CC BY
342
формированную структуру), читатель строит различные гипотезы относительно причин напряженности в отношениях; «проясняющая» ситуация (собственно описание ситуации лжи) ведет к их пересмотру. Уже сложившиеся до проясняющей ситуации гипотезы, сосуществуя с проясняющей гипотезой, создают эффект множественности смыслов.
Термин «имплицитность» часто используется как синоним термина «подтекст». A^. Камчатнов справедливо полагает, что во многих случаях подтекст используется как метафора для имплицитного содержания и внутреннего смысла [3: 42]. Действительно, далеко не всегда оговаривается разница между этими двумя близкими по смыслу понятиями. Между тем большинство исследователей признает интенциональ-ность подтекста (тогда как имплицитность имеет отношение не столько к авторским интенциям, сколько к общим механизмам восприятия текста). Подтекст имеет обыденное значение (помимо терминологического) и используется в применении к бытовому диалогу, к речи, означая тайный, не всем доступный смысл, тогда как имплицитность имеет сугубо терминологическое значение, связанное со знаковой и психической стороной речи. Если подтекст - это в большей степени результат истолкования (некоторое суждение, являющееся результатом рефлексии), то имплицитность -это компонент состояния системы (в нашем случае системы взаимодействия сознания читателя с текстом), который участвует в процессе рефлексии, но собственно результатом не является.
Полагаем, что недостаточное терминологическое разграничение двух понятий во многом задержало исследование собственно имплицитности - явления, заслуживающего самого пристального внимания со стороны когнитивной лингвистики.
Литература
1. Богин Г.И. Школа рефлексии и рефлективности // Методология современной лингвистики: проблемы, поиски, перспективы. Барнаул: Изд-во ЛлтГУ, 2000. С. 41 - 51.
2. Герасимов T.B., Петров B.B. На пути к когнитивным моделям языка// Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1988. Bbin. 23.
3. Камчатнов ^М. Подтекст: термин и понятие // Филол. науки. 1988. №3. С. 40 - 45.
4. Морозова Е.И. Ложь как дискурсивное образование: лингвокогнитивный аспект. Харьков: Экограф, 2005. 299 с.
5. Петрушевская Л. Случай Богородицы // Бал последнего человека. М.: Локид, 1996. С. 14 -21.
6. Плотникова С.Н. Неискренний дискурс (в когнитивном и структурно-функциональном аспектах). Иркутск, 2000.
7. Рафикова Н.В. Психолингвистическое исследование процессов понимания текста. Тверь: Изд-во Твер. ун-та. 1999. 147 с.
8. Houwer Jan De, Moors Agnes. How To Define and Examine the Implicitness of Implicit Measures // Implicit Measures of Attitudes / eds. B. Wit-tenbrink, N. Schwartz. Guilford Press, 2007. 294 p.
Implicit part offiction text perception
(on the example of prototypal scenario «deception»)
Implicity is the most important component of “readers ’ consciousness - text ” relation system.
It takes a great part in categorizing the text
by the reader. The categorized implicating
is the pragmatic presupposition done into the frame
structures, alternative text unit projections, hypothetic
reader’s schemes and etc. Prototypal scenario
that can be the basis for reader’s schemes
is the important source of implicity.
Key words: implicity, frame, scenario, subtext, automatic skills, realizing, categorizing.
А.А. ГИЛЕВА (Нижний Тагил)
АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ МЕТАТЕКСТА В ЛИНГВИСТИКЕ
Дается краткий обзор основных концепций метатекста в лингвистике, определяется статус данного явления в контексте современных антропоцентрических исследований. Метатекст может вводить в текст содержательные, формальные и эмоциональные комментарии, которые демонстрируют рефлексию субъекта речи по поводу собственной речевой деятельности и его заботу об адресате.
Ключевые слова: текст, метатекст, речевая рефлексия говорящего.
В последние десятилетия изучение метатекста является одной из наиболее актуальных проблем филологической науки. Понятие «метатекст» имеет различное тол-
© Гилева A.A., 2009
кование в литературоведении, семиотике и лингвистике, но большинство филологов опираются на идеи М.М. Бахтина о диалогических отношениях Говорящего с собственным словом (А. Вежбицкая, Ю.М. Лот-ман, А. Попович и др.). Интерпретации термина мотивированы иноязычным элементом мета- (от греч. т&а - «после», «за», «позади»). Разнообразные толкования данного явления в современной лингвистике заданы статьей А. Вежбицкой, наметившей контуры изучения метатекста: семантический, структурно-текстовой, прагматический.
Следуя идее М.М. Бахтина о диалогических отношениях Говорящего с собственным словом [2] и взглянув на текст глазами разных коммуникантов, А. Вежбицкая исследует интерпретативную деятельность самого Говорящего и определяет метатекст как высказывание о самом высказывании: «понять хорошо - это значит не только перевести для себя отдельные предложения лица А, но и уловить связи между этими предложениями, вскрыть мысленную конструкцию целого, мысленно овладеть тем, что говорит А. Вдумчивый слушатель не только слушает, но и стенографирует в уме мысленную запись текста, комментирует, и в сознании слушателя возникает параллельный стенограмме основного текста комментарий типа: «начинает говорить...», «сообщает, о чем будет говорить...», «переходит к основной теме...» и т. д. [4: 404]. Иными словами, говорящий в этом случае «примеряет» на себя позицию адресата, пытаясь посмотреть на свою речь, свое речевое поведение глазами слушающего, читателя.
Таким образом, исследование А. Вежбицкой не только во многом определило перспективное направление в развитии теории текста, но и способствовало широте проникновения в сущность рассматриваемой проблемы, что дает возможность для различных, порой неоднозначных толкований понятия в современной лингвистике. Представим лишь некоторые из них.
Метатекст - «вербализация контроля над вербализацией» [8: 54]. «Метатекст -это своего рода коммуникативный “дейк-сис”, указывающий на тему сообщения, организацию текста, его структурированность и связность» [15: 90]. «Метатекст -это разновидность текста, ориентированная на языковой код» [14: 60].
В многообразии теоретических определений этого явления обнаруживаются
противоположные тенденции - к сужению или расширению понятия метатекста.
Основы «узкого» понимания метатекста заложены в работе А. Вежбицкой [4], где метатекст выступает как высказывание о материи текста, его цельности, качественных и количественных составляющих. Элементы метатекста интерпретируют, дополняют и совершенствуют смысл основного текста, они участвуют в тек-стосложении, способны фиксировать определенные этапы усвоения высказывания (Там же: 404). Смысл текста рождается в синтезе диктумной и модусной частей высказывания. В модальной рамке выделяется сектор, где Говорящий набирает языковой код объекта для речевого воплощения. Языковой код как определенный фактор речевой ситуации (и основанная на нем метаязыковая функция языка) выделен в работе Р.О. Якобсона [19]. Ученый отмечает, что метаязыковая функция, реализуемая в сообщении, сводится «к последовательности для построения равенств» (Там же: 196), т. е. к толкованию. Это передача информации о коде. Вскрытие (распознание) метатекстовых сигналов есть признак владения кодом. Р.О. Якобсон выделяет шесть факторов, которые являются необходимыми элементами речевой коммуникации: адресант, контекст, сообщение, контакт, код и адресат. Каждому из этих шести факторов соответствует особая функция языка. «Различия между сообщениями заключаются не в монопольном проявлении какой-либо одной функции, а в их различной иерархии» (Там же: 198). Чистая «метаязыковая» функция сообщения невозможна, поэтому ограничение метатекста одной этой функцией (т. е. ограничение вообще) нецелесообразно. Таким образом, при «узком» понимании метатекст представляет собой комментарий текста только Говорящим, т.е. является экспликацией феномена речевой рефлексии [8; 9; 14; 11; 18].
Наиболее узкого подхода к метатексту, при котором объектом метакомментирования является вербальная форма слова или фразеологизма (метафорическое или буквальное употребление слова, языковые достоинства предлагаемой вербализации, ее стилистические свойства, ее место в языковом коде - стандартность/нестандартность и т. п., степень соответствия используемой лексической и фразовой номинации сущности обозначаемого), придержи-
вается М.В. Ляпон. Важно отметить, что она оценивает интерпретацию метатекста
A. Вежбицкой «как нежелательное расширение понятия метафункции». Единицами «специально метаязыкового назначения» нужно признать, по мнению М.В. Ляпон, только те, «при помощи которых говорящий контролирует свои операции с языком, осуществляет самоконтроль в процессе словесного оформления коммуникативного замысла. В строгом смысле слова «метатекст в тексте» - это вербализация контроля над вербализацией» [8: 54]. Примерами таковых будут так сказать, в смысле, как говорят, точнее говоря, если хотите, если не... то, по крайней мере, не то чтобы... и др.
В современной лингвистике подобный подход представлен в работах Б.Ю. Нормана, А.Н. Ростовой, И.Т. Вепревой: метатекст как результат осознания языковой действительности является экспликацией метаязыкового сознания [14] с помощью «разнообразного комментария к выбору слова» [9: 40], развернутого иногда носителями языка до уровня суждения о языке, которое зафиксировано в графической, аудио- или видеозаписи [14: 52]. И.Т. Вепрева намеренно отказывается от термина метатекст, заменяя его термином рефлексив, который представляет вербализованные метавысказывания как продукт осознанной метаязыковой деятельности и отражает «метаязыковой комментарий по поводу употребления актуальной лексической единицы» [5: 72].
На наш взгляд, рефлексия Говорящего несводима лишь к комментарию относительно самого языкового кода высказывания, объектом речевой рефлексии может быть не только язык, в том числе и метаязык, но и высказывание в широком и узком его понимании (его содержание, композиция).
«Широкий» подход к метатексту отражен в работах В.А. Шаймиева [16], И.К. Рябцевой [15], Ю.М. Бокаревой [3].
B.А. Шаймиев развил идеи Вежбицкой и определил новые аспекты изучения метатекста. Выделение метатекста в тексте связано с разграничением естественного языка и метаязыка как «языка второго порядка», для обозначения условной единицы которого А. Вежбицкая вводит термин «метатекстовый оператор». Известно, что им может быть любой компонент текста, выполняющий метатекстовую функцию,
которая в каждом частном случае конкретизируется, соотносясь с разными элементами прагматического содержания: с интенцией адресанта высказывания или с его адресатом; с фактом развертывания текста или его восприятия; со способом оформления текста или конвенцией об особенностях контекстуального употребления его элементов [16: 80 - 81]. В.А. Шаймиев, опираясь на теорию А. Вежбицкой и работы других лингвистов, выделяет и исследует метатекст двух типов, встречающихся в научных текстах: интраметатекст и сепаративный метатекст.
Интраметатекст представляет собой метатексто вые операторы, вплетенные в ткань основного текста: части высказывания, в которых эксплицированы прагматические речевые смыслы; вводные слова и вводные предложения, а также вставные конструкции; предикативные части сложных предложений и целые предложения, иногда отдельные абзацы. Сепаративный метатекст - это композиционно дистанцированные от основного текста образования (введение или предисловие, комментарий, примечания в форме сносок, аннотация, пометки на полях). У сепаративного метатекста не только особые композиционные формы, но и своя стилистическая функция: он нацелен, прежде всего, на адекватное восприятие основного текста адресатом, связан не с развертыванием текста, а с его функционированием в определенной ситуации (Там же: 83 - 84).
Ю.М. Бокарева, развивая теорию
В.А. Шаймиева, разграничивает метатекст и метатекстовый элемент: к метатексту она относит целостные речевые произведения, например, предисловия, письма и т.д., а к метатекстовым элементам - лишь несамостоятельные компоненты текста: сверх-фразовое единство, сложное и простое предложения, вставки и вводные элементы [3: 18].
Таким образом, с 70-х гг. XX в. внимание лингвистов, как зарубежных, так и отечественных, привлечено к различным сторонам этого явления. Работы таких языковедов, как А. Вежбицкая, Ю.Д. Апресян, Н.Д. Арутюнова, А.Н. Баранов, Е.В. Па-дучева, Л.А. Орлова, посвящены исследованию метатекста в аспекте его содержания; Т.В. Шмелевой, М.В. Ляпон, Н.К. Рябцевой, А.Н. Ростовой, А.А. Шаймиева - в аспекте его выражения.
В настоящее время исследование метатекста включается в контекст современных антропоцентрических исследований и в связи с этим обращено к проблематике семантического синтаксиса, коммуникативной лингвистики, к лексикографической прагматике; определяется статус метатекста как модусной категории на фоне других модусных категорий: авторизации (квалификации сообщаемой информации в плане «свое/чужое» слово»), оценочности (аксиологической оценки сообщаемого или его части), персуазивности (оценки Говорящим полноты / неполноты своих знаний о достоверности сообщаемой информации) и др. [11]. «Общей базой для сопоставления метатекста и других модусных категорий служит субъективность, эгоцентричность: признанные модусные категории (актуализационные и социальные категории, персуазивность, авторизация, оценоч-ность), так же как и метатекст, отражают деятельность сознания Говорящего относительно плана содержания или плана выражения высказывания в каком-то определенном аспекте... Различие метатекста и других модусных категорий сводится к тому, какой аспект рефлексии выбирает Говорящий» (Там же: 48 - 49).
Метатекст же «предстает как компонент текста, который представляет собою множество вербальных и невербальных знаков, передающих рефлексию говорящего относительно особенностей собственного речевого поведения: его манеры, логики изложения, структурирования высказывания, перехода от одной части к другой, ранжирования информации по степени значимости, отбора используемой лексики и ее интерпретации» [10: 18].
Итак, на рубеже XX и XXI вв. метатекст стал объектом пристального внимания лингвистов и их разнообразной, порой противоречивой интерпретации. Исследование текста и говорящего лица в нем в последние десятилетия становится наиболее актуальным. Огромный потенциал языковых средств позволяет автору создать текст, помогающий слушающему обнаружить и субъекта мыслящего, и субъекта говорящего. Включение «второго» голоса (Я говорящего) создает более сложную по структуре, но более простую по смыслу конструкцию, которая способна объяснить «семантический узор основного текста», соединить различные его элементы, усилить и скрепить их. Поэтому автор текста
часто вводит вербальные и невербальные знаки (в письменном или устном тексте), комментирующие речевую деятельность Говорящего и помогающие адресату адекватно декодировать информацию. Заключая, подчеркнем, что в нашем понимании метатекст - это прагматическое, функционально-семантическое явление, присущее любому письменному или устному тексту и обладающее текстообразующей потенцией (строевая, организующая функция). Метатекст комментирует речевую деятельность Говорящего и помогает адресату адекватно декодировать информацию.
Метатекст, используемый в определенной коммуникативно-прагматической ситуации, реализует свое содержание путем актуализации индивидуально-авторских комментариев, выходя на уровень авторской стратегии в тексте. Кроме того, в последнее время метатекст получает значительное распространение в научной и учебной литературе, публицистике, произведениях мемуарного жанра, следовательно, перспективно посмотреть на метатекст как на динамическое явление, проследить динамику развития во времени, наличие / отсутствие координации между личностью автора и характером ассоциаций, отраженных в метатексте, роль метатекста в реализации категории подтекста, что значимо для интерпретации художественного текста. Все это позволит изучать метатекст системно, разработать его жанровую типологию.
Литература
1. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. 2-е изд. М.: Искусство, 1986. 445 с.
2. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. 4-е изд. М.: Сов. Россия, 1979. 320 с.
3. Бокарева Ю.М. Коммуникативно-синтаксические средства адресации в прозе Н.В. Гоголя и место в них метатекстовых элементов: ав-тореф. дис. ... канд. филол. наук. СПб., 1999. 22 с.
4. Вежбицкая А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1978. Вып. 8: Лингвистика текста. С. 402 - 421.
5. Вепрева И.Т. Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху. Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. ун-та, 2002. 379 с.
6. Гвишиани Н.Б. Метаязык. Языкознание // Большой энциклопедический словарь / под ред.
В.Н. Ярцевой. М.: Большая Рос. энцикл., 1998. 687 с.
7. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста: структура стиха // О поэтах и поэзии. СПб.: Искусство-СПб, 1996. С. 17 - 132.
8. Ляпон М.В. Смысловая структура сложного предложения и текст: к типологии внутритекстовых отношений. М.: Наука, 1986. 200 с.
9. Норман Б.Ю. Грамматика говорящего. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1994. 228 с.
10. Перфильева Н.П. Интерпретация термина метатекст в лингвистике // Вестн. Но-восиб. гос. ун-та. Сер.: История, филология. 2005. Т. 4. Вып. 4: Филология. 156 с.
11. Перфильева Н.П. Метатекст в аспекте текстовых категорий: монография. Новосибирск: Новосиб. гос. пед. ун-т, 2006. 284 с.
12. Перфильева Н.П. Ретроспекция в свете метатекста // Проблемы интерпретационной лингвистики: Интерпретаторы и типы интерпретации: сб. науч. тр. Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2004. С. 177 - 190.
13. Попович А. Проблемы художественного перевода. М.: Высш. шк., 1980. 199 с.
14. Ростова А.Н. Метатекст как форма экспликации метаязыкового сознания (на материале русских говоров Сибири); Кемер. гос. ун-т. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2000. 193 с.
15. Рябцева Н.К. Коммуникативный модус и метаречь // Логический анализ языка. Язык речевых действий. М.: Наука, 1994. С. 90.
16. Шаймиев В. А. Композиционно-синтаксические аспекты функционирования метатекста в тексте (на материале лингвистических текстов) // Русский текст: российско-американский журнал по русской филологии. 1996. № 4.
С. 80 - 92.
17. Шаймиев В. А. Об иллокутивных функциях метатекста, или перечитывая А. Вежбиц-ку (на материале лингвистических текстов) // Русистика: лингвистическая парадигма конца XX века. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1998. С. 68 - 76.
18. Шмелева Т.В. Смысловая организация предложения и проблема модальности / / Актуальные проблемы русского синтаксиса. М., 1984.
С. 78 - 100.
19. Якобсон Р. О. Речевая коммуникация // Избранные работы. М., 1985. С. 306 - 318.
Aspects of meta text study in linguistics
There is given a brief review of meta text theories in linguistics. Its status is defined in the context of modern anthropocentric studies. Meta text brings content, formal and emotion commentaries into the text. They demonstrate a speech subject reflection about his/her own speech activity and the attitude to the addressee.
Key words: text, meta text, speech reflection of a speaker.
О.В. ФЕДОСОВА (Волгоград)
ПРОИСХОЖДЕНИЕ РЕЧЕВОЙ ЭВФЕМИИ (на материале испанской разговорной речи)
Анализируются экстралингвистические предпосылки возникновения речевой и языковой эвфемии. Рассматриваются факторы, влияющие на эвфемизацию испанской разговорной речи.
Ключевые слова: эвфемия, эвфемизмы, разговорная
речь, испанский язык,
эвфемизация.
Явление эвфемии в последние десятилетия все больше привлекает внимание исследователей. Достаточно назвать работы А.М. Кацева [6], Л. П. Крысина [7],
В.П. Москвина [8], Е. П. Сеничкиной [9]. При этом многие аспекты этого явления и сегодня остаются неисследованными. В частности, нет полной ясности в вопросе о происхождении эвфемии, практически не описано явление эвфемизации разговорной речи; отсутствуют работы, где бы поднимались вопросы эвфемии в испанском языке. В данной статье мы ставим перед собой задачу рассмотреть экстралингвистические предпосылки возникновения эвфемии как явления языка и речи применительно к испанскому языку.
Слово «эвфемизм» (исп. ви/вт^то) пришло в испанский язык из латинского (виркв-тмти?), которое, в свою очередь, восходит к греческому вирквтв (еи?ф^аща), производному от двух корней ви (ей?) ‘хороший’, ‘благоприятный’ ирквтв (ф-пацш) ‘речь’. В испанском языке имеется прямой этимологический антоним слова ви/вт1а ^ ЬШ/вт1а, восходящий к греческому Ыар№ (рХафТ у) ‘вредить’ и рквтв (ф-пацш) ‘речь’, т. е. первоначально Ыаз/вт1а - ‘слова, наносящие вред’, ‘злоречие’. Сегодня Ыаъ-/вт1а в испанском языке имеет значение ‘богохульство, кощунство; хула, поношение’ - так это слово хранит память о дологической, восходящей к первобытной культуре вере человека в силу слова.
Эвфемия как речевой прием была известна еще во времена античности. Древние греки и римляне избегали в повсе-
© Федосова О.В., 2009
