CC BY
104
сохранение девственности, так как у осетин и в целом у кавказских народностей женскому целомудрию придается особое значение.
Приведенные примеры показывают, что в наивной картине мира осетин на пословичном уровне идеалом является образец кроткой, добропорядочной, трудолюбивой девушки, которая должна стать подходящей партией. Однако в целом понятие чызг - «девушка» воспринимается как контрадикторное понятию ус -«жена», что приводит к резкому разграничению двух фаз в жизни женщины - девичества и замужества. Примечательно, что признак «возраст» отражается не только опосредованно [1]. Данные паремии очерчивают совершенно кон-
кретные рамки для каждого периода женщины. Период «цветения» имеет две стадии, самой короткой из которых считается девичество.
Список литературы
1. Гацалова, Л. Б. Отрицательные характеристики образа женщины в осетинских пословицах / Л. Б. Гацалова, Л. К. Парсиева // Вестн. Челяб. гос. ун-та. 2011. № 20. Филология. Искусствоведение. Вып. 56. С. 63-67.
2. Гутиев, К. Ц. Осетинские пословицы и поговорки. Орджоникидзе, 1976.
3. Осетинские (дигорские) народные изречения. М., 1980.
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 2 (293).
Филология. Искусствоведение. Вып. 74. С. 76-80.
А. А. Гилёва
МЕТАТЕКСТ КАК ОТРАЖЕНИЕ РЕФЛЕКСИИ АВТОРА В МЕМУАРНОЙ ПРОЗЕ
Дается краткий обзор основных концепций метатекста в лингвистике, определяется статус данного явления в контексте современных антропоцентрических исследований. Метатекст может вводить в текст содержательные, формальные и эмоциональные комментарии, которые демонстрируют рефлексию субъекта речи по поводу собственной речевой деятельности и его заботу об адресате.
Ключевые слова: текст, метатекст, мемуарная проза, речевая рефлексия говорящего.
В современных лингвистических исследованиях термин «метатекст» многозначен, но отметим, что на современном этапе общим положением в исследованиях филологов является определение метатекста как «рефлексии говорящего по поводу собственного речевого поведения, которая может быть связана как с употреблением отдельно взятого слова, так и содержательным планом текста, его композиционным построением, смысловой структурой» [5. С. 52].
В многообразии теоретических определений этого явления обнаруживаются противоположные тенденции - к сужению и расширению понятия метатекста.
Часть исследователей [2; 6; 7; 8; 13] понимают метатекст «узко», интерпретируя его как высказывание о высказывании, то есть в данном случае речь идет о рефлексии говорящего по поводу своего собственного высказывания.
При максимально широком подходе метатекст рассматривается в рамках проблемы коммуникативно-смыслового членения текста; выделяется основная и дополнительная информация (информация второго уровня), то есть метатекст интерпретируется как способ ранжирования информации по степени важности [1; 9; 11; 12]. Широкий взгляд на явление метатекста актуализирует второплановость: метатекст выступает в роли организатора композиции текста, способа аргументации позиции говорящего и организует особый уровень текста, который несет определенную функциональную и смысловую нагрузку, определяемую авторским замыслом.
На основе широкого подхода к понятию метатекста логично определить метатекст как прагматическое, функционально-семантическое явление, присущее любому письменному
или устному тексту и обладающее текстообразующей потенцией.
Эксплицитным языковым знаком, сигнализирующим о наличии метатекста, является ме-татекстовый элемент, или оператор. Метатекст может иметь самую разнообразную структуру: от одного слова до сложного синтаксического целого и абзаца.
В тексте метатекст вычленяется по принципу дополнительности, вторичности информации, содержащейся в нем. Часть этого метатекста может быть элиминирована из текста. Другая часть может быть вычленена по принципу наличия специального маркера. Метатекст связан с речевыми шагами говорящего, которые могут быть выражены эксплицитно (при помощи метапоказателей (кстати, например, образно говоря, вернемся, рассмотрим и т. п.) и имплицитно (так, диктумный дополняющий метатекст содержит имплицитный маркер +, поясняющий - то есть, уточняющий - именно, мотивирующий - потому что).
В последние десятилетия метатекст обогащается новыми ракурсами рассмотрения. Изучение метатекста включается в контекст современных антропоцентрических исследований и в связи с этим обращено к проблематике семантического синтаксиса, коммуникативной лингвистики; определяется статус метатекста как модусной категории на фоне других мо-дусных категорий: авторизации, оценочности, персуазивности и др. [5; 8].
Обращаясь к проблеме статуса метатекста как модусной категории на фоне других модусных категорий, сделаем важное замечание: метатекст - экспликатор не только категории модуса, но и диктума. Поэтому, на наш взгляд, терминологически некорректно включать в ряд модусных категорий категорию метатекста и категории авторизации, оценки, персуазивности. Само звучание терминов актуализирует их разный уровень (ср. метатекст и авторизация, метатекст и искренность). Во-первых, термин метатекст иного уровня, он актуализирует место единиц в тексте (второй ярус информации). Во-вторых, метатекст может реализовывать все перечисленные выше категории [4. С. 88].
Значит, если рассматривать метатекст (в рамках широкого подхода) как любой текст второго плана, то и в модусе, и в диктуме выделяются свои особые типы метатекста, то есть метатекст на разных уровнях ориентирован на адекватную передачу речевой информации.
В данной статье мы коснемся особенностей функционирования метатекста в русской мемуарной прозе XX в.
Одна из существенных особенностей жанра мемуаров - это особое положение образа автора. В мемуарах интересна сама личность, ее индивидуальные, ни на кого не похожие черты: «В мемуаристике находят отражение переломные этапы умственного развития личности, понимания ею “себя в мире” и “мира в себе”, а классические, вершинные образцы мемуарного жанра обозначают вехи в духовном освоении человеком действительности» [10. С. 32].
В мемуарах описываются субъективно главные события, те, которые, по мнению автора, а скорее, по его ощущению, являются важными. Следовательно, субъект познания выступает в мемуарном произведении как рефлексирующая личность. Иначе говоря, в тексте автор не только излагает свои воспоминания, но, так или иначе, отражает моменты своего личного отношения к предмету исследования, поскольку «рефлексия - это стремление не просто к воспроизведению, отображению в знании реальности, но к сознательному контролю за ходом, формами, условиями и основаниями процесса познания» [14. С. 5]. Рефлексия мемуариста направлена на создаваемый текст: контроль за своей речевой деятельностью и поиск наилучшего способа выражения мысли, когда автор выступает комментатором собственного текста.
Таким образом, возникновение метатексто-вых смыслов в мемуарной прозе продиктовано интуицией говорящего, который использует специальные сигналы-путеводители, позволяющие ориентироваться в проспекции и ретроспекции речевого произведения, уравнивают пресуппозиции, актуализируют линию «адресант - адресат».
Выделение метатекста модусного и диктум-ного плана отражает специфику использования его в мемуарах - текстах с ретроспективной ориентацией. С помощью метатекста модусно-го плана выражается субъективный мир говорящего: автор передает свои собственные ощущения и ассоциации, субъективно важные для мемуариста события, актуализирует степень уверенности / неуверенности в сообщаемом:
«Подоконник - тот был на уровне седьмого этажа, что само по себе уже не низко. Однако, даже сидя на нем, совершенно невозможно было вообразить себя выше жильцов, живших тогда во всех этажах того дома, начиная с первого по шестой. А вместе с тем
все они были где-то там, внизу. Я пришел тогда к совершенно определенному выводу, что существует, должно быть, какая-то малоизученная закономерность, которую я не в силах объяснить, а проанализировать ощущение ее, пожалуй, попытаюсь. Состоит она из двух, как мне кажется, частей. Вот они: во-первых - не ори, что ты выше всех, если сидишь всего-навсего на подоконнике; а во-вторых... располагая таким определенным “во-первых”, совсем не обязательно иметь “во-вторых”. Вот так, пожалуй. Здесь есть некоторая витиеватость мысли, но это-то меня и заботит, так как она навеяна именно тем чердачным помещением - просто омутом на седьмом этаже.
Но я хочу рассказать о совершенно непонятном, доселе мне неведомом, обнаружившим себя там, наверху, властно, вдруг и неотвратимо» (Л. Дуров. Грешные записки) [выделено здесь и далее нами - А. Г.].
В рассматриваемом контексте отражены речевые шаги говорящего, выстраивающего ме-татекстовый каркас текста: наравне с метапоказателями-скрепами очередности и скрепами-актуализаторами (во-первых, во-вторых, Вот они...) активны метапоказатели, ориентированные на выражение модусных смыслов. Это метапоказатели «кажимости» (должно быть, пожалуй, как мне кажется, Вот так, пожалуй) - операторы, подчеркивающие характер истинности или сомнения в истинности, в продуцируемом высказывании.
Таким образом, может образоваться смысловая цепочка, где метаоператоры добавляют в общий смысл фрагмента свой элемент толкования, выступая в роли эксплицитных показателей формально-смыслового горизонтального членения текста, внутренне членя ССЦ.
Метатекст диктумного плана уравнивает пресуппозиции автора и читателя (автор-повествователь и автор-комментатор, между которыми происходит коммуникация, разделены временем, опытом), актуализируя «блочный» принцип организации текста.
Так, например, диктумный уточняющий метатекст отвечает авторским интенциям уточнить, конкретизировать детализировать, специфицировать информацию.
1. Римма и Леня Марковы жили в «пенале» размером в пять квадратных метров (обратите внимание, это точные параметры), переоборудованном под жилье из служебной проходной театра во дворе дома, рядом с ко-
тельной и около огромной кучи угля. Из двери, с улицы, попадали в «кухню» (7,5 кв. м), а из нее - в холл, гостиную, столовую и спальню (4 кв. м) (Б. Поюровский, А. Ширвиндт; «Былое без дум»; Попытка диалога).
2. Клевета Сахарова об афганских событиях (расстрел своих же окруженных) и десятки (сотни) не захороненных еще (!) со времен Второй мировой. А ведь под это сотни тысяч, миллионы (!) людей прожили, задавленные подозрением, что их отцы, деды, сыны сдались в плен (Г. Бурков. Хроника сердца).
3. Ничего не сочиняя, ничего не изображая, выбрав двух-трех интересных типов, проследить их манеру писать (письма, заявления, жировки - что угодно) и показать на следующем занятии как можно более точно. Я, помню, обрадовался конкретности дела, вмиг пропало вязкое чувство присутствия на чужом празднике. Конечно, кто-то заявил, что это, мол, детское задание; Женя Супонев вызвался тут же показать пару десятков (или сотен?) подобных типов, но Этуш предупредил, что в этих вещах обман очевиден, сцена не терпит вранья и т. д. (В. Смехов. Театр моей памяти).
Необходимость конкретизации семантики компонента основной части высказывания имеет различную мотивацию. В первом микротексте автор уточняет размер квартиры-«пенала», сознательно обращая внимание читателя на ее «точные параметры». Второй пример интересен тем, что метатекст, выраженный словом (сотни), актуализируется невербальными средствами метатекста - скобками, восклицательным знаком как знаком выражения эмоционального отношения к высказываемому - недоумения, осуждения. Средство связи - градационный ряд (десятки, сотни тысяч, миллионы). В третьем микротексте метатекст выражен словом с маркером присоединения второстепенной информации (союзом и). Вопросительный знак в скобках выражает сомнение в точности приводимых номинаций.
Напомним, мемуарный текст традиционно определяется как текст с ретроспективной ориентацией. Одним из его основных признаков является непреднамеренное нанизывание воспоминаний и ассоциаций, что обусловливает наличие в тексте семантического поля «память», которое выражается различными средствами. В круг квалификаторов мемуарной ориентации могут быть внесены единицы, которые «служат для внесения поправки (добавления, дополнения, разъяснения) в коммуника-
тивную программу в процессе ее реализации или уже на той стадии, когда она в основном реализована, то есть «выручают» говорящего в тех случаях, когда потребность уточнить сказанное не была предусмотрена в дотекстовом состоянии, а возникла спонтанно» [6. С. 69]. В мемуарном тексте все они, хотя и в разной степени, сигнализируют читателю о том, что перед ним еще одно воспоминание автора. Применительно к мемуарному тексту спонтанно возникшая в процессе коммуникативной программы потребность присоединить еще один фрагмент (воспоминание) является обязательной и закономерной особенностью жанра. Это воспоминание зачастую представляет собой новый сюжет.
1. На почти зеркальной полоске воды посередине - силуэт лодочки. И с нее, далью потушенный, как вечерняя синева позади, голос доносится: «Чудный месяц плывет над рекою...» Каждый раз, как этот мотив начинается (и еще мамино «Не для меня придет весна»), в носу начинает щипать, как от фруктовой шипучки. Я знаю, что у Муси - тоже, и я боюсь на нее посмотреть, чтобы не заплакать (А. Цветаева. Воспоминания).
2. Смотрю на один-два ряда одинакового размера кнопок, которые уже привыкла нажимать. А на скольких дверях у нас были (и еще есть) вереницы звонков разной формы и списки такой длины, что, бывало, недостаточно переписать в ряд, скажем, пять фамилий; приходилось добавлять: «Ивановым - один длинный, два коротких», «Вардману - два длинных, один короткий...» (Раиса Д. Орлова-Копелева. Двери открываются медленно).
Метатекст с маркером присоединения - соединительным союзом «и» - способствует дальнейшему рассуждению, сигнализируя читателю, что перед ним еще одно «попутное» (но не менее важное) воспоминание автора. Наречие еще (в первом случае в значении «кроме того, в придачу, вдобавок», во втором - «до сих пор») актуализирует семантику метатекстовых компонентов.
Метатекст может пояснять и «индивидуальное слово» персонажа, «растворенное» в авторском повествовании [3], уравнивая пресуппозиции автора и читателя.
«Сначала я был в отчаянии. Отпуск я уже оформил и деньги за билет отдал. Но потом меня осенило. И такое бывает иногда и с ученой братией. Я позвонил в Болгарию Ивану и эзоповским языком объяснил, что и как. Иван
Николаевич все мгновенно понял (просек, как тогда говорила моя младшая дочь) и через несколько дней я получил еще одну телеграмму» (А. Баталов. Судьба и ремесло).
«Последствия моих упражнений в немецком языке и баллистике мне довелось узнать уже через несколько дней. А пока - пока я сдал свои дела в дивизии и вернулся в полк, где я очень быстро завершил свои несложные сборы. Но тут произошла осечка. Я надеялся забрать с собой свой «Фиат - западная пустыня» и триумфально уехать на нем в Москву. Представляю, какой бы фурор (тогда говорили, «фураж»!) он бы произвел!» (Н. Н. Моисеев. Как далеко до завтрашнего дня).
В метатексте содержится прямое указание на автора «чужого слова» («как тогда говорила моя младшая дочь»; «тогда говорили»), отражается языковой вкус времени. Точка зрения автора в метатексте ретроспективна, так как он «перемещается» назад по шкале времени», «маркером» чего становится прошедшая форма времени глагола и местоименное наречие тогда, активизирующее оппозицию тогда / теперь.
Таким образом, включение в структуру мемуарного текста метатекста соответствует природе мемуарного жанра. Следовательно, среди жанрообразующих признаков мемуарной прозы немаловажную роль играет и метатекст автора как результат его дискурсивного мышления (ход мыслей, их последовательность, связь идей). На наш взгляд, в жанре мемуаров метатекст используется в трех основных функциях. Во-первых, эксплицирует отдельные признаки жанра мемуаров: субъективность, ретроспек-тивность, оценочность, временные деформации. Во-вторых, участвует в диалогизации текста, создавая эффект разговорной речи. В-третьих, актуализирует взаимодействие с читателем.
Метатекст часто эмоционально окрашен, образен, что объясняется тем, что в мемуарном тексте автору представляется больше возможностей для самовыражения, саморефлексии и са-моредактирования, «переключения» языковых регистров в зависимости от речевой ситуации.
Список литературы
1. Бокарева, Ю. М. Коммуникативносинтаксические средства адресации в прозе Н. В. Гоголя и место в них метатектовых элементов : автореф. ... канд. филол. наук. СПб., 1999. 22 с.
2. Вепрева, И. Т. Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху. Екатеринбург, 2002. 379 с.
3. Кожевникова, Н. А. Типы повествования в русской литературе Х1Х-ХХ вв. М., 1994. 335 с.
4. Конева, В. П. Возвращаясь к проблеме метатекста... // Актуальные проблемы лингвистики: Уралские лингвистические чтения-2007 : материалы ежегод. науч. конф., Екатеринбург, 1-2 февр. 2007 г. Екатеринбург, 2007. С. 88-89.
5. Лукина, Н. В. Метаобразования как средства диалогизации художественного текста (на материале произведений Т. Толстой) // Гуманитар. исслед. 2009. № 3 (31). С. 51-54.
6. Ляпон, М. В. Смысловая структура сложного предложения и текст: К типологии внутритекстовых отношений. М., 1986. 200 с.
7. Норман, Б. Ю. Грамматика говорящего. СПб., 1994. 228 с.
8. Перфильева, Н. П. Метатекст в аспекте текстовых категорий : монография. Новосибирск, 2006. 284 с.
9. Рябцева, Н. К. Коммуникативный модус и метаречь // Логический анализ языка. Язык речевых действий. М., 1994. С. 90.
10. Тартаковский, А. Мемуаристика как феномен культуры // Вопр. литературы. 1999. № 1.С. 35-55.
11. Шаймиев, В. А. Композиционно-синтаксические аспекты функционирования метатекста в тексте (на материале лингвистических текстов) // Рус. текст. 1996. № 4. С. 80-92.
12. Шаймиев, В. А. Метадискурсивность научного текста (на материале лингвистических произведений). СПб., 1999. 281 с.
13. Шумарина, М. Р. Рефлексив в художественном тексте: сущность и формальная типология // Теоретические и прикладные аспекты современной филологии : материалы ХІУ Всерос. филол. чтений им. проф. Р. Т. Гриб (1928-1995). Красноярск : СФУ, 2009. Вып. 9. С. 173-178.
14. Юдин, Э. Г. Системный подход и принцип деятельности: методологические проблемы современной науки. М., 1978. 391 с.
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 2 (293).
Филология. Искусствоведение. Вып. 74. С. 80-83.
Н. В. Глухих
ДЕЛОВОЙ ЭПИСТОЛЯРНЫЙ ТЕКСТ КОНЦА XVIII - НАЧАЛА XIX ВЕКА: АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ
Дается попытка представления эпистолярных деловых текстов конца XVIII - начала XIX в. в разных аспектах их изучения: источниковедческом, функциональном, коммуникативно-стилистическом. Специфику делового эпистолярия определяет система классификационных признаков и текстовых категорий (типологических признаков).
Ключевые слова: деловой эпистолярный текст, эпистолярная форма текста, квалификационные и типологические признаки текста.
Коммуникативно-текстологическая при- узуальной нормализации на разных системно-
рода делового эпистолярного текста XVIII- языковых уровнях оформления текста в про-
XIX в. отражает процессы, происходившие в винциальной канцелярии. Деловой истори-
деловом языке эпохи: функциональное рас- ческий текст, в отличие от художественного,
слоение делового языка и формирование в его научного и публицистического, недостаточно
недрах новых жанрово-стилистических разно- изучен с точки зрения типологических при-
видностей, традиций и новаций в отборе книж- знаков разных форм его существования, в том
но-славянских и разговорных единиц языка в числе и эпистолярной.
зависимости от стиля и жанра текста на этом Материалом исследования являются доку-
этапе развития общенародного языка; степень менты пяти исторических фондов Объединен-
