CC BY
50
4. Pennock R. T. Creationism and intelligent design // Annual Reviews in Genomics and Human Genetics. 2003. V. 4. P. 143-163.
5. Nieminen P., Mustonen A.-M. Argumentation and fallacies in creationist writings against evolutionary theory // Evolution: Education and Outreach. 2014. V. 7, № 11. URL: http://www.evolution-outreach.com/content/7/1/11 (дата обращения: 11.05.2015).
6. Ruse M. The Evolution Wars: A Guide to the Debates. New Brunswick etc. : Rutgers University Press, 2001. 326 p.
7. Смит Дж. Псевдонаука и паранормальные явления: Критический взгляд. М. : Альпина нон фикшн, 2014. 566 с.
8. Фейерабенд П. Против метода: очерк анархистской теории познания. М. : АСТ : Хранитель, 2007. 413 с.
9. Гердер И. Г. Идеи к философии истории человечества. М. : Наука, 1977. 704 с.
10. Костерин О. Э. Дарвинизм как частный случай «бритвы Оккама» // Вестн. Вавилов. о-ва генетиков и селекционеров. 2007. Т. 11, № 2. С. 416-432.
11. Воронцов Н. Н. Развитие эволюционных идей в биологии. М. : КМК, 2004. 432 с.
УДК 316.61
АРХЕТИПЫ ВНУТРИГРУППОВОГО ЕДИНСТВА
В статье рассматривается взаимодействие архетипов корпоративности и иерархии в процессе становления групповой общности. Исследуются возникающие в этом процессе противоречия.
Ключевые слова: архетип, иерархия, корпоративность, идентичность.
Концепция коллективного бессознательного создавалась К. Г. Юнгом как инструмент для изучения обычно неосознаваемых человеком оснований его социального поведения. Ключевое для данной концепции понятие архетипа «заточено» на выявление и исследование механизмов и закономерностей формирования представлений о феноменах социальной реальности, общих для всех участников социальных взаимодействий. Однако данный термин самим Юнгом использовался в существенно различных контекстах. Дополнительной путанице способствовало введенное им близкое по смыслу, но не тождественное понятие «архетипический образ». К тому же в процессе активного использования различными авторами термин обогатился множеством трактовок и коннотаций.
Исследовать феномен коллективного бессознательного оказалось намного труднее, чем бессознательное личное. Из общей логики рассуждений К. Г. Юнга можно заключить, что под архетипами он понимает унаследованные от предшествующих поколений и закрепленные в коллективном бессознательном схемы отражения инди-
12. Колчинский Э. И. Неокатастрофизм и селекцио-низм: вечная дилемма или возможность синтеза? (Истори-ко-критические очерки). СПб. : Наука, 2002. 554 с.
13. Ridley M. Evolution. Maiden (MA) etc : Blackwell Publishing, 2004. 751 p.
14. Яки С. Спаситель науки. М. : Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 1992. 320 с.
15. Торчинов Е. А. Религии мира: опыт запредельного. СПб. : Петербургское востоковедение, 1998. 384 с.
16. Торчинов Е. А. Пути философии Востока и Запада: Познание запредельного. СПб. : Азбука-классика : Петербургское востоковедение, 2007. 480 с.
17. Гайденко П. П. История греческой философии в ее связи с наукой. М. : Либроком, 2009. 264 с.
18. Scott E. C. Creationists and the Pope's statement // The Quarterly Review of Biology. 1997. V. 72, № 4. P. 401-406.
19. Клайн М. Математика: утрата определенности. М. : Мир, 1984. 434 с.
© Винарский М. В., 2015
Ю. В. Грицков, Д. В. Львов Yu. V. Gritskov, D. V. Lvov
ARCHETYPES OF IN-GROUP UNITY
The interaction between corporativity and hierarchy archetypes in the process of becoming a group community is considered in the article. The emerging contradictions in this process are investigated.
Keywords: archetype, hierarchy, corporativity, identity.
видуальным сознанием типических для социокультурной реальности феноменов и ситуаций. Формирование таких схем - результат накопления в генетической памяти многовекового коллективного опыта взаимодействий в одинаковых по структуре ситуациях, в которые человек попадает в течение своей жизни (например, принятие в сообщество нового члена, опознание своего места в иерархии, конфликт и пр.).
Экзистенциальные образы, возникающие при наложении бессознательных схем на социальные ситуации, обусловливают включение соответствующих (априорных) программ реагирования. В этом смысле архетип можно определить как «программу» коллективного бессознательного, конституирующую восприятие индивидом феноменов социальной реальности, а через восприятие -и его социальное поведение. Архетип не предписывает детали, а задает общую схему восприятия социальных феноменов и выступает структурообразующим фактором в пространстве социальных взаимодействий (подробнее о структурообразующей роли архетипов см. в [1, с. 376]).
Таким образом, сами по себе архетипы не являются ни представлениями, ни поведением, хотя и проявляются в этих феноменах.
Архетипические программы социального поведения по своей природе крайне консервативны, они работают автономно от рационально конструируемых программ, регулирующих социальные взаимодействия посредством законодательных актов, норм, кодексов и т. п. Надежность архетипических программ подтверждена временем, их консервативность страхует социум от слишком рискованных, часто чреватых необратимыми деструктивными последствиями авантюр «коллективного сознательного». Так, например, порождаемый архетипической программой нравственный императив часто противостоит рациональным императивам законопослушности и целесообразности.
Архетипические программы коллективного бессознательного можно назвать социальными инстинктами, программирующими поведенческие реакции индивида посредством выстраивания экзистенциального образа социальной ситуации по лекалам соответствующего первообраза [2, с. 19-24]. В данном контексте архетип можно определить как доопытное знание об объекте, а архетипический образ -как результат слияния доопытного «первообраза» со знанием, полученным в процессе эмпирического взаимодействия с объектом. Таким образом, ситуация, воспринятая через призму архетипического образа, становится «человеческой ситуацией», в которой актуализируется как хранившийся в сфере бессознательного коллективный опыт предшествующих поколений, так и индивидуальный опыт погруженного в конкретную социальную ситуацию субъекта.
По нашему мнению, представление об архетипах как о социальных инстинктах расширяет возможности исследования коллективного бессознательного: если у К. Г. Юнга речь идет главным образом о схемах построения экзистенциальных образов субъектов социальной реальности (воин, мудрый старец, герой, Анима и т. д.), то мы переносим акцент на схемы построения экзистенциальных образов типических человеческих ситуаций (самоидентификация, встраивание в иерархию, вина, игра, праздник, дружба и вражда), способы освоения которых определяют содержание любой культуры.
Однако в социальной реальности часто встречаются ситуации, которые не могут быть однозначно идентифицированы коллективным бессознательным. В таких случаях выстраивающие экзистенциальный образ архетипические программы могут работать несогласованно, порождая эффект «лебедя, рака и щуки». В результате не складывается целостный образ происходящего, который позволил бы включиться соответствующей архетипической программе поведения. Тем самым не реализуется структурообразующая, «мироупорядочивающая» (термин В. В. Васильковой) функция архетипов, вследствие чего субъект переживает сильный экзистенциальный дискомфорт, побуждающий его к интенсивной рефлексии.
Рассмотрим подробнее взаимодействие таких программ на примере архетипов корпоративности и иерархии.
Архетип корпоративности
Конституируемый архетипом Самости экзистенциальный образ-переживание выделенности из окружающего
мира («Я в Мире») ставит человека в ситуацию экзистенциального одиночества - трагического положения, описанного Э. Фроммом: «Пока человек был неотделимой частью мира, пока не осознавал ни возможностей, ни последствий индивидуальных действий, ему не приходилось и бояться его. Но, превратившись в индивида, он остается один на один с этим миром, ошеломляющим и грозным» [3, с. 15]. Заметим, что именно эта ситуация генерирует требующие философской рефлексии вопросы (о происхождении мироздания, о месте человека в нем, о смысле жизни и т. п.).
Осознав свою выделенность из мира, человек не может вернуться в блаженное состояние бессознательного единства с ним. Положение усугубляется тем, что противостоять миру приходится в одиночку. Но именно эта ситуация и обусловливает стремление Самости вырваться за собственные пределы, соединиться с другой, более могущественной Самостью, чтобы вместе с ней противостоять враждебному миру, в том числе «чужим» Самостям. Таким образом, архетип Самости продуцирует потребность в экзистенциальном единении с другими. Для человека оказывается жизненно важно идентифицировать себя с каким-либо сообществом.
Итак, в возникновении всякой социальной общности, будь то семья, религиозное сообщество или коммерческая организация, участвует архетипическая программа Самости. В соответствии с этой программой всякая общность воспринимается входящими в нее Я-Самостями как выделенная из мира, целостная и уникальная Мы-Самость.
В свете изложенного экзистенциальное взаимодействие индивида с сообществом может быть понято как взаимодействие Я-Самости с Мы-Самостью, которые могут находиться по отношению друг к другу как в гармонии, так и в диссонансе. Очевидно, что вхождение индивида в экзистенциальное пространство коллективной Самости сопряжено с трансформацией его собственной Самости. Примером такой трансформации Я-Самости может служить отмеченная Э. Дюркгеймом религиозная сакрализация отношения человека к обществу. Еще один пример: ощутив себя частью социокультурной общности, человек неосознанно стремится действовать как ее типичный представитель.
Как уже отмечалось, человек может в полной мере реализовать себя только во взаимодействии с членами «своей» социальной общности (Мы-Самости). В связи с этим актуализируется задача различения «своих» и «чужих». Однако, как замечает А. И. Фет [4, с. 25-46], присущий всем высшим животным «социальный инстинкт», позволяющий различать «своих» и «чужих», у человека «гло-бализовался». Это означает, что идентификация «своих» у человека происходит не в соответствии с заложенными в инстинктивной (генетически наследуемой) программой метками, а в соответствии с культурно наследуемыми метками, обозначенными в традициях. То есть инстинктивная программа по распознаванию «своих» у человека открыта и не может существовать без культурного наполнения.
Архетипическую программу, конституирующую ситуацию «мы и другие», назовем архетипом корпоративности. Архетип корпоративности открывает индивиду возможность восприятия себя как части социокультурной общнос-
ти и восприятия мира через призму принадлежности к этой общности. Взаимоотношения с индивидами, которые идентифицируются как «свои», строятся по стандартам «наибольшего благоприятствования», а взаимоотношения с «чужими» - наоборот.
Архетип иерархии
Как было показано выше, архетип Самости регламентирует формирование базовых представлений об окружающем мире и выстраивание отношений с ним. Внутри сообщества человек сталкивается с задачами определения собственного места и возможных границ своих действий. Если вспомнить концепцию Самости Дж. Мида, то та часть человеческой личности, которую он обозначает как «Ме», как раз позволяет человеку сформировать определенное понимание себя как члена сообщества. «Ме» представляет собой образ себя в многообразии отношений с другими членами сообщества. Этот образ строится на понимании индивидом собственной позиции в сообществе и ожиданий других членов сообщества, соответствующих занимаемым ими позициям.
Как отмечает В. Чалидзе, «иерархическая структура появляется в любой группе взаимодействующих людей» [5, с. 58]. Причем определение своего положения в иерархии происходит практически бессознательно, «автоматически». «Это обеспечивается проявлением автоматизма оценки, позволяющего каждому индивидууму определить иерархию воль в сообществе и свое место в этой иерархии посредством последовательных сравнений своей воли с волями других индивидуумов (т. е. установить множество иерархических отношений)» [5, с. 29].
Архетипом иерархии мы называем программу коллективного бессознательного, выстраивающую образ любой социальной общности как пирамиды из неравноправных уровней. Социальные взаимодействия внутри такого ие-рархизированного сообщества имеют амбивалентный характер, в них «присутствуют одновременно стремление властвовать и готовность подчиняться, агрессия (как к вышестоящим, так и к нижестоящим) и стремление к сотрудничеству, неприязнь и симпатия» [6, с. 87].
Архетип иерархии регламентирует взаимоотношения индивидов и групп внутри социальной пирамиды. Во-первых, индивиды стремятся занять в иерархии по возможности более высокое место. Во-вторых, представители каждого из уровней распоряжаются частью жизненного ресурса представителей низших уровней и делегируют часть своего жизненного ресурса представителям высшего уровня (если таковой имеется) в обмен на покровительство и защиту. В результате работы данного архетипа общность упорядочивается (структурируется), и ее члены получают возможность оптимизировать свое участие в бытии коллективной целостности.
Противоречия архетипов корпоративности и иерархии
Архетипические программы корпоративности и иерархии могут эффективно работать на целостность и стабильность сообщества «в одной упряжке» только в том случае, если иерархические признаки, по которым осуществляется ранжирование в группе, отбираются в соответствии с теми смыслами и ценностями, носителем которых Мы-сообщес-тво себя осознает. В таком коллективном целом архетип
корпоративности будет взращивать чувство общности и равной принадлежности к «своей» социальной группе, а архетип иерархии актуализирует упорядочивание позиций и взаимодействий внутри групповой целостности. В противном случае возникнет экзистенциальный конфликт между продуцируемым архетипом корпоративности (стремлением к равенству и единству) и продуцируемым архетипом иерархии (стремлением к упорядоченным взаимодействиям внутриорганизационного целого).
Кроме того, противоречия между архетипическими программами корпоративности и иерархии могут возникать из-за того, что сама по себе иерархическая структура продуцирует собственные значимые признаки, независимые от ценностей и смыслов, сформированных архетипичес-кой программой корпоративности. В первую очередь это власть как способность и возможность осуществлять свою волю. Применительно к внутрикорпоративным взаимоотношениям это означает, что властвующий может пренебречь интересами общности и использовать подчиненного как собственный ресурс. В таких отношениях утрачивается экзистенциальное ощущение единства властвующего и подчиняющегося, они воспринимаются как несправедливые, ставящие под удар целостность группы. Для многих иерархических организаций характерно стремление к обезличенной структуре взаимоотношений, где каждый субъект воспринимает себя и другого не как Я-Самость, представляющую коллективную Мы-Самость, а как явленную в человеке социальную роль с определенным набором ожидаемых реакций. При этом важнейшим аспектом отношений между людьми становится соответствие заданным стандартам поведения, обусловленным их социальными позициями, а не достижение гармонического единения в коллективном целом неповторимых личностей, признающих друг за другом право на уникальность.
Архетип корпоративности, в свою очередь, требует явной или скрытой подгонки индивидуальных ценностей и смыслов под некую обобщенную схему. В этой связи можно утверждать, что конформизм как социокультурный феномен возникает вследствие работы архетипической программы корпоративности. Так, человек может принять точку зрения группы только ради того, чтобы легитимно оставаться включенным в группу, особенно если при этом не затронуты его коренные интересы. Также вполне возможна (и она будет поддержана архетипом корпоративности) ситуация, когда индивид примет навязываемое группой решение из опаски подвергнуться остракизму. Таким образом, архетип корпоративности вполне может привести не только к добровольному сплочению свободных людей, разделяющих общие взгляды, но и к вынужденным ограничениям их как Самостей. Для того чтобы Мы-Самость сохраняла жизнеспособность, экзистенциальный комфорт от принадлежности к ней должен существенно превышать конформистские издержки входящих в нее индивидуальных Самостей. В противном случае увеличивается риск ослабления единства и обособления внутри корпорации диссидентских Са-мостей - носителей ценностей и поведенческих установок, противоречащих общепризнанным в данном сообществе.
Такие диссидентские Самости («чужие среди своих») потенциально являются источником острейших внутри-
корпоративных конфликтов, так как остальные члены корпорации склонны воспринимать их более враждебно, чем «чужих». Ведь если не доверять действиям чужаков естественно (это недоверие «узаконено» их статусом «чуждых Самостей»), то «своим» столь же естественно доверять, и это доверие «свои» должны оправдывать лояльностью не только к мировосприятию и ценностному ядру группы, но и к сложившейся в группе иерархической структуре. Диссидент наносит удар по Самости группы изнутри, чего от него не ожидали и что напрямую противоречит его роли «своего». Невыполнение «ожидания лояльности» создает предпосылки для восприятия такого члена (или части) группы как предателя, в то время как сам он всего лишь пытался восстановить гармонию между архетипическими программами корпоративности и иерархии. Но отступника уже лишают внутригрупповых привилегий и подвергают остракизму - запрещают ему публично идентифицироваться с группой и лишают всех ранее закрепленных за ним социальных ролей (так, например, в христианстве отлучение от общины и того экзистенциального комфорта, который дает пребывание в ней, считается одним из самых тяжких нака-
заний). По сути, такое насильственное прерывание связи между общностью и индивидом есть казнь - причинение социальной смерти Мы-Самостью Я-Самости.
1. Василькова В. В. Порядок и хаос в развитии социальных систем. СПб. : Лань, 1999. 480 с.
2. Грицков Ю. В. Образы страдания в страдающем сознании. Красноярск : КрасГУ, 2004. 120 с.
3. Фромм Э. Бегство от свободы. М. : Акад. проект, 2007. 272 с.
4. Фет А. И. Инстинкт и социальное поведение. Новосибирск : Изд. дом «Сова», 2005. 656 с.
5. Чалидзе В. Иерархический человек. М. : Терра, 1991. 224 с.
6. Грицков Ю. В. Феномен страдания и способы его освоения в культуре : дис. ... д-ра филос. наук. Омск, 2006. 321 с.
© Грицков Ю. В., Львов Д. В., 2015
УДК 340.15
КАТЕГОРИИ «ЛИ» И «ФА» В ПРАВОВОМ ПОЛЕ ТРАДИЦИОННОГО КИТАЯ
Китайская правовая традиция формировалась под влиянием древних философских учений, таких как конфуцианство, даосизм, легизм. Эволюция древнекитайского законодательства ярко продемонстрировала доминирование конфуцианства и легизма, олицетворяющих силу традиции («ли») и силу закона («фа»). Переплетение этих концепций образовало фундамент правовой системы Древнего Китая и стало основой дальневосточной правовой семьи.
Ключевые слова: китайское право, легизм, конфуцианство, даосизм, дальневосточная правовая семья.
A. M. MwKyBamoBa, A. B. TKaneHKO L. M. Ishkuvatova, A. V. Tkachenko
"LI" AND "FA" CATEGORIES IN TRADITIONAL CHINA LEGAL BOUNDARIES
China legal tradition was formed under the influence of the ancient systems of philosophy, such as Confucianism, Taoism, Legalism. The evolution of Ancient China legislation demonstrated the majority of Confucianism and Legalism, which embody the power of tradition ("li") and law ("fa"). The combination of these systems formed the foundation of Ancient China legal boundaries and became the basis of the Far-Eastern legal family.
Keywords: China law, Legalism, Confucianism, Taoism, Far-Eastern legal family.
Китайская цивилизация традиционно является актуальным объектом российских и зарубежных исследований различной направленности. Политико-правовые процессы, происходящие в жизни восточного соседа, обращают на себя внимание не только из-за культурной уникальности. Геополитическое положение, которое занимает Китай в регионе, позволяет оказывать решающее воздействие на многие сферы жизнедеятельности его соседей, в том числе и на правовые аспекты в развитии соседних стран.
Со времен эпохи Просвещения цивилизация Китая была удивительным примером усвоения культурных и технических достижений Запада без утраты собственной самобытности. Традиции, пришедшие из глубокой древности, и по сей день оказывают влияние на правовосприятие, пра-вопонимание и правоприменение китайца. Крупные философские учения - конфуцианство, легизм и даосизм - лег-
ли в основу правового менталитета жителя Поднебесной. Понять причину извечного недоверия китайцев к формальному праву, страха перед ним невозможно без погружения в суть данных философских систем. Культурное влияние этических учений было столь велико, что соседние Япония и Корея восприняли конфуцианство и стали развиваться в русле китайской правовой традиции, образовав самостоятельное направление в сравнительном правоведении -дальневосточную правовую семью.
Политическое развитие Китая в XX в. привело к созданию социалистического государства, которое сочетает в себе отличительные черты как дальневосточной правовой семьи, так и социалистической.
Правовая система Древнего Китая испытала на себе серьезное влияние двух философских учений, сформировавшихся в VI-IV вв. до н. э. Этико-политические догматы
