Аргументы в защиту российского суверенитета Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

КОНФЛИКТУ ЦИВИЛИЗАЦИЙ — НЕТ! ДИАЛОГУ И КУЛЬТУРНОМУ ОБМЕНУ МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ — ДА!

Александр Ципко, доктор философских наук АРГУМЕНТЫ В ЗАЩИТУ РОССИЙСКОГО СУВЕРЕНИТЕТА

Нет никаких оснований полагать, что в современной посткоммунистической России идеология играет меньшую роль, чем в коммунистическом и марксистском СССР. Напротив, после распада СССР, после августовских событий 1991 г., политическая борьба на территории бывшего СССР усилилась. Идеологическая борьба в СССР, борьба с так называемым «мировым империализмом», носила во многом театральный, декоративный характер. Подавляющая часть бывшей советской интеллигенции, включая и многих работников идеологического фронта, не верила всерьез ни в неизбежную победу коммунизма, ни в преимущества социалистического способа производства. Реальная идеологическая борьба началась накануне распада СССР как борьба за советское наследство, это была борьба между сторонниками сохранения СССР путем перехода от идеологической легитимности государства к исторической и сторонниками распада СССР, сторонниками так называемого «демонтажа империи». Сейчас, кстати, становится более понятным смысл идейной, а потому политической борьбы между «почвенниками» и «демократами» накануне распада СССР. Выяснение прежде всего отношения к «русскому наследству», к русскому национальному сознанию. «Почвенники» всех мастей и даже «красные» стремились к возрождению России, возрождению русской, православной цивилизации, разрушенной большевиками в ходе Гражданской войны, а затем робко и частично восстановленной Сталиным. Демократы всех мастей - и шестидесятники, и правозащитники - напротив, ставили свою основную задачу в очищении национального сознания от остатков русскости, задачу преодоления традиционных столпов русской национальной

идентификации. Кстати, почитание Сталина красными почвенниками как раз и связано с его попытками реставрировать российское державничество, реставрировать уважение к победам русского оружия. По иронии судьбы именно Сталин частично выполнил наказ Петра Струве и отдал должное и «патриотизму Петра Великого», и «геройству Суворова», и «самоотвержению» адмиралов Нахимова и Корнилова.

Демократы исходили из убеждения, что русское национальное сознание, российский патриотизм, завязанные на привязанности к русской православной церкви (РПЦ), к российской державности, к победам русского оружия, по природе своей несовместимы с демократией и демократическими чувствами. Они исходили из убеждения, что реставрация русского национального сознания неизбежно ведет к реставрации и «российского империализма», и российского традиционного деспотизма, и российского государственного антисемитизма. Демократы считали, что, сокращая Россию территориально путем распада СССР, они наносят окончательный удар по российским претензиям на державность, выкорчевывают имперские предпосылки деспотизма, ксенофобии и русского шовинизма. Еще в мае 1991 г., накануне распада СССР, в официальном органе «Демократической России» политолог Леонид Радзиховский в полемике с моими статьями «Истоки сталинизма», опубликованными в конце 1988 - начале 1989 г. в журнале «Наука и жизнь», обозначил смысл этой борьбы за российское наследство. Или преемственность по отношению к царской и советской России, сохранение «территории», «военной силы», «порядка», или «реальный российский суверенитет». С его точки зрения, завоевать демократию можно только ценой «ликвидации империи», «демилитаризации», «деидеологизации».

Уже в конце 80-х годов, накануне распада СССР, бывшие коммунисты-ортодоксы превратились в державников-славянофилов, сторонников реставрации традиционной российской государственности, а социал-демократы, шестидесятники, превратились в демократов-западников, в борцов с советской империей. Для понимания идеологической ситуации в современной России и смысла продолжающейся до сих пор ожесточенной идеологической борьбы в нашей стране надо учитывать, что демократическое движение боролось не столько с коммунизмом, сколько с «империей», с традициями российской великодержавности. И в этом коренное отличие нашей демократической революции от демократических революций в странах Восточной Европы в конце 80-х годов. Там, в Восточной Европе,

боролись с коммунизмом и советской системой во имя возрождения национального государства.

У нас демократы не боролись ни с марксизмом, ни с коммунизмом, ни с «наследием Октября». У нас речь шла не об очищении от марксистско-ленинской идеологии, не о переходе от классовой морали к христианской, общечеловеческой, а об очищении от остатков сталинизма, от так называемого «сталинского перерождения марксизма». И это связано с тем, что все основные лидеры субъекта нашей революции, ее идеологии, были марксистами и остаются марксистами до сих пор. Все они и эмоционально, и мировоззренчески сохраняли верность идеалам Октября, чтили Ленина, ленинскую гвардию. Речь идет и о Гаврииле Попове, и о Елене Боннэр, и о Юрии Афанасьеве, и о Леониде Баткине, и других. Они, демократы, оставались марксистами даже при определении содержания и мотивов собственной борьбы. Они смотрели на Россию, на российское самодержавие глазами Карла Маркса, а потому в ходе своей революции наносили удар прежде всего по СССР как территориальному наследию Российской империи. Речь шла о преодолении всей государственной истории в России, о преодолении не только исторического наследия большевистской революции, но и всей тысячелетней имперской традиции.

Понятно, что нельзя было преодолеть «империю», не нанеся удар по идеологии и святыням государственничества, по традициям русского патриотизма, традициям великих побед, по престижу армии и идее служения Отечеству. И это было логично. Стержнем российской великодержавности, по крайней мере в сознании простого человека, была гордость великими победами русского оружия, которая воспитывалась в советской школе, точно так, как в царской. Вот почему тогда, накануне распада СССР, началась широкомасштабная кампания по развенчиванию, дискредитации российского патриотизма.

Поразительно, но попытки, в том числе и автора этой статьи, напомнить, что до революции в России была развита и укоренена традиция либерального патриотизма или либерального консерватизма, что надо наводить мосты с Петром Струве, Николаем Бердяевым, были не замечены или осуждены СПС во имя разрушения традиции российской державности. Осуждение традиции великодержавности уже тогда, накануне распада СССР, подкреплялось осуждением российской социальности, выпячиванием на первый план традиций «крестьянского», «общинного мы», которое якобы и было главной причиной, социальной базой коммунистического тоталитаризма. Хотя многие из них уже тогда

знали, что никакой русской общинности не было, что она была создана в XVIII в. как удобная для правительства форма собирания налогов с чисто фискальными целями. Интересно, что многие видные деятели нынешнего либерального движения в конце 80-х годов отдали много сил для реабилитации марксистской теории, для доказательства, что сам по себе опыт нашей революции не дает достаточно оснований для определения ложности или истинности материализма.

Но точно так же, как борьба с «тоталитарной империей» вольно или невольно превращалась в борьбу с традициями и основами российской государственности, в борьбу с ее территориями, так и борьба с «архаизмом» русского национального сознания вольно или невольно вырождалась в русофобию, в осквернение всего, что ценно для русского сознания, в попытки дискредитировать РПЦ, умалить значение военных побед русского народа, его трудовой морали. Само по себе стремление опрокинуть всю тысячелетнюю державную историю, выкорчевать ее из национального сознания было столь же разрушительно, как и уже пройденная нами большевистская борьба с «мелкобуржуазностью» русского крестьянства.

Сегодня можно говорить о двух взаимосвязанных, дополняющих друг друга этапах становления и развития либеральной, антигосударственной идеологии в новой России. Первый этап черпал и строил свои основные аргументы путем дьяволизации слова «империя» как синонима понятий «угнетение», «шовинизм», «экспансия» и т.д. Отсюда и вера новых демократов, что освобождение от «необъятных просторов России», превращение ее из «великой державы» в «компактную национальную республику русских» будут способствовать демократизации, оздоровлению национального сознания. Наши демократы в конце 80-х - начале 90-х годов нашли четырех врагов свободы в России. Первый враг - «крестьянское мы», патриархальное сознание, питающее всевластие государства. Второй - империя, результаты территориальной экспансии русского государства. Третий -ВПК, милитаризация экономики, большая армия. И четвертый враг -претензии на «великодержавие», на значимую роль в мировой политике. Отсюда и открыто провозглашенная политика на распад СССР, на «сбрасывание» лишних территорий. Отсюда и открытая политика на разрушение военно-промышленного комплекса, на демилитаризацию России. В наиболее концентрированной форме эта идеология демократизации России путем «демонтажа империи», сокращения ее необъятных просторов и обязательного разрушения ВПК была

сформулирована на страницах упомянутого мной издания «Демократической России». Интересно, что изданная уже в 1995 г. книга Егора Гайдара «Государство и эволюция» воспроизвела в более развернутом виде основные постулаты этой теории разгосударствления России. В книге утверждалось, что «имперские амбиции», «восстановление военной сверхдержавы» по природе своей несовместимы с «раскрепощением общества», с демократическим развитием. Егор Гайдар настаивал, что восстановление военного могущества России и восстановление границ российской державы до ее естественных пределов опасно, ибо эти процессы, как и при большевиках, приведут к сворачиванию демократии и подготовят приход нового «самодержца всероссийского».

Отсюда и призыв к прямо противоположной политике, к политике подрыва основ традиционной российской державности. Для этого в идеологии предлагалось преодолеть так называемый «государственнический подход»". Для этого предлагалось и до сих пор предлагается не поддерживать ВПК. Предлагалось раз и навсегда отказаться от идеи восстановления территории. Разве мы «всерьез» являемся «народом», который «задыхается без жизненного пространства» или который страдает от «дефицита вооружения, спрашивал Егор Гайдар. Кстати, цитируемые выдержки из книги Гайдара свидетельствуют об иррациональной, несовместимой ни со здравым смыслом, ни с элементарной логикой природе этого либерального отторжения от всего державного, читай - российского. Почему великодержавие США не вредит демократии и модернизации, а в России по природе великодержавие несовместимо с демократией? Почему во всех современных странах ВПК является и основным средством, и основным стимулом модернизации, а у нас, как считает Гайдар, укрепление ВПК приведет к экономической деградации? Почему такая разделенная нация, как немцы, имела право на объединение, на приращивание национальной территории, а, к примеру, русские и белорусы раз и навсегда утратили право на реинтеграцию? Разве не очевидно, что демилитаризованная Россия, о которой мечтают наши демократы, не будет в состоянии обеспечить свою безопасность по периметру своих границ, простирающихся на тысячи километров? Либеральная идеология разгосударствления России противоречит и элементарной морали. Идеологи либерализма в России, в равной степени и вожди нынешнего СПС, настолько ослеплены недоверием, если не сказать, ненавистью к

России, что не разрешают народам России и Российскому государству ничего из того, что они разрешают другим народам.

Создается впечатление, что вся концепция нашего либерализма построена на презумпции виновности народов России, и прежде всего русских, на презумпции виновности Российского государства. Даже за программными документами СПС, партии российских либералов, стоит убеждение, что и для демократии, и для всей человеческой цивилизации будет лучше, если Россия утратит «великодержавность», то есть претензии на независимость, самостоятельную роль в мировой политике, превратится в «младшего», т. е. опекаемого и контролируемого партнера. Стремление восстановить утраченную роль влиятельной мировой державы однозначно оценивается как «комплекс проигравших». А государственный суверенитет, то есть наличие позиции, не совпадающей с позицией «либеральных демократий», возводится до уровня мировой катастрофы, осуждается как «драматический вызов не только российскому либерализму, но и всему человечеству на пороге XXI в.».

В сущности, сегодня наш российский либерализм воспроизводит на новом уровне в новых условиях то, что 100 лет назад, в начале XX в., «веховцы» называли национальным, государственным и религиозным «отщепенством». Нет, наверное, необходимости напоминать, что для всех идеологов нового российского либерализма православие является всего лишь «тупиковой религией». Советское, марксистское происхождение нашего либерализма проявляется в его воинствующем атеизме, воинствующем безбожии. И напрасно авторы «Российского либерального манифеста» пытаются перекинуть мостик между своей идеологией и взглядами Петра Струве. Автору знаменитой «Patriótica» было чуждо пораженчество, он никогда бы не принял западничества, основанного на подозрении к России, к собственной стране. Он никогда бы не принял западничество, отказывающееся от «национальных интересов», не совпадающих с интересами «либеральной демократии», отказывающееся от национального и государственного суверенитета. В декларации, принятой на объединительном съезде в июне 2001 г., СПС прямо заявил, что своим основным противником считает дух «государственничества». Более того, в выступлениях сопредседателей СПС на съезде, в его политической декларации России рекомендовалось передать все заботы о национальной безопасности и защите национальных и государственных интересов в пользу так называемого «глобального контракта», т. е. в пользу все того же «сообщества развитых демократических стран». СПС прямо и недвусмысленно

навязывает России концепцию ограниченного суверенитета, утверждая, что любые попытки «произвольно (то есть независимо от Запада. - А.Ц) трактовать национальные интересы России» недопустимы. Эта же ликвидаторская позиция присутствует и в упомянутом «Манифесте», где любые попытки государства заявить о своих «национальных интересах» или о «невмешательстве во внутренние дела» расцениваются как уловка, как притязание на «нарушение прав и свобод человека».

Петр Струве, как известно, призывал к прямо противоположному -не к забвению государственничества, а к его внедрению, и прежде всего в сознание тех, кто страдает «национальным отщепенством». Он говорил, что «интеллигенция страны должна пропитаться духом государственности, без господства которого в образованном классе не может быть мощного "свободного государства"». По его утверждению, без признания «государственного могущества как общественной ценности» невозможно сохранение и развитие России.

Сегодня на самом деле мы имеем дело не с западничеством, а с теорией самоликвидации России. На этой страсти уничтожения «империи» выросло наше нынешнее демократическое движение. Им оно и живет до сих пор. Показательно, что идеологи СПС используют понятие «тоталитарная империя», которое не только размывает, снимает различия между Российской царской империей и СССР, но и затушевывает содержание произошедших перемен, освобождение страны от марксистско-ленинской идеологии и марксистской организации общественного труда. Это еще раз подтверждает, что для новых российских демократов и либералов основная цель их деятельности, их борьбы - не освобождение от коммунизма, но разрушение Российского государства, сложившегося за последние века и отстоявшего свою независимость в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.

В рамках это статьи нет необходимости доказывать, что новая Россия, утратив свое исходное славянское ядро, исторически сложившийся союз великороссов, малороссов и белорусов, утратив свои исходные, родительские территории, естественные исторические рубежи на Балтике и Черном море, тем самым и подорвала во многом свое исходное национальное первородство. Нет необходимости доказывать, что родственные по языку, культуре, религии украинцы и белорусы, оказавшиеся в результате нашей борьбы за демократию за пределами новой России, намного ближе к русским, чем, к примеру, народы Северного Кавказа. Очевидно, что русским с украинцами и белорусами

было бы куда легче создавать новую Россию, чем, к примеру, с чеченцами, ингушами, балкарцами.

Но идеологи распада СССР, идеологи нового русского либерализма, лидеры «Демократической России», лидеры СПС никогда не примеряли свою теорию ни к ценностям морали и гуманизма, ни тем более к требованиям здравого смысла. Разрыв со здравым смыслом, с интересами Российского государства, с интересами народов России у лидеров СПС, на мой взгляд, все же больше, чем у бывших лидеров «Демократической России». В конце концов, после августа 1991 г. Гавриил Попов и Анатолий Собчак стали поддерживать новоогаревский процесс, отказались принимать участие в подготовке беловежского переворота. Но сегодняшние лидеры СПС однозначно осуждают какое-либо сожаление по поводу распада СССР, то есть распада реальной исторической России, как проявление «комплекса проигравших», «тоски по великодержавности». И здесь, как мы видим, нынешний второй этап идеологической и идейной борьбы новых либералов с российскими традициями державничества и российской государственности носит более ожесточенный характер. Сегодня на помощь идеологии и практике самоликвидации России призвана концепция глобализма, с тем чтобы доказать, что утрата Россией фактического суверенитета необратима, что в современном глобальном мире нет места ни для национального суверенитета, ни для «национальных интересов» в собственном смысле этого слова. В результате страсти «пораженчества» вводятся в глобальный мировой процесс, приобретают наукообразный характер. Развитие Евросоюза, связанного с передачей ряда прерогатив национального государства наднациональным организациям, объявляется единственной доминирующей тенденцией развития современной цивилизации. И, соответственно, идеология и практика неполного, ограниченного суверенитета преподносится в виде нормы, общего правила существования современных государств.

Очевидно, что вся эта идеология самоликвидации, отказа и от своих территорий, геополитических преимуществ России, и от своего ВПК, и от своего национального суверенитета носит болезненный характер. Вся эта либеральная борьба с «государственничеством», страстное желание увидеть свою страну поверженной, слабой, «младшим братом», лишенной «державных амбиций», является признаком серьезного кризиса посткоммунистической России в целом. Ведь речь идет о болезни, которая поразила значительную часть наиболее образованной, наиболее активной и энергичной части российской

политической элиты. И это какой-то парадокс. Эти люди умны, образованны. Но как только они начинают говорить и думать о России, их разум теряет силу. Выдвинутая ими, в частности Егором Гайдаром, дилемма - или «народное благосостояние», или ВПК, «военное могущество» - носит непродуманный характер. Даже применительно к царской, дореволюционной России этой дилеммы уже не было. Без военного могущества Россия просто не смогла бы просуществовать, обеспечить свою безопасность от польского, турецкого, шведского или французского экспансионизма.

Совсем неразумным, нелогичным является покушение на ВПК в наше время. ВПК, доставшийся нам в наследство от СССР, является сосредоточением наших научных достижений, источником развития высоких технологий, средством сохранения конкурентоспособности России в современном мире. Благодаря ВПК мы сохранили возможность создавать оружие пятого поколения и тем самым сохранили возможность обеспечить свой реальный суверенитет. Не говоря уже о том, что ВПК производит современное оружие, торговля которым приносит казне миллиарды долларов, ВПК на самом деле работает сегодня на благосостояние населения, помогает сохранить многие квалифицированные рабочие места, сохраняет образованность населения и т.д. Есть все основания говорить о том, и об этом пора говорить вслух, что вся эта идеология преодоления российского «государственничества», российской «державности», независимо от ее подоплеки и мотивов, наносит урон национальной безопасности России. Во-первых, сама по себе мысль, вернее, суждение, что мы страдаем не от нехватки территории, а от ее излишков, опасна, ибо она разоружает нацию, элиту морально, мешает нам противостоять центробежным настроениям, которые все еще сильны в России, являются своеобразной инерцией распада СССР. Мысль о том, что Россия страдает от своих «необъятных пространств», что они мешают формированию эффективной экономики, рационализации производства, вольно или невольно подталкивает ко второму Хасавюрту.

Обращает на себя внимание, что именно близкие к СПС эксперты, политологи предлагали Путину до событий на Дубровке в октябре 2002 г. повторить подвиг де Голля и уйти из Чечни точно так, как французский генерал ушел из Алжира. И опять, как во всех случаях, связанных с проявлением этой идеологии самоликвидации России, эмоции подменяют разум. Не учитывается различие между Францией как устойчивым, мононациональным историческим и легитимным

образованием и нынешней Россией, которая является продуктом распада СССР и никогда ранее не существовала. Не учитывается, что предоставление независимости Чечне подрывает не только принцип территориальной целостности новой России, но и ее легитимность. «Освобождение» России от Чечни чревато прецедентом, который предполагает, что любая мятежная территория автоматически получала бы статус самоопределившегося государства. Очевидно, что уход России из Чечни усилил бы сепаратистские настроения на всем Северном Кавказе, и прежде всего в Карачаево-Черкессии, Ингушетии, Балкарии. Вообще не понятно, где для наших либеральных экспертов кончается «лишняя территория» и где начинаются «нужные территории». Если Северный Кавказ - лишняя территория, то почему мусульманское Поволжье не лишняя территория?

И здесь я вынужден сказать то, о чем не принято говорить вслух. За либеральной борьбой с так называемыми лишними территориями России стоит не просто «усталость от империи», а психология потенциального эмигранта, психология человека, который относится к России как чужой стране, которую совсем не жалко. Ведь территория для любого народа - это не просто пространство, а родной дом, это земля, орошенная потом и кровью своих предков. Ведь на территории бывшего СССР было чрезвычайно трудно отделить земли «метрополии» от территории «колоний». Разве север нынешнего Казахстана, который на протяжении веков осваивался и заселялся русскими, не был метрополией, не был частью России? Разве нынешний Юг Украины, а в прошлом степи Северного Причерноморья, степи всей Новороссии не являются метрополией? Можно ли составить себе представление об истории России, вычеркнув из нее историю строительства верфей в Николаеве, историю создания Черноморского флота в Севастополе и т.д.?

Либеральная борьба с лишними территориями была и остается борьбой с русскими национальными интересами, борьбой с русским национальным сознанием.

Во-вторых, очевидно, и это мы наблюдаем ежедневно на практике, что «либеральная» борьба с «наследием империи», с «лишними территориями» сплошь и рядом оборачивается борьбой с интеграционными настроениями и процессами на постсоветском пространстве. Контролируемые либералами так называемые «независимые» СМИ уже на протяжении пяти лет ведут настойчивую борьбу с идеей союзного русско-белорусского государства, пытаются внушить населению подозрение, недоверие к самой идее реинтеграции.

Обращает на себя внимание, что либеральные СМИ откровенно поддерживают в Белоруссии и на Украине антироссийские силы, тех, кто крайне негативно относится к самой возможности сотрудничества, дружбы и взаимодействия бывших советских республик с Российской Федерацией. Пишут, что России опасно «приобрести Украину», ибо интеграция Украины в Россию придаст энергию в абсолютно «выдохшийся российско-белорусский союз» и тогда возникнет почти неодолимый геополитический соблазн создать для начала «славянскую Антанту», а там уже шаг до возрождения какого-то варианта империи.

Ни в чем так не виден изначальный алогизм, более точно - абсурд нашего российского либерализма, чем в подобных утверждениях. Почему разделенные немцы имели право на воссоединение, а разделенные в 1991 г. русские, украинцы и белорусы не имеют права на воссоединение? Почему объединение близких по духу, языку, культуре, религиозным традициям русских, украинцев и белорусов ведет к «империи», а нынешняя Россия, объединяющая не только разные народы, но и цивилизации, является национальным государством? Чем, в конце концов, нынешняя Восточная и Южная Украина - речь идет прежде всего об украинской части Новороссии - отличается от Юга России, от Ставропольского и Краснодарского краев? Ничем. Один русско-украинский народ, один южнорусский язык. И он, этот народ, с либеральной точки зрения должен жить обязательно в разных государствах. И это еще один пример, свидетельствующий, что идеология современного российского либерализма далека не только от здравого смысла, но и от уважения к праву народов на воссоединение, на историческое творчество. И по сути, и по форме эта идеология направлена против национально-государственных интересов России.

В-третьих, нельзя не видеть, что эта идеология самоликвидации России наносит существенный урон духовной безопасности России, духовному здоровью народа. Ведь никто не знает, чем может обернуться нынешняя широкомасштабная кампания по развенчанию «державных претензий» русских. Я уже не говорю о том, что подобная практика сознательного размывания у населения веры в свое государство, в его силу, в возможность возродиться в качестве мировой державы вообще противоестественна. Все народы, все правительства поступают прямо противоположным образом, они формируют, крепят гордость народа за свое государство, его свершения, победы, чтут традиции, память предков. И делают это, прекрасно понимая, что вера людей в свой народ, в свою страну, то есть патриотизм, является важным ресурсом консолидации

власти и населения, источником энергии. Ни одно правительство в истории человечества не делало то, что делало правительство Гайдара. Пропаганда реформаторского правительства убеждала население, что их нынешнее государство слабо, ничего не может, что «России уготовлена роль окраины современной европейской цивилизации» (Леонид Седов) и чем мы быстрее примиримся с этой второстепенной, скромной ролью, тем будет лучше для нас. Конечно, патриотизм, чувство гордости за свою страну, носит иррациональный характер, связан с мифами, преданиями и даже с амбициями. Как известно, все новые нации Центральной и Восточной Европы, родившиеся в последние 100-150 лет, порождены мифами. Но никто никогда в истории не пытался сознательно разрушать эти мифы, доказывать, что за верой людей в свой народ, в его предназначение ничего не стоит. Никто никогда не доказывал, что все, что можно другим народам - стремиться к величию, державности, -заказано своему собственному народу. Все всегда прекрасно понимали, что разрушение всего, на чем держится национальная память, национальная гордость, в целом национальное сознание, провоцирует аморализм, апатию, разрушение личности.

Нельзя не видеть, что эта продолжающаяся более десяти лет кампания по развенчанию «претензий» или «притязаний» России и русского народа на «державность» уже дала свои результаты. Естественно, негативные. Социологи отмечают, что именно в последние годы, впервые за многие века русские утратили веру в свое будущее, а национальная история теряет для них смысл.

Все это говорит о том, что настало время противопоставить иррациональной идеологии самоликвидации России зримые, убедительные аргументы в защиту государства, национального суверенитета. Речь идет даже не об агитации, не об очередной обработке сознания. Речь идет о преодолении пассивности и апатии государства во всем, что касается защиты, отстаивания его собственных, коренных, насущных интересов. К сожалению, и при В.Путине качество идеологической работы государственного аппарата остается низким. Речь идет об освобождении от созданных либералами и внедренных в общественное сознание мифологем, которые подавляют волю людей, провоцируют пессимизм, неверие в себя, в свое государство. Речь идет о выработке национальной идентификации, основанной на фактах, на объективной реальности, которая позволяет гражданину России ощущать опору под ногами. Тем более что в научной, экспертной среде уже формируется свой научный протест против этой идеологии

самоликвидации России. Предпринимается попытка показать, что, несмотря на серьезные разрушения государства, вызванные и распадом СССР, и экономическими реформами, сохранились все необходимые предпосылки для воссоздания России как субъекта истории, так и субъекта мировой политики.

Речь сегодня идет о том, чтобы собрать воедино все эти аргументы в защиту суверенитета, в защиту России и выстроить теоретическую картину, раскрывающую возможности, резервы нашего государственного, национального развития. Необходимо собрать воедино все аргументы, все факты, могущие опрокинуть, опровергнуть идеологию самоликвидации России. Обращает на себя внимание, что многие историки, ученые ощущают этот запрос на формирование философии русского оптимизма и пытаются дать свой ответ на эти проявления национального и государственного отщепенства. Обращает на себя внимание книга Анатолия Уткина «Вызов Запада и ответ России», а также его выступление на эту тему на «круглых столах» газеты «Росс1я». Анатолий Уткин собрал аргументы, опровергающие утверждение наших либералов, что сама Россия не имеет цивилизационных ресурсов, необходимых для того, чтобы ответить на вызовы современной цивилизации. Очень показательна книга Александра Горянина «Мифы о России и дух нации», предлагающая иной, не нигилистический взгляд на русскую историю. Эту работу начал и Андрей Кокошин в своей статье «Россия - сверхдержава, великая или региональная держава?». В этой статье Андрей Кокошин выявил многие ресурсы, которые остались у России и которые позволяют ей оставаться великой державой. В статье нет прямой конфронтации с тем, что я называю идеологией самоликвидации России, но тем не менее в ней обозначены все основные линии, узловые точки полемики с базовыми принципами международной политики российских либералов.

Во-первых, Андрей Кокошин выстраивает всю систему аргументов, направленную против теории самоликвидации национальных государств вслед за процессами глобализации. Автор статьи о державной идентификации России показывает, что сам по себе рост наднациональных международных организаций, феномен многонациональных и транснациональных корпораций, не отменяет существования роли и значения суверенных государств. Автор обращает внимание на тот несомненный факт, что ускорение процесса глобализации в 90-х годах ушедшего столетия не привело к уменьшению межэтнических конфликтов, не остановило рост обособленности

этнических общин. «К старым конфликтам подобного рода, - пишет Андрей Кокошин, - в последние десять лет прибавились новые, которые на самом деле также имеют давнюю историю».

Наши глобалисты в оценке исторических перспектив суверенных национальных государств допускают ту же методологическую ошибку, которую Карл Маркс допускал при оценке перспектив существования нации. Речь идет об изъянах экономического детерминизма, который недооценивал специфику национального сознания, его несводимость целиком к экономическим отношениям. Как известно, Маркс полагал, что вслед за универсализацией, интернационализацией капитала и индустриального производства начнется отмирание нации и национальных различий. Но ничего подобного не произошло. История отреагировала на интернационализацию производства прямо противоположным образом. Индустриальный капитализм породил невиданный национализм, всплеск расизма, бесчисленные национальные войны. Но глобалисты на самом деле не добавляют ничего нового к тому, что писал об интернационализации мира и производства Карл Маркс. Новым сегодня является интернационализация бытовой, массовой культуры и глобализация обмена информацией. Но и эти процессы не в состоянии поколебать ядро национального сознания, ядро национальной идентификации. И француз, и поляк, и русский могут пользоваться одними и теми же туалетами, но от этого француз не перестает быть французом, а русский - русским. Глобализация не может поколебать ядро личности, национальный язык, основу родовой памяти и национальной идентификации. Кстати, эту неразрывную связь между суверенностью государства, национальным языком и национальным сознанием еще в начале прошлого века прекрасно описал Петр Струве. Он тогда показал, что национальное государство является фундаментальным условием сохранения национальной культуры, национального языка, национального сознания и, соответственно, национальной памяти.

Наши либеральные глобалисты мыслят линейно, не учитывают, что изменения в производстве, в бытовой культуре могут вызвать защитную реакцию, реакцию противостояния всем этим нивелирующим и уравнивающим процессам. На самом деле все действительно происходит прямо противоположным, нелинейным образом. Появление наднациональных организаций обостряет потребность в сохранении ядра, гаранта суверенности, на тот случай, если наднациональные организации примут ошибочное решение, наносящее урон данной нации. Это только

наша либеральная элита стоит на пораженческой позиции, исходит из того, что сообщество либеральных демократий лучше понимает национальные интересы России, что любая наша инициатива по защите суверенитета будет во вред человеческой цивилизации. В мире вообще нет такой элиты, которая бы ставила национальные интересы своей страны ниже национальных интересов всех других стран. Правы те, кто полагает, что нормой для цивилизованного европейского патриотизма является прямо противоположная позиция, то есть умение ставить интересы своей страны выше интересов других государств. А потому в мире, в Европе всегда думают о сохранении исходного ядра национального суверенитета, о сохранении механизма обратимости назад полномочий, переданных добровольно наднациональным органам. Механизмы и инструменты наднациональной организации поддерживают только в той мере, в какой они работают на национальный интерес. Не надо быть пророком, чтобы видеть исходные, непреодолимые ограничения на пути полного отмирания национального суверенитета.

Парадокс состоит в том, что люди, называющие себя «западниками», добивающиеся интеграции России в сообщество развитых стран, на самом деле ведут войну с фундаментальными, основополагающими ценностями современной европейской цивилизации. Все дело в том, что демократическая идея и суверенности личности, и суверенности народа как полновластного хозяина своей страны неразрывно связана с идеей государственного суверенитета. Да, в современной Европе многие государства отдали часть своих полномочий наднациональным органам объединенной Европы. Но, во-первых, они сохранили за собой право вернуть себе эти свои полномочия в случае необходимости. Во-вторых, обращает на себя внимание, что в современной Европе в широком смысле слова, в современной так называемой атлантической цивилизации одни государства ограничивают свой суверенитет в пользу другого государственного суверенитета, а на самом деле в пользу роста могущества США как единственной сверхдержавы.

Поэтому не правы наши отечественные поборники глобализма, утверждающие, что в условиях интернационализации рынка и движения капиталов в принципе отмирают представления о государственном суверенитете как догмате политической культуры XIX и XX вв. Идея суверенитета США как единственной великой державы остается незыблемой. И нет сегодня в мире такой силы, которая могла бы противостоять воле и желаниям руководителей этой все более и более

«суверенной» державы. Правда, вера нынешних российских адептов глобализма замешана больше на лицемерии. Они борются с остатками нашего государственного суверенитета, с «державными амбициями» русского человека во имя утверждения амбиций США как настоящей мировой державы. Те, кто не хочет кормить свою армию, будут кормить чужую. Те, кто уничтожает суверенитет и достоинство своего государства, вольно или невольно работают на упрочение державности и суверенитета его конкурентов. Средней позиции в этом споре о суверенитете нет.

Существует точка зрения, согласно которой можно довести идею глобализма, идею отмирания государственного суверенитета до логического конца и передать все функции управления миром единому мировому правительству, какой-то новой наднациональной организации, которая заменит ООН. Если бы не предрассудки государственного суверенитета, говорят они, то можно было бы избежать всех трагедий, вызванных появлением немецкого фашизма, избежать трагедии Холокоста. Уже в 1935 г., говорят они, было ясно, к чему ведет приход Гитлера к власти, и уже тогда объединенные США, Франция, Англия могли с помощью превентивной военной акции в зародыше задушить гадину фашизма. И тогда история пошла бы в другом направлении. Но здесь-то и возникают вопросы, на которые сторонники освобождения человечества от «всяческих суверенитетов» не дают ответа. Как избежать в наднациональных органах давления такой могущественной державы, как США, которая по природе своей будет стремиться поставить свои национальные интересы выше общечеловеческих? Не приведет ли борьба с так называемой «потенциальной угрозой» так называемых «потенциальных изгоев» к прозаическому навязыванию интересов тех же Соединенных Штатов Америки всем остальным странам? Каковы гарантии, что новые наднациональные организации будут лучше и честнее защищать суверенитет отдельной личности и ее свободы, чем суверенные государства прошлого? Ведь хорошо известно - об этом говорит вся история человечества, - что любая тенденция к универсализму заключает в себе и тенденцию к тоталитаризму. И далее: кто будет наделен правом определять «враждебность» или «дружественность» «интересам цивилизации» того или иного суверенного государства? Как отделить личные интересы, национальные симпатии и другие всяческие субъективные чувства конкретных чиновников создаваемого всемирного правительства от «чистых» интересов демократической цивилизации? Кто даст гарантии, что отказ

от национальных суверенитетов не приведет к расширению практики бомбардировки мирных граждан и мирных городов, подобные тем, которые мы наблюдали во время агрессии НАТО против Югославии? В конце концов, кто будет противостоять этим тоталитарным наклонностям всемирных организаций в том случае, если исчезнут суверенные государства с их священными границами?

На эти и другие серьезные вопросы наши российские сторонники отмирания всяческих суверенитетов, и прежде всего российского, не дают ответа. И я лично боюсь, что за нынешней пропагандой якобы неизбежных последствий роста глобализма стоит проповедь новой формы тоталитаризма. На этот раз во имя утверждения «мировой демократии».

В упомянутой статье Андрея Кокошина предпринята попытка опровергнуть либеральный тезис о вреде для России ее «необъятных территорий». А.Кокошин показывает, что сама по себе идея отмирания вопроса о так называемых «геополитических преимуществах» вслед за процессами глобализации мировой экономики ошибочна. Сама попытка поставить под сомнение значимость такого фактора, как территория, была связана со специфическими условиями восстановления экономического могущества Германии и Японии после Второй мировой войны. Но сейчас, в конце XX - начале XXI в., произошла коренная переоценка территории как компонента национальной мощи. Как пишет А. Кокошин, «большая территория не только повышает военную безопасность государства или дает простор для сельского хозяйства, но и создает дополнительные возможности для развития трансгосударственных транспортных коридоров, для суверенного осуществления мероприятий по охране окружающей среды и т. д. Рост мирового населения... с усилением антропогенного воздействия на окружающую среду повышает значение территориального фактора в определении силы и влияния государства (с хорошими климатическими условиями, обеспеченного чистой водой и другими ресурсами для нормальной жизни человека), в определении мощи государства. В этом отношении территория России обладает огромной ценностью». Статья А.Кокошина показывает, что при самом объективном и строгом научном подходе можно найти очень много факторов, параметров все еще сохраняющегося могущества России как мировой державы. Но для того чтобы увидеть все это, надо только встать на национальную точку зрения. И тогда обнаруживается, что оценивать реальное влияние и реальное могущество государства надо не только по такому показателю,

как ВВП на душу населения, но и по индексу развития человеческого потенциала. Оказывается, что и традиционный имидж России как мировой державы, и ее уникальное происхождение как евразийской цивилизации, и даже ее историческая память, ее история, славные боевые победы являются огромным потенциалом национального развития.

Трудно, если стоять на позициях здравого смысла, не признавать того, что только два таких уникальных преимущества, как пространство и наши практически неисчерпаемые минеральные ресурсы, конечно, при сохранении суверенитета и государственности, дают России шанс на будущее. Правда, при этом в условиях ужесточения конкуренции за ресурсы развития нам «уже в ближайшее время предстоит доказать, по меньшей мере основным участникам глобальной конкуренции, если не свою способность использовать эти ресурсы, то хотя бы свою возможность ими владеть». На эти ресурсы, связанные с геополитическими преимуществами России, обращает внимание в своих публикациях и выступлениях и Анатолий Уткин. Он полагает, что мы вообще должны по-другому посмотреть на карту России - не с Запада на Восток, а с Сибири на европейскую часть страны. И тогда увидим свои подлинные богатства.

Сегодня наши реки и озера Сибири, наши уникальные богатства чистой воды делают нас предметом всеобщей зависти. Наша бывшая отсталость сегодня становится нашим национальным преимуществом. На сегодняшний день Россия обладает наиболее обширными территориями, слабо затронутыми или не затронутыми хозяйственной деятельностью. Сохранение российских лесов и болот позволяет России смягчать негативные изменения климата, смягчать экономические и социальные потери не только для себя, но и для других регионов мира. Уникальные геополитические преимущества страны, являющейся центром Евразии, -это огромный, но пока не реализованный национальный ресурс. Россия имеет все возможности стать главным транспортным коридором между двумя самыми динамичными регионами мирового хозяйства - Западной Европой и Азиатско-Тихоокеанским регионом. Увеличение грузопотоков с Запада на Восток, с Севера на Юг и обратно через российскую территорию поможет вернуть стране статус транспортной державы мира. Наши геополитические преимущества - источник державного влияния России, мощный ресурс национального развития. У России открыты двери ко всем основным регионам - к Америке через Аляску, к Китаю через Амур, к западноевропейскому миру через Балтику, Заполярье и Черное море, к мусульманскому миру через Казахстан, Среднюю Азию и

Каспий, к индийскому миру через Алтай и Гиндукуш. Россия имеет все ресурсы для проведения активной международной политики, для сохранения себя в качестве влиятельной державы.

Не верьте тем, кто говорит, что Россия сегодня как никогда слаба, что она должна отказаться от своих амбиций. При самом научном, но при честном взгляде на Россию мы находим все необходимое для сохранения могущества России как мировой державы. Только взглянуть на Россию надо другими глазами, не такими, как мы привыкли, а глазами заинтересованной в своем будущем нации. Для того чтобы воспринять колоссальный дар наших предков - нашу территорию до Тихого океана, -мы должны, мы просто обязаны научиться иначе смотреть на карту своей страны. Мы просто обязаны увидеть в Енисее, Оби, Лене свои реки, а не экзотические фантазии путешественников. Особенно привлекательны верховья Лены - удивительные по красоте и климату места севернее Байкала. Взгляд на Зауралье должен быть взглядом на корневую Россию как на истинно жилой край, а не как на холодную кладовую. Только так Россия сможет сохранить свою удивительную территорию, которая непременно удивит мир геологическими находками. А биотехнологическая революция создаст морозоустойчивые сорта злаков и плодов, превращая сибирские просторы в зону прекрасной жизненной силы.

Автор не ставил себе задачу в рамках этой статьи произвести инвентаризацию всех возможных аргументов в защиту российского суверенитета, всех возможных идеологических, материальных, политических и других потенциалов укрепления российской государственности. Я думаю, что настало время позаботиться о духовной и идеологической безопасности страны и начать работу по выстраиванию наук идеологического фундамента национального суверенитета России. Тем более что для подобной работы уже скопилась необходимая морально-политическая атмосфера. Традиционная для всех русских революций идеология национального пораженчества, идеология национального и государственного «отщепенства», к счастью, себя изжила, по крайней мере изживает. Сам факт, что за СПС, за партию воинствующего либерализма голосует не более 5% населения, говорит о многом. «Пораженцами» сейчас являются не те, кто заботится о «национальном суверенитете» и «державном могуществе» России, а те, кто предлагает нам роль покладистого «младшего партнера», лишенного права на свою собственную точку зрения. Но тогда задача экспертного сообщества состоит в том, чтобы под возрождающееся понимание

незыблемости российского суверенитета подвести соответствующую идеологическую базу. Нам сегодня нужна не только воля и целеустремленность президента, но и воля и целеустремленность всех, кто считает себя государственниками.

«Международная жизнь», М., 2003 г., № 8, с. 60-81.

Ю.Кобищанов,

историк

МУСУЛЬМАНЕ РОССИИ, КОРЕННЫЕ РОССИЙСКИЕ МУСУЛЬМАНЕ И РУССКИЕ -МУСУЛЬМАНЕ (Окончание)

Современные «евразийские мусульмане»

Аналогично этому татары Татарстана и Башкортостана рассматривают мишарей, сибирских татар, кряшенов, нагайбаков и пр. в качестве членов своей нации. На самом деле положение сложнее, однако Татарстан и Башкортостан имеют большое значение как национальные очаги тюрко-исламских народов внутри РФ. С этим связано увеличение относительной численности титульных наций в составе населения Татарстана и Башкортостана в 1987-1999 гг. и особенно городского населения, тогда как в 1940 - середине 80-х годов процент татар и башкир в столицах этих республик неуклонно снижался, в основном в результате притока населения из других регионов. Характерный пример -г.Набережные Челны (Татарстан). До начала строительства КамАЗа это был городок с населением около 38 тыс. (в 1970 г.), этнический состав которого приближался к среднему по Татарстану: около половины всех жителей были татарами и башкирами, 46,8? - русскими, остальные -украинцы (около 1%) и народы Поволжья. В 1989 г. численность городского населения превысила 0,5 млн. и за следующие десять лет еще увеличилась. Новые жители прибывали часто издалека (в 1979 г. 3,4% населения города составляли украинцы), но главным образом из других городов и сел Татарстана (50%) и из соседних с ним областей и республик. Среди новоселов преобладали русские и татары, причем 35% первых и 77% вторых были уроженцами Татарстана. Часть из них (в том числе татар) покинула город, другие продолжали приезжать в 1992 г. и в последующие годы как вынужденные переселенцы-репатрианты на свою историческую родину (среди них татары составляют около 80%). Но и до