истории работ по генеральной планировке городов. Согласно фотофонду, составлением генеральных планов городов Западной Сибири в 1930-е гг. занималось множество различных организаций, причем все они, как правило, придерживались разных градостроительных подходов. Вкупе с быстро меняющейся градостроительной ситуацией в западносибирских городах 1930-х гг. это привело к напластованию в реально осуществляемой застройке фрагментов, относящихся к различным, порой противоположным градостроительным идеям.
Согласно материалам фотофонда выясняется, что наибольшей сложностью отличается история проектно-планировочных работ в городах Кузбасса. На протяжении первой половины 1930-х гг. в Кузбассе последовательно сменил друг друга целый ряд строительных и проектных организаций, занимавшихся вопросами градостроительства. Из них только между проектами Союзстандартжилстроя и Стандартгорпроекта наблюдается преемственность в подходах к городской планировке.
С середины 1930-х гг. в Западной Сибири можно выделить три основные проектные организации, занимавшиеся составлением генеральных планов: Гипрогор, входивший в систему Главного управления коммунального хозяйства НКВД (Новосибирск и Ста-линск); Новосибирское отделение Горстройпроекта, входившего в систему Наркомата тяжелой промышленности (города Кузбасса и Омск) и Запсибпроект (Барнаул и Томск). В конце 1930-х гг. район деятельности Горстройпроекта расширился и охватил также такие города, как Новосибирск и Барнаул. Таким образом, нельзя говорить о том, что каждая из крупных проектных организаций была «заперта» только в одном каком-то городе, напротив, ее проектная деятельность охватывала, как правило, сразу несколько городов Западной Сибири.
Градостроительные подходы Запсибпроекта и Новосибирского отделения Горстрой-проекта имели существенные отличия. Идеалом Запсибпроекта был компактный город с четко выявленным общегородским центром и хорошо связанный сетью пешеходных улиц и магистралей. Напротив, проектировщики Горстройпроекта мыслили категорией отдельных строительных площадок. Они проектировали «разбросанные» на большой территории и дробные по композиции планы городов в виде супрематических «созвездий». Обособленные районы связывались лишь транспортными магистралями.
А.П. Иванова, г. Хабаровск архитектура государственной идеи на русском дальнем востоке
Данный текст является фрагментом научного исследования, посвященного архитектурно-пространственному оформлению русской колонизации Дальнего Востока [1]. Основная цель исследования состоит в раскрытии моделей, лежащих в основе социальных и культурных явлений, характерных для русской колонизационной политики на Тихоокеанском побережье. Тактические задачи исследования:
- анализ архитектурных объектов, репрезентирующих власть, на общероссийском (федеральном) и региональном уровнях;
- выявление оптимальной композиционной схемы, закрепляющейся в русском коллективном сознании как Знак Власти.
В качестве рабочей терминологии вводятся условные термины «пространство власти» - сфера государственной архитектурно-градостроительной политики и «приватное пространство», самоорганизующееся стихийно в целях выживания населения.
Исследования колониальной архитектуры давно стали мейнстримом в западных университетах [2]; тема материального воплощения государственной парадигмы все более активно обсуждается в медиапространстве и научных кругах. Выходят монографии, посвященные как историческому аспекту, так и текущему состоянию проблем. В июне 2012 г. НИИТАГ РААСН организовал конференцию «Зодчество и Государство в контексте российской истории». На популярных сайтах появляются аналитические посты ведущих блогеров (Г. Ревзин, Е. Асса и пр.) по означенной проблематике. Номер 49 журнала «Проект Россия» [6] был полностью посвящен теме «Архитектура как средство репрезентации власти». Обобщая информационный поток, связанный с темой «Архитектура и власть», можно выделить следующие мнения московских культуртрегеров: российское государство, отказавшись от претензий на сакрализацию власти, позиционирует себя не через здания-памятники, свойственные «этатической архитектуре»1, а создавая инфраструктуру, привязанную к сырьевому бизнесу (трубопроводы, терминалы, порты). Архитектура как эффективное средство самоутверждения власти спущено с федерального на региональный уровень, что объясняется вопросами земельной собственности. Авторы «Проекта России» трактуют исторические аллюзии как вектор, обращенный в прошлое, а «корпоративный модернизм» - как символическое присвоение будущего. В данном тексте дальневосточная архитектура рассматривается как способ конструирования социальной реальности; подобный подход позволяет ввести узкопрофессиональные исследования в более широкий культурный контекст.
Фронтир. В работах Н.П. Крадина [4, 5] и С.С. Левошко [6], изучающих адаптацию русской архитектурной традиции к своеобразным культурным особенностям бывшей Желтороссии, рассмотрен вклад российских зодчих в формировании архитектуры Северо-Востока Китая первой половины XX в. На этапе колонизации Дальнего Востока, условно названного «Фронтир», государство позиционировало себя через армию и церковь, поэтому условные 90 процентов капитальных (кирпичных) дальневосточных построек - унифицированная «гарнизонная архитектура» и типовые православные храмы. Процесс архитектурно-градостроительного оформления идеи русской государственности на тихоокеанском побережье не получил внятной идеологической программы. Большинство дальневосточных поселений основывалось как военные посты, но, если в Сибири торговые и жилые постройки концентрировались внутри крепостей (острогов), в Приморье гарнизоны и формирующиеся значительно позже гражданские кварталы существовали автономно друг от друга. Специальный указ 1844 г., регламентирующий планировку пограничных поселений, требовал соблюдения «обязательных разрывов между крепостью и обывательскими домами» минимум в 600 сажень [4], поэтому бинарность гарнизон/гражданская селитьба до сих пор прочитывается во многих дальневосточных поселениях. Военные городки, возводимые по единому регулярному плану, контрастировали с хаотичной застройкой жилых слободок и азиатских кварталов.
1 Под этатической архитектурой предлагается понимать «проектную и строительную практику, которая осуществляется государственными институциями с представительскими целями». С. Никитин. «Этатическая архитектура и здание-памятник в отечественной и мировой традиции ХУШ-ХХ веков» [3; С. 201-207].
Все капитальные кирпичные здания в приморских поселках 70-х гг. XIX в. принадлежали военному ведомству. Казармы, штабы, офицерские клубы, военные госпитали возводились из камня или кирпича и, как правило, являлись образцами подражания для гражданских построек. «Казарменный» стиль и сегодня доминирует в исторической части Посьета, Славянки, Раздольного, Кипарисово, Барабаша, Зайсановки, Новокиев-ска. Кварталы, застроенные в конце позапрошлого века военным ведомством, хорошо сохранились в Хабаровске, Владивостоке, Спасске-Дальнем и особенно в Николь-ске-Уссурийском. Можно выделить типичные черты дальневосточной «гарнизонной архитектуры»:
- красный кирпич как основной строительный материал;
- в отдельных случаях в декоративных целях - вставки из серого кирпича и серый бутовый камень для облицовки цоколя, иногда штукатурные вставки;
- прямоугольный одно-двух-, реже трехэтажный объем,
- сильно развитый по горизонтали фасад со слабовыраженной трехчастной композицией и главным входом на оси симметрии фасада, как правило, зафиксированной ступенчатым фронтоном;
- боковые части фланкируются выступающими ризалитами с прямоугольными фронтонами;
- ризалиты и центральная часть обрамлены пилястрами (лопатками);
- декор: кирпичные сухарики, двойные ряды которых служат горизонтальным членением фасада, подчеркивают линию карниза и обрамляют фронтоны; пояски прямые и скругленные;
- разнообразные ниши с поребриками и накладками; наличники, подоконные доски на камушках и без; карнизы разнообразных форм.
Типичным примером «гарнизонной» архитектуры служит здание офицерского штаба в Новокиевске - первая двухэтажная кирпичная постройка этого поселка (1891 г.). Военное ведомство в обязательном порядке использовало при строительстве альбомы типовых проектов. Тем не менее в «гарнизонной архитектуре» встречаются интересные подварианты, например так называемые офицерские флигеля (г. Владивосток, ул. Свет-ланская, 78, 1903 г., архитектор И.И. Зеештрандт). Фасады «флигелей» представляют собой сочетание кирпичного стиля и барокко. Влияние гарнизонной архитектуры можно проследить на ряде гражданских объектов с разнообразными функциями. От первых форпостов середины XIX и до конца XX в. военные городки оставались наиболее закрытой и в то же время самой распространенной формой расселения, откровенно репрессивным «пространством власти». Однако с ростом гражданского населения, советское государство стало позиционировать себя через этатическую архитектуру.
Внутренняя колонизация. Перед тем как рассматривать архитектурное оформление дальневосточного «пространства власти» второй половины XX в., исследуем генезис объектов, визуализирующих идею отечественной государственности в целом. Советская этатическая архитектура в России имела два истока: классицизм Карла Росси, мощно разившийся в 1940-50-е гг. в так называемом сталинском ампире, и дворцы Андрея Штакеншнейдера (преимущественно Мариинский, 1839-1844 гг., и Николаевский, 1853-1861 гг.), послужившие прототипами для целого ряда советских построек , ставших символами предвоенного времени. Здание Государственной Думы в Москве (1932-1935 гг.) и ленинградский Дом Советов (1936-41 гг.) были построены бывшими конструктивистами, которые первыми успешно адаптировались к новой культурной
парадигме. Оба объекта имеют трехчастную классицистическую композиционную схему, гиперордер и аттики с колоссальным геральдическим знаком, закрепляющим ось симметрии. Если постройка лангмана, как более ранняя, отличается компактным объемом и отчетливым вертикальным вектором развития, то Троцкий строит композицию по горизонтали, прямо отсылая к архитектурному наследию николаевской эпохи. Именно эта пограничная эстетика, балансирующая между сдержанным историзмом штакеншнейдера и жестким схематизмом конструктивизма, получила развитие после постановления о борьбе с излишествами. Окончательной легетимизацией советского модернизма стал конкурс на проект кремлевского Дворца Съездов [8]. Построенный в итоге идеальный периптер (архитектор М.В. Посохин, соавторы: А.А. Мндоянц, Е.Н. Стамо, 1961) не поддавался дальнейшим трансмутациям, поэтому развитие государственной эстетики вновь вернулось к схеме штакеншнейдер-лангмана.
На Дальнем Востоке конструктивистское наследие окончательно замещается «советским эллинизмом» только в послевоенный период: треугольные фронтоны становятся обязательным архитектурным элементом (что, возможно, символизирует завершение формирования иерархической пирамиды власти), квадратные в сечении колонны с условно-геометричными капителями в массовом порядке сменяются ионическим и коринфскими ордерами, а большие квадратные окна с частыми переплетами - арочными проемами с архивольтами.
Дальнейшее развитие дальневосточной официальной архитектуры шло в русле брежневского модернизма, который в своей основе имел не свободное пластическое формотворчество, а жесткие «прогрессивные принципы», положенные в основу социалистического реализма как метода архитектурного проектирования. Впрочем, наиболее репрезентативные объекты, возведенные в 70-80-х гг. XX в., обладали родовыми признаками классицизма: взаимоотношение главного и второстепенного, масштабный, ритмический и пропорциональный строй, правдивое выражение тектоники.
«Белый дом» возведенный в Хабаровске на пл. Ленина (1984-1986 гг.) локализировал сокращающееся, как шагреневая кожа, пространство власти. Геральдический знак, вопреки традиции, убран с главного фасада (герб края, размещенный на фоне картуша из красного мрамора, размещен на стене в фойе), что косвенно указывает на обреченность советского строя. В зале заседаний наибольший интерес представляет подвесной металлический потолок, перфорированный геометрическим орнаментом и украшенный цилиндрическими каскадными люстрами. Интерьер так называемого «мраморного зала» прямо отсылает к римским термам: белый мрамор облицовки, арочные ниши, утопленные в стены.
Весьма выразителен и 72-метровый «Белый дом», возведенный чуть раньше (в 1983 г.) во Владивостоке по типовому проекту Е.Г. Розанова, но этот объект менее классицистичен, несмотря на то, что академик Розанов учился в МАРХИ у Г. А. Захарова и З.С. Чернышевой. В отличие от хабаровского Белого дома, и внутри и снаружи декорированного белым мрамором, владивостокский объект облицован навесными керамзитобетонными панелями, что, конечно, снижает пафос государственной идеи, который он был призван воплотить.
В 2008-2013 гг. в Хабаровске и Владивостоке появилось несколько объектов, символизирующих ренессанс государственной власти. Новостройки отличаются значительными размерами; их венчающие части решены как гипертрофированные колос-
сальные карнизы, а цоколи декорированы редуцированными ордерными элементами или аркадами. Экспрессивность образа, полученного в результате столкновения двух противоречивых эстетических систем (сверхнового транснационального «зеркального» модернизма и крайне условного, но безошибочно опознаваемого «неогиперклассицизма»), позволяют говорить о новом образе «государственной» архитектуры. В качестве наиболее показательного примера следует назвать здание Таможни, расположенное в г. Хабаровске (ул. Карла Маркса, 94-а). Здание, лишенное намека на ордерные элементы, тем не менее опознается как «классическое», так как предлагает зрителю внятную иерархическую схему, отражающую модель социальной структуры. Сегодня любой объект, имеющий отчетливую трехчастную структуру объемов, трехчастное деление фасада (цоколь, средняя часть и венчающая часть - карниз), акцентированный главный вход, расположенный на оси симметрии, редукцию ордерных элементов (пилоны или межоконные простенки) - воспринимается как «классицистическое» и «государственное». Эта вечная тяга к государственному классицизму воплотилась в белоснежном здании хабаровского Краевого Суда, где эстетика Троцкого-Лагмана-Штакеншнейдера нашла свою окончательную реализацию и государственный герб вернулся на фасад, закрепляя вертикаль власти.
Суммируя результаты, полученные в ходе исследования, можно сформулировать следующие (предварительные) выводы, требующие дальнейших обоснований:
- архитектурным оформлением русской государственности традиционно является бесконечная редукция классицизма, так как именно эта эстетическая система наиболее убедительно визуализирует идею иерархичности;
- в результате анализа объектов, манифестирующих идею государственности на региональном уровне, можно прийти к выводу о реставрации официального стиля позднесоветского времени, что свидетельствует о неизменности властной парадигмы;
- попытка отказа власти от сакрализованной архитектуры прочитывается архаизированным обществом как отказ от легитимности, дарованной свыше;
- традиционная для Российской империи архитектура власти и травестирующая ее современная «феодальная» архитектура может рассматриваться как ресентимент2-сублимация европейских культурных кодов, вызванная пониманием собственной вто-ричности;
- в коллективном подсознании за последнее десятилетие сформировался общественный заказ на визуализацию «локуса власти», предъявляемого посредством внятных однозначных символов.
Литература
1. Иванова, А.П. Дальневосточный вариант «сталинского эллинизма» / А.П. Иванова,
Н.П. Крадин // Проект Байкал. - 2008. - №16. - С. 162-169; Иванова, А.П. Магадан
- забытая столица Дальстроя / А.П. Иванова // Проект Байкал. - 2008. - №17. -
С. 70-72; Иванова, А.П. Советский эллинизм: архитектурный дискурс в дальневосточной периодике (1936-1956 гг.) // Вестник Тихоокеанского государственного
университета. - 2009. - №3(14). - С. 273-282; Иванова, А.П. Владивосток: стиль
2 Ресентимент - «тягостное сознание тщетности попыток повысить свой статус в жизни или в обще-
стве». «Словарь иностранных слов». Комлев Н.Г., 2006.
порто-франко / А.П. Иванова, Н.П. Крадин // Проект-Байкал. - №20. - С. 172-178; Иванова, А.П. Стилистический анализ. Региональный аспект / А.П. Иванова. - Хабаровск, издательство ТОГУ, 2013. - 206 с.
2. Gwendolyn Wright. The Politics of Design in French Colonial Urbanism. - University Of Chicago Press. 1991; Sayyad, Nezar, ed. Forms of Dominance. On the Architecture and Urbanism of the Colonial Enterprise. - Aldershot (England): Avebury, 1992; Crinson, Mark. Empire Building: Orientalism and Victorian Architecture. - London/New York: Routledge, 1996; Architecture, Power, and National Identity [Hardcover]. - Routledge.
- 2008.
3. Проект Россия. - (3. 2008). - № 49.
4. Крадин, Н.П. Русская архитектура Дальнего Востока XVII - начала XX в.: дис. в виде научного доклада ... д-ра архитектуры / Н.П. Крадин. - М., 2003.
5. Крадин, Н.П. Харбин - русская Атлантида / Н.П. Крадин. - Хабаровск: издатель А.Ю. Хворов, 2001. - 352 с.
6. Левошко, С.С. Русская архитектура в Маньчжурии. Конец XIX - первая половина XX в. / С.С. Левошко. - Хабаровск: Издательский дом «Частная коллекция», 2003. -175 с.
7. Творческое наследие Н. Троцкого на сайте http://sovarch.ru/; материалы, связанные с творчеством И.Г. Лангбарда на сайте «Архивы Белоруссии»: http://archives.gov. by/index.php?id=398471;http://archives.gov.by/index.php?id=398471
8. Архитектура СССР. - 1958. - №11. Конкурс на проект здания Дворца Советов в Москве. - С. 15-21; Архитектура СССР. - 1960. - №1. Конкурс на проект Дворца Советов. - С. 9-40; Посохин, М. Кремлевский дворец съездов / М. Посохин, А. Мндоянц, Н. Пекарева. - М. Стройиздат, 1966.
И.С. Келина, г. Бердск Новосибирской области архитектурный облик старого бердска. взгляд в прошлое
В 2016 г. городу Бердску исполнится 300 лет. За свою трехсотлетнюю историю город пережил множество потрясений и изменений, вплоть до смены места расположения, когда в середине прошлого века в связи со строительством Новосибирской ГЭС Бердск был перенесен на новое место, а значит, отстроен с нуля. Архитектура современного Бердска мало чем отличается от других городов: типовые здания жилых домов, большинство из которых построено в советское время, современные торгово-развлекательные центры, тоже мало отличающиеся друг от друга. Город сегодня находится в поисках собственной идентичности, своеобразия, той «изюминки», которая бы сделала его привлекательным в глазах туристов. И этот поиск собственных ориентиров вновь заставляет нас оглянуться в прошлое, вновь сожалеть о том, что наглядная, визуальная история города канула в Лету, и только старые фотографии напомнят нам о былом облике Бердска.
что же представлял собой Бердск, а именно село Бердское (статус города был получен в 1944 г.) в первые десятилетия XX века? По архивным документам и описаниям путешественников, это было крупное торгово-промышленное село. Главным занятием