CC BY
46
УДК 82392 И. Б. Смирнова
ст. лаборант кафедры литературы МГЛУ; e-mail: le21mars@mail.ru
АНИМАЛИСТИЧЕСКИЙ СИМВОЛ ФРАНЦУЗСКОГО КУРТУАЗНО-РЕАЛИСТИЧЕСКОГО РОМАНА: МИФИЧЕСКИЙ ГЕНЕЗИС И БАСЕННЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ
Статья посвящена изучению анималистического символа средневекового французского куртуазно-реалистического романа цикла «о пари» XIII в. Рассматриваются характеры воинственных анималистических персонажей, устанавливаются их мифологические истоки, астрологические коннотации и литературные перспективы. Дается ведическое объяснение мифологического мотива сражения культурного героя с великаном, драконом / змеем и хищником. Констатируется их обобщающий характер для обозначения телесной природы и воспроизводящей энергии человека.
Ключевые слова: французский средневековый куртуазно-реалистический роман; символика анималистических образов; интерес к характерам зодиакальных животных; астрологические коннотации; ведическое толкование животных символов.
Smirnova I. B.
Senior Assistant Literature chair, MSLU; e-mail: le21mars@mail.ru
ANIMALISTIC SYMBOL OF THE FRENCH COURTLY REALISTIC
ROMANCE: MYTHICAL GENESIS AND FABLE PERSPECTIVES
The paper studies the animalistic character of the medieval French courtly-realistic novel of the cycle "on bet" of the XIII century. It examines the nature of the warlike animalistic characters, sets their mythological origins, astrological connotations and literary perspectives. We give the Vedic explanation of the mythological battle of the cultural hero with a giant, a dragon / serpent and a predator. Their general capacity to denote the physical nature and the reproducing human energy is stated.
Key words: French medieval courtly-realistic novel; animalistic symbols; interest in the nature of the zodiac animals; astrological connotations; Vedic interpretation of animal characters.
Средневековые французские романы цикла «о пари» (анонимный «Роман о графе Пуатье» конца XII в. и «Роман о Фиалке» Жербера де Монтрей первой трети XIII в.), используют анималистический образ, восходящий к архаике мифа, который принято интерпретировать в эпосе как миф «о борьбе культуры и природы». Кроющаяся за этим образом враждебная герою реальность возникает на пути рыцаря
в виде льва, змея или дракона. По признаку больших размеров, силы и злонамеренности в этот ряд вписывается фигура великана, заменой которому в тексте романов нередко служит «чудовище» без описания внешности. Таков, например, людоед Брюдалиган в «Романе о Фиалке». В этот же род попадают огромного роста звероподобные «саксы». Куртуазно-реалистические герои осуществляют свою культурную миссию в уже не сказочном мире, однако с помощью физической силы и оружия борются с мифическим1 и сказочным2 врагом. Что за род опасности он символизирует, если на протяжении трех веков развития жанра куртуазный роман с ним не желает расстаться, хотя в начале XIII в. медленно и постепенно посредством интреполи-рования песен перестраивается на повествовательность и неумолимо приближается к прозе?
Граф Жерар Пуатье, «Рыцарь Розы», в компании супруги Розы сталкивается в лесу со львом, затем - один на один - со змеем. Жерар Неверский, «Рыцарь Фиалки», в обществе невесты Эврио встречает в лесу дракона, а затем - лицом к лицу - великана. Исследователи делают вывод, что лев, змей, дракон и великан включаются в сюжет "о пари" в результате компиляции авторами более ранних литературных источников, а также по причине недопонимания смысла, которым наделяется в архетипическом сюжете "о пари" мотив сражения с врагом. Функция этих анималистических персонажей традиционна: бросить рыцарю вызов и померяться с ним силой. При более пристальном рассмотрении можно заметить, что если великан и змей испытывают храбрость и силу протагониста, то лев и дракон маркируют изменение направления развития сюжета, отвращая своим появлением рыцаря от намерения убить свою спутницу, обвиненную по наговору в измене. Дальнейший анализ этих фигур, олицетворяющих «врага», еще в большей мере дифференцирует их роли.
Великан разочаровывает прежде других: мы нигде не обнаружим толкования его генезиса - ни в фольклоре, ни в словесности. Согласно исследованиям австрийского ученого Р. Штайнера, первые сказочники обладали даром атавистического ясновидения и воспринимали
1 В основу толкования мифа принято полагать «обширные, всеобъемлющие космические соотношения» (Р. Штайнер).
2 В основу толкования сказок принято полагать «тайну народа», выраженную в общности и специфике астральных переживаний (Р. Штайнер).
духовный мир в архетипических образах, свойственных архаическим культурам разных народов. Если к созерцанию духовного мира обращалась та часть души, которую Р. Штайнер называет «душой ощущающей», сказочнику открывалась персонифицированная духовная сущность сил и стихий природы. Они воспринимались как наделенные чрезвычайной силой великаны. Великан - проекция неуправляемой мощи и удовольствия всемогущества, «по ту сторону этических ограничений». Сражаясь с великаном, герой уничтожает в себе власть любви к слепой силе и стремление отвоевывать чужие сферы влияния. Это эмоциональное состояние отнесено Р. Штайнером к докультурной эпохе, однако мотив сражения с великаном остается актуальным в фольклорной литературе в течение тринадцати веков христианства, что свидетельствует о живучести бессознательного страха перед возможным произволом праистори-ческой васаны1.
Являясь результатом эволюции низших форм жизни к высшим (всего Ведическая наука насчитывает 8 млн 400 тыс. форм жизни) [4, с. 38], человек носит в подсознании и более ранние, животные, васаны. Восточные философии учат, что животная реакция человека является рудиментом состояний, пройденных в ходе эволюции. Переход от животного к человеческому сопровождается изменением положения позвоночника с горизонтального на вертикальное [6, с. 44]. На правах носителя искры божьего духа, человек возвышается над низшими существами как покровитель. Причастный всем земным существам, он в то же время призван их гармонизировать - мудро и разумно себе подчинить. Этот многоуровневый состав тела проецируется бессознательным человека вовне: на звездное небо в виде анималистических образов. Годовой путь солнца, несмотря на то, что в нем присутствуют антропоморфные и предметные созвездия, по причине преобладания животных силуэтов созвездий, не зря называется «зодиакальным», что переводится с греческого как «круг животных». При вращении Земли каждый месяц меняется зодиакальный фон дневного светила, примерно каждые две тысячи лет смещается точка Весеннего Равноденствия на один зодиакальный дом, определяя собой, в связи с характером этого дома, и звездный символ длительной исторической эпохи,
1 Матрица поведения (санскрит).
174
называемой «эрой»1. Эры под анималистическими знаками актуализируют связь сознания человека с подсознательными поведенческими васанами: отсюда - пристальный интерес к изучению характеров тех живых существ, которые на небе являются домами солнца, либо располагаются от него в непосредственной близи. Именно эти существа стали собирательными для определенных качеств, составляющих психические типы. Множество других созвездий Северного и Южного полушарий карты звездного неба также носят названия животных, птиц, рыб, пресмыкающихся, насекомых. Зодиакальный «анималистический» круг составляют: Овен, Телец, Рак /Краб, Лев, Скорпион, Стрелец (как Конь), Козерог и Рыбы2, исключая «антропоморфные» знаки Близнецов, Девы, Змееносца и Водолея. У индусов, китайцев, халдеев, финикийцев, египтян, персов и других народов имеются похожие зодиаки и одинаковый принцип деления зодиакального круга.
В поисках знаний древних народов об астрологическом доме точки Весеннего Равноденствия и о прецессии Солнца были обнаружены памятники вплоть до эпохи Льва, т. е. до XI тысячетелетия до эры хри-
1 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://lah.ru/fotoarh/oskolki/ zodiak.htm
Название эпохи Приблизительные границы
Рыбы 2000-0 г. н. э.
Овен 0-2150 г. до н. э.
Телец 2100-4300 г. до н. э.
Близнецы 4300-6450 г. до н. э.
Рак 6450-8600 г. до н. э.
Лев 8600-10750 г. до н. э.
Дева 10750-12900 г. до н. э.
Весы 12900-15050 г. до н. э.
Скорпион 15050-17200 г. до н. э.
Стрелец 17200-19350 г. до н. э.
Козерог 19350-21500 г. до н. э.
Водолей 21500-23650 г. до н. э.
2 Согласно одной из версий, образы и названия знаков зодиака были заимствованы из шумерской традиции. Вся группа зодиакальных созвездий в ней называется «сияющее стадо», анималистические знаки имеют прямые соответствия: Овен («обитающий в полях»); Телец («небесный бык»); Лев («лев»); Скорпион («тот, кто режет клешнями»); Козерог («козел-рыба»); Рыбы - («рыбы») [там же].
стианства1 ! Когда Солнце пребывало в созвездии Тельца, египетские фараоны Древнего царства поклонялись Быку, отражающемуся в зодиакальном Тельце. Солнечное Божество принимало облик Аписа, а Бык посвящался Осирису. С 2000 года до Рождения Христа Солнце переходит под знак Овна и наступает новая эра: священным животным становится Ягненок, или Агнец, жрецы начинают именоваться пастырями, в жертву на алтарь приносятся овцы. Рождение Христа знаменует собой переход к эре Рыб.
Дракон - собирательное значение «любого опасного хищного врага» - представительствует от всех зверей и концентрирует все опасности анималистического происхождения. Ему порой приписывается множество голов, либо хвостов, либо то и другое сразу. В околополярном северном созвездии Дракона находится северный полюс эклиптики, вокруг которого вблизи Полярной звезды движется Полюс Мира. В астрологии точки, соотносящие орбиту Луны с орбитой Земли вокруг Солнца, или Северный и Южный Лунные узлы, именуются Головой Дракона и Хвостом Дракона соответственно. Древнегреческая теория происхождения Зодиака связывает этот персонаж с мифами об охране особенно ценных объектов: дерева с золотыми яблоками, которые добывает Геракл, либо золотого руна, которое добывает Ясон. Однако значение знаков не исчерпывается функцией животного в мифе, а происхождение названий по древности предшествует Древней Греции и Римской империи [11]. Дракон происходит с Востока, где наблюдалось самое множественное их «семейство» (Д. Дж. Конвэй, 2008). Аналогом же собирательного образа животной силы в западноевропейской и славянской мифологии является змей. Дракон в мировой реалистической литературе - «чемпион» долголетия среди сказочных существ. В малом морально-дидактическом жанре басни уже не сыщешь великана, однако под пером Жана де Ла-фонтена в XVII в. дракон оживает («Le Dragon à plusieurs têtes et le Dragon à plusieurs queues»). Вопрос о происхождении его облика остается открытым, однако на помощь приходит ведическое толкование.
1 В индийском зодиаке изображается Дракон на Древе, у корней которого одна из самых древних Богинь Канья-Дурга восседает на Льве, впряженном в солнечную колесницу. На шумерской табличке из Берлинского Музея (VAT.7847) список зодиакальных созвездий открывается созвездием Льва. В Египте было якобы найдено древнейшее из известных изображений зодиака, который показывает весеннюю точку в секторе Льва [там же].
Дракон / змей соединяет в себе четыре природные стихии или, в славянской традиции, - четыре Первоначала Вселенной. Он имеет хтони-ческое происхождение, связан со стихией воды, которая является его средой в осенне-зимнее время, со стихией воздуха в весеннее-летний сезон и способен изрыгать из пасти огонь. Есть версия, что он сочетает тяжелые нижние (землю и воду) и легкие верхние (воздух и огонь) силы, будучи одновременно и пресмыкающимся, и птицей. Рудольф Штайнер также усматривает в драконе собирательный образ всех тех сил, которые воплощали зло, препятствующее культурной эволюции: «Повсюду, где человеку является "дракон", - это не что иное, как напоминание оставшихся на астральном плане гротескных, с тех пор преобразовавшихся в духовном плане форм того, что человеку надлежало выделить из себя» [13].
Для современного человека единственным опытом возрастания является опыт социального взросления от колыбели до зрелости, который не выводит за пределы чувственного бытия. Детские природные инстинкты уступают место социальным, и природное «животное» превращается в социальное. Каббала свидетельствует: «Хотя желания людей намного превосходят желания животных, тем не менее качественно эти желания от желаний животных не отличаются» [8]. Приоритет разумной природы гарантирует завоевание надежного социального статуса в ущерб духовному становлению. Лишь немногие ощущают потребность выйти на качественно новый уровень жизни. Теософ Анни Безант свидетельствует: «У жажды высшей жизни <.. .> как и стремления к прогрессу есть определенное место в эволюции; и именно из рядов тех, кто это понимает, <.> и рождаются способные на дальнейшее развитие»1 [2]. В этом свете персонаж дракон охватывает более широкую сферу анималистики, выходя за пределы грубой силы и природных инстинктов, очерченных для великана. Поэтому битва с драконом - не только борьба с грубым инстинктом
1 Продолжение цитаты: «Они постепенно учатся быть выше надежды на индивидуальный прогресс и постигают, что он в полном смысле слова иллюзия и не может существовать в качестве части той Божественной Жизни, которая изливается для всех, и что никакая жизнь не является истинной, реальной и духовной, пока сама идея отдельной жизни полностью не превзойдена, пока все мысли существа, все его жизненные энергии не изливаются как часть Единого «Я», и никаких размежеваний не признается. Тогда служение становится естественным выражением жизни, а помощь -тем способом существования, в котором чувствуется истинное бытие».
или аффектом, но также и борьба с более изощренным чувственным аффектом и социальным эгоизмом.
Сражаясь с драконом, человек побеждает в себе социальное животное и восходит к более высокой ступени духовного самоочеловечения. Критерий прогресса открывается посвященному: «Астральное тело человека, чьи мысли носят низкий и животный характер, выглядит грубым, плотным, непрозрачным и имеет темную окраску, иногда настолько темную, что оно почти скрывает контуры физического тела; в то время как у высокоразвитого человека астральное тело - чистое, прозрачное, блестящее и светлое - являет собой действительно прекрасное зрелище» [1]. Древнеиндийские Веды подсказывают ритуа-лизовать повседневность таким образом, чтобы религиозные обряды воспроизводили космический порядок. Помимо трех самых важных ежедневных ритуалов - трех призывов к богам Утренней, Вечерней Зари и Полудня, Веды требуют выполнять еще пять ритуальных обязанностей, «яджней»: исполнять долг в отношении к дэвам, питри, людям, животным и элементалам. Ритуальным долгом по отношению к животным считается надлежащее содержание домашних животных, а также кормление диких животных и птиц. В процессе кормления в тела животных и птиц входит множество развоплощенных душ и эфирных существ, которые платят за пищу незримыми духовными благами. Посредством ритуалов и яджней человек научается покровительствовать низшим и благодарить высших. Равных он научается воспринимать как высших.
Дракон в «Романе о Фиалке» и змей в «Романе о графе Пуатье» -не только образы физиологических и социальных инстинктов, но и воплощение всех тех исходящих от эго препятствий, которые громоздятся на пути ритуализации богослужебных действий. Дракон начинает символизировать всё, что стремится нарушить равновесие души, установленный порядок, размеренный ритм жизни, которые человек соблюдает и поддерживает. Дракон - враг рыцаря духа, защитника высшей правды. А победа над драконом символизирует восстановление связи человека с Космической Иерархией. Попытка духовного истолкования сюжетов «о пари» романов «О Фиалке» и «О графе Пуатье» представляет в таком случае восстановление мира с «женой». Появление дракона / змея заметила и объявила о нем «рыцарю духа» (Пуатье и Неверскому) сама эта «жена». Поскольку именно дракон, а не змей, является универсальным представителем
анималистического в человеке, «Роман о Фиалке» предстает классической разработкой мотива «битвы с врагом», развязывающей узлы судеб героев и направляющей интригу к торжеству любви и счастливому концу. Ведическое толкование представляет мужа человеческим телом Нави (мира прообразов сущего), а жену - его душой; им предстоит обрести друг друга для рождения человека на Земле. Встающий между ними дракон выступает от имени сил, препятствующих инкарнации человека.
Поскольку описание характера дракона в художественной литературе отсутствует по причине его крайней неопределенности, для словесного выражения некоторых его черт следует обратиться к басням, посвященным его ближайшему кармическому сородичу - змею (или змее). Дракон и змей / змея - символы нижнего энергетического полюса человека. А все истории о героях, побеждающих дракона или змея, косвенно указывают на процесс перемещения энергии нижнего полюса в верхний. У ритуалиста верхний и нижний полюсы согласованы между собой, а не борются, как у обычного человека [6, с. 96]. В Зодиаке Скорпион трансформирует энергию нижнего полюса в энергию творчества. Третьим эволюционным уровнем Скорпиона в астрологии является Орел.
Из образов нижнего полюса Скорпион, по-видимому, - самый древний: басни о нем уже не упоминают. Вероятно, потому, что его натура не допускает никаких вариаций поведения, и сюжет о нем всегда предсказуем. Эту натуру исчерпывает старинная восточная притча неизвестного происхождения1, которую современные поэты уже переделали в басенный анекдот о «Скорпионе и черепахе». Скорпион просит черепаху перевезти его через реку и на середине реки смертельно жалит ее, объясняя: «Натура у меня такая». Развязка имеет варианты: погибает черепаха; черепаха сбрасывает скорпиона, который тонет; погибают оба. В животном эпосе «Роман о Ренаре» конца Х11-ХШ вв., составленном на основе сказок и басен о животных, пехота сарацин состоит из скорпионов и змей, внезапно напавших на королевство льва Нобля, где обитают лисы, волки, ослы, обезьяны, олени, крысы, медведь, кабан, еж, баран, горностай, хорек, заяц, барсук, кот, леопард, белка, бобр, собака, выдра, улитка и разные птицы (вороны, петухи и куры, коршун, грач, синица, воробей). Земли Нобля атакуют жалящие существа под предводительством верблюда
1 Одну из версий можно найти среди суфийских притч Джами.
в числе других животных пустыни, которые олицетворяют «язычников», враждующих с «христианами»: подчиненными Нобля. В армию «поганых» входят слоны, тигры, буйволы, верблюды, слизняки, змеи, ужи, черви и такое неисчислимое множество скорпионов, что один только запасной отряд, привлеченный по ходу сражения, составляет «десять миллионов» (!)1. Нельзя не заметить, что указание на количество скорпионов и описание поединков с ними кота, петуха и медведя выражает здесь их особое значение в составе вражеской армии и особую неприязнь к ним персонажей-защитников и авторов написанной в конце XIII в. тридцатой ветви «Романа о Лисе», включивших данный эпизод. Именно скорпионы на фоне остальных животных здесь представляют эссенцию зла, но никакой дополнительной характеристики, ни психологического портрета скорпиона мы также не обнаружим, будто слово «скорпион» говорит само за себя.
Куда обстоятельнее представлен психологический портрет змеи в баснях от Эзопа до И. А. Крылова. Правда, ее натура сводится к знакомой предсказуемости: погубить либо благодетеля, либо постороннее невинное существо. В эту версию входят «Ласточка и змея», «Путник и гадюка» Эзопа, «Змея согретая» А. П. Сумарокова, «Змея и овца» И. А. Крылова. Последняя резюмирует натуру змеи: «У ней другого чувства нет, как злиться: создана уж так она природой». Прогрессивным намерением превозмочь свою натуру является ее попытка отвоевать доверие, поскольку ей становится холодно в атмосфере всеобщего презрения. Но в границах басни эта попытка обречена на неуспех. В басне Эзопа «Зевс и змея» Зевс отказывается принять из зубов змеи розу, расценивая такой способ вручения свадебного подарка для себя опасным. В басне И. А. Крылова «Змея» главная героиня, упросившая Юпитера даровать ей соловьиный голос, всё же не очаровала своим пением слушателей, случайно заметивших, от кого оно исходит. «Честь» змеи - погубить другого даже пусть ценой собственной гибели: таков сюжет басни Эзопа «Оса и змея», в котором змея сунула голову под колесо телеги, лишь бы отомстить обидчику. Натуру змеи изменить нельзя ни примером, ни увещеванием, ни силой. В басне Эзопа «Растоптанная змея» сам Зевс советует змее жалить прохожих, наносящих ей ущерб. Победить ее можно не силой, а обманом.
1 Le Roman de Renart, ветвь XXX, перевод Gabriel Bianciotto.
180
В связи со значением льва в судьбе графа Пуатье и его жены Розы, следует сказать, что зодиакальные животные - Овен, Бык (Телец), Рак, Лев, Скорпион, Конь (Стрелец), Козерог, Рыбы - представляют собой эволюционные уровни человека [6, с. 109]. Деятельность и влияние «анималистических» знаков зодиака представлены в древних мифологиях богами со звериными головами. Нрисимха, бог с головой льва, -атрибут индуистских храмов. Для рыцарей духа зодиакальные животные служат архетипическими символами мироздания. Такова их функция в декоративном убранстве храмов.
Психологический портрет льва в баснях более дифференцирован и конкретен. В «Собрании» Эзопа почти все анималистические персонажи выступают в паре со львом либо лисицей, соревнуясь с ними в кровожадности и хитрости. Эти два качества - кровожадность и хитрость - степень «анимализма», или главный показатель дикости. Причем, в лисе преобладает дерзость, что подтверждает басня Эзопа «Лисица и лев», где она осмеливается во время третьей встречи со львом заговорить с ним первая. Что касается сродства льва со змеей, то оно состоит в том, что лев не поддается перевоспитанию. В басне Дежака «Лев» осатаневший в неволе «царь пустыни» растерзал своего укротителя.
Желая захватить жертву, лев использует все средства, включая коварство. Сюжеты «Олень и лев», «Осел, петух и лев» Эзопа, «Бык и лев», «Лев и волк» из сохранившихся пересказов Бабрия свидетельствуют о том, что голодного льва ничто не остановит. В басне Бабрия «Лев и бык» царь зверей пытается заманить быка на пир, главное блюдо которого, судя по приготовлениям на кухне, будет состоять из бычьей туши. Проявляя свою царственность как вседозволенность, лев выступает тираном при дележе добычи. Таковы сюжеты басен «Лев, осел и лисица» Эзопа, «Лев и дикий осел» Бабрия, «Корова, коза, овца и лев» Федра, «La Genisse, la Chèvre et la Brebis en société avec le Lion» Жана де Лафонтена, «Лев на ловле» И. А. Крылова. Лев утверждает свое превосходство не только при дележе, но и безо всякого повода, когда смакует свое торжество над лягушкой, устрашившей его кваканьем («Лев и лягушка» Эзопа), над волком, позарившимся на его завтрак («Лев и волк» И. А. Крылова), над осмелившейся критиковать его овцой («Смиренный лев» Игнатия Красицкого) или надо всеми разом, за исключением хитроумной лисы, спасающейся притворством
(«La cour de Lion» Жана де Лафонтена). Страх животных перед ним не знает границ, как это явлено в сюжете «Львиный указ» Н. А. Львова. Его царственность чаще реализуется в образе «несправедливого монарха», как в басне «Les animaux malades de la peste» Жана де Лафонтена, где лев на суде поощряет подобных себе хищных льстецов и определяет в жертву прямодушного травоядного осла. Животные не могут его уважать, и, увидя раз на смертном ложе, от души глумятся над умирающим («Престарелый лев, кабан, бык и осел» Федра). Если животным удается разгадать его козни, они не преминут над ним посмеяться: так ведут они себя в баснях «Лев и лисица», «Лев и медведь» Эзопа, «Больной король и лисицы» Адама Мицкевича, «Лев, серна и лиса» И. А. Крылова. Льва побеждает его собственный страх перед петухом («Лев, Прометей и слон» Эзопа) и беспомощность перед комаром в басне «Комар и лев» Эзопа. В переработанной басне И. А. Крылова комар заставляет льва идти с ним на мировую. Саркастическую направленность имеет насмешка Жана де Лафонтена «Le Lion Amoureux: à Mademoiselle de Sévigné», где баснописец побуждает льва ради любви к пастушке лишиться когтей и зубов, а вместе с ними - и своего звериного могущества. Человек также буквально, т. е. физически, торжествует надо львом в басне Бабрия «Стрелок и лев» и И. А. Крылова «Лев и человек». Но лев мстит человеку за это его временное мнимое торжество. В басне Эзопа «Человек и лев попутчики», пересказанной Игнатием Диаконом в четырех поэтических строках «Лев и человек», рассказывается, как человек показывает льву каменные плиты с изображением укрощаемых людьми львов, на что лев возражает: «Кабы львы умели резать по камню, немало ты бы увидел на камне и людей, попираемых львами». А в басне Бабрия «Сын, отец и нарисованный лев», во исполнение пророчества вещего сна отца, отрока убивает даже не сам лев, а его изображение на стене. Лев - единственный среди животных, обладающий властью внушать страх и действовать посредством своего изображения или изваяния, о чем повествует басня Эзопа «Трус, отыскавший золотого льва». Зазнающийся человек вынужден в конечном счете при очной встрече с Анималистическим Царем признать его превосходство и откупиться вдвое большими жертвами, как это описывается в басне Жана де Лафонтена «Le paitre et le Lion; le Lion et le Chasseur», где автор воссоздает два древних сюжета.
Есть примеры, где лев представлен справедливым правителем. Лишь такое понимание царственности способно навести человека на идею действительного покровительства всех живых существ1. Открывает цикл этих сюжетов басня Бабрия «Лев, справедливо царствующий», затем «Le Lion s'en allant en guerre» Жана де Лафонтена. В ряду более поздних басен укажем на сюжет И. И. Дмитриева «Три льва»: рассуждение об образцовом монархе как о любящем свой народ. Наибольшую читательскую симпатию вызывает лев, способный оценить достоинства овцы, в басне В. Л. Пушкина «Старый лев и звери». Он гонит от себя зверей, кичащихся храбростью (волка), хитростью (лисицу) и силой (медведя) и приказывает остаться у него на службе лишь овце: «С нею хорошо: она любить умеет». Здесь львиный анимализм преодолен потребностью в заботе и ласке: лев перестает воплощать врага и антропоморфируется.
Иногда лев приходит к слабейшим его существам и за помощью: таков его образ в баснях Федра «Лев и пастух», где он просит человека извлечь из его лапы колючку, и Эзопа «Лев и мышь», переложенной на стихи Клеманом Маро. И если в первом случае он платит услугой за услугу, то во втором - сам прежде оказывает ее.
Таковы этапы восхождения образа басенного льва: от анимализма своей дикой природы до известной окультуренности, на проявление которой его вынуждает болезнь, старость либо острая необходимость. Наивысшего очеловечения лев достигает в образе «справедливого монарха».
Однако в этом своем «назначении» лев уже в эпоху создания рассматриваемых анималистических образов куртуазно-реалистического романа был осмеян нарождающейся городской литературой, переосмысливающей басенные сюжеты в свете сатиры на феодальное устройство общества, с его и номинальной, и неформальной иерархией. Из отдельных анималистических историй «О Лисе и Волке», появившихся впервые во Франции около 1175 г.2, была составлена композиция из нескольких «ветвей», или отдельных сюжетов, выросших
1 В древности считали, что когда на небе зажигается созвездие Льва, на земле рождаются великие цари: ведь одна из главных его звезд называется Регул (lat. «принц»).
2 Из авторов известны трое: Пьер де Сен-Клу (Pierre de Saint-Cloud) автор ветвей II и V, священник из Круа-ан-Бри (de Croix-en-Brie) автор ветви X, Ришар де Лизон (Richard de Lison) автор ветви XII.
впоследствии до двадцати семи и полностью завершенная к середине XIII в.1 Поскольку исследователи этого бестиария, близкого по стилю к фаблио, обращали внимание на сатирическое отражение в ней феодальной действительности Франции рубежа XII-XIII вв. [10, с. 5], то логично заключить эту теорию идеей иронического параллелизма анималистических особенностей каждой породы действующих в «Романе о Лисе» зверей и получаемых ими «должностей», хотя должности достаются не всем2. В «Романе о Ренаре» («Roman de Renard»), памятнике аллегорической анималистической французской городской литературы конца XII-XIII вв., названном так по имени самого дерзкого из двух высших представителей анимализма: лис Reinhard (от герм. Reinhard - «умник, пройдоха»), лев Нобль (от ром. Noble -«благородный») - так же закономерно и традиционно, как в баснях Эзопа3, представлен царем зверей. Но хотя имя «Нобль» и соответствует натуре льва в «Романе», отражающем «незавершенность становящегося природного мира»4 [3, с. 49], львиное «благородство» всесторонне осмеяно. Такое осмеяние «справедливости» монаршего правления и суда посредством лисьей дерзости подчеркивает не только факт
1 В XIV в. Jakemars Gielee пишет продолжение «Renart le Nouvel», а некий
клерк из Тура «Renart le Contrefait». В конце XIV в. Эсташ Дешан (Eustashe Deschamps) создает последнюю поэму о Ренаре
3 В подчинении льва Нобля и его супруги Фьеры можно различить «крупных феодалов»: это лисы Ренар и Гермелина, волки Изенгрин (коннетабль короля) и Грызента, медведь Бирюк (королевский гонец), бык Буйян, лань Брехмер (сенешаль) и др. Особняком стоят осел Бернар (архиепископ), осел Бодуэн (секретарь короля), верблюд Мюзар (папский легат) и улитка Медлив (королевский знаменосец). Остальные находятся у них на положении вассалов (https://yandex.ru/search/?lr=213&clid=143435&msid=228961929814552887 79.93118&text=%D0%BC%20%D0%BB%D1%83%D1%89%D0%B5%D0%B D%D0%BA%D0%BE%20%D1% 80%D0%BE%D0%C%D0%B0%D0%BD%20 %D0%BE%20%D0%BB% D0%B8%D1%81%D0%B5).
3 Среди художественных источников «Романа о Ренаре», кроме басен Эзопа, также называют сатирическую эпическую поэму фламандского монаха Ниварда «Ysengrimus», написанную в Генте примерно в 1150 г., памятники клерикальной литературы на латинском языке («Romulus» неизвестного автора и «Disciplina clericalis» Пьера Альфонса), животный эпос X-XI вв. («Ecbasis captivi»), рассказ о лисе XI в. («Gallus et Vulpes»).
4 Понимаем как пространственную и смысловую разомкнутость: «Для мышления представителей городской литературы уже характерна тенденция к расширению пространства по горизонтали» [13, с.120].
персонификации в более низком (рядом со львиным) лисьем образе подлинного тайного правителя, но и труднодостижимость чина «благородства» в окружении мелких вредителей, подрывающих авторитет «верховной власти» «львиного» разума. Стремление льва Нобля «Романа о Ренаре», имеющего, согласно историческим версиям, в качестве прототипа короля Франции Людовика VIII Льва и пародирующего одновременно Карла Великого и Короля Артура, к исполнению монарших обязанностей по справедливости компрометируется хитростью лиса, которая заставляет «справедливость» выглядеть глупой, «разум» бессильным, а образ покровителя, заботящегося об общественном благе, несостоятельным. Антропоморфизация царя зверей в средневековом французском сатирическом аллегорическом эпосе, при попытке представить его глупее лиса, вовсе лишает натуру льва присущей ей властности, без которой невозможно подчинить себе свое «анималистическое войско». Но ведь городская сатира, сбрасывая льва с его царственного пьедестала, показывала неспособность высшей феодальной власти удержать в руках подчиненные звенья. В проекции на психологическое состояние индивида в «Золотой век» французского Средневековья соотношение сил в «Романе о Лисе» свидетельствует о слабости «покровительственно-царственного» начала человека, о его неспособности организовать свой «анималистический» строй и поставить все чувства в качестве «слуг» на службу разуму.
Лев Нобль «Романа о Ренаре» многократно компрометирует свой авторитет. Сквозным мотивом романа является его попытка судить Лиса по жалобам, приносимым на него другими зверями. Абсолютное превосходство Лиса надо Львом сводит эту попытку к пустым обещаниям, публичному прощению Лиса и, в конечном счете, публичной торжественной передаче ему власти над царством всех животных. Апогеем насмешки надо Львом - персонификацией в фольклоре высшей организующей функции человеческого разума -является история о браке Ренара, в тайне ото льва с его супругой. В финальной сцене романа Лев над могилой Лиса, с которым якобы совершена, наконец, расправа, заявляет: «Он лучшим был бароном», признавая этим подчиненность «разума» лукавому «уму». Вспомним, что пара понятий «ум» / «разум» рассматривается в качестве представительствующей от сил «зла» / «добра» микрокосма и макрокосма в древнеиндийской ведической литературе на санскрите
и также «сатаны» / «Бога» в святоотеческой христианской литературе на древних иностранных и древнерусском языках. Затем она становится характеристикой «интеллектуального» / «сердечного» мотива, либо «поверхностного» / «глубинного» осмысления бытия, переходя из Священных Писаний Востока и Запада в фольклор и первые памятники художественной словесности. Так, лев объединяет в себе в функции «врага» - негативный персонаж, в функции «правителя» - позитивный. И инвольтирован двойственной задачей: воплощать совокупное зло чувственного мира и совокупную мощь человеческого разума, из него выводящего.
От сатирической аллегорической объективации льва в средневековом животном эпосе1, т. е. образа «льва несостоятельного монарха» «Романа о Ренаре», который «во многом строится на противопоставлениях, пародийных перекличках, идеологических переосмыслениях» [3, с. 49], вернемся ретроспективно к более простому басенному образу «льва справедливого и мудрого монарха» и затем к архетипи-ческому львиному образу хищного «врага», или иначе высшего «анимализма» в баснях, сказках и мифах. Смысл борьбы рыцаря с анималистическим персонажем куртуазного и куртуазно-реалистического романа состоит в схватке человека с низшими свойствами его телесной и душевной природы, находящимися в плену его «эго», и прельщениями Нави, отвлекающей от духовного поиска. Лев в функции вредителя воплощает «крепость» и «хватку» чувственности. Орудуя духовным мечом как предметным истинный «путник по вселенным» перерубает жесткие связи, которые пытаются удержать его в плену «коловращения» мира (русской Ведической традиции) или «санса-ры» (древнеиндийской философии индуизма и буддизма). Образ льва, как и дракона, в куртуазно-реалистическом рыцарском романе цикла «о пари» восходит к традиции мифа через куртуазный роман и обозначает совокупность препятствий на пути духовного воина. Победа над змеем интерпретируется Ведами как преодоление земной мудрости и инициация к небесной. Эта анималистическая сцена цикла
1 В XII в. появился перевод «Романа о Лисе» на немецкий (Heinrich der Glichesäre, 1180), в XIII в. - его фламандская обработка (Van den vos Reynaerde), к которой восходят позднейшие немецкие редакции, включая «Reineke de Vos» (1498), на основе которой Гёте в 1793 г. создавал поэму «Рейнеке-лис» (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%B5%D0%BD%D 0%B0%D1%80_%28%D0%BB%D0% B8% D1% 81%29).
«о пари», вкупе с цветочным мотивом «Романа о Фиалке» Жербера де Монтрей, привносит в содержание сюжетов глубинное понимание человеческого «пути», «предназначения» и «цели жизни» и делает социально-экономический универсум куртуазного реализма причастным Вечности с ее специфической флористической и анималистической лексикой. Помимо семейного аспекта, куртуазно-реалистический роман, благодаря присутствию парного мотива льва / змея и дракона / великана, наделяется божественным смыслом.
Мифологический мотив борьбы героя с любым конкретным животным означает «пожертвование» его в себе.1 Романный мотив борьбы с драконом / змеем и львом выполняет ритуальную функцию посвящения рыцаря. В каждом сакральном ритуале различаются внешнее и внутреннее значения, космическое и человеческое. Во внешнем приложении в ведических, египетских и левитских жертвенных ритуалах животное отдавалось на заклание буквально, чтобы его плоть и кровь послужили для искупления. Аналогичному ритуалу можно подвергнуть и символический образ животного (чучело) или даже осуществить этот ритуал посредством медитации над животным и его природой. Эти два аспекта ритуала являются, соответственно, объективным (бахиръяга) и субъективным (антаръяга) и отсылают к оперативной и спекулятивной сторонам ритуализма [6, с. 17].
Если многие басенные сюжеты, начиная с XVII в., «привязаны «к конкретной социально-политической проблематике, то на более глубинном уровне они прочитываются как аллегория трудностей, подстерегающих человека в его работе по установлению отношений с обществом. В баснях И. А. Крылова, переложившего на русскую почву и переработавшего многие древнегреческие и древнеримские сюжеты, сосредоточены примеры самых разных проявлений эго. Человеку свойственна любовь к лести («Ворона и лисица»), презрение к менее сильным («Дуб и трость»), завышенная самооценка и неумеренные притязания («Лягушка и вол»), склонность к поучению
1 Предполагается, что, проводя ритуал пожертвования овна, человек превосходит импульсивность своей первоначальной природы. А жертвоприношение коня делает ритуалиста «царем своей собственной сферы», поскольку конь в Ведическом ритуализме означает огонь. В образе коня индийской мифологии по земле путешествуют солнечный бог и его жена, даруя земле огонь жизни и духовные искры для душ всех многообразных существ земли (по Э. Кришнамачарье).
(«Василек»), нерассуждающее стремление к утолению голода («Волк и ягненок»), хвастовство («Синица»), авантюризм («Два голубя»), самолюбование («Разборчивая невеста»). Замкнутый анималистический по преимуществу мир басни аллегорически дистанцирует пороки, позволяя взглянуть на них со стороны. Обнаружив себя в некоей точке эволюции от низшей природы к высшей, человек рискует остаться в своем состоянии «нет», если не пронаблюдает на примере каждой отдельной животной особи тенденцию к преодолению своего анималистического «эго».
Функция анималистических персонажей басни в общих очертах троична:
- каждый род и вид живых существ, обслуживающий свои животные инстинкты, обнаруживает односторонность, аналогичную гипертрофированной черте характера;
- всякое животное назидает покинувшего природу человека безыскусным единством простоты и мудрости;
- басенные представители животного царства побуждают читателя переосмыслить свое представление о «царственности»: учат понимать ее как мудрое покровительство меньшим братьям, относясь к ним как к душам, томящимся в плену у инстинктов.
Анималистический аспект дидактических жанров (древних универсальных басен, средневекового социального животного эпоса, классицистической животной сатиры) предлагает содержательный материал для изучения природы человека: физических, физиологических и психологических человеческих типов.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Безант А. Человек и его тела [Электронный ресурс]. - URL: http://www. theosophy.ru/lib/bodies.htm
2. Безант А. Оккультизм истинный, частичный и ложный. Лекция, прочитанная в Ложе Блаватской 30 июня 1898 г. [Электронный ресурс]. - URL: http://www.theosophy.ru/lib/ab-okk.htm]
3. Бондарев А. П. Эпос. Лирика. Драма (на материале Средних Веков, Возрождения и Классицизма: учеб. пособие. - М. : МГПИИЯ им. М. Тореза, 1986. - 129 с.
4. Ведическая книга смерти. Гаруда-Пурана Сародхара: древнеинд. трактат / пер. с санскрита С. М. Неаполитанского. - 3-е изд. - М. : Амрита, 2012. - 160 с. - (Духовное наследие Востока).
5. Классическая басня / сост., подготовка текста, прим. М. Л. Гаспарова и И. Ю. Подгаецкой. - М. : Моск. Рабочий, 1981. - 382 с.
6. Кришнамачарья Э. Ведические символы и традиции / пер. с англ. К. А. Зайцева. - 3-е изд. - М. : Амрита, 2012. - 160 с. - (Восточный мистицизм).
7. Крылов И. А. Сочинения: в 2 т. - Т. II. - М. : Правда, 1984. - 511 с.
8. Лайтман Михаэль. Введение в Каббалу. - М. : София, 2007. - С. 151.
9. Панчатантра. Перевод с санскрита и предисловие А. Сыркина. - М. : Художественная литература, 1962. - 469 с.
10. Роман о Лисе / пер. со старофранцузского А. Г. Наймана ; предисл. А. Д. Михайлова. - М. : Наука, 1987. - 160 с.
11. Субба-Роу Т. Двенадцать знаков зодиака / пер. Ю. Хатунцева [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.theosophy.ru/lib/subbazod.htm
12. Штайнер Р. Толкование сказок. GA 108. Берлин, 26 декабря 1908 г. / пер. с нем. П. В. Веселова [Электронный ресурс]. - Режим доступа: bdn-steiner.ru/cat/Ga_Rus/108f.pdff
13. Эзоп. Басни. Перевод с греч. и примеч. М. Л. Гаспарова / сост. И. В. Луговой. - М. : РИПОЛ КЛАССИК, 2002. - 368 с. - (Симфония разума).
14. Ященко А. Л. Средневековая городская литература // Литература и искусство западноевропейского Средневековья / ред. О. Л. Мощанская, Н. М. Ильченко. - М. : ВЛАДОС, 2002. - С. 119-133.
15. La Fontaine. Fables. Preface et commentaries de Pierre Clarac. - P. : Le livre de poche, 1972. - 395 p.
16. Fables de La Fontaine. - P. : Garnier Freres, Libraires-Editeurs, s/a. -667 p.
17. Montreuil G. de. Le Roman de la Violette ou de Gérard de Nevers. - P. : Champion, éd. par Douglas Labaree Buffum, 1928. - 362 p.
18. Montreuil G. de. Le Roman de la Violette, récit traduit et présenté par Mireille Demaules. Жербер де Монтрей. Роман о Фиалке. Прозаическое переложение на современный французский язык Мирей Демоль. -P. : Stock, 1992. - 255 p.
19. Le Roman du Comte de Poitiers. Poème français du XIII siècle publié avec introduction, notes et glossaire par Bertil Malmberg. - Lund : H. Ohlssons botryck, 1940. - 210 p.
20. Le Roman du Renard. Poème français du XII siècle. - URL: http://roman-de-renart.blogspot.fr/
