CC BY
90
Светлой памяти философа М.Ю. Шинковского, который очень любил мою первую Атлантиду и совсем недавно с удовольствием правил пролегомены новой, для того чтобы опубликовать ее на этих страницах...
УДК 711.4.01 Г. Е. Игнатов
АРХИТЕКТУРНАЯ УТОПИЯ В ТРАНСГРАНИЧНОМ ОКЕАНЕ МЫСЛИ (ТЕЗИСЫ О ГЕОПОЛИТИКЕ В НОВОЙ АТЛАНТИДЕ)
Рассматриваются утопии и геополитика «Новой Атлантиды», амбивалентность проектного сознания, сформировавшаяся в философии рационализма, иррационализма и протомодернизма конца XIX - начала ХХ века; вопросы становления и конструирования образа «благорода» как пробле-матизации социо-пространственного благоустройства. Проводится параллель между утопическим сознанием и проектным мышлением, формирующим план организации будущего бытия. В свете проекций современности обращение к истории есть «новое видение» Тихого океана и Pacific Rim в целом как иное прочтение реконструкции версий того, что было и что стало.
Ключевые слова: утопия, геополитика, мышление, проектное сознание, моряки, Океан, острова, архитектура, классика, город, полис, общежитие.
Architectural utopia in the transboundary Ocean thoughts (the abstracts on the geopolitics of the New Atlantis). GREGORY E. IGNATOV (Inter-Department Scientific Research Center of Vladivostok State University of Economics and Service, Vladivostok).
The article deals with a number of issues: the utopia and geopolitics of the New Atlantis, the ambivalence of the utopian consciousness shaped in the philosophy of rationalism, irrationalism and post-modernism of the late19th - early 20-th century. It is concerned with shaping the image of the “city of the future” as the solution of the task of socio-spatial comfortability. A parallel has been drawn between the utopian consciousness and the design thinking shaping the future life. Turning to history is a way to have a fresh look at the Pacific Ocean and the Pacific Rim in order to compare what was intended to be with that what has become in reality.
Key words: utopia, geopolitics, thinking, design consciousness, Ocean, architecture, classics, city, polis, communal life.
Философская мысль Нового времени берет основы в утопии, которая высвобождает силы знания. Ф. Бэкон, один из ее основоположников, написал «Новый Органон» (удлинение органов чувств), став при этом на конкретную позицию поиска нового экспериментально чувственного и пространственного ориентира мысли. А сам ориентир, в цепочке своих взаимосвязей, уже включал в себя метафорическую образность «Рода», «Рынка», «Пещеры» и «Театра». В отличие от долго-
Мы отплыли из Перу в Южные моря, в направлении Китая и Японии... Фрэнсис Бэкон. Новая Атлантида
го и «инквизиторски-смехотливого» периода схоластики, вдохновлявшейся аристотелевским Органоном, «Новый Органон» направил сознание на постижение природы вещей в их экспериментальном векторе пространственного мышления.
Подобно Платону в Атлантиде, Бэкон, как подобает философу, не завершил другой свой труд - «Новую Атлантиду», изображающую счастливую страну-бла-город или остров-полис в Тихом океане, где люди
ИГНАТОВ Григорий Евгеньевич, кандидат архитектуры, доцент Межкафедрального научно-исследовательского центра (Владивостокский государственный университет экономики и сервиса, Владивосток). E-mail: grigoriy.ignatov@vvsu.ru © Игнатов Г.Е., 2010
благоденствуют, «благодаря» или вопреки тому, что они «через знание овладели силами природы» [1]. Основываясь на данном произведении, а также на «Левиафане» Томаса Гоббса и уникальной интерпретации их утопий в романе «Моби Дик» Германа Мелвилла [4], мы попытаемся предложить некую иную практику осмысления проектной истины и даже выдвинем гипотезу, что утопии лежат в основе любой геополитической идеи.
Эпоха перехода к Новому времени озарена множеством социальных утопий, свойственный ей прогресс вдохновлен классическими «идеалами» Просвещения. Закат академизма Нового времени, в начале становления модернизма прошлого века, получил воспроизведение, почти реалистическое отражение в антиутопиях. Утопия - это вид проектного сознания, не предполагающего своей территориальной реализации. Проектное и проекционное мышление, лежащие в фундаменте «архитектуры мироздания», есть два понятия философской мысли и сопутствующих ей двух типов пространственных представлений - в виде проекций классики и проекций модернизма.
Трансграничные смыслы утопии и проекта не всегда совпадают. Утопия - это «план имманенции» всеобщего блага, а проект - «план телесности», его материальной субстанциализации и территориализации, придающий «виртуальному специфическую консистенцию формы» (Ж. Делёз). Дуализм истории и ирония времени заключаются в том, что именно утопические идеалы, воплотившиеся в действительность, оборачиваются антиутопией. Несомненным является тот факт, что европейский рационализм конца XIX века достиг колоссальных, просто фантастических результатов в овладении силами природы, градостроительстве, техническом благоустройстве жизни, умножении воспроизводительных сил общества. Эти успехи превзошли все ожидания прошлого. Но это не сделало людей более счастливыми.
Достижения научного разума не трансформировались в разумность социального общежития. Научно-технический прогресс не привел к преодолению межгосударственных конфликтов, общественных и морально-нравственных деструкций. Словом, ориентация философии и архитектуры на достижение совершенного общежития человека и социума через научно-технический прогресс, рационально обоснованное преобразование внешних условий жизни оказалась несостоятельной.
Общепринято, что утопия, в отличие от русских сказок и антиутопий ХХ века, есть философский дискурс западноевропейского толка, представленный обычно в форме фантастического повествования о некоем путешествии, в котором описывается идеальное общество и идеальный город. В утопии как социальном проекте всегда присутствует раздвоенность сознания, включающая пространство территориально-этнологического мышления и вне-месторожденческую пустоту (не-мес-то) для его самореализации.
Любая социальная утопия, если это не антиутопия известной версии «социализма в отдельно взятой стране», есть беззащитное стремление к истине и справедливости, к лучшему из возможных миров, к равноправию людей и достойному распределению «благ», которые гарантирует государство, город-полис или иные системы социально-пространственного устроительства (конституирования). Это такие архитектурные формы общежития и концентрации благ, как общины, коммуны-поселения, кибуцы, колхозы, экополисы, коллективизированные по элитарному признаку кондоми-ниумы-корпоративы или уже исторические «элементы социалистической системы расселения» и другие перспективные виды территориально-пространственных поселений. Они, как и города-утопии, строятся на определенных элитарно-эгалитарных принципах формообразования.
Антонимией к утопии в образах «города-сада Эдема» и «города башен», включая Вавилонскую, выступает не антиутопия, а консерватизм проектного мышления. Вместо глобальных схем коренного переустройства общества «охранители» презервируют старые ритуалы и традиции, а не «проект современности». Ритуалы, каноны, стереотипы есть прообразы архитектурных чертежей насущных и конкретных дел, затрагивающих естественные нужды поселения-населения в обеспечении «порядка», жилищном обустройстве, поддержании морального климата в «коммунальной квартире» или отдельной комнате общежития. Такая утопия всегда ориентирована в будущее пространство, а «проект общежития» безразличен абстрактному времени, он всегда конкретно изменчив. Любой оборот, возвращение, flash back, взгляд назад есть новый «проект истории», а в свете проекций современности есть новое видение тайны откровения, иное прочтение
- реконструкция прототипов и версий того, что было с нами ранее.
А что было? Мифопоэтическое мышление с его тягой к новому, неизведанному, необыденному и экзотическому всегда питало чувство острого любопытства к иным мирам и далеким, неслыханно богатым островам-утопиям, необычным пространствам, топосам
- уголкам земли, к отсутствующим местам, где живут народы «дикие», чистые однако, нецивилизованные и пока не подверженные такой пагубной европоцентра-ции, как выживание друга (другого) в «рай небесный», еще не утратившие первозданную целостность внутренней природы и единения с благами одаренной Атлантиды.
Эта геополитическая традиция от Солона, в интерпретации его праправнука Платона воспринятая «классиками-захватчиками» или «просветителями-мо-ряками» (от лат. classi-ci в значении «моряки, матросы, морская пехота» или classis - «флот, корабли», а также «войско, морская армия»), несет очевидный первостепенный смысл разделения счастья поровну, т.е. завоевания, освоения, присвоения новой терри-
тории, неизведанного пространственного ресурса, и подтверждается такими значениями, как военная труба и трубный звук, сигнал (classicum).
Конечно, вряд ли классика связана с classici - моряки в буквальном смысле слова, поскольку в латинском было classicus - первоклассный, образцовый, происходящее от classis - разряд, класс (отсюда и корабль), но тонкий архитектурный смысл в этом слове есть. «Классика» как понятие прежде всего ассоциируется с пространственным языком Эллады, с древнегреческой синтетичной архитектурой, скульптурой и музыкой Греции, построенной на четырех ордерных системах: Тосканской, Дорической, Ионической и Коринфской, (плюс синтетический «композитный» ордер). А где ордер, там и определенным образом упорядоченная система языка - иерархический порядок референций, разряд, класс, вид, тип, имеющие в различных временных контекстах свое актуальное значение. Например, в кораблестроении до сих пор Г.П. Турмовым и другими авторами активно используется классическое понятие «архитектура корабля».
Переосмысленная идея проектирования и сооружения города в вечнокаменных формах его новых институтов, разумеется в свете новых социальных задач архитектуры, всегда волновала первооткрывателей и соискателей счастья. Большинство утопических геро-ев-дискурсантов были странствующими путниками, а фабула и сюжет большинства романтических повествований основывались на заморских путешествиях и поисках земли обетованной, но не для всех, только для своих, себе льстящих. Дискурсы путешествий в утопической иерархии жанров занимают специальное место, поскольку претендуют на чертежную точность и документальную достоверность.
Странствие (travelogue) по своей знаковой природе
- утопия, взгляд в будущее, проект и художественный документ одновременно. Превращенная форма благо-рода-полиса, как система или тип организации общественной жизни, чаще всего представлена в утопической литературе в виде безграничного пространства Океана и Личности, в частности белого - «богоотме-ченного» альбиноса Моби Дика, оказавшего влияние и на «белую архитектуру» и весь модернизм ХХ века. Мелвилл - единственный философствующий писатель (кроме Ницше, конечно), кто не искал островов счастья, а искал зло в Океане недобрых просторов. Здесь возникает почти хайдеггеровский вопрос: а не экзистенциальное ли это пространство Присутствия в потоке событий на океанских просторах архитектуры?
По свидетельствам самого Мелвилла можно предположить, что идея Моби Дика была привезена в Америку судами из Китая, правда в интерпретации собирательного образа китайского философа-утописта Мо Ди (468-376), открывшего «волю Неба», где «воля к Власти» в учении философа, так же как в конфуцианстве в целом, выступает очеловеченным божеством. Однако в отличие от конфуцианцев Мо Ди утверждал, что «воля
Неба» подвержена сознанию, а судьба каждого человека не предопределена свыше и зависит от него самого. «Нет высших сил! - свидетельствовал Мелвилл. - Нет божественного разума, нет закона судеб! Судьбы Америки в наших собственных руках!» [Цит. по: 3]. И это было еще до западноевропейского «открытия» иранского шамана и пифического пророка Золотуштры, или Заратустры, в интерпретации «сверхчеловека» у Ницше, это было еще до утопии Капитала его соотечественника К. Маркса и тезки Энгельса, которые заново переоткрыли нам антиутопии, социальные страдания и бездну Океана бытия. Моби Дик современен до сих пор, так как содержит в себе глубинные символы, которые как бы опережают время. Но об этом чуть далее.
Утопия появляется как нечто иное, одновременно и Ничто, и Нечто Иное, и просто как развернутая метафора, означающая поиск человеком знаний, а также поиск себя. Она появляется как проектно-дискурсивный жанр, еще за сто лет до Атлантиды Платона, у Конфуция в древнем Китае, где общественным идеалом даосизма было возвращение к природному, первобытному и естественному состоянию и общинному равноправию - «золотому веку» даосской «утопии». Разработанные еще в ханьский период планы социального жизнестроительства, благоустройства и организации пространства городов стали своего рода прототипом для древних зодчих и проектировщиков. Как отмечается в «Истории Востока (Восток в древности)» [5], китайский философ Мо Ди выдвинул утопический план реструктуризации общества на основе утверждаемой им позиции «всеобщей любви и взаимной пользы».
Восточный мудрец проповедовал истинно эгалитарное, одинаково гуманное, благо-желательное отношение ко всем людям, независимо от их положения в социальной стратификации, в противоположность конфуцианско-элитарному принципу жэнь (человеколюбие), противопоставлявшему высших низшим, благородных подлым. Если крестьянин-земледелец, ре-месленник-рукотворник или купец-продавец проявлял выдающиеся таланты и способности, ему следовало «поручить дела управления соразмерно его возможностям», - отмечал Мо Ди. В работах Мо Ди предполагалась отмена наследования должностей и рангов знатных особ, требовалось отрешить от власти «ничтожную родню» правящей знати и придворной верхушки, «подобную глухим, которых поставили музыкантами», и форматировать систему государственного устройства сверху донизу из любви к мудрым людям, независимо от их происхождения и характера их занятий [5].
Но вернемся к Альбиносу-Левиафану, в ХХ веке получившему свое воплощение в городах-левиафанах и «всецветной Бесцветности» архитектуры Ле Корбюзье и других пионеров интернационального стиля. Мелвилл, несмотря на отсутствие статусного образования по причине банкротства отца-коммерсанта, был человеком широко и философски образованным.
Вопреки семейным традициям и аристократическим обычаям семьи, юноша, нуждаясь в средствах, отправился в океан, нанявшись юнгой на судно, затем небольшой промежуток времени был учителем и в 1842м ушел на китобойном судне в моря Тихого океана. Через полтора года вследствие жестокого обращения с ним капитана Мелвилл спрыгнул с борта в море у Маркизских островов в южной части Тихого океана и попал в плен к туземцам, откуда был освобожден австралийским судном. Писатель провел более трех месяцев среди каннибальского племени Тайпи и показал в своих книгах глубокий гуманизм людоедов.
Его первая книга так и называлась - «Тайпи». Народ этого племени отнесся к нему по-доброму, искренне и бескорыстно делясь своей пищей. В романе воспеваются население и конкретные обитатели острова и их естественная, гармоничная жизнь, и подвергаются сомнению иные - «моряки-просветители» - христианские миссионеры. Мелвилл считал их менее человечными, чем народ-людоед, который они стремились обратить в христианскую веру.
Позднее Мелвилл опубликовал «мудреную» книгу «Мэрди», которая по сей день приводит читающих не только фабулу и сюжет, но и коннотативный смысл романа в недоумение. В ней реализовалась глубинная интенция автора к просторным обобщениям, к пространственному осмыслению бытия не только на уровне личности, но на уровне социальной системы, человеческого Присутствия, его дления и промедления ad hoc, здесь и сейчас. Однако как дискурсант новой утопии в повести «Мэрди» Мелвилл потерпел неудачу, причины которой сегодня вполне очевидны. Он буквально воспринял гносии романтиков, выдвигавших воображение в качестве кратчайшего пути к истине. Отсюда идея, декларированная в тексте «Мэрди», - отказаться от эмпирии и «отдаться на волю воображения» - оказалась трагической попыткой осуществить этот проектный замысел.
После публичного непринятия романа Мелвилл вновь вернулся к проверенному обыденным опытом типу дискурса - описанию мыслей, содержащих признаки моделирования собственной эмпирии. Новые повествования Мелвилла имели явно обозначенную личностную характеризацию, а философская и художественная проблематика уже ждала в середине XIX века Моби Дика, «манифестов» коммунистической части общества и «манифестов» Маринетти, основанных уже на знойном Ницше с пифическими товарищами. Все это свидетельствует об уместности трактовки творчества Мелвилла как творчества революционного мыслителя и художника. Его образы были логикой развития сознания на пути от древнекитайского Мо Ди, в пассионарной трактовке Гумилева, к Моби Дику и далее к Бездне, прообразу Заратустры и «Веселой науки» Ницше.
«Моби Дик, или Белый Кит» создавался на рубеже 40-50-х позапрошлого века. В это время Новый Свет
неудержимо приближался к гражданской войне. В атмосфере духовной жизни продвинутого Севера США возникло ощущение грядущей катастрофы, предчувствие испытаний, ожидавших становление новой нации. В этот период усилия Севера - противника рабства, пытавшегося исследовать романтическую природу социализации человека через его внутренний мир, приобрели особенную актуальность и остроту. Будущее в глазах современников зависело от того, как поведут себя европейские переселенцы Юга в момент внутреннего кризиса. Случилась война.
Мелвилл разделял пафос исканий новых «пришельцев», искателей счастья, однако позиция писателя, в отличие от Ницше, и сфера его поисков обладают принципиальным своеобразием, чем и обусловлена уникальность его проблематизации сознания. Романтический гуманизм того времени в своих философско-этических построениях исходил, как правило, из идеи тождества микро- и макромиров, исследовал законы универсума через индивидуальное сознание. Мелвилл принадлежал к тем немногим, кто усомнился в идее тождества и задался вопросом о характере архитектоники и гравитационных сил, регламентирующих социальное поведение человека. Он допускал возможность их воздействия на индивидуальное сознание, и потому интенциональность не ушла из поля его зрения. Одновременно мыслитель допускал и другие возможности, и главное его внимание было приковано не к личности, а к Океану как всепланетарному универсуму.
Отсюда и особая форма романа о Белом Ките, не предустановленная заранее, но спонтанно родившаяся в процессе описания образа будущего в виде манифестов всех футуристов начала ХХ века и «смерти» Зоро-туштры, который до сих пор в своей вере процветает в Иране. Одни критики считают «Моби Дика» интерпретацией утопий, «морским романом», другие - социальным, третьи - философским и т.д., и все при этом правы, поскольку «Моби Дик» действительно содержит структурные признаки всех названных подвидов дискурса, и в то же время - заблуждаются, поскольку в Белом Кашалоте как левиафанном образе смысла «всецветная бесцветность» не может быть сведена ни к одному из них. Подобный пример - архитектурное творчество N^-5 точнее квадратная белая книжка иллюстраций1, перевернувшая сознание многих архитекторов конца ХХ и начала нашего века [2].
Познание универсальных законов Мелвиллом было поставлено в зависимость от деятельности человеческого разума, который представлялся ему отнюдь не безупречным Органоном, как удлинение созерцательных органов сознания у Бэкона. Отсюда новая задача - исследовать гносеологические принципы современного
1 Имеется в виду первая книга (1975) культовых архитекторов современности (Питера Эйзенмана, Джона Хейдака, Ричарда Мейера, Чарльза Гуатми и Майкла Грейвза), взявших за концептуальную основу своего постмодернизма литературный образ - «всецветную белизну» Моби Дика.
мышления, или, иными словами, основные типы познающего сознания. Именно таков философский смысл многочисленных сцен, эпизодов и образов романа, так или иначе соотнесенных с Белым Китом, в котором символизирована архитектоника, «высшая сила», «высшая воля» и «универсум».
Среди многочисленных вариантов познающего сознания Мелвилл выделил три: индифферентное, субъ-ективно-проецирующее и объективно-созерцательное. Первое - бесплодно. Оно только регистрирует явления, не различая их символического смысла, и не интересуется универсальными законами. Второе - трагично. Оно не способно постигнуть объективный смысл вещей, но проецирует на них свои собственные субъективные представления как, например, Ахав проецирует на Белого Кита представление о мировом зле, живущее в его мозгу. Ему, в сущности, все равно, каков Моби Дик на самом деле и каково истинное содержание символически воплощенных в нем сил. Он полагал, что может одолеть мировое зло, уничтожив Белого Кита. На самом же деле Ахаву открыт один путь - самоубийство, но не самоуничижение, не потеря собственного достоинства и смысла жизни (воли). Истина открывается лишь созерцательному сознанию Измаила, которое, как и сознание самого Мелвилла, функционирует на путях, близких к гносеологии Шеллинга. Указанные аспекты ярости и злости, порожденные повествованиями XIX века, «проросли» друг в друга и образовали айсберг, не поддающийся синхроническому анализу. XX век жестоко расплатился за них. Как обычно, в течение 100 лет «Моби Дик» не был оценен почти никем, кроме новых утопистов-постмодернистов, вышеперечисленных архитекторов из Нью Йорка.
Утопия «Моби Дика» естественнонаучна, логична и образно синтетична. В ней сплавилась почти вся история философской мысли. Мо Ди как ревизионист, но последователь конфуцианства, из классической китайской философии, на примере нью-йоркского Левиафана лег в основу антиевропейской философии как основы американской самоидентификации. По сути дела, Мелвилл осуществил внутреннюю мечту американцев о национальном эпосе, хотя, вероятно, особо и не стремился к этому.
После разгромного непонимания Мелвилл публиковался анонимно, печатая рассказы в журналах. Многие из них вошли в сборник «Рассказы на веранде». За год до них вышел исторический роман «Израэль Поттер. Пятьдесят лет его изгнания» о герое американской революции. Последним романом Мелвилла был «Искуситель: его маскарад» (1857) - язвительная сатира на человеческую доверчивость. Умер он совершенно забытым, поскольку еще не было на Земле гения, которого бы общество приняло сразу, включая, конечно, и
Христа. Впрочем, говоря о «Моби Дике» как об эпосе и его историческом влиянии, следует непременно сделать оговорку, что понятие «эпос» употреблено здесь не в гегелевском смысле и не означает принципиального противостояния философии, архитектуры и драмы.
В заключение вернемся к нашему вопросу-гипотезе: «Есть ли нечто общее между утопией и геополитикой?», поставленному во введении статьи. Ответим утвердительно - это «моряки, матросы, морская пехота» - сІа88І-сї или classis - «флот, корабли, а также войско, морская армия», то, что несет двусмысленную основу защиты и разделения чужого счастья поровну, т.е. завоевания, освоения, присвоения новой территории, неизведанного пространственного ресурса и всех остальных его материальных компонентов. Классика как «ордер пространства» всегда была антагонистом иных схем модернизма, и не только в искусстве, а утопия как вид проектного сознания всегда основывалась на трансграничности сознания как такового.
P.S. Дальневосточная экономика в пределах темпоральной человекомерности отдельной личности в России буквально «держалась на китах», а не на японских праворуких автомобилях. Спермацетом лечили почти всё, он был в каждом холодильнике. Молодежь питалась не гамбургерами, а дешевыми котлетами и вкусными пирожками с китовым мясом. Покорение Океана было мореплавательской мечтой каждого молодого человека. Сегодня профессия китобоя практически умерла в мире, а китобойный промысел занимает в экономике Японии ничтожно малое место. Транс-временные и трансграничные воспоминания, когда китобойная флотилия входила в бухту Золотого Рога и гудели все суда, заводы, паровозы и автомобили Владивостока, навевают трепетную ностальгию и даже транс, а из «китобойного» материала Мелвилла до сих пор вырастают философские, архитектурные и социальные проблемы нашего Присутствия ad кос.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бэкон Ф. Новая Атлантида. Опыты и наставления. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1962. 240 с.
2. Игнатов Г.Е. Жизнестроительный романтизм в проектном сознании эры 60-х // Архитектон (Известия вузов). 2010. № 31. URL: http://archvuz.ru/numbers/2010_3/04 (дата обращения: 25 окт. 2010 г.).
3. Ковалев Ю.В. Мелвилл // История всемирной литературы: в 8 т. М.: Наука, 1989. Т. 6. С. 577-582.
4. Мелвилл Г. Моби Дик, или Белый кит / пер. с англ. И. Бернштейна. М.: Эксмо, 2009. 351 с.
5. Степугина Т.В. Культура древнего Китая // История Востока (Восток в древности). М.: Вост. литература, 1997. Гл. 24. URL: http://www.kulichki.com/~gumilev/HE1/ he124.htm (дата обращения: 15 окт. 2010 г.).
