэтическом контексте актуализация спонтанного, аутентичного выражения - явление вполне естественное, и рассматриваемый текст вполне соответствует этому критерию. Однако Крученых вносит в такое понимание поэтического творчества нечто новое - максимальную свободу поэта. Формулировку этой идеи (правда, высказанной в связи не с рассматриваемым стихотворением, а с заумью в целом) мы находим в сборнике Крученых «Взор-валь»: «Переживание не укладывается в слова (застывшие понятия) - муки слова - гносеологическое одиночество. Отсюда стремление
к заумному свободному языку (см. мою декларацию слова), к такому способу выражения человек прибегает в важные минуты» [13, с. 19]. Как будет показано далее, это свойство зауми не связано напрямую с дисгармоничностью речи, поскольку заумь может быть и «тяжелой», и «легкой». Но утверждение о том, что фонетически грубая речь является выражением острых, негативных эмоций, вряд ли нуждается в дополнительной аргументации.
Есть все основания считать, что асеман-тичная заумь рассматривалась Крученых как единственная возможность выражения душевного состояния, не выразимого конвенциональными способами: «Мысль и речь не успевают за переживанием вдохновенного, - пишет Крученых в «Декларации слова как такового», - поэтому художник волен выражаться не только общим языком (понятия), но и личным (творец индивидуален), и языком, не имеющим определенного значения, (Не застывшим), заумным. Общий язык связывает, свободный позволяет выразиться полнее (Пример: го оснег кайд и т. д.)» [Там же, с. 71]. Другими словами, идея «авторского языка» (идиолекта, полностью порывающего с языковой конвенцией) самым тесным образом связана с индивидуальным выражением.
В «Новых путях слова» содержится важное уточнение этой идеи: «неправильное построение предложений (со стороны мысли и гранесловия) дает движение и новое восприятие мира и обратно - движение и изменение психики рождают странные "бессмысленные" сочетания слов и букв» [Там же, с. 84]. Последняя часть приведенного фрагмента явно указывает, что заумное слово представляет собой внешний (или, если можно так выразиться, «овнешненный») результат работы психики. Следовательно, заумь представляет собой творческое проявление художника, освобожденного от конвенциональных ограничений как поэтической традиции, так и языковой системы.
Намеренная дисгармония «Дыр бул щыл.» также обусловлена борьбой с эвфонией предшествующей поэзии, и этот момент представляет собой второй важный аспект дисгармоничности стихотворения. В этом отношении показателен манифест «Слово как таковое. О художественных произведениях», в котором Крученых прямо противопоставляет «Дыр бул щыл.» - как образец «иного звука и словосочетания» - благозвучности традиционного стиха, музыку которого он передает
саркастичным «па-па-па // пи-пи-пи // ти-ти-ти» [13, с. 76-77].
Наконец, можно выделить третий аспект: «Дыр бул щыл.» осмысляется самим Крученых как актуализация фонетических особенностей русского языка. В манифесте «Слово как таковое. О художественных произведениях» Крученых мимоходом делает следующее суждение: «Кстати, в этом пятистишии более русского национального, чем во всей поэзии Пушкина» [Там же, с. 77]. Эта мысль не является центральной для того фрагмента, в котором она возникает, о чем свидетельствует то, что она приводится в скобках и завершает упомянутый выше фрагмент о борьбе с традиционной эвфонией поэтического текста. Однако эта тема очень существенна для авторефлексии Крученых: в других высказываниях он очень часто к ней возвращается, а потому есть все основания считать, что для Крученых этот аспект его заумной поэтической практики был очень существенным.
«Русскость» стихотворения тесно связана с противодействием эвфонии, поскольку для Крученых сама фонетика русского языка груба и дисгармонична изначально (а именно фонетика определяет общий облик речи, в том числе поэтической). Подобная оценка русской фонетики, конечно же, не является для русской культуры новостью. С.М. Сухопаров приводит выдержку из письма К.Н. Батюшкова к Н.И. Гнедичу, которая ту же самую оценку предвосхищает (особенности пунктуационного оформления сохранены. - С.К.): «И язык-то сам по себе грубоват -, грубенёк, пахнет татарщиной. Что за ы? Что за щ, что за ш, ший, щий, при, тры? О варвары! <.. .> Я сию минуту читал Ариоста, дышал чистым воздухом Флоренции, наслаждался музыкальными звуками авзонийского языка...» [16, с. 63]. Общую характеристику фонетики русского языка, мало отличающуюся от только приведенной, Крученых дает в связи с «Дыр бул щыл.» в своих воспоминаниях: «Вот я пытался дать фонетический звуковой экстракт русского яз<ыка> со всеми его диссонансами, режущими и рыкающими звуками (вспомните хорошие буквы "р", "ш", "щ")... чтоб было "весомо, грубо, зримо"... кстати, пример и из Некрасова: "бил кургузым кнутом спотыкавшихся кляч" -это тоже настоящий русский язык. (Конечно, если бы Даль услышал мой opus, он наверняка выругался бы, но не мог бы сказать, что это итальянская или французская фонетика» [6, с. 243-244]. Отметим лишь одно важное отличие: для Крученых такая грубость фонетики
не является чем-то отрицательным, это в целом положительный (или нейтральный) факт, своего рода данность, которая не нуждается в оценке.
В том, что Крученых действительно ориентировался на специфику звучания русской речи, вряд ли можно сомневаться, т. к. этому имеется множество подтверждений. Т. Никольская цитирует фрагмент из предисловия А. Крученых к книге стихов А. Чачико-ва «Крепкий гром», вышедшей в 1919 г. в Москве, в котором он упоминает стихотворение Ф.И. Тютчева «По дороге во Вщиж»: «По дороге во Вщиж - какое трудно выговариваемое и безнадежное слово! Какие щемящие скребущие звуки! Щипцы! шимцу! чавк! - Не есть ли оно - типично русское? Предчувствие моего: дыр-бул-щыл убешщур скум!.. Из которого рождается новое заумное искусство и всякое иное вплоть до скрежещущей рожи Маяковского...» [12, с. 90]. Вряд ли можно согласиться с утверждением Т. Никольской, что в этом пассаже «Крученых пишет о Тютчеве как предтече заумного футуризма». Вщиж (Щиж) - это реальное название древнего русского города, одного из удельных центров Черниговского княжества, который располагался на территории нынешней Брянской области и был до основания разрушен татаро-монголами в 1238 г., после чего не возродился; в настоящее время на месте этого города находится одноименное село, а также археологический музей. Тютчев, конечно же, не является автором слова Вщиж, поскольку это исконное древнерусское название поэт использует в соответствии с языковой конвенцией, которая не оставляет свободы. Следовательно, говоря о «типично русском», Крученый ссылается на гораздо более архаичные пласты истории русского языка.
Согласно свидетельству В. Нечаева, в 1960-х гг. А. Крученых лично разъяснял замысел этого стихотворения следующим образом: «Оно написано для того, чтобы подчеркнуть фонетическую сторону русского языка. Это характерно только для русского. Французы пробовали перевести на свой язык, да ничего не получилось. В русском языке это от русско-татарской стороны. Не надо в нем искать описания вещей и предметов звуками. Здесь более подчеркнута фонетика звучания слов» [11, с. 383]. Отметим в данном комментарии такой момент, как непереводимость «Дыр бул щыл.». Это прямо указывает на акцентирование национальной специфики русской речи
(по крайней мере, в том виде, в котором ее выделял сам Крученых).
Мимоходом заметим, что это утверждение о выражении в стихотворении «стихии русского языка» можно понимать также в том смысле, что разрыв с конвенциональным языком у Крученых все-таки не является полным: при изобретении заумных слов и текстов он использует звуки и буквы русского языка и как бы отбирает самое характерное, а потому остается в пределах, задаваемых языком; если что-то и страдает в результате такой формы речевой деятельности, то это явления более высоких уровней (морфология, синтаксис, лексика). Но именно это и приводит к актуализации специфики русской фонетики, так сказать, обнажая ее: в тексте, лишенном конвенционального смысла, собственно звуковая сторона неизбежно выступает на первый план.
Наконец, нельзя не отметить семантиза-цию «Дыр бул щыл.» посредством соотнесения со словами русского языка. В качестве примера можно привести стихотворение из сборника «Малахолия в капоте» (1918) [5], в котором первые три «слова» стихотворения обыгрываются как дыра, булыжник-убил и щель соответственно (выделено нами. - С.К.):
дыр - бул - щыл
/ булыж дыру / убил щели
шиш прыг
ШИШКОВ
Необходимо также упомянуть сборник «Мятеж I» (1920), на который ссылается в своем анализе Дж. Янечек. В этом сборнике первые три «слова» стихотворения семантизируются следующим образом (цит. по: [20, р. 69] с обратной транслитерацией из латиницы в кириллицу):
е
ДЫР(а)-БУЛ(ава)-ЩЫЛ(')
Эти два источника совпадают лишь частично в семантизации дыр как дыра и щыл как щель. В первом варианте семантизация «слова» бул не только отличается, но является и более богатой, поскольку с ней соотносится не одна лексема (булава), а две лексемы (булыжник, убил). В исследованном нами матери-
але не было обнаружено явных авто- и мета-комментариев самого А. Крученых, в которых допускалась бы или указывалась возможность (необходимость?) такого соотнесения с существующими в узусе языковыми единицами. По всей видимости, этот способ самоинтерпретации следовало бы считать периферийным и не в полной мере соответствующим поэтическим установкам Крученых. В силу отсутствия эксплицитных авто- и метакомментариев остается неясным, как сам Крученых относился к такой возможности. Нельзя исключить, что к подобному обыгрыванию своих самых знаменитых строк он прибегал в качестве напоминания о своем самом провокативном и знаменитом поэтическом акте либо в качестве новой провокации.
Таким образом, стихотворение А. Крученых «Дыр бул щыл.» самым тесным образом связано с поэтическими и эстетическими установками поэта, что находит отражение в его авто- и метакомментариях. Само по себе комментирование в этой ситуации представляется естественным, поскольку мы имеем дело с текстом, резко порывающим с языковыми конвенциями, а следовательно, непонятным. Система частных и общих установок, в которые вписано стихотворение, является во многом непротиворечивой, и многие установки дополняют друг друга (ср. дисгармоничность зауми и дисгармоничность фонетики русского языка, свободу самовыражения, ведущую к созданию собственного идиолекта, и дисгармоничность выражаемых эмоций и т. д.). Однако в некоторых отношениях эти установки все-таки опровергают друг друга. Например, утверждение о том, что «слова» в стихотворении не имеют определенного смысла, явно противоречит попыткам самого А. Крученых семантизировать их посредством соотнесения со словами русского языка, закрепленными в узусе.
Наконец, необходимо отметить неравноценность авто- и метакомментариев Крученых. Отдельные комментарии направлены на разъяснение самого стихотворения, тогда как другие - на формулировку общих установок, характерных для значительной части творчества поэта; сам Крученых неоднократно ссылается на данное стихотворение как частный пример этих установок, их иллюстрацию. Другими словами, в одних случаях авто- и мета-комментарии подчинены конкретному произведению, тогда как в других, наоборот, произведение оказывается подчиненным общим формулировкам эстетических или теоретиче-
известия вгпу. филологические науки
ских установок. Как показывает материал, к некоторым возможностям интерпретации стихотворения Крученых возвращается многократно (ср. утверждение о «подражании» фонетике русского языка), тогда как другие возможности лишь намечены в отдельных произведениях. Последнее касается прежде всего возможности семантизации «слов» из стихотворения «Дыр бул щыл...» посредством соотнесения с конвенциональной лексикой, которая лишь намечена в поэтических текстах, но, насколько можно судить по доступным данным, никогда явно Крученых не формулировалась. Впрочем, полноценная оценка значимости того или иного способа интерпретации вряд ли возможна без более детального изучения поэтического, теоретического, критического и автобиографического наследия поэта.
Список литературы
1. Арватов Б. Речетворчество (По поводу «заумной» поэзии) // ЛЕФ: журнал Левого фронта искусств. 1923. № 2. С. 79-91.
2. Богомолов Н.А. «Дыр бул щыл» в контексте эпохи // Его же. Вокруг Серебряного века: статьи и материалы. М.: Нов. лит. обозрение, 2010. С. 415-434.
3. Крученых А. Взорваль. СПб., 1913 [Электронный ресурс]. URL: https://ruslit.traumlibrary. net/fx/kruchenih-vzorval-1913.html (дата обращения: 15.08.2020).
4. Крученых А.Е. К истории русского футуризма: Воспоминания и документы / вступ. ст., подг. текста и ком. Н. Гурьяновой. М.: Гилея, 2006.
5. Крученых А. Малахолия в капоте. Тифлис, 1918 [Электронный ресурс]. URL: https://ruslit. traumlibrary.net/fx/kruchenih-maloholia.html (дата обращения: 15.08.2020).
6. Крученых А. Память теперь многое разворачивает: Из литературного наследия Крученых / сост., послесл., публ. текстов и комментарии к ним Н. Гурьяновой (Modern Russian literature and culture, studies and texts (Vol 41)). Berkeley: Berkeley Slavic Specialties, 1999.
7. Крученых А. Помада / рис. М. Ларионова. М., 1913 [Электронный ресурс]. URL: http://elib. shpl.ru/ru/nodes/3180-kruchenyh-a-e-pomada-m-1913 (дата обращения: 15.08.2020).
8. Крученых А. Сдвигология русского языка. трактат обижальный (трактат обижальный и по-учальный). М., 1923 [Электронный ресурс]. URL: https://ruslit.traumlibrary.net/fx/kruchenih-sdvigologia. html (дата обращения: 10.08.2020).
9. Левинтон Г.А. Заметки о зауми. 1. Дыр, бул, щыл // Его же. Статьи о поэзии русского авангарда. Helsinki: University of Helsinki, 2017.
10. Лощилов И. О символистских источниках двух стихотворений Aлексея Крученых // Интерпретация и авангард: межвуз. сб. науч. тр. / под ред. И.Е. Лощилова. Новосибирск: Изд. НГПУ, 2008. С. 72.
11. Нечаев В. Вспоминая Крученых... // mh-нувшее: Исторический альманах. Вып. 12. M.; СПб.: Atheneum: Феникс, 1993. С. 377-386.
12. Никольская Т. «Фантастический город»: Русская культурная жизнь в Тбилиси (1917-1921). M.: Пятая страна, 2000.
13. Русский футуризм: Стихи. Статьи. Воспоминания / сост. В.Н. Терёхина, AU. Зименков. СПб.: ООО «Полиграф», 2009.
14. Сахно RM. «Семиологическое создание» A. Крученых (еще раз о «дыр булщыл») // Textus. 1997. № 2(2). С. 39-45.
15. Сахно RM. Поэтическая беспредметность и абстракция: proetcontra // Дом Бурганова. Пространство культуры. 2009. № 1. С. 9-26.
16. Сухопаров СЖ. Aлексей Крученых: Судьба будетлянина. München: Verlag Otto Sagner, 1992.
17. Харджиев Н.И. От Mаяковского до Крученых: избранные работы о русском футуризме / сост. С. Кудрявцев. M.: Гилея, 2006.
18. Шкловский В.Б. О поэзии и заумном языке // Его же. Гамбургский счет: Статьи. Воспоминания. Эссе. M., 1990. С. 45-58.
19. Янечек Дж. Стихотворный триптих A. Крученых «Дыр бул щыл» 1913 [Электронный ресурс] // Проблемы вечных ценностей в русской культуре и литературе ХХ века / ред. В.Л. Хазин. Грозный: Чечено-Ингушский гос. университет, 1991. URL: https://ka2.ru/nauka/janecek_2.html#n6 (дата обращения: 12.08.2020).
20. Janechek G. Zaum: The Transrational Poetry of Russian Futurism. San Diego: San Diego State University Press, 1996.
21. Nilsson N.A. Krucenych's Poem 'Dyr bul
scyl' // Scando-Slavica. 1978. Vol. 24. P. 139-148. * * *
1. Arvatov B. Rechetvorchestvo (Po povodu «za-umnoj» poezii) // LEF: zhurnal Levogo fronta iskusstv. 1923. № 2. S. 79-91.
2. Bogomolov N.A. «Dyr bul shchyl» v kontekste epohi // Ego zhe. Vokrug Serebryanogo veka: stat'i i materialy. M.: Nov. lit. obozrenie, 2010. S. 415-434.
3. Kruchenyh A. Vzorval'. SPb., 1913 [Elektron-nyj resurs]. URL: https://ruslit.traumlibrary.net/fx/ kruchenih-vzorval-1913.html (data obrashcheniya: 15.08.2020).
4. Kruchenyh A.E. K istorii russkogo futurizma: Vospominaniya i dokumenty / vstup. st., podg. teksta i kom. N. Gur'yanovoj. M.: Gileya, 2006.
литературоведение
5. Kruchenyh A. Malaholiya v kapote. Tiflis, 1918 [Elektronnyj resurs]. URL: https://ruslit.traumlibrary. net/fx/kruchenih-maloholia.html (data obrashcheniya: 15.08.2020).
6. Kruchenyh A. Pamyat' teper' mnogoe razvo-rachivaet: Iz literaturnogo naslediya Kruchenyh / sost., poslesl., publ. tekstov i kommentarii k nim N. Gur'-yanovoj (Modern Russian literature and culture, studies and texts (Vol 41)). Berkeley: Berkeley Slavic Specialties, 1999.
7. Kruchenyh A. Pomada / ris. M. Larionova. M., 1913 [Elektronnyj resurs]. URL: http://elib.shpl.ru/ru/ nodes/3180-kruchenyh-a-e-pomada-m-1913 (data obrashcheniya: 15.08.2020).
8. Kruchenyh A. Sdvigologiya russkogo yazyka. Traktat obizhal'nyj (Traktat obizhal'nyj i pouchal'nyj). M., 1923 [Elektronnyj resurs]. URL: https://ruslit. traumlibrary.net/fx/kruchenih-sdvigologia.html (data obrashcheniya: 10.08.2020).
9. Levinton G.A. Zametki o zaumi. 1. Dyr, bul, shchyl // Ego zhe. Stat'i o poezii russkogo avangarda. Helsinki: University of Helsinki, 2017.
10. Loshchilov I. O simvolistskih istochnikah dvuh stihotvorenij Alekseya Kruchenyh // Interpreta-ciya i avangard: mezhvuz. sb. nauch. tr. / pod red. I.E. Loshchilova. Novosibirsk: Izd. NGPU, 2008. S. 72.
11. Nechaev V. Vspominaya Kruchenyh. // Mi-nuvshee: Istoricheskij al'manah. Vyp. 12. M.; SPb.: Atheneum: Feniks, 1993. S. 377-386.
12. Nikol'skaya T. «Fantasticheskij gorod»: Russkaya kul'turnaya zhizn' v Tbilisi (1917-1921). M.: Pyataya strana, 2000.
13. Russkij futurizm: Stihi. Stat'i. Vospomina-niya / sost. V.N. Teryohina, A.P. Zimenkov. SPb.:
000 «Poligraf», 2009.
14. Sahno I.M. «Semiologicheskoe sozdanie» A. Kruchenyh (eshche raz o «dyr bulshchyl») // Textus. 1997. № 2(2). S. 39-45.
15. Sahno I.M. Poeticheskaya bespredmetnost'
1 abstrakciya: proetcontra // Dom Burganova. Pro-stranstvo kul'tury. 2009. № 1. S. 9-26.
16. Suhoparov S.M. Aleksej Kruchenyh: Sud'ba budetlyanina. München: Verlag Otto Sagner, 1992.
17. Hardzhiev N.I. Ot Mayakovskogo do Kruchenyh: izbrannye raboty o russkom futurizme / sost. S. Kudryavcev. M.: Gileya, 2006.
18. Shklovskij V.B. O poezii i zaumnom yazy-ke // Ego zhe. Gamburgskij schet: Stat'i. Vospomina-niya. Esse. M., 1990. S. 45-58.
19. Yanechek Dzh. Stihotvornyj triptih A. Kru-chyonyh Dyr bulshchyl 1913 [Elektronnyj resurs] // Problemy vechnyh cennostej v russkoj kul'ture i literature XX veka / red. V.L. Hazin. Groznyj: Che-cheno-Ingushskij gos. universitet, 1991. URL: https:// ka2.ru/nauka/janecek_2.html#n6 (data obrashcheniya: 12.08.2020).
О Басангова Т.Г., 2020
Auto- and metacommentary of A. Kruchenyh to the poem "Dyr bul shchyl"
The article deals with the analysis of the statements of A. Kruchenyh that are significant for the interpretation of his poem "Dyr bul shchyl". The key settings are the design of the idiolect providing the full self-expression, the elimination of the usage of the conventional words and the actualization of the disharmony of the Russian language phonetics. The semantization of the poem's "words" against the background of the words of the conventional language belongs to the periphery of autocommentary.
Key words: Kruchenyh, Dyr bul shchyl, intention, educanto, futurism.
(Статья поступила в редакцию 21.08.2020)
Т.Г. БАСАНГОВА (Элиста)
собака как культурный герой в калмыцком фольклоре
Проанализированы фольклорные материалы, в которых собака (ноха) является одним из персонажей. Это мифы, в текстах которых собака выступает как культурный герой, спасая людей от голода, является средоточием счастья и т. д.
Ключевые слова: собака, культурный герой, хлеб, миф, устный рассказ, свадьба, ономастика.
Образ собаки в калмыцкой народной культуре изучен А.Г. Митировым. Исследователь отмечает в своей работе, что собака является домашним животным, особенно близким человеку [9, с. 40-58].
А.Г. Корнеева рассматривает особенности одного из малоизученных ономастических разрядов калмыцкого языка - зоонимов. На основе калмыцкого фольклорного материала, а также полевых записей выявлены особенности номинаций домашних и диких животных у калмыков, их личных характеристик, половозрастной и цветовой дифференциации в кал-
