CC BY
43
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 82.02 И. Б. Смирнова
старший преподаватель кафедры отечественной и зарубежной литературы МГЛУ; e-maiL: [email protected]
АСТРОЛОГИЯ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ, ИЛИ РОЖДЕНИЕ И ПЕРЕРОЖДЕНИЕ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОГО РОМАНА
Цикл: «Стрелка часов»
Статья закладывает теоретические основы для нового литературоведения, согласующегося со всеобщими законами астрологии. Сами эти законы, применительно к новому направлению литературоведения, приобретают специфический характер. Линейное мышление современного западного аналитика и историка литературы помещается в координаты славяно-арийского и древневосточного циклического времени. Взаимодействие западного и восточного мировидения и стилей литературоведческого анализа порождает новые характеристики культурных периодов и литературных направлений настоящего исторического цикла. Многомерный астрологический подход, учитывающий философию числа, освобождает сознание человека от поиска ответа на неразрешимые вопросы посредством выбора «или, или». Подобная новаторская методика рассмотрения литературы оказалась особенно продуктивна в аудитории института международных образовательных программ, где в группах присутствуют представители и носители разных, порой полярно разведенных культур, либо полилингвальные кросскультурные представители. Воспоминание о национальных мифах оказалось взаимно познавательным в человеческом аспекте общения и одновременно примирительным в обучающем его аспекте.
Ключевые слова: линейное и циклическое время; духовно-научные основания истории; поэтика западноевропейского романа; астрология динамики литературного процесса и типического романного сюжета.
I. B. Smirnova
Senior Lecturer at the Department of Literature,
Moscow State Linguistic University; e-maiL: [email protected]
ASTROLOGY OF THE LITERARY STUDIES OR BIRTH AND RENEWAL OF THE WESTERN EUROPEAN NOVEL
The article lays the theoretical basis for a new literary criticism, consistent with the universal laws of astrology. These laws, as applied to the new direction of literary criticism, acquire a specific character. The linear thinking of the modern Western analyst and literary historian are considered in terms of ancient Slavic-Aryan and ancient Eastern cyclic time. The interaction of the Western and Eastern worLdview and styLes of Literary anaLysis generates new characteristics of cuLturaL periods and Literary trends of the present historicaL cycLe. The muLtidimensionaL astrological approach, taking into account the philosophy of number, frees man's mind from seeking answers to insoluble questions by choosing «either / or». Such an innovative technique proved to be especiaLLy efficient in the Institute of International Educational Programmes where representatives of different, sometimes polar cultures, or polylingual cross-cultural representatives study together. The recoUection of national myths proved to be mutuary informative in terms of human communication and at the same time reconcRiatory in the aspect of professional teaching communication.
Key words: linear and cyclic time; spiritual and scientific foundations of history; poetics of the West European novel; astrology of the dynamics of the literary process and that of the typical novel plot.
Посвящаю сюжет Дню весеннего равноденствия
Магистральная линия развития литературы и, как следствие, литературоведения прослеживается по так называемым «вершинам» мировой литературы, на их исследовании также строится любой базовый учебный курс по истории национальных литератур. Все эти «вершины» приходятся исключительно на жанр романа либо на романный сюжет, который мы находим в разных родах словесности: в недрах эпоса, затем в лирике, также в драме и, наконец, обособившимся: романом в стихах и затем в прозе. Поэтика западноевропейского романа в ее динамике составляет объект и предмет исследования многих российских и западных ученых. Углубление в тематику и проблематику романа каждого культурного периода в отдельности порождает естественное стремление выявить, проследить и описать
общие закономерности смены «романной картины мира», от века к веку, от эпохи к эпохе. Большой вклад в изучение и описание логики смены культурных периодов через призму романа, английского, французского, немецкого и русского, вносят в науку работы доктора филологических наук профессора А. П. Бондарева [Бондарев 1982; Бондарев 1986; Бондарев 2008; Бондарев 2010; Бондарев 2011; Бондарев 2013; Бондарев 2016; Бондарев 2018]. Цикл статей И. Б. Смирновой «Восток и Запад: спор или диалог?»1 создает в своей общей идее базу для так называемой поэтики равноденствия, которая и легла в основу гипотезы настоящей статьи.
Ощущая свою эпоху как знаковую, как во многом завершающую определенный цикл развития, мы объединяем исторический подход к роману, ставший традиционным, с астрологическим, который выступает в филологии как новаторский. У разных авторов находим мы подтверждающие описания разных фаз нашей диаграммы, в том виде, в каком она сложилась в ходе работы по составлению учебного курса для студентов. К этим готовым описаниям мы добавляем свои собственные наблюдения и соображения, собранные в ходе подготовки к занятиям. Накладывая привычную линейную хронологию западноевропейского романа на традиционную древнюю схему циклического времени, мы получаем многочисленные свидетельства близости настоящего момента истории романа к окончанию цикла из современных источников по истории и теории литературы в подтверждение нашей гипотезы.
Диаграмма циклического развития романа строится как на теоретических, так и на практических основаниях. Мы рассматриваем отрезок западноевропейской культуры от начала фиксации художественно-повествовательной формы на письме и заканчиваем нынешним днем, когда письмо и письменность с их свойством кристаллизации мысли снова утрачивают свое главное и первенствующее значение: создавать и удерживать форму, дисциплинирующую содержание. Объективация становится бесформенной, завершение отсутствует по ряду причин, которые мы укажем в свое время в своем месте. Умирает уважение к языку: к точности словоупотребления, красоте морфологии, завершающей структуризации синтаксиса. Художественно-повествователь-
1 Опубликованы в научном журнале «Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки» (2014-2018).
ные жанры, не отказываясь от привычных носителей информации, которые переходят в жидкокристаллические, отказываются, тем не менее, от связи с миром форм, и это несомненный признак близости завершения цикла. Но наша теория лишена эсхатологических настроений: через разложение структуры происходит временное возвращение романа в мир идей, где совершается его обновление, создающее условия для рождения в новом облике. В периоде так называемого романного бардо любовная история, лежащая в основании всех родов и видов литературы, как бы смотрит на себя со стороны глазами авторов, героев и читателей, с тем чтобы «напитаться» новым смыслом: «очиститься» от излишеств и учесть неучтенное. Как человек во сне между сегодняшним и завтрашним днем отдыхает, обучается и «переновляется»1, так и роман пробуждается после сна поумневшим, посвежевшим и устремленным к новой цели. Как наше стареющее тело претерпевает в посмертии ряд трансформаций и входит в сан-сару уже иным, так же идея и форма романа нуждаются в некоторой «ночи» для «сна». Роман воскресает прежним - и неузнаваемым, из мертвых вновь восстает вечным фениксом, способным вести людей к новым горизонтам, указуя на ось Вселенной: взаимодействие Мужественного и Женственного в их борьбе и сотворчестве. Когда роман расширяет поле зрения до определенного предела, когда ему недостает глаз, чтобы этот предел охватить, из диалогического сам он становится элементом нового диалога, включая свой мир в новый мир. И так далее: освоив его и сделав своим элементом, вновь включается в другой мир.
Данное исследование охватывает лишь один виток развития жанра, а именно, пятый культурный период (датируемый Р. Штайнером от XII в. и ограничиваемый нашими рассуждениями по XXI в.). Мы не касаемся праиндийского, праперсидского, египетско-халдейского и греко-римского периодов, каждый из которых имеет свою историю романа, рассказывающую себя по канонам своего космогонического мифа. Не трогаем здесь и русский роман, который создавался с двух точек зрения: по ведическим, с одной стороны, а с другой - по христианским канонам.
Поскольку пятый культурный период оформился вполне, мы делим его также на отрезки, отмечая для каждого характерные черты.
1 Архаический термин русской ведической культуры.
Итак, перед нами своеобразные «часы» западноевропейского романа. От века к веку мы можем наглядно проследить по ним не только чередование свойств и настроений повествования, но и определенную однонаправленную динамику, открывающуюся через общий литературоведческий анализ.
Рисунок 1 напоминает нам о единстве мироздания, о неразрывности противостоящих полюсов и противостоянии стремящихся друг к другу точек. Главная идея нашего астрологического экскурса в историю литературы - подчеркнуть не порядок, не последовательность, не иерархию, не цикличность, а именно единство и взаимосвязь всех составляющих сил и процессов наших условных схем, которые будут перестраивать здесь всем известные астрологические меры на свой литературный лад. Рисунок 1 напоминает цельный совершенный солнечный диск.
При спуске из Мифа в Историю в условной точке Весеннего равноденствия мир утрачивает целостность, мировидение - эпичность. Начинается циклический «век романа»: «утро», «день» и «вечер» жанра, соответствующие весне, лету и осеннему сезону. Рисунок 2 показывает этот переход, условно отсылая к идее рождения нашего мира в физическом, вместе с разделением Света от Тьмы, когда Бог первый назвал «Есть» т. е. «день», а вторую «Неть», то есть «ночь». Здесь для нас это «день и ночь романа», т. е. большие сутки развития жанра в одном из культурных периодов. Эта схема своей черно-белой двойственностью напоминает Луну, точнее, фазу «первая четверть». Следует иметь в виду, что деление на равные части света и тьмы здесь
условно: на самом деле «Неть» занимает на нашей схеме не более четверти цикла. А если разобраться в философии термина «Ночь», то на схеме ее быть вовсе не может: ведь это идея абсолютного отрицания, область отсутствия света сознания. В принципе такой области нет, а есть лишь область ослабления Света. В ее недрах, как покажут дальнейшие схемы, зарождается новый цикл жизни. Ее нельзя считать «злом», а лишь «тьмою», создающей условия для полноценного отдыха и нового начала. Как зимой природа не умирает, а спит, также точно в период Нети роман уходит из «Явленного» в «Не-явленное». Однако мы вводим поневоле Неть в нашу схему, чтобы отвести законное место «романному бардо». Древнерусская поговорка «По естю и неть живет» [Цит. по: Карпенко, Нечаева-Зубец, Ч. 1., 2014, с. 77] как раз свидетельствует о том, что пропорция Света и Тьмы в каждом цикле своя. Неть будет занимать от Ести такую часть, какая потребуется для отдыха и переновления, независимо от того, во времени имеет место бардо или вне времени.1
Рисунок 3 показывает соответствие на «часах» времени суток, времени года и сектора цикла развития. Здесь же показан восточный порядок взаимопорождения стихий, т. е. общих свойств сущего (индийский вариант). Циферблат представлен в привычном нам облике.
12
24
9
15
6
18
Рис. 3
Рис. 4
1 Возможно то и другое.
12
VVTV
VITT
21
18
Рис. 5. Змей - в начале цикла
Рис. 6. Змей - в конце цикла
Рисунок 4 показывает соответствие на «часах» временного и пространственного показателя: ориентированность каждого периода относительно четырех сторон света. Эта схема отражает своеобразный «хронотоп», который мы опишем подробнее. Здесь же показан восточный порядок взаимопорождения стихий, т. е. общих свойств сущего (китайский вариант). Циферблат отражает арабскими цифрами привычный нам облик часов, но в соответствии с порядковым номером литературного века, который мы собираемся изучать. Восприятие упрощается тем, что этот номер соответствует послеполуденному часу, от 13 до 21. Часы-века 22, 23 и 24 - даны условно. На нашей схеме верхний левый сектор - Неть романа. Он настолько же скрывает в своей Потьме конец века, сколько его начало. «Скрытые» часы могли быть 10, 11 и 12. Очевидно, что это эпические века предыстории романа. Романный сюжет уже был «зачат» в лоне пространного народного сказа или сказания. С точки зрения теоретиков бардо, период от «смерти» романа до его нового «рождения» - это «сон». С точки зрения теоретиков немедленного перерождения, последняя четверть - медленное «умирание», после которого в точке перехода стрелки часов на правое полукружие наступает момент нового рождения.
На «часах» рисунка 5 приведена в соответствие статика русской космологии и свойства каждой стадии литературного процесса. Оживляющим компонентом схемы служит «Змей Юша»: чудище морское, которое Сварог поставил поддерживать Землю, «чтобы она вновь в океан не ушла». Потому он поставлен между землей и водой и может
быть назван «Змей оживляющий», или «Змей порождающий». Три области Вселенной здесь приведены в соответствие с кардинальными направлениями, а Змей гипотетически поставлен в начало цикла.
На рисунке 6 отмечены «четыре четверти Круга Всевышнего» русской ведической традиции. Циферблат представлен римской цифирью, которая нас приближает к идее обозначения не часа, а века. Змей здесь гипотетически поставлен в самый конец цикла как «Змей пожирающий», поскольку может выступить и в такой ипостаси. Он пожирает все смыслы, порожденные и зафиксированные «романом» пятого культурного периода, с тем чтобы предать его Потьме «чистым», т. е. пустым, внекачественным. В Потьме роман перерождается для нового витка истории. Циферблат, сохраняя римскую цифирь, здесь немного сдвигается, показывая век не как час, а как период, т. е. одну треть каждого сектора. Распределение стихий по Кругу - условно, порядок соответствует Мифу. Но творение Вселенной в русском космогоническом мифе начинается не с упорядочения хаоса и отделения Света от Тьмы, как в ветхозаветном иудейском мифе, а с создания земли, для которой потребовались также затем вода, огонь, потьма и змей: весь порядок творения относительно восточных вариантов перевернут. Здесь также важна идея единства и взаимосвязи этапов Творения и всех сил, участвующих в нем.
Рисунок 7 синтезирует русский и восточный варианты соответствия стихий сторонам света и добавляет рождение органов чувств,
связанных с этими первоэлементами. Причем пятый компонент отнесен, по китайской традиции, в центр как «несистемный»: восточное Дерево, Змей и Алатырь русской традиции - никак не отнесешь к «веществам» или «средам», как прочие (в то время как даже Потьма соответствует Металлу). Вместе с ними в центре оказывается Эфир, порождающий одновременно «звук» и воспринимающий его «слух». Все эти ключевые, или «оживляющие» «цепь стихий» компоненты, могли бы быть поставлены как в начало, так в конец цикла. Символически они заявляют о себе как об исключительных, не похожих на остальные. Бессмертные Камень, Растение и первое Живое существо (будь то Змей) могли быть как у начала нашего мира, в качестве матрицы будущих подобных им смертных, так и в конце - как результат эволюции минералов, растений и животных к духовности. Схема 7 облегчает сближение «цепи стихий» с «четырьмя четвертями», а также со славянским и индийским вариантами деления общества на страты (варны). Циферблат снова арабский: идея часа и периода сливаются в символе числа. Первый период и век - это первый этап литературного процесса.
Рисунок 8 добавляет в часы «этапов литературного процесса» солнечный зодиакальный круг, вызывающий сезонные ассоциации. Специфику знаков мы рассмотрим ниже. При этом мы извлекаем из Центра Эфир (с зарождением звука и слуха) и помещаем его в цепь стихий таким образом, что «Слово Божье» зачинает новую жизнь (ветхозаветный иудейский миф), так же как «Свет Лика Его» (Русские Веды). Глядя на часы 8, мы рисуем себе Начало жизни во всех гипотетически представимых вариантах и подбираем тот, который ближе нашему индивидуальному культурному складу.
Рисунки 9 и 10 указывают минутной стрелкой на точку Весеннего Равноденствия: момент «рождения», или «самозарождения», романа (кому как нравится). Обе они посвящены определению «мировоззренческого возраста» жанра, в пределах пятой культурной эпохи. Часовая стрелка указывает на сегодняшний день романа. Возрастные периоды указаны с учетом средней продолжительности жизни: для Средних веков (см. рис. 9) и для Современности (см. рис. 10). Периоды условны. Высшая точка мировоззренческой взрослости приходится на 12 или 13 часов: на зарождение жанра, откуда возраст начинает уменьшаться. Этот процесс мы описываем ниже. В Средневековье
43 45-41
60 63-56
и-и 61
41-12 81
Рис. 9
Рис. 10
в «Ночи» продолжается деградация, до градуса «Собаки» двенадцатиричного цикла. Секторы Свиньи и Крысы соответствуют Бардо. Тогда как в Современности деградация иссякает к сектору Петуха, откуда без Бардо зачинается новый цикл. Средневековая точка мировоззренческой зрелости и прижизненного Просветления (41-45) знаменовала высшую мудрость романа, отвечающего своей идее. В Современности точка Просветления (63-70) находится как бы за гранью видимости: перед рождением романа, в эпическом, внутриутробном, периоде его развития. Ведь роман признают «продуктом распада эпоса», следовательно, эпос ценится выше романа, откуда следует, что высшая мудрость романа - была у него до его рождения, и соответствует 70-летнему возрасту человека. Причем «возрастание» в мудрости Современность после Просветления не прекращает до самой смерти, за счет того, что современная теория исключает период временного Бардо между смертью и рождением. Всё это отражает картина 10. Точка Весеннего Равноденствия не сдвигается со своего места, поскольку указует на начало XIII в.: появление лучших образцов куртуазной разновидности жанра. Его мировоззренческий возраст для современности условно соответствует 56-63 годам. «Шаг» рисунков 9 и 10 взят условный, с учетом разницы «глубины» изживаемого времени. Как «романный век» ранее изживался за 43 человеческих года, так теперь условно изживается за 84, размеченные на рисунке 10. Рисунок 10 добавляет параметрам диаграммы разбивку на условные «месяцы»,
которые дадут нам представление о конкретном характере «погоды» всякого культурного направления и течения.
Рисунки 11 и 12 напоминают литературоведу о законах чередования преобладающего воздействия противоположных сил. Шаг чередования, согласно китайской традиции, соответствует десятиричному подходу. Но мы, в координатах русской недели и Семи верст русской ведической традиции, имеем в виду, что шаг чередования подвластен влиянию культурного домена, так что в западноевропейском романе он вполне может обнаружить себя в другом виде.
Рисунок 13 показывает движение истории романа по этапам зодиакального круга, наделяющего жанр своими свойствами. Здесь мы также легко прослеживаем переход «энергий» жанра в соответствии с теми органами и системами тела, за которые ответственна каждая область зодиакального круга.
Рисунок 14 показывает соответствие каждого «часа» романа двенадцатиричному большому астрологическому кругу животных, иллюстрирующему фазы развития каждого живого организма нашей планеты и также каждого творческого проекта. Здесь наглядно видна ситуация настоящего момента. В секторе 17.00-19.00 роман покоится в могиле, в сумерках между «обезьяной» (смертью) и «собакой» (прерыванием сна). Последующие за настоящим секторы «свиньи» (зародыш) 21.00-23.00 и «крысы» (вскармливание зародыша) 23.00-01.00
Рис. 11
А \ л Л4^ /V // 1н \
1 ЧЛ. / \
В1ПЛИЕ
Рис. 12
Рис. 13
^■^•^ввхвп
Рис. 14
Рождение романа
приходятся в нашей картине на области Мифа, сказки и героического эпоса, в недрах которых вызревает романная форма.
Рисунок 15 показывает, где сегодня стоит стрелка часов романа относительно «Ести» и «Нети». На ней четко видна близость настоящего момента к периоду неизбежного «развоплощения». Цветом указано примерное соответствие культурных периодов «Семи верстам
Вселенной» русской ведической традиции, семи дням русской и западноевропейской недели и их управляющим планетам. Окончание «Шестой версты» Вселенной, соответствующее русской и западноевропейской субботе и обозначенное самым темным цветом, нам еще предстоит пройти, прежде чем роман «свернется» в область Мифа, чтобы там переродиться.
На этом рисунке радужные переходы цветовой гаммы подсказали отсутствие цвета именно Рис 15 в конце цикла, так что настоящий
Рис. 16 Рис. 17
отрезок истории романа и является как бы «Нетью», за которой стоит ждать перерождения через вневременное бардо. Не разлуку, а, напротив, бытийную встречу ищущих друг друга героев, читателей и авторов романа. Таким образом схема 15 наглядно соответствует славянскому и древневосточному представлению о том, что Ада топографически нет нигде, кроме как на самой Земле, в этой нашей жизни, которая не позволяет нам изведать полноты и цельности состояний. Она показывает, что за развоплощением непосредственно, без паузы, черной дыры, безо всякой «no men's land» (Шри Ауробиндо) последует фаза зарождения новой жизни, которая будет чище, насыщеннее и реальнее прошлой. Так, например, «стереофото», произведенное с двух точек одновременно, предстает «реальнее», чем просто «фото». Мы показываем, что «Рождению в физическом» предшествует духовное «Воскресение». Так и происходит в истории западноевропейского романа: попытка «обновления» в модернизме, «постобновление» как отказ от нее в Постмодернизме, смерть старой материальной формы произведения и - духовное освобождение содержания, которое вновь готовит на земле условия для следующего воплощения.
Рисунки 16 и 17 показывают соответствие секторов наших «часов» славяно-арийскому / индийскому и китайскому делению общества на страты. Часы и века маркирует здесь Зодиак посредством соответствующих рунических символов. На славяно-арийской / индийской схеме
квалифицированное население составляет 3/4, тогда как на китайской -5/6. Но это условно. Для нас важнее общая предрасположенность каждой варны и ее связь с сектором Неба, отвечающим за развитие умственных, душевно-духовных и телесных умений и навыков. По секторам, соответствующим уровням китайской «гексаграммы» «Книги перемен», мы видим «предопределение» каждого культурного периода романа к воспитанию той или иной «варны».
Рисунок 18 указывает на символическое соответствие координат нашей диаграммы четырем кардинальным ландшафтам. Далее будет описано соответствие художественного задания романа ландшафтам разных «верст».
Подчеркиваем, что мы характеризуем «часы» скорее качественно, чем количественно. Здесь намечаются скорее общие тенденции романа, чем его конкретные проявления. Каждая точка на диаграммах будет многомерно указывать на:
• мировоззренческий возраст романа;
• «угол» объективации героя и реальности романа;
• «ландшафтную» фазу и точку зрения;
• тип взаимоотношений между Богом - автором - героем - читателем - описываемым событием;
• тип взаимоотношений между автором и текстом;
• изменение веры (героя);
• чередования «маятниковых» влияний в литературных процессах;
• власть стихии и планеты над сектором;
• связь с одной из трех больших областей Вселенной (явной, неявленной и надсущей);
• связь с органами, частями и пятью чувствами человеческого тела;
• связь с варнами: профессиональными наклонностями каждого «часа» и сектора круга;
Горы
Океан
Рис. 18
• творческую фазу развития живого организма или творческого проекта.
В соответствии с нашей экспериментальной диаграммой в точке Весеннего Равноденствия появляется первая форма западноевропейского романа: куртуазный роман. О примерной дате произведений этого жанра свидетельствуют рукописи XIV в., самые ранние из найденных документов. Общеизвестно, что двумя основными ориентирами куртуазного героя выступают подвиг и любовь, создающие напряженное равновесие сюжетной динамики. Как первая художественная романная форма, родившаяся под «духовной звездой» «Равноденствия», этот роман ориентирован на обожение человеческой природы. Внимание средневекового слушателя и современного читателя рыцарские романы обращают не на приключения или развлечения, а на символ духовного очищения и преображения: святой Грааль (различных авторов), Розу (Гильема де Лорриса и Жана де Мена) или отблеск Розы (Жана Ренара), Фиалку (Жербера де Монтрей) и Лилию (неизвестного автора). В этой и только в этой точке роман в наибольшей мере соответствует своей высшей идее, воспевая «fin amor» любовь совершенную, а влюбленный герой - своему призванию воплощать идеал. Здесь идея благородства выступает трояко: в поклонении Прекрасному Рыцарю и Даме, в поклонении духовному символу совершенства и в соблюдении христианской морали, без которой этика романа себя уже не представляла. Прекрасные Рыцарь и Дама опредмечивали и олицетворяли высшую мораль, делая ее для поклоняющегося более конкретной, насущной и менее абстрактной, чем она предстает в Писаниях. Соединение Писания о сотворении Земли и куртуазного предания о совершенных героях романа помогало найти человеку путь к примирению поэтики сердца и прозаики тела, эстетики любимого образа и этики повседневности. XIII век западноевропейской литературы предстает «золотым» не только в смысле понимания и отражения романом своей первоначальной идеи «Равновесия», но и в смысле нахождения жанром своего вечного названия «роман». Термин в точке «Равноденствия» встречается с жанром, который ему полностью отвечает1.
1 Слово «роман», родившееся первоначально из термина «романский» (вышедший из разговорного варианта латыни), отсылает к архетипическому ядру любого художественного сюжета - смыслу и сценарию взаимодействия
XIII, XIV и XV вв. романа мы будем считать «весной» романа, главным направлением периода - Восток: направление солнечного Восхода, а основными характеристиками зародившейся литературной формы прославление куртуазного идеала, служение Прекрасному, аллегоричность, символичность, готическая стройность фабулы, увенчивающейся счастливым концом: победой, свадьбой, взаимообретением, деторождением, прославлением рода. Жанр не остается неизменным на протяжении свей «весны»: начав собой цикл «очеловечения» и «взросления» героя, вышедшего еще вчера из сказки, он для предстоящего пути, тем не менее, иллюстрирует самый зрелый мировоззренческий возраст (см. на рис. 9 и 10 примерное соответствие романного века и возраста) в отношениях героя и духовного мира. А именно ту «версту Вселенной», когда духовность не отчуждается в абстрактное и не принижается животным дикарством. Именно здесь человек - в полной мере «герой», хотя «герой» еще не в полной мере «человек», а лишь в той мере, в какой он - часть божества, зеркало духа. Прозаизация и новеллизация куртуазного романа постепенно отчуждает жанр от его высоких идеалов поиска Истины и служения Любви. С ростом городов и распространением городской культуры, становясь достоянием средних и низших слоев населения, литература становится более легкой, насмешливой, а то и едкой. Духовные устремления уступают место бытовому попечению, праздничность -повседневности, исключительность изображаемых событий - их повторяемости, дальнозоркость - близорукости. Объективированная со стороны, аристократическая романная среда предстает вычурной и нарочитой. Поиски гармонии сменяются поиском приключений. Характер поучительный - развлекательным интересом. К концу «весны», перед наступлением «лета» западноевропейский роман утрачивает свой главный ориентир теоцентрического мировидения Средневековья - Небо, переводя изучающий взор с божественной на земную природу человека. Судьба героя отныне не будет объективироваться
главных героя и героини. Вошедшая в русский язык старофранцузская коннотация «само собой разумеющейся любовной истории» вступила в тесные отношения с санскритской праосновой русского языка, внушающей русскому уху, что «Raman» - это «Человек, воплощающий Идеал (Мужчины)» от «приятный / любимый», восходящего, в свою очередь, к ТШ' Rama: прекрасный [Смирнова 2017б, с. 193].
в ракурсе реализации высшей природы в земной биографии. Автор через героя не подчиняет судьбу призванию, а изучает «объективную» реальность как то, что требует приспособления, компромисса, навек оставляя человека ущербным в его скромной роли «послушника» обстоятельств. Незнание истока и цели человеческой жизни узаконивает «страдание»: человек как бы надевает «вериги истории».
Литературный герой, появляющийся на страницах произведений западноевропейского Возрождения, смотрит на героя не снизу вверх, как на образец, а дерзко заглядывает ему в глаза как своей ровне, пытаясь изобличить в нем превосходство гравитации животной страсти над левитацией истинного благородства. Такова насмешка Рабле над великанами, которые страдают от обжорства, плохо поддаются обучению и совсем не участвуют ни в какой любовной интриге, создавая своей жизнедеятельностью «роман» так называемого нового типа. XVI, XVII и XVIII вв. - «лето» западноевропейского романа, когда вполне «очеловечившийся» в низшем смысле герой, «упавший» с небес идеальной любви на землю страсти, утрачивая духовность и представление о ней, постепенно опускается по оценочной шкале от подвига к поступку, от духовности к морали как чисто человеческой мере нравственности. Не имея духовных очей, роман Возрождения еще вспоминает о цели человеческой жизни как о путешествии к «Божественному» (Оракул Бутылки в романе Рабле). Классицизм, забыв о присутствии Бога в человеке, уже провозглашает высшей мерой соответствия идеалу - абстрактный человеческий долг, а Просвещение - человеческий разум. Тем не менее «лето» романа всё же остается самым ярким и «жарким» временем каждой романной эры. Неуклонно теряя в мировоззренческом возрасте, роман в этот период достигает высшей меры другого показателя: психологизма, одаривая нас шедеврами Мадам де Лафайет и аббата Прево.
С наступлением условной «осени» романа, знаменующейся переходом к Романтизму, роман объективирует своего героя сверху вниз: с облака мечты, воскрешающей устремление к духовности. Жанр уже не ставит читателя «на одну ногу» с героем, с которым ему приходилось соперничать в изворотливости Века Разума. Теперь он устанавливает свой «наблюдательный пункт» на «слоновокостной» башне романтики, пытаясь вернуть роман своей первоначальной идее и воскресить в нем волю к обожению человеческой природы. Эта художественная
задача и отражается в слове «Романтизм»: от мертвящего холода рассудочности - к живительному высвобождению естественных эмоций. Однако неподконтрольность эмоции приводит к тому, что высвобождается на волю из заключения не только позитив, но и негатив, выводящий на просцениум истории западноевропейской литературы армию символистов, певцов разрушительной силы.
На протяжении всей «вечерней» четверти «Круга Всевышнего», включающей в себя предположительно XIX, XX и XXI вв. романа, в приближении к полной «ночи», или «нети», роман деградирует в мировоззренческом возрасте до неразборчивого младенчества1. От прямого отражения несублимированных переживаний Яви (Классический реализм), через разрушение связей между словами и между означающим и означаемым (Модернизм), он переходит к Экзистенциализму, выводящему смысл из факта существования, и полному Абсурдизму, отрицающему не только смысл, но и смысл поиска смысла. В таком тотальном безволии относительно поиска и обновления источника воли и фантазии, роман сначала пытается искусственно создать запас предполагаемых вдохновений в калейдоскопической игре (фрагментов, слов, букв) Постмодернизма. А затем отказывается и от искусственного перезачатия формы, обнаружив себя в той области нашего многоступенчатого душевно-духовного мира, где смыслы извлекать невозможно, не из чего и нет нужды. Утратив мотивацию к самоорганизации, он демонстрирует полное разложение Космоса в Хаосе, а высшей человеческой природы - в жерле бесцельных опо-средований, где прекращается всякий диалог между автором и героем, героем и читателем. На рисунке 18, изображающем кардинальные ландшафты «часов» романа, мы видим, как с эпической горы Меру, или средневековой вершины Монсальват, где читатель обращается с героем на «Вы», роман спускается на равнину Возрождения, где все герои сравниваются в статусе смертного, не различая и не оценивая друг в друге духовной заслуги. Затем, подменив служение духовности долгом перед человечеством и «здравым смыслом» обиходного существования, постепенно погружается в «морские пучины» бушующей стихии эмоциональной жизни человека. Покачавшись на гребнях волн в морские приливы и отливы, прославив и стихию, и противодействие ей, роман эпохи Романтизма, выбирается из «пла-
1 В Средневековье от 19 лет, в Современности - от 18 лет (см. рис. 9 и 10).
вания» на сухой берег Реализма и держит путь по направлению к густому непроглядному лесу Ночи романа. Здесь, в преддверии зимы, в последней трети «осени», соответствующей ноябрю, мы с вами и стоим сегодня, когда книга превратилась в эфемерную «pocket book», предназначенную, по мере прочтения, на выброс. От прочтения книги больше не остается не только ничего вещественного в мире, но нет даже воспоминания о прочтении, поскольку книга не содержит единого сюжета, а сюжет - единого смыслового стержня. Случайно потревоженные ассоциациями, спровоцированными образами романа, наши память, представление, фантазия, жизнь сердца и жизнь ума - не сплачиваются для решения жизненно важной проблемы, поскольку книга такой проблемы не ставит. Она не ставит актуальной проблемы по той причине, что современное сознание не видит ни корней зла, ни кроны световой «цвета сельного», коим прозывается человек церковно-славянской четьи. Урока нет, но и нет морального целеполагания. Разгул без божественного кона и человеческого закона приводит к низшему, т. е. буквальному, уровню объективации интриги. Духовный ореол художественного образа разрушен, цельность его терпит ущерб. Восприятие не задается нравственностью, творчество не мотивировано духовным ростом. Распадаются все возможные «триединства» (такие как «мотив - процесс - результат»). Из «ночи» абсолютного отрицания через опытную невозможность полного самоуничтожения живое существо романа переходит в состояние «бардо» (см. рис. соответствия двенадцатиричного большого астрологического цикла фазам развития живых организмов, творческих проектов и социальных процессов).
В последней, четвертой, четверти «Круга Всевышнего» роман будет обновляться как бы без участия человека, ставшего неспособным вступить в диалог с заготовленной ранее формой. С наступлением ночи роман никак не объективирует героя, утратив способность к различению по причине полной темноты, или «царства Потьмы» русской ведической традиции. К началу весны и своего нового «года», т. е. новой спирали развития, он должен прийти на помощь читающему человеку не затем, чтобы усыплять его бдительность развлекательностью, а затем, чтобы пробуждать сознание кристальной чистотой замысла, устойчивой фабульной конструкцией, нацеленной на достижение нового духовного предела. Роман - постоянный переход
человека от наличности к гипотетическому пределу. А в точке, где предел преодолевается, и духовность вливается в пространство обновленной художественной формы, он вновь поднимается от буквализма разорванного на фрагменты мировосприятия - через усредненные до условной нормы требования морали - к цельности аллегории и символа, подобных нерасчленимым неуничтожимым бессмертным совершенным божественным сущностям.
Рисунки 19-22 представляют собой циклические заготовки для разработки новых методов преподавания дисциплины «История литературы на духовно-научных основаниях».
Рисунок 23 открывает историку французской литературы корреляцию правого и левого полукружий цикла как теплого и холодного, соответственно вовлекая в новые пространственно-временные отношения солнечный и лунный домены цикла как возрастание (в мужественном секторе, охраняемом теплыми минералами) и убывание (в женственном секторе, охраняемом холодными минералами).
V Общий курс западноевро-Серия «Учебные программы» ■= я пейской литературы для аспирантов
<и Общий курс западноевро-Серия «Учебные программы» я пейской литературы Ц для культурологов
Рис. 19
Рис. 20
Рис. 21
Рис. 22
Тематика французского УМКД на «семи верстах» романа и минеральные породы в годовом и недельном циклах
Рождение романа
Рис. 23
Таким образом, мы вновь пришли к двойственности Ян - Инь
и изначальной нераздельности и взаимозависимости коррелирующих
элементов теории и истории литературы в целом.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бондарев А. П. Пособие по истории французской литературы эпохи Просвещения и романтизма М. : МГПИИЯ им. М. Тореза, 1982. 124 с.
Бондарев А. П. Учебное пособие по теме: Эпос. Лирика. Драма. (На материале Средних Веков, Возрождения и Классицизма). М. : ФГБОУ ВО МГЛУ, 1986. 129 с.
Бондарев А. П. Поэтика французского романа XVIII века : учеб. пособие. М. : ФГБОУ ВО МГЛУ, 2008. 105 с.
Бондарев А. П. Поэтика французского романа XVII века : учеб. пособие. М. : ФГБОУ ВО МГЛУ, 2010. 109 с.
Бондарев А. П. Большое историческое время диалогической поэтики // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Филологические науки: Теория и история литературы. 2011. Вып. 22 (628). С. 21-48.
Бондарев А. П. Мифология. История. Человек: Литература Великобритании и США : учеб. пособие. 2-е изд., доп. и перераб. М. : ФГБОУ ВО МГЛУ, 2013. 661 с.
Бондарев А. П. Диалогическая поэтика: Теория и история литературы: учебн. пособие для студентов разных специальностей. М. : ФГБОУ ВО МГЛУ, 2016. 360 с.
Голубева-Монаткина Н. И. Интертекстуальный очерк истории зарубежной литературы: от Античности до наших дней. М. : ЛЕНАНД, 2017. 240 с.
Карпенко Л. И., Нечаева-Зубец К. В. Традиция ведической Руси : в 4 т. М. : Самотёка, МИД «Осознание», 2014. Ч. 1. 504 с. ; Ч. 2. 680 с.
Смирнова И. Б. Романистика в диалоге культур: философский анализ (на материале французского куртуазно-реалистического романа цикла «О пари») // Романистика в эпоху полилингвизма : материалы Между-нар. науч.-практ. конф. 19-21 октября 2017 г. М. : ФГБОУ ВО МГЛУ, 2017а. С. 495-505.
Смирнова И. Б. Женские типы французского куртуазно-реалистического романа и их непреднамеренная номинация // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. 2017б. Вып. 4 (772). С. 193-219. URL : libranet.linguanet.ru/prk/ Vest/4_772_GM.pdf
