CC BY
55
Н.Л. Крылова
ACTA БИЗEPTCKAЯ По следам встреч с A.A. Манштейн-Ширинской (Тунис, Бизерта, 2GG6-2GG8)
Дочь потомственного российского дворянина старшего лейтенанта Александра Сергеевича Манштейна, командира эсминца «Жаркий», пришедшего в Тунис в 1920 г. в составе эскадры русского императорского черноморского флота из Крыма -последнего оплота белого движения в Европейской России, Анастасия Манштейн-Ширинская встретила меня поздно вечером на пороге своего (своего ли?) дома на улице Пьера Кюри в Бизерте. Этой встрече предшествовал недолгий, но очень выразительный телефонный разговор с незнакомой мне лично женщиной, которой, по замыслу, предстояло стать «объектом моего исследования»1. Узнав об этом, она не удивилась, а проявила милую благожелательность, какое-то нынче ненормальное даже добросердечие и абсолютное гостеприимство (хотя, повторяю, мы до этого момента не знали друг друга): «Приезжайте, дорогая, как-нибудь устроимся!..»
* * *
Навсегда оставившая Россию Черноморская эскадра из трех десятков кораблей была по решению союзников по Антанте переведена в город-порт Бизерту - французскую военно-морскую базу в Тунисе. С эскадрой туда прибыло в общей сложности около или свыше (по разным данным) шести тысяч русских моряков с семьями и гражданских лиц, образовавших в Тунисе русскую эмигрантскую колонию - самую крупную в то время на африканском континенте. Среди них была и семья Манштейн.
Но это было без малого век назад. Сегодня Анастасия Манштейн-Ширинская (близкие зовут ее просто Аста) - последняя представительница русских эмигрантов первого поколения в Тунисе. И, несомненно, личность неординарная во многих отношениях. Настоящая Женщина, она, несмотря на солидный возраст, не потеряла обая-
ния своего пола, очаровательной непосредственности, даже некоторого кокетства, но такого милого, ненавязчивого. Образованная в надежных традициях дореволюционной русской педагогики, приумноженной французской образовательной школой первых декад прошлого столетия, эта женщина оказалась весьма скромной в оценке собственных знаний и сообщила мне при первой же встрече: «Я бы хотела быть исследователем. Но больше всего в исторических науках. Только я редко могла прочесть какой-нибудь исторический труд. Преподавание математики - это была полная необходимость. Единственное, что я могла преподавать. Кто бы приходил ко мне в тунисской Бизерте того времени брать частные уроки французского языка, когда все и так говорили по-французски и русским языком никто не интересовался? Я должна была семью кормить. Я была на очень маленьком уровне сама в математике. Но я хорошо очень знала, что надо в классе средней школы и какие программы он [ученик] прошел в предыдущем году, а какие программы его ждут на будущий год. Посему у меня были частные ученики от самого первого класса гимназии до последнего. А дальше я никакой высшей математики не знала и никогда неучила.
А вот когда я вижу людей, которые зависят только от себя самого, когда нет ответственности по отношению или к своим детям, или отцам, или мужу и они могут уехать куда-нибудь в древний Иран или Вавилон, и копают землю и разыскивают... вот это меня бы увлекло.
И еще я не люблю писать...»
Последнее ее признание все же расходится с реальностью. Анастасия Ширинская -автор замечательной книги воспоминаний «Бизерта. Последняя стоянка», неоднократно изданной в России уже в новом веке. И по существу все ее публикации и публичные
и камерные выступления - своеобразная ода бесконечному человеческому терпению, выдержке и надежде людей на трудном пути русской эмиграции - первой в череде эмиграционных волн, последовавших после Октябрьской революции. Но одновременно это и гимн тем силам русской земли, которые несла в себе эта «первая волна» и которые дали ей возможность выжить на чужих берегах: духовному богатству, гражданскому достоинству и многовековой культуре покинутой Отчизны.
Мои надежды на сотрудничество и совершенно необходимый для этого человеческий контакт полностью оправдались: 96летняя Анастасия Александровна, весьма критичная к собственному слогу, обнаруживала редкий дар рассказчицы, остроумной и наблюдательной, точной в описаниях и оценках, с поразительно цепкой памятью, сохранившей, несмотря на преклонный возраст, массу замечательных подробностей эмигрантского бытия русских моряков -офицеров и матросов, членов их семей, кадетов и гардемаринов - своих соотечественников и современников, воплощающих пафос обыденной жизни.
Мы встречались не раз - осенью 2006 и 2007 гг., весной и осенью 2008 г. - в ее квартире, где Анастасия Александровна просто вспоминала. Боялась, что рассказывает немного тенденциозно, пристрастно, с выраженным личным оттенком, иногда пафосно или, напротив, слишком иронично...
Но оказалось, что ее воспоминания, в присущей ей манере их излагать, богаче, насыщенней многих исследовательских изысков и способны быстрее приблизить нас к пониманию превратностей эмигрантского бытия, донести до современника эхо стремлений, надежд, радостей и разочарования людей иной эпохи. Не манекенов истории, а именно живых людей, чья духовная миссия оценивается выше, чем личный успех или обогащение и уже практически не присуща основным массивам эмигрантов следующих потоков.
Исследовательский и гражданский интерес к личности Анастасии Манштейн-Ши-ринской объясним еще и тем, что она -«последний могиканин» первой волны русской эмиграции в Тунисе. Ее судьбу можно
назвать и необычной, и уникальной уже хотя бы потому, что, будучи заброшенной в «нетипичную» зону расселения русской эмиграции, в Африку, эта женщина, одна из немногих русских эмигрантов, оказалась замечательно верной приютившей ее стране, оставшись здесь навсегда, мужественно оберегая родные могилы, православный храм и дорогу к нему.
И в то же время, несмотря на все жизненные передряги и невзгоды, ею перенесенные, Анастасия Манштейн-Ширинская не изменила своей исторической родине ни де-юре (не поменяв российское подданство на французское или местное гражданство -так было принято в семье Манштейнов), ни де-факто, сохранив Россию в своем языке, вере, в душе. Россию, в которую она бесконечно верит, верит в ее неисчерпаемые возможности, в ее могучую культуру, которая, как она утверждает, «может воспроизводиться только на межпоколенческом уровне. А если эта связь поколений прервана, ее так нелегко восстановить! Но прервана ли она полностью? Я думаю, что не прервана. Когдая слышу Вас, когда читаю Ваши книги, или мне иногда некоторые пишут письма необыкновенные, тоя, зная все-таки хорошие слои западной культуры (они, конечно, не стадами ходят, и я не стада знаю, но есть те, которые очень культурные, очень интересующиеся всем люди; у меня есть и у тунисцев такие знакомые, и в Германии были такие знакомые, и во Франции), понимаю, что еще такая культура где-то задержалась».
В этом последнем фрагменте последнего интервью осенью 2008 г. я получила комплимент своей - нашей с Анастасией Ман-штейн-Ширинской - Родине и самой себе. А комплимент такой Женщины не только льстит, но и обязывает. Обязывает быть такой же искренней и честной, как и «Объект моего исследования».
Описание «феномена Ширинской» - задача очень непростая для исследователя. С одной стороны, потому что слишком много об этой женщине уже сказано, отснято и написано. И, прежде всего, исследователям и широкому читателю хорошо известна биография самой Анастасии Ширинской в контексте русского эмигрантского присут-
ствия в Тунисе2. Все это превратило ее в своего рода культовую фигуру со всеми вытекающими из этого статуса положительными и отрицательными сторонами.
С другой стороны, по той же причине происходит неизбежная увлеченность исследователя подобным объектом. Ибо последний настолько пленителен, что зачастую бывает трудно соблюсти надлежащую дистанцию, отвечающую требованиям объективности социологического наблюдения. Действительно, когда общаешься с Анастасией Александровной Ширинской, бороться с этим чувством сложно, хотя понятно, что подобная «завороженность» объектом мешает исследователю критически его оценивать и вовремя обнаружить признаки субъективизма в ореоле исследуемого образа. Именно поэтому в основу описания данного феномена был положен метод изучения истории при помощи устных источников. В данном случае это были интервью и записи устных бесед с Анастасией Александровной, воспроизведение которых, прежде всего, предоставит читателю самому проникнуться силой и обаянием образа этой женщины.
Готовя предлагаемую ниже статью, автор использовал из всего массива интервью с Анастасией Ширинской (в расшифрованном виде он составляет 400 с лишним страниц) те их фрагменты, которые посвящены ее размышлениям о вопросах, исконно волновавших русскую эмиграцию: Россия и вера, жизнь на чужбине, мера нравственной ответственности. Их уникальность - в комментариях к уже известным ее высказыва-ниям, в новых, оригинальных, подчас неожиданных пассажах, развитии и толковании ранее уже озвученных ею мыслей. Поэтому автор постарался воспроизвести их с возможно минимальными собственными комментариями и отсылками к другим авторам, поскольку сами по себе они представляют практически завершенный текст -мысли русской женщины, всю свою сознательную жизнь проведшей вне России и делящейся с новым поколением русских своими размышлениями и соображениями по фундаментальным вопросам духовнонравственной жизни и культуры соотечественников, ныне живущих в иноэтнической
и иноконфессиональной средах, о сложнейших переплетениях человеческих судеб и человеколюбии в высшем понимании этого слова. Не менее актуальны они и для нас, ее современников, живущих в Отчизне и также пытающихся комфортно обустроиться в многоэтничном поликультурном пространстве современной России, возрождать в себе истинную духовность как инструмент, необходимый для гармоничного сосуществования в новом мире.
Мультикультурная Бизерта
Бизерта начала XX столетия - это, по словам Анастасии Ширинской, «большая смесь».
Из интервью 2007 г.:
«Когда мы пришли в 1920 г., европейской части Бизерты было только 25 летъ. То есть французы тоже чувствовали себя не совсем у себя. И вот мы тоже попали в это же время. Но арабы нас хорошо приняли (собственно говоря, они нас и не принимали. Это Франция нас приняла, но не у себя, а в протекторате). И здесь было очень много этнических и социально-классовых разделений, даже между французами - и “французские” французы, которые приезжали из Франции и потом работали и участвовали в разных общественных делах, и “черные ноги ”, особенно если приезжали из Алжира (совсем “черные ноги”), и там была смесь с эльзасцами, которые еще в 1S70 г. попали в Алжир, а некоторые из Испании попали в Алжир. Это, значит, все подразделялось. И были “итальянцы-макаронщики” и тоже видные очень, которые из посольства, и это были уже другие итальянцы, “не макаронщики”. Это была элита.
А русские сами по себе. Как корабль, как крейсер в океане. Это не мое сравнение. Так написал один француз. Этот француз был инспектор народного просвещения, мне кажется. Это тот, который, будучи совсем мальчиком, полюбил русский хор и вообще потом возлюбил все русское. И стал изучать нашу литературу, историю, музыку... И все потому, что он услышал случайно на похоронах Василия Семеновича Махрова, как группа людей, скромно, но очень
строго одетых, отдельно от всех стоящая под дождем и холодным ветром, вдруг запела хором. (Это были наши панихиды погребальные). И как этот хор направил всю его жизнь. Это был чистый француз, в то время мальчик лет 12-14-ти. И вот он прибавляет: русские как крейсер посредине океана, носились, куда хотели, причем будучи привязанными к месту из-за отсутствия денег, возможностей, паспортов4. А нас было в общей сложности больше шести тысяч. Кирилл (К.В. Махров. - НК.) подсчитал, что мы составляли пятую часть тогдашнего населения Бизерты!»5
Рассказывая о «новейшей истории» би-зертского порта, Анастасия Ширинская напоминает о том, что, например, для ее отца в 1920 г. он не был совсем уж незнакомым.
Из интервью 2007 г.:
«Было очень большое движение в порту. Сюда регулярно заходили русские с 1900 г. В гардемаринское плавание - котороеучеб-ное - выходили из Балтики, папа был здесь в 1908 г. Но каждый год они останавливались в Бизерте. В 1907 г. была эпидемия на “Цесаревиче ”, умерли два матросика, которые здесь, в Бизерте, похоронены. Они шли потом на Сицилию, в порт Аугусто, заниматься там стрельбищами».
В то же время можно сказать, что русские эмигранты попали в поистине уникальное городское пространство, где «постоянное сношение с внешним миром вы -работало в жизни города некоторые характерные черты, пережившие века: гибкость мышления, а также способность приноравливаться к создавшемуся положению - в самых трудных условиях всегда находила Бизерта свой, иногда совершенно новый путь. В таких местах легче живется» (с. 7)6.
Из интервью 2008 г.:
««Сама Бизерта располагает к покою. МиШсиНитеПе - мультикультурность - вот что здесь было, очень смешанные культуры, и нужно как будто бы жаловаться. Но это, наоборот, самое благоприятное для понимания друг друга! И еще какой-то фактор частный играет роль - вот как в Париже, где эта культурная смесь раздражает, делает жизнь напряженной. А есть такая мультикультурность, как в Бизерте
- под нашим солнцем, с нашим морем. Би-
зерта - самая северная в Африке и находится посреди Средиземного моря. А ведь это Средиземное море, соединяющее разные культуры - и восточные, и западные. А мы посередине Средиземного моря. И с нашим Карфагеном, и с финикийцами, которые здесь были, и русскими, которые принесли сюда что-то славянское. Здесь еще сама по себе благоприятная территория. Вот этот мыс, Белый Мыс - самая северная точка Африки».
Основные контакты с местным разнонациональным, многоконфессиональным населением города начали складываться после того, как семьи русских эмигрантов «спустились с корабля на сушу». Это были по преимуществу небогатые итальянские, французские, а также местные мусульманские семьи ремесленников и торговцев. В большинстве случаев это были контакты -зависимости: от торговцев, от работодателей, от служащих городской администрации. Но среди них были и представители более высоких слоев местного населения.
Каждый квартал, каждая улица имели свою этнокультурную окраску: (Маленькая Сицилия», «Квартал джербиентов» (выходцев с о-ва Джерба), «французское общество» с ул. Табарко и др.
Из интервью 2006 г.:
«Что до местного населения, то то, что здесь появились “странные”русские, и многие живут на кораблях своей особой какой-то, неизвестной им жизнью, с их праздниками, привычками, не пугало его, думаю, вызывало обыкновенное любопытство и нередко удивление. Нет, боязни нас не было. И поэтому довольно скоро начались контакты разные. Такие, которые были возможны для нас и для них, не знающих друг друга. Потом у нас даже был “свой” булочник. Он скоро научился печь нам пасхальные куличи. Иконечно, облегчал наше положение весь пестрый национальный портовый мир Бизерты».
Контакты осуществлялись по преимуществу через детей. В домашней лексике «оседали» и закреплялись идиомы и выражения соседей-иностранцев, вроде выражения «прекрасная идея», ставшего, по словам Анастасии Ширинской, «эталоном в измерении честолюбивых достижений» (с. 229).
Одновременно весь социокультурный контекст интервью А.А. Ширинской, а также ранее опубликованных воспоминаний пронизан утверждением о существовании некоего чувства европейской - «белой» -солидарности перед подавляющим арабским большинством. В то же время в русских переселенцах той эпохи сложно усмотреть инициаторов создания этнического или расового водораздела. Скорее этому способствовала сама атмосфера протектората с ее утвердившимся для африканцев глубинным статусным разделением на «колонию» и «метрополию», принятым, в свою очередь, в данном обществе со всей его эт-но-конфессиональной и социокультурной стратиф икацией.
Опираясь на рассказы А.А. Ширинской, а также ориентируясь на косвенные данные, отдельные замечания и высказывания наших соотечественников (свидетелей, очевидцев и участников эмигрантской драмы в Африке), встречающиеся в переписке, путевых заметках, других источниках, фиксировавших повседневность и воссоздававших атмосферу жизни русской колонии в Африке в начале прошлого века7, хотелось бы поделиться некоторыми соображениями, возникшими именно при рассмотрении этого контингента.
Это, прежде всего, та социальная дистанция, которую «белая» русская колония, несмотря на весь драматизм своего эмигрантского статуса, сохраняла между собой и аборигенами. Историками уже накоплен достаточно надежный и убедительный материал, свидетельствующий о том, что для русских эмигрантов, оказавшихся в Африке, это состояние было почти «типичным». Возможно, в многоконфессиональной, по-лиэтничной Бизерте того исторического периода это состояние носило менее выраженный характер по сравнению с бытием русских, скажем, в Абиссинии (Эфиопии) или Бельгийском Конго, когда наряду с вынужденной необходимостью, а также любознательно-романтическим восприятием экзотики африканской действительности, в которую они волею судеб погружались на неопределенное время, большинство русских эмигрантов все же оставались здесь представителями своей страны, своей стра-
ты, с веками утвержденным образом жизни, взаимоотношениями с окружающей средой, а также своей расы^. В этом смысле пребывание в Африке отчасти обеспечивало многим из них условия и бытовые атрибуты, близкие к оставленным в России, а также и ощущение своей привилегированности, основанной не столько на разнице в цвете кожи, сколько на образовании, воспитании, принадлежности к определенной социальной группе. Знаменателен в связи с этим и комментарий самой А.А. Ширинской.
Из интервью 2006 г.:
«Можно ли говорить, что русская эмиграция каким-то образом участвовала в консервации колониальной системы и сохранении присутствия европейской культуры в Тунисе? Наверное, да. Конечно, мы примкнули к европейской культуре. Все-таки надо сказать, что почти половина людей сразу же сошла на берег весной 1921 г. И по лагерям распределилась. И хотя они постепенно уезжали - находили родственников в Америке или Европе, скандинавских странах и уезжали в Канаду, в Бразилию -все же соприкасались мы тесно, хотя в повседневной жизни наша нищета нам все-таки мешала постоянно общаться с французской интеллигенцией».
Дух привилегированности витал над образованной частью эмигрантского русского корпуса, осевшей в Тунисе. Особенно с конца 20-х годов, когда, по утверждению Анастасии Ширинской, русские в Бизерте перестали быть иностранцами. Они были заняты практически во всех сферах жизни города. Представители русского дворянства получали вполне определенные деловые предложения, связанные с их профессиональной деятельностью. К.В. Махров в своей статье упоминает о предложениях со стороны посланника маршала Лиоте (в то время генерального резидента марокканского протектората), сделанных адмиралу, командующему Русской эскадрой в Тунисе в связи с набором инженеров и техников высшего разряда. Власти протектората и адмиралтейство в самом Тунисе начали набор работников из числа русских эмигран-
тов9.
В своих путевых заметках по Африке журналист-эмигрант Владимир Ткачев,
описывая белую колонию, правда, Бельгийского Конго, называл ее население «немного космополитическим» по характеру. Там было немало русских из числа служащих коммерческих фирм и банков, инженеров, врачей... Здесь, замечал Ткачев, «русские чувствуют себя, несмотря на изнурительный климат, относительно комфортно, ощущая себя в привычной среде»10. Мы привели эту цитату ради ее концовки. «Привычная среда». Вот, пожалуй, то ключевое словосочетание, которое дает возможность говорить о представителях русской эмиграции первой волны в Африке в парадоксальном, на первый взгляд, контексте их социально-культурной и этно-расо-вой привилегированности.
Анастасия Ширинская со свойственными ей наблюдательностью и объективностью описывает будни своей семьи и окружающих ее людей - французов, арабов, итальянцев, русских - в постоянном контексте «белого единства» (термин З. Шаховской)11, хотя в несколько ином, менее прагматичном, срезе: говорит об учителях-французах юных эмигрантов, подчеркивает внимание к русским со стороны французской администрации и всевозможные - моральные и материальные, публичные и камерные - формы их поддержки, лояльность и почтительное отношение французов-нанимателей к русской прислуге и т. п. Первая ученица Анастасии Ширинской -11-летняя француженка, дочь владельцев «Гранд Ориент Отель». В этом же доме преподавала музыку Евгения Сергеевна Плотто. Обеих женщин принимали с какой-то «невысказанной благодарностью» (с. 245).
Из интервью 2008 г.:
«Например, мать Евгении Сергеевны Плотто-Иловайской, Мария Аполлоновна Кульстрем12 жена градоначальника Севастополя, она принимала Государя Императора, который назвал ее [по имени] Марией Аполлоновной - запомнил. Это в семье было известно. Так Мария Аполлоновна очень просто ходила во французские семьи (это, между прочим, Алик Плотто говорит о бабушке, они все ее очень уважали). Она сидела, штопала их белье, а когда надо было садиться за стол завтракать или обедать, они ее как почетную гостью сажали, понимаете? Отношение было хоро-
шее, уважительное. Я думаю, что неуважения никто бы не потерпел».
Зинаида Шаховская более утилитарно, что ли, оценивала бельгийскую колонию в Матади 1927 г. Определяя свою эпоху как породившую «столько же авантюристов, сколько и чиновников», она не идеализировала ни интеллект, ни культуру окружающих ее бельгийцев, однако отзывалась о них с уважением. «Они рисковали и за это должны были быть хорошо вознаграждены. Это были бельгийцы-труженики, которые умели делать хорошо то, что делали»13. А точнее, она описывала собственное состояние историко-культурной маргинальности, положение аристократки дореволюционной России с определенным набором социально-экономических привилегий, которые смогла ей предложить администрация колониальной Африки, аристократки, волею судеб помещенной в деловой, неромантический мир европейской буржуазии, тех капиталистических отношений, от которых впредь зависело благополучие ее самой и ее семьи.
В сущности, давая близкие Шаховской оценки французского окружении в Бизерте, не заблуждаясь насчет интеллекта и культуры местных французов, Ширинская все же практически во всех своих беседах и интервью положительно отзывается о французах, составлявших в этом французском протекторате костяк колониальной администрации. Она утверждает, что только благодаря французам они выжили, упоминает имена адмиралов Гранклемана, Жэена, многое сделавших для того, чтобы помочь своим бывшим союзникам, оказавшимся в Тунисе; адмирала Варнея, морского префекта Бизерты, который, будучи свидетелем зарождения союза между моряками России и Франции, вместе с французскими моряками старой школы горячо сочувствовал и симпатизировал русским коллегам; адмирала Эксельманса, французского префекта в Бизерте, который активно хлопотал перед своим правительством о решении участи русской эскадры, изыскивал средства для учащихся Морского корпуса. При этом за проявленную о русских моряках заботу был отстранен от должности и долгое время находился в
опале. И в своих мемуарах, и в устных воспоминаниях она одинаково тепло говорит и о первой рождественской елке в Африке, устроенной детям русских моряков французами прямо на корабле, и о французских офицерах, сопровождавших юных кадетов в Сфаят и ощущавших всю неловкость своих надзирательских обязанностей за белыми военными, и о своих соседях-французах, и о преподавательницах во французской школе в Бизерте, о героизме французских морских офицеров, их гражданской позиции и профессиональной солидарности с моряками-черноморцами.
А.А. Ширинская ссылается в своей книге на некоторые хранящиеся в ее доме любопытные документы, адресованные адмиралом Эксельмансом председателю Совета министров Франции Эдуарду Эррио и своему непосредственному, морскому министру (последний датирован 4 ноября 1924 г.), в которых он хлопочет о судьбах членов экипажей русских судов и их семей, призывая к особому вниманию к предстоящему «сухопутному» бытию и молодых, и старых людей: «Для каждого из них придется принять решение, так как невозможно их бросить на произвол судьбы. Французскому правительству надлежит объявить русским о широкой амнистии. Они должны быть свободны или использовать эту амнистию, или обосноваться в стране, которая им подойдет» (с. 216-217).
Из интервью 2006 г.:
«Знаете, он [адмирал Эксельманс] так был настойчив, так убедителен, что морской министр дал свое согласие составить специальные списки по различным категориям. И вот в первой такой категории, она называлась "главы семей”, список открывался папиным именем: Ман-штейн, 36 лет, старший лейтенант, 4 дочери - 11, 7, 6 лет, младшей 3 месяца; и что он просит работу топографа или наблюдателя за городскими работами недалеко от Бизерты, потому что дети учатся здесь. Там еще были другие категории, много разных, они всех, весь состав охватывали: и молодых холостых, и тех, кто был женат, но без детей, и родителей, которые на иждивении, и много других еще, но всех учли. И все они так горячо
хлопотали! И сам Эксельманс, и его заместитель контр-адмирал Гранкельман. Он объяснял там, в своем Министерстве, что все русские, о которых он печется, все высоконравственны, порядочны и трудолюбивы. И что многие из этих русских бок о бок воевали в Первой мировой войне с французами против общего врага».
Из интервью 2007 г.:
«Французский адмирал Эксельманс, который был здесь в 1924 г., он много русским помог. Нельзя говорить - "французы ”! Ведь это Париж делал такой закон, что если ты не примешь подданства, то, вот, с работой: даже хорошо проработал, уходи. Эксельманс, который был префект, он был отстранен от своей работы за то, что он очень русским помогал, потому что уже в Тунис приезжала франко-советская комиссия, чтобы забирать корабли. Чтобы спускать наши флаги на наших кораблях. Это был ужасный день - 29 октября 1924 г., когда на всех кораблях, где был Андреевский флаг, флаг Петра Великого, великих русских моряков, спускали этот флаг. Потому что в Россииуже развевался красный флаг третьего Интернационала. А что для моряков, которые приносили присягу, это означало?.. И адмирал Эксельманс это очень хорошо понимал. Будучи моряком и порядочным рыцарским человеком, он старался помочь русским найти работу и обещал, что флаги никто другой не возьмет и что им отдадут флаги на руки с уважением. Но все равно, когда 29 октября 1924 г. в 17 часов 25 минут раздалась команда «На флаг и гюст!» и через минуту флаг спустился, у всех моряков была одна и та же мысль: видишь ли ты, Великий Петр, видите ли вы, Синявин, Ушаков, Нахимов, ваш флаг спускается! И это ужасно люди переживали. У всех в глазах это выражалось. А мы маленькими были тогда. Мне было 12 лет, мы стояли на корме "Георгия Победоносца”, несколько детей, их матери, какие-то старички, потому что моряки были на другом корабле. Накануне Эксельманс всем пожал руки, обещал, что с честью он отдаст все флаги нам, нашим отцам. Но, конечно, корабли увели в арсенал и наши моряки больше этих кораблей не видели».
В 1956 г. Тунис обрел независимость. Но лишь в 1963 г. французский флот окончательно покинул Бизерту.
Наблюдательная от природы, А. Ширинская говорит о заметном различии в культурах европейцев и тунисцев, богато иллюстрируя это своими бытовыми комментариями, в том числе и в гендерном срезе.
Из интервью 2008 г.:
«Слишком разная жизнь. Не было у тунисцев принято, каку нас, урусских: подругу приглашаешь домой, приходят вместе; одни могут остаться спать, даже позвонить домой (тогда, правда, звонков не было), если идти вместе поздно, а знакомые французы живут, например, в Корнише, тогда уговариваются родители, что дети останутсяу них, вот.
С тунисцами это было невозможно... Вы не могли тунисских девушек просто так встретить: дочерей не выпускали никуда! Если они учились, то только во фран-цузскихрелигиозных заведениях, где хорошо смотрят, где прививают хорошие манеры. А так не было девочек в школах...
Сейчас, я думаю, более свободно, потому что много девочек тунисских учатся, потому что Бургиба создал їе зїаШ de їа /атте [статус женщины]14, и девочки были обязаны ходить в школу, чем большинство тунисских мужчин были недовольны. Я не знаю, привыкли ли они теперь... Мне недавно один очень умный и такой любящий свою семью тунисец признался, что когда умер Бургиба, который первый дал девочкам и женщинам возможность учиться, то масса тунисских мужей - и таких порядочных, хороших, которые любили семью! - очень надеялась, что новый президент Бен Али уничтожит эту свободную школьную систему и їе зїаШ de їа /атте будет аннулирован. А Бен Али его утвердил. То есть то, что происходит в президентском дворце, еще не значит, что [то же самое], происходит на кухне. И посему многие были потом страшно расстроены, что Бен Али не упразднил этой системы и этот статус женщин, утвержденный Бургибой.
...И все равно, тунисские женщины не выходят замуж за русских мужчин, а наоборот, потому что Коран не разрешает,
потому что наши женщины (и ваши женщины) для нас, но наши - не для вас...»
Россия и вера
Природа так сконструировала человека, что он не может руководствоваться в своих действиях лишь рассудком; при этом психологическая потребность верить заложена и в отдельном индивиде, и в обществе в целом. Религиозное чувство, как подчеркивал С.Н. Булгаков, утверждая универсальность этого понятия, является внутренним свойством, неотъемлемой органической потребностью человеческого духа. Устанавливая связь между умом и сердцем человека, религия обеспечивает «активный выход за пределы своего “я”, живое чувство связи этого конечного и ограниченного “я” с бесконечным и высшим расширением нашего чувства в бесконечность в стремлении к недосягаемому совершенству»15.
Эта проблема была и остается важной, животрепещущей для русской эмиграции в целом и конкретно для ее легендарной представительницы - нашей Анастасии Александровны Манштейн-Ширинской, женщины истинно православной, мужественно и достойно сохраняющей свою веру в конфессионально пестром мире Туниса.
Из интервью 2006 г.:
«Россия прочно связана с русской культурой. Тысячелетней. А на чем основаны культуры? Я живу, например, в стране, в Тунисе. Уже 86 лет. По Тунису трудно судить о культуре, специально связанной с верой. Потому что это страна мульти-культурная. Здесь было очень много культур. Говорят (я читала), что в Бизерте было когда-то пять христианских церквей. Правда это или нет, я не могу знать. Но я о таких исторических предположениях читала... То есть в Тунисе было очень много разных культур и все они связаны с религией. Потому что религия - это самый главный повод людского волнения и людского понимания, потому что каждый понимает Господа Бога по-своему. Великое дело -это, скорее, не различие народов, а различие их культурного развития. Когда человек культурный, он понимает другого. Он
знает, о чем говорит. И легче друг друга понять..
Религия, мне кажется, по-разному выражается, в зависимости от темперамента людей. Она связана с происхождением, с характером. Я поясню. Речь идет о тех русских славянах, которые, спустившись с Карпат, пошли на восток. О них речь. И крестилрусских славян Владимир в 988 г. И что удивительно: вся религия православная христианская - от греков, но православиеу греков иу русских славян вылилось в разные формы, потому что характер между любовью, притяжением мистики славянской совершенно отличается от греков Средиземноморья, которые замечательными коммерсантами были, арусские в целом никогда специальными коммерсантами не были».
Из интервью 2008 г.:
«И, безусловно, религия выливается в форме, понятной для людей разных. Разные люди и на Юге, и на Севере. И на Западе. И на Востоке. Я чувствую, что очень разные по характеру, по пониманию, по реакциям. Религия играет колоссальную роль для народа, и она очень по-разному выражается...»
Из интервью 2008 г.:
«Как взаимосвязаны Россия и вера? Думаю, что наследие веры не генетическое. Во мне ее поддерживали. Поддерживали, потому что мы жили на кораблях в непреходящем состоянии любви к России, в истинном понятии о Родине. Это был не только кусок земли, это было средоточие всей ее культуры. А одна из составных культуры - это ее религия.
Безусловно, вот я живу в магометанской стране, мои дочки во Франции, они такие же христианки (хотя теперь нельзя сказать, что Франция - христианская страна). Но мои дочки - верующие православные... У них не всегда тот же склад, что у меня».
Когда речь идет о процессах интеграции в среде «классической» эмиграции, к которой относится описываемый А.А. Ширинской контингент, то предполагается не только экономическая и политическая адаптация, вплетение этих групп в социально-экономическую ткань страны-реципиента с обязательным соблюдением ее законов
и правил, но и культурная ассимиляция. Последняя связана с процессом замены культурных качеств и ценностей, типичных для прежнего образа жизни, новыми. Социологи отмечают, что, как правило, дети первого поколения эмигрантов не являются ни истинными представителями своей бывшей культуры, ни полноправными представителями новой культуры. Результат ассимиляции и смены ценностей проявится лишь в третьем поколении16. Именно об этом непростом процессе, который обычно остается на долю последующих поколений, размышляет А.А. Ширинская, возвращаясь к нему практически во всех своих интервью.
Из интервью 2006 г.:
«Кто мои дети уже больше: французы или русские? Это смотря по каким параметрам высчитывается. Но я, собственно, по-настоящему не могу сказать: по каким критериям считают? Может быть, по отношению к обсуждаемым нами вопросам у них будет больше русского, чем французского. А в окружении и общении, то, что они будут делать через час или два - это принадлежит к образу французов, которые их окружают... Или вот Катя Запольская...».
Обращение к семье Запольских в разных контекстах воспоминаний А.А. Ширинской не случайно: соучастники общего эмиграционного процесса, соседи, прихожане одной церкви, близкие друзья в третьем поколении - члены этого большого семейного клана воплощают в себе все нюансы и особенности адаптационных процессов, происходивших с русскими, оказавшимися в Тунисе в начале прошлого столетия, в том числе билингвизм второго и третьего поколений и связанные с ним социокультурные особенности поведения, реакции «распада русскости» его носителей. И еще межпоко-ленческая трансформация памяти и привязанности к приютившей их предков Бизерте и родовому гнезду - «Вилле Запольских» в Корнише17, основному пункту нынешних разногласий в семье.
Из интервью 2008 г.:
«Юра, Миша, Елизавета, Екатерина и Ирина - пять внуков лейтенанта Заполь-ского Димитрия Валериановича. И разные
они. Вот, Ирина (одна из трех дочерей Юрия и Нины Запольских. - НК.), ей абсолютно неинтересны наши русские истории. Она полностью к ним равнодушна. Сама она могла заработать деньги, не то чтобы это человек неспособный... Но она вышла замуж за человека (они, кажется, работали на том, что перевозили умерших из госпиталя куда-то.) и мечтала о жизни, которую вели среднего уровня французы. И говорят, что у нее очень красиво все, и везде белый мрамор, и хороший очень автомобиль... Единственно, что я очень хорошо понимаю, это то, что она очень любит собак!..
У Кати, почему-то я помню, ее родители, Юра и Нина, всегда между собой все время говорили по-французски, больше, чем по-русски. И дети их поэтому в русском языке испытывают трудности, которых нет у Сергея (старшего сына Анастасии Александровны. - НК.), но есть уже у моих дочерей. И почему-то она всегда хотела, чтобы ее называли не Катя, а Катиа, с ударением на последнее “я ”. А меня это всегда возмущало. Но я знаю, что я права, потому что каждый человек, живя, как я в своей долгой жизни наблюдала, в поликультурном мире, где много культур стекается, все же должен хранить свое достоинство, с уважением относиться к себе и собеседнику, имеющему право на свое мнение. Но до этого трудно сразу дойти большинству. Вот, как Катя. Правда, она теперь это оставила. Теперь этого у нее уже нет...
Получается, что все дочери (Заполь-ские. - НК.) профранцузски настроены. Нет, но смотрите, Катя приезжает сюда. И как она в тот раз говорила, что вот так приезжать трудно: никто не знает заранее, когда одна из пяти семей Запольских приедет сюда и как распределить между пятью присутствие в доме в Бизерте, может, лучше продать, разделить... Но она сказала, что хочет заиметь себе дом в Бизерте все-таки. Значит, у Кати желание не потерять Бизерту. И ее муж, видите, он приезжает с нею ион с нами легко находит себе отдых и родственность какую-то с нами, хотя он совершенно не русский и не принадлежит нашей эмиграции и даже не православный, знаете ли. Но мы его
очень хорошо чувствуем между нами (это
- Пьер, которого Вы видели здесь). В этой семье Катя - сильная личность, и она его "слепила ”, мне кажется, но сама Катя мало что знает о России.
Из них казался самым приверженным и привязанным к Бизерте Миша. А теперь жена у Миши русская, которая никогда не знала Бизерту и которой Бизерта неинтересна. Это можно было почувствовать. А его брат Юра женат на француженке, прелестной Анн. Она такая милая, она так вошла в семью, что они с полуслова друг друга понимают. И Юра, который был сорванец, он занимается православной церковью и здесь, когда приезжает, он и в церковь ездит в Тунис, и поет в хоре, и понимаете, очень привязан к Бизерте и к русской церкви».
Нет, видимо, необходимости в данном сюжете подчеркивать, насколько важна моральная и социальная функция религии, а также деятельность религиозной общины (сколь бы малочисленна и структурно причудлива она ни была) для поддержки стабильности личности, ее комфорта в иноэт-ническом (инорасовом), иноконфессио-нальном окружении. Особенно ярко это проявлялось в сообществе наших соотечественников, занесенных на Африканский континент ранней эмиграционной волной, в начале XX столетия. Не последнюю роль в складывании их гражданских судеб сыграла религиозность этих людей как социально мобилизующий, консолидирующий, духовно укрепляющий фактор, поскольку религиозная вера в понимании большинства этих людей оставалась необходимым социальным свойством личности и общества, являющимся своеобразным краеугольным камнем поступков личности и социальных процессов18. Сами соотечественники-эмигранты не раз подчеркивали, что, несмотря на то, что люди все разные, живут кружками, но, пожалуй, более всего объединяет их церковный вопрос. Причем действуют не столько религиозные, сколько романтические основания19. Но даже у тех из них, кто не мог назвать себя истинно верующим, потребность оставаться внутри религиозной традиции была очень велика: ведь они выросли , сформировались в этой системе, в
ней было и оставалось средоточие всех их духовных и социальных связей. Кроме того, для многих из них духовный и социальный смысл русской революции, изгнавшей их из России, состоял не просто в стремлении обустроить общество без опоры на самодержавную власть и другие веками установленные авторитеты. Для тех из них, для которых «вера - весьма разумное основание для поступка»20, это выглядело как чудовищная попытка «устроиться на Земле без Бога», что наносило сокрушительный удар по существовавшим в их обществе высшим ценностям, духовной культуре личности, морально-нравственным нормам, и поныне признаваемым эмигрантским сообществом в подавляющем своем большинстве. Их жизненной формулой была и оставалась любовь ко Христу и России.
Из интервью 2007 г.:
«Что для нас была религия и церковь? То, что мы собирали на содержание свя-щенника по копейкам (не епархия его со -держала, а мы сами), сами на свои деньги строили церкви. Мы выписывали священника с семьей, с детьми. И это казалось нам совершенно нормальным. Например, мы детьми ходили и наши дети ходили в субботу вечером на службу, в воскресе-нье утром тоже литургия, вечером Всенощная, все праздники праздновались... Но пришел момент, когда все могло пре-рваться. Это когда предыдущее поколение моих отцов уже лежало в могилах, люди моего возраста с французскими паспортами уезжали во Францию, потому что Тунис стал независимой страной и всех работающих на Францию перевели во Францию, а мы здесь остались, и это был "переход пустыни”: не было священ -ника, церкви разваливались, надежду можно было потерять, тем не менее мы ее не потеряли. Вы знаете, никогда нель-зя отчаиваться! Потому что время - не -обыкновенное понятие времени! - я ду-маю, что для историка не существует вчера, завтра, сегодня. Для него одно це -лое. История - это "теперь ”».
Из интервью 2008 г.:
«Вот у нас церковь здесь, в Бизерте21 -может быть, у меня уже такой возраст, что со мной не пытаются спорить, но я
при церкви никогда и никаких раздоров не допущу! Кому церковь принадлежит? Только Богу! В нее всякий имеет право прийти и подойти к кресту, но при условии вести себя достойно, никого там хамски не толкать, чтобы раньше подойти... Даже там, и Ницце, где живут мои дети, есть новые русские, из тех русских, которые где-то страшно разбогатели. То, что не к их чести, собственно говоря. И хотят, кажется, свою роль при церкви играть: кто первый подойдет к кресту...»
Из интервью 2007 г.:
«Но знаете, и христианин может быть ближе к мусульманину, чем к другому христианину. И я в этом абсолютно уверена, всю жизнь проживя в мультикультурной среде. Я уверена также, что я иногда с неграмотным человеком при вере, при подходе с уважением к религии, которому она необходима, я уверена, что мы лучше друг друга поймем и почувствуем. Может быть, это так и нужно? Потому что это вырабатывает веротерпимость. Помню в одной книге рассказов для детей (это была французская книга) описан жонглер, который становится перед статуей Божьей матери. Ему говорят: "Что ты делаешь?” А он ответил: "Выражаю любовь к Ней молитвой, которую я могу изобразить с помощью того, что я лучше всего делаю ”. Это у меня на всю жизнь осталось. Это гениально. Это дает вам великий урок веротерпимости».
Из интервью 2007 г.:
«Не так давно один русский22 - он получил Нобелевскую премию - говорит вдруг так спокойно: "Да всем в мире известно, что Россию никто завоевать не сможет. Совершенно этоясно, что Россия не погибнет!”
И я думаю, что наши офицеры, которые приносили присягу, в это верили и старались передать детям. Бывало, некоторые стеснялись, что они бедные, что они беженцы, но вере своей в Россию не изменяли...
Я всегда считала, что нельзя идти против своей страны. Я бы не пошла. И мои родители бы не пошли. Надежда, что Россия - не Советский Союз, а Россия - возродится, никогда не покидала нас».
Из интервью 2008 г.:
«Конечно, мы всегда надеялись, что будут перемены, но сказать, когда это случится, было очень трудно. Одно было ясно: то, что мы могли, то, что наши родители, наши отцы могли передать свою религию, передать своих писателей, свойязык и веру
- конечно, то, что было в их возможностях передать - они это передали. Не задаваясь вопросом, когда и как это будет».
Из интервью 2007 г.:
«Завершая наш разговор о любви и вере, могу сказать, что те, которые попали за границу, последние русские офицеры, которые еще приносили присягу до революции, никогда не теряли ни любви к России, ни веры в то, что она возродится...
...Мне часто говорили: «Как вы можете еще любить страну, которая вас вышвырнула...» Для меня и моих родителей Россия всегда была Россией. Ее, действительно, мучили; так эти русские люди, которые там оставались и которым приходилось молчать, они, может быть, больше, чем мы здесь, страдали! Так что как можно разлюбить человека любимого, которому приходится трудно жить? Это невозможно».
Литература
1. Ширинская, Анастасия. Бизерта. Последняя стоянка. СПб., 2003.
2. Булыгин П.П. Русские в Абиссинии // Сегодня. Рига, №165, 21.6.1928.
3. Вавилов Н.И. Страна для философии земледелия замечательная // Природа. М., октябрь 1987.
4. Хренков А.В. Российская диаспора в Эфиопии // Российская диаспора в Африке. М., 2001.
5. Панова М.А. История русской эмиграции «первой волны» в Тунисе // СаЫега ёи Мопёе Яшве, 46/3, 1иШе1;-8ер1етЪге
2005.
6. Русская военная эмиграция 20-х - 40-х годов: документы и материалы. Т. 1. Так начиналось изгнанье. 1920-1922 гг. Кн. 1. Исход. М., 1998.
7. Ионцев В.А., Лебедева Н.М., Назаров М.В., Окороков А.В. Эмиграция и репатриация в России. М., 2001.
8. Волков С.В. Интеллектуальный слой в советском обществе. М., 1999.
9. Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. 1-3. Париж, 1933.
10. Шаховская З. Таков мой век. М.,
2006.
11. Ткачев Вл. В Бельгийском Конго // Возрождение. Париж, 7.7.1929.
12. Африка глазами эмигрантов. Россияне на континенте в первой половине XX века. М., 2002.
13. Булгаков С.Н. Христианская социология // Булгаков С.Н. Труды по социологии и теологии. М., 1997.
14. Сусоколов А.А. Национально-
смешанные браки и семьи в СССР. Ч. 1. М., 1990.
15. Крылова Н.Л. Социокультурный аспект жизни русских соотечественников в Африке // Восток. 1999, №6.
16. Саймак Кл. Паломничество в Волшебство. Братство талисмана. М., 2002.
Примечания
1 По материалам, в первую очередь, интервью, а также документам из личного архива, полученным во время четырех встреч с Анастасией Манштейн-Ширинской в период 2006-2008 гг., подготовлена к печати авторская монография «Неизвестная Анастасия Ширинская: три портретных наброска в формате эмигрантской семьи (исследование через интервью)», фрагменты которой вошли в данную работу.
2 Общее количество публикаций и даже приводимая ниже их часть показывают реальный масштаб этой личности: действительно, трудно даже представить, сколько работ самого разного жанра и творческого уровня так или иначе рассказывают об этой женщине: слабых и сильных, случайных и хорошо продуманных, небрежных и тщательно фактологически выверенных, пафосных и обыденных. Достаточно полистать подборки материалов из вебсайта Ье1ор1в1.ги «Время вернуться домой» «Анастасия Ширинская в зеркале российской прессы», изданной Библиотекой-фондом «Русское зарубежье» (Оргкомитет проекта «Русский Карфаген». М., 2007), «Русская легенда Северной Африки». М., 2006, в которых собраны материалы, так или иначе касающиеся образа А.А. Ширинской в российских СМИ, попавших в Интернет (подборка осуществлена Галли Монастыревой, называющей себя правнучкой капитана второго ранга Нестора Монасты-
рева), где наша героиня предстает то «живой русской легендой», то «хранительницей духовного наследия российских эмигрантов Бизерты», то «компасом для современных людей», то «нашим человеком в Африке», то «хранительницей православия в Тунисе», то «сиротой великой России» и т.п. Упоминается она и в трудах Кнорринга и фон Берга (имеются в виду очерки-воспоминания В.В. фон Берга «Последние гардемарины (Морской корпус)», Трилогия. Париж, 1931, и Н.Н. Кнорринга «Сфаят. Очерки из жизни Морского корпуса в Африке». Париж, 1935, изданные под общим названием «Узники Бизерты. Документальные повести о жизни русских моряков в Африке в 1920-1925 гг.». М., 1998), а также в крупных, академического уровня работах А.В. Плотто, К.В. Махрова, М. Пановой и российских историков-африканистов, посвященных разным аспектам истории Черноморской эскадры, осевшей в Тунисе. Наконец, об Анастасии Ман-штейн-Ширинской снят ряд документальных -профессиональных и любительских - фильмов, последний из которых, «Анастасия Бизертская» В. Лисоковича, удостоен Золотой медали на фестивале «Парижская весна» в 2008 г.
3 Основанная финикийцами задолго до Карфагена, в начале IX в. до нашей эры, Бизерта сыграла важную роль в истории, прежде всего благодаря своему уникальному географическому положению. Старый порт надежно укрывал всех, кто оказывался в этом уголке африканского континента. За свою многовековую историю этот город сменил много названий — Гиппон, Акра, Диаритус, Бен-зерт, Бизерт, Бизерта. Как и большинство городов Средиземноморья, она пережила множество войн. Финикийцы, пунийцы, ливийцы, варвары, арабы, испанцы, турки, французы — все оставили след в ее культуре, образе жизни ее коренных жителей. Начиная с XVI века Бизерта — порт, облюбованный пиратами. Считают, однако, что корсары того времени, обогатив город и снискав ему отчаянную славу, не ожесточили его жителей. Изгнав в XIX в. пиратов и разбойников, город зажил степенной и размеренной жизнью рыболовов и земледельцев. В 1881 г. Тунис, формально считавшийся владением Османской империи, был захвачен Францией, навязавшей тунисским беям протекторат. В это время порт был полностью запущен и засыпан. Потребовалось еще несколько лет, чтобы через песчаный перешеек прорыть канал, непосредственно соединивший открытое море с озером Бизерты. Изъятыми из русла канала тысячами кубометров земли были засыпаны морские лагуны и разветвления каналов старого порта. На полученной таким образом насыпи площадью 750 га был возведен современный город. В 1895 г. порт был открыт для международной торговли. Тогда же он перешел во владение военно-морского флота Франции. (По материалам «Полностью запущен и засыпан». Ье-topisi.Ru — «Время вернуться домой»).
Речь идет о письме г-на Фернана По, этнического француза, с детства жившего в Тунисе и искренне сумевшего привязаться в тот период к русским эмигрантам, а через них к русской культуре. Оригинал письма, написанного по-французски, находится в личном архиве А.А. Ман-штейн-Ширинской и любезно был предоставлен ею в распоряжение автора. Оно начинается словами: «Мне кажется, что я их (русских. - Н.К.) всегда знал, даже после того, когда я их открыл, а это уже гораздо больше. Даже несмотря на то, что я до сих пор не знаю, понял ли я их полностью» // Личный архив А.А. Манштейн-Ширин-ской. Фонд не описан (Тунис, г. Бизерта).
5 А.А. Ширинская имеет в виду работу К.В. Махрова (сына русского эмигранта, белого офицера В.С. Махрова, пришедшего с Черноморской эскадрой в Бизерту в 1920 г.), живущего ныне в Париже и подготовившего к выходу в свет в издательстве «Русский путь» сборник воспоминаний современников под названием «Русская колония в Тунисе. 1920-2000 гг.» (находится в производстве) // Личный архив А.А. Манштейн-Ширинской. Фонд не описан (Тунис, г. Бизерта).
6 Ссылка дана на книгу Анастасии Ширинской «Бизерта. Последняя стоянка», изданную в Санкт-Петербурге в 2003 г. Далее по тексту ссылки на нее будут даваться в круглых скобках.
7 См., например: Булыгин П.П. Русские в Абиссинии // «Сегодня». Рига, № 165. 21.6.1928; Вавилов Н.И. Страна для философии земледелия замечательная // «Природа». М., октябрь 1987, с. 53, 55; Хренков А.В. Российская диаспора в Эфиопии // Российская диаспора в Африке. М., 2001, с. 94-96. Подобные сюжеты затрагивают и журналисты, например, Константин Парчевский, известный своими репортажами о российских эмигрантах («Вокруг света», январь 1999 г. Рубрика «Исторический розыск»), и др. По этому вопросу см. также: Панова М.А. История русской эмиграции «первой волны» в Тунисе // СаЫеге ёи Мопёе Яшбє, 46/3, Іиі11е1;-8ер1етЬге 2005; Русская военная эмиграция 20-х - 40-х годов: документы и материалы. Т. 1. Так начиналось изгнанье. 1920-1922 гг. Кн. 1. Исход. М., 1998; Ионцев В.А., Лебедева Н.М., Назаров М.В., Окороков А.В. Эмиграция и репатриация в России. М., 2001; Волков С.В. Интеллектуальный слой в советском обществе. М., 1999; Великий Князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. 1-3. Париж, Библиотека «Иллюстрированной России», 1933; Шаховская З. Таков мой век. М., 2006; Дневник матроса крейсера «Генерал Корнилов» Александра Брута // Личный архив А.А. Манштейн-Ширинской. Фонд не описан (Тунис, Бизерта) и многие другие.
8 Как писал о своих новых знакомых, русских, Ф. По: «Русские были не рабы, не сицили-анцы, не мальтийцы, не греки, не югославы, не французы из Франции. Мы их чувствовали и
признавали как европейцев, но с севера и с севера дальнего и для нас неопределенного». И далее он комментирует: «Несмотря на все это, русских и нас объединяло то, что мы были владельцами. Наши родители построили с большими трудностями, усилиями и жертвами свои домики в деревне на красивой земле, где каждый выращивал замечательные овощи (поначалу), потом фруктовые деревья и, наконец, несколько видов цветов. Выращивали то, что полезно. К тому же и эти русские, и мы жили в Mегрин-Kото, что означает, на очень скромной, но все же возвышенности. Это нас возвышало, до некоторой степени, по отношению к рабочим, которые жили в Сите-Лискюр (Cite Lescure), на равнине» // Личный архив А.А. Mанштейн-Ширинской. Фонд не описан (Тунис, г. Бизерта).
9 Махров К.В. Указ. соч., с. 3 авторской части рукописи // Личный архив А.А. Mанштейн-Ширинской. Фонд не описан (Тунис, г. Бизерта).
10 Ткачев Вл. В Бельгийском Конго // «Возрождение», Париж, 7.7.1929.
11 Цит. по: Африка глазами эмигрантов. Россияне на континенте в первой половине XX века. M., 2002, с. 39.
12 Строго говоря, Mария Аполлоновна Кульстрем была не матерью, а мачехой Евгении Сергеевны: мать рано скончалась, и отец женился вторично на сестре, Mарии Аполлоновне, которая, будучи теткой Евгении Сергеевны, и стала затем ее мачехой.
13 Шаховская З. Указ. соч., с. 38.
14 Личный статус - отрасль мусульманского права, регулирующая важнейшую сторону правового положения мусульман. Предметом данной области являются брачные, семейные и наследственные
отношения, взаимные обязанности родственников, опека, попечительство и некоторые другие смеж-ные вопросы. К этой области мусульмане относятся особенно трепетно, поскольку большинство норм по личному статусу содержатся в основопо-лагающих источниках - Коране и сунне.
15 Булгаков С.Н. Христианская социология // Булгаков С.Н. Труды по социологии и теологии. Т. 2. М., 1997, с. 50-52.
16 См., например: Сусоколов А.А. Националь-но-смешанные браки и семьи в СССР. Ч. 1. М., 1990, с. 36; Моррис Ричард А. Системы иммиграции и социальная адаптация. Опыт российских иммигрантов в США. Доклад на Междуна-родной научной конференции «Государственные и общественные институты содействия адапта-ции российских эмигрантов». Институт истории РАН, 10-11.12.1997, с. 3.
17 Дословно: побережье; курортная зона Бизерты.
18 Подробнее см.: Крылова Н.Л. Социокультур -ный аспект жизни русских соотечественников в Африке // Восток. 1999, № 6, с. 44-64.
19«Вокруг света», январь 1999. Рубрика «Исторический розыск».
20 Саймак Кл. Паломничество в Волшебство. Братство талисмана. М., 2002, с. 89.
21 Речь идет о храме Святого благоверного князя Александра Невского в Бизерте, построенном в 1937 г. на средства эмигрантов из России.
22 А.А. Ширинская имеет в виду выступление Жореса Алферова во время вручения ему Нобелевской премии.
