CC BY
191
В. Марков,
кандидат искусствоведения, ДВГУ
АПОСТОЛ ЯПОНИИ
В конце XX столетия на фоне явных позитивных сдвигов в диалоге между Россией и Японией большой интерес вызывает история взаимоотношений обоих государств во всех сферах жизни: экономической, политической, культурной. Поэтому в контексте современности любая грань прошлого, раскрывающая тот или иной аспект российско-японских отношений, в наши дни как никогда актуальна. Прежде всего это касается духовной сферы, создающей, на наш взгляд, основы для налаживания контактов в области экономики, политики, торговли и т.п. В этой связи серьезного внимания заслуживает жизнь и деятельность «апостола Японии», архиепископа Николая Японского, причисленного православной церковью к лику равноапостольных святых. Этот русский священник высоко почитается в Японии и в настоящее время, а при жизни его имя было самым популярным в стране после имени микадо. Его неоценимый вклад в становление российско-японских культурных связей еще не освещен достаточно полно и вызывает живейший интерес со стороны как российских, так и японских исследователей1.
Святитель Николай родился 1 августа 1836 г. в глухом селе Береза Смоленской губернии в семье дьякона. Его мирское имя Иван Дмитриевич Касаткин. Когда мальчику исполнилось пять лет, умерла его мать, поэтому он с раннего детства познал все тяготы сиротства. Тем не менее, одаренный живостью ума и сообразительностью, он пошел по стопам своего отца , выбрав нелегкий путь служения церкви. В числе лучших учеников он закончил Вельское духовное училище, а затем в 1856 г. — Смоленскую духовную семинарию.
Учитывая выдающиеся способности юноши и желание продолжать учебу, его за казенный счет отправили учиться в Петербургскую духовную академию. В столице он сразу обратил на себя внимание необыкновенной тягой к знаниям, упорством и трудолюбием, стремлением во всем разобраться самому. По окончании учебы ему была уготована академическая профессорская кафедра, однако судьба распорядилась иначе...
Жадный до знаний юноша после занятий постоянно пропадал в библиотеке, где хранились книги не только духовного содержания. Его интересовали история, философия, жизнеописания знаменитых людей. По более позднему признанию самого Николая свой выбор —
проповедовать христианство в Японии — он сделал после прочтения книги воспоминаний «Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах». Помимо увлекательного чтения в сочинении русского моряка содержится масса интересных и точных наблюдений, касающихся государственного устройства, быта и религиозных воззрений японцев. «Книга такова, что трудно от нее оторваться... «Записки» без сомнения одни из лучших и умнейших на русском языке и по слогу и по содержанию...» — отмечал в дневнике друг А.С.Пушкина, поэт-декабрист В.Кюхельбекер2.
«Заболев» Японией раз и навсегда, Иван Касаткин стал ходатайствовать о своем назначении в эту страну. В 1860 г. его желание было удовлетворено и он получил направление в г.Хакодатэ, назначенный настоятелем храма при российском консульстве. Незадолго до отъезда — 30 июня 1860 г. — он был пострижен в монахи и наречен именем Николай, а менее чем через месяц отправился в трудное путешествие на Дальний Восток.
Поздней осенью 1860 г. он прибыл в Николаевск-на-Амуре — в то время главную тихоокеанскую гавань России. Но в связи с окончанием навигации, ему пришлось остаться на зимовку в этом маленьком окраинном городке. Зимой он впервые встретился с выдающимся просветителем Сибири, Дальнего Востока и Америки, епископом Камчатским Иннокентием (Вениаминовым), который, обладая богатым опытом миссионерской работы, в течение долгой зимы многому научил молодого коллегу, став впоследствии его духовным наставником.
Весной 1861 г. с открытием навигации новоназначенный священник прибыл в Хакодатэ — небольшой городок в южной части острова Хоккайдо, с населением не более 8 000 чел., открытый к этому времени для посещения иностранными судами. Российским консулом в Японии того времени был И.А.Гошкевич — личность во многом примечательная и почитаемая в Японии в настоящее время. Он плавал на знаменитом фрегате «Паллада», путешествие которого описано И.А.Гончаровым в известной книге и, прекрасно владея японским языком, составил, по существу, самый первый русско-японский словарь. Прибыв в Хакодатэ в качестве первого русского консула, он организовал первую в Японии школу русского языка, где преподавал сам вместе с другими служащими консульства. При русском консульстве была выстроена небольшая деревянная церковь Воскресения Христова с колокольней, в интерьере которой достаточно необычным было сочетание канонического православного иконостаса с устилавшими пол циновками из соломы — татами. За неслыханный в этих местах церковный перезвон колоколов жители города окрестили этот храм Гангандэра (Бомбом). Именно он, первый в Японии православный храм, стал основным местом работы прибывшего о.Николая, которому пришлось начинать свою деятельность буквально «с нуля».
На новом месте русский священник не сразу начал проповедовать христианство, т. к. в то время в Японии это казалось немыслимым. Наученные горьким опытом деятельности первых христиан-
европейцев, прибывших из Португалии, японцы смотрели на христианство как на злодейскую секту и под угрозой смертной казни запрещали какую-либо миссионерскую деятельность3.
Поэтому в Японии Николай Касаткин прежде всего серьезно занялся изучением японского языка. В Хакодатэ он вновь встретился с епископом Камчатским Иннокентием (Вениаминовым), который совершал путешествие по епархии; владыка отметил ревностное желание молодого иеромонаха изучать японский язык. Правда трудность в изучении незнакомого языка порой доводила Николая до полного отчаяния. В этом он чуть позже признавался духовному наставнику, уже митрополиту Иннокентию в своих письмах: «Семь лет я бился над японским языком, чуть ли не ежедневно вздыхая, что сутки состоит не из ста часов и что нельзя все эти сто часов употребить на изучение языка»4.
Но упорство принесло свои плоды; Николай Касаткин стал одним из первых европейцев, которые смогли читать и понимать в оригинале старинные японские хроники и исторические тексты. О нем говорили, что он «едва ли не самый ученый человек в японском смысле» — что он «знал иероглифов столько, сколько редко кто знал из самих японцев». Прекрасное знание позволило русскому священнику хорошо познакомиться с историей, литературой, религией японского народа. Не менее важно и то, что он сумел, как никто другой, постичь дух нации, ее психологические и нравственные основы. Известный общественный деятель России того времени А.И.Мечников, два года работавший в Японии преподавателем русского языка, отмечал, что Николай Касаткин является «великим знатоком японской истории, синтоистской религии и языка». На протяжении всей жизни помимо проповедей о.Николай значительную часть времени отдавал переводам священных книг на японский
язык5.
Вплоть до наших дней Хакодатэ часто называют «японским Вифлеем», подчеркивая, что именно этот город явился колыбелью православия для островного государства. При этом отмечается, что первый камень в основание нынешней Японской православной церкви был заложен здесь русским священником Николаем Касаткиным, его скрытой от посторонних глаз проповедью. Первенцами японского православия стали тайно крещенные жрец Савабэ Такума, городской врач Сакаи Ацунори, нареченный Иоанном, затем — Иаков Урано. Один из прозелитов Ниидзима Дзе добрался до Хакодатэ из центральной части страны и некоторое время на правах ученика жил в доме о.Николая. Впоследствии он стал известным просветителем, основателем христианского колледжа Досися. Позже не только они, но и другие вновь обращенные христиане стали сами проповедовать новую веру среди своего народа, способствуя распространению в Японии не только православия, но и русской культуры.
Примечательны некоторые факты из жизни первого православного японца Савабэ Такума, нареченного при таинстве крещения Павлом. Он был выходцем из старинного дворянского (самурайско-
го) рода и до приезда Николая в Хакодатэ занимал высокий пост, являясь главным жрецом местного синтоистского храма. Отличаясь не только родовитостью, но и умом, он пользовался большим почетом в местном обществе и имел значительное влияние в среде горожан.
Савабэ-сан был в хороших отношениях с русским консулом И.А.Гошкевичем и часто бывал у него дома, обучая консульского сына самурайским традициям в обращении с оружием. В доме консула он впервые познакомился с молодым русским священником. Поначалу между ними не намечалось никакого сближения. Как жрец национальной религии синто, он считал себя вправе относиться свысока к представителям всех иных «заблуждающихся» религий. Николай Касаткин, постоянно видя холодный и гордый взгляд японца, даже и не пытался с ним разговаривать или искать какие-либо контакты.
В этой своеобразной молчаливой дуэли, продолжавшейся несколько месяцев, первым заговорил японский священник, но только с тем, чтобы высказать русскому коллеге свое презрение и ненависть к христианской вере. Однако Николай, словно готовый к диалогу, отвечал на его вопросы спокойно и рассудительно, объясняя при этом основы христианского учения. Вероятно, это и пробудило у противника интерес; он слушал его очень внимательно и попросил встретиться еще раз. Во все последующие беседы Савабэ-сан слушал Николая спокойно и даже тщательно записывал его слова, цитируемые из Ветхого Завета. Так этот примечательный диалог длился несколько месяцев и весьма существенно изменил отношение японца к православию. А русский священник, как первой победе, искренне радовался перерождению человека.
По стечению обстоятельств, как только японский жрец стал вникать в сущность христианства, на него посыпались различные беды, несчастья и тяжкие испытания. Сошла с ума его молодая жена, отшатнувшись от него, перестали ходить в синтоистский храм прихожане, а в городе стали говорить, что он продался врагам Японии — христианам. После того как сгорел его дом, он отказался от жреческого сана в пользу своего семилетнего сына, а сам, тайно приняв христианство, вместе с двумя товарищами-прозелитами, спасаясь от преследования местных властей, уехал из Хакодатэ.
В то время в Японии шла жестокая война между сторонниками сегуна и микадо. Принятый за шпиона, Савабэ-сан был схвачен и посажен в тюрьму. После освобождения он вернулся в родной город и перенес еще немало испытаний, ни на минуту не падая духом. Молва о нем распространилась по всей Японии, и со всех концов страны к нему стали стекаться люди, желавшие принять христианскую веру. Но в феврале 1872 г., во время нового витка гонений на христиан, Савабэ-сан был схвачен вновь и, приговоренный к смертной казни, посажен в тюрьму. Его спасло лишь то, что в следующем, 1873 г. японское правительство издало закон о полной веротерпимости; он был выпущен на свободу.
Все основные события в жизни Павла Савабэ происходили в отсутствие Николая Касаткина, т.к. в 1869 г. по служебным делам он выехал в Россию, пробыв на родине почти два года. В Петербурге он начал ходатайствовать перед Священным Синодом об открытии в Японии Русской православной миссии. Его ходатайство было удовлетворено, а сам он, получив сан архимандрита, был назначен начальником новой миссии. В 1871 г. вернувшись в Японию, вместе с новорожденной миссией в составе четырех человек он обосновался в столице страны — г. Токио. Вместе с ним к новому месту службы прибыл Павел Савабэ, рукоположенный к этому времени епископом Камчатским, преосвященным Вениамином в священнический сан. Он-то и стал первым японцем — профессиональным служителем православной церкви.
Вспоминая трудные испытания, выпавшие на долю первого православного священника-японца Павла Савабэ, епископ Николай писал: «Я вижу, как он страдает... Исполненный ревности о Христе, напоминающей ревность апостола Павла, высокое имя которого носит посвятивший себя безраздельно на дело призыва ко Христу других людей... Бедный Савабэ трудится для Христа так, как редкие в мире трудятся. Он весь предан своему труду, весь в своем труде, и что его труды не тщетны,свидетельствуют десятки им привлеченных ко Христу»6.
Переезд в столицу стал важным этапом становления русской православной миссии в Японии, способствуя широкому распространению христианства и в других районах страны. Несмотря на трудности, миссионерская деятельность Николая Касаткина имела большой успех. В северных городах Японии одна за другой стали создаваться православные общины, были выстроены храмы, церкви, часовни. При многих храмах были открыты школы, а в Токио и ряде других крупных городов начали работу духовная семинария и катехизаторские училища. Через семь лет после отмены репрессивных указов, направленных против христиан, число православных японцев достигло 9 000 человек.
30 марта 1880 г. Николай Касаткин прибыл в Россию по очень важному поводу: в Петербурге в Александро-Невской лавре он был рукоположен в сан епископа Ревельского и Японского. Затем, после отчета перед Святейшим Синодом о проделанной в миссии работе, он начал ходатайствовать о сборе средств на строительство кафедрального собора в Токио. Получив разрешение, епископ Японский выехал к своей пастве в Страну восходящего солнца. Это была последняя поездка святителя Николая на родину. С того времени до самой кончины, даже в самые трудные времена, он не покидал Японии, самоотверженно служа Отечеству на ниве христианского просвещения.
В декабре 1880 г. в православной миссии Токио побывал известный русский писатель В.В.Крестовский, автор нашумевшего в свое время романа «Петербургские трущобы». Вот что он писал: «В настоящее время при миссии в Токио имеются три училища; катехизатор-
екая школа, семинария для мальчиков и женское училище. В катехизаторской школе, или школе благовестников, преподаются только богословские науки и притом исключительно только на японском языке. В школе для взрослых есть даже седые старики; тем не менее все они, безусловно, подчиняются дисциплине и исправно слушают лекции.
По окончании двухгодичного курса в миссии собирается собор японских священников и старших проповедников, который производит слушателям серьезный экзамен по основному догматическому и нравственному богословию, церковной истории, каноническому праву, литургии и толкованию священного писания.
В настоящее время в катехизаторской школе занимается 67 слушателей. Здесь преподают иеромонах-миссионер о. Анатолий и священник-японец Павел Сато — человек весьма ученый, изучивший всего Конфуция и долгое время находившийся под непосредственным образовательным влиянием отца Николая.
Женское училище находится в ведении двух воспитательниц-япо-нок и русской миссионерки М.А.Черкасовой, которая основательно взялась за изучение японского языка. В училище занимается около 50 учениц, им, кроме Павла Сато, преподают несколько семинаристов старшего возраста и нанятые учителя.
Мужское училище организовано по типу русских семинарий, здесь преподают те же самые предметы, что и в России, за исключением иностранных языков. Богословские науки читают русские преподаватели на русском языке, а остальные предметы читают японцы. Основная масса учеников отличается особым прилежанием; по свидетельству русских преподавателей они до страсти любят учиться, особенно по-европейски. Старшие весьма бойко уже владеют русским языком и часто роются в библиотеке, которая стараниями епископа Николая и его помощников-миссионеров достаточно большая и прекрасно подобрана. Ученики-японцы берут самые лучшие книги, упражняются в сочинениях, переводят книги религиозного содержания и пишут оригинальные собственные сочинения, которые печатаются в «Церковном вестнике», издаваемом духовной миссией. Все преподаватели отмечают, что умственные способности и восприимчивость японцев выше всяких похвал».
К последнему замечанию очевидца необходимо добавить слова самого преосвященного Николая: «Взгляните на этот молодой кипучий народ! Он ли не достоин быть просвещенным светом Евангелия. Желание просвещаться, заимствовать от иностранцев все хорошее проникает в него до мозга костей... Гений народа не может развиваться без взаимодействия других народов. Японцы одарены удивительной упругостью духа»7.
К 1885 г. в Японии насчитывалось 184 православных общины, кроме епископа и архимандрита в штате числилось 15 священников, а число православных японцев достигало почти 12 000 человек. А Годом раньше на пожертвования прихожан в центре Токио, на куп-
ленном участке земли в районе Кандо, на вершине холма Суругадай, был заложен храм Воскресения Христова, которому было суждено стать самым главным собором всей православной Японии.
Строительство собора по проекту русского архитектора М.А.Шу-рупова велось японской фирмой «Киемидзу» под руководством англичанина Контера. Крестовокупольное белокаменное здание, возве-денн в русско-византийском стиле, строилось ровно семь лет и в 1891 г. было освящено. По тем временам это было одно из самых высоких в столице зданий, которое доминировало среди низких одноэтажных строений и по своей высоте превосходило даже императорский дворец, что вызывало недовольство некоторой части токийских обывателей. Высота купола достигала 35 м, толщина стен более 1 м, общая площадь — 500 кв. м.
Храм вмещал полторы тысячи прихожан. Его необычная для Японии архитектура, праздничный перезвон двенадцати бронзовых колоколов (шесть больших и шесть малых), роскошный интерьер, расписанный на библейские сюжеты русским художником Пошехоновым, торжественные богослужения производили очень сильное впечатление на местных жителей. Естественно, у русской православной миссии имелись определенные виды на духовное освоение Японии посредством церковного искусства. Но вместе с этим город получил прекрасный памятник, своеобразный островок русской культуры.
В годы второй мировой войны в результате американских бомбежек вокруг собора все было разрушено и сожжено дотла, но сам храм чудом уцелел. Он украшает Токио до настоящего времени и даже охраняется государством как исторический памятник и «национальное культурное достояние» страны.
Среди памятных художественных сокровищ Воскресенского собора можно отметить икону «Всех святых 17 октября» (Лазарь, Осия — всего 30 святых ликов), написанную иноком Святогорского монастыря Денасием в честь спасения российского императора 17 октября 1888 г. Эта икона подарена епископу Николаю самим мастером специально к торжественному освящению собора. Известно, что в Святогорском монастыре находится могила почитаемого в Японии великого русского поэта А.С. Пушкина, что придает событию определенный духовный смысл.
Православные храмы, значительной частью из дерева, строились и в других городах страны. Как правило, за основу брался типовой проект, созданный в России, но строили их японские мастера. Поэтому в облике многих православных храмов можно уловить специфику японского национального зодчества. Таковы, к примеру, ныне существующие храмы: Святого Духа в г.Кусиро, Рождества Пресвятой Богородицы в г.Камимуса, Преображения Господня в г. Саппоро, Воскресения Христова в г.Отару и т.п. «Всех православных храмов в Японии имеется до 175», — писал современник в начале XX в. — «Особенно выделяется величественный храм Воскресения Христова в Токио. Он господствует над городом и первым бросается в глаза со
стороны моря. В древней столице страны Киото имеется лишь один деревянный храм» . Синтез двух разных культур ощущался не только во внешнем облике храмов, но и в интерьере; особенно в интерпретации иконописания.
До наших дней в главном православном храме Японии, в Воскресенском храме г. Хакодатэ и, надо полагать в других храмах, сохранились иконы, написанные японскими мастерами. Их отличает особая утонченность, характерная для японской традиционной живописи плоскостно-линеарная структура и непостижимая образная проникновенность, свойственная японскому пониманию сущностных основ красоты. Обычно мастерству живописи обучали молодых девушек в собственной иконописной мастерской при женском училище, которая снабжала иконами все православные храмы страны. Учителями молодых художников были японки, прошедшие курсы иконопи-сания в России.
В этой связи интересна судьба талантливой художницы Ирины Ямасита, которая начала учебу в иконописной мастерской женского училища. Для дальнейшего совершенствования творческих возможностей она была направлена в Петербург, где была определена в Воскресенский женский монастырь, имевший золотошвейную и иконописную мастерские.
Непривычный климат, слабое знание русского языка — все это было нелегким испытанием для молодой японки. Понимая ее душевное состояние, архиепископ Николай присылал ей из Токио подбадривающие письма. Вот что он писал ей в одном из них: «Милая наша иконописица госпожа Ирина, благодать Божия да будет с Вами во веки веков! Все мы в большой надежде, что из Вас выйдет превосходная иконописица, которая не только сама будет славные иконы писать, но и многих научит тому же искусству, заведет здесь, вернувшись, иконописную мастерскую, соберет учеников и учениц и обеспечит православную церковь иконописью, так что не нужно будет в этом отношении помощи заграничной церкви... Да укрепит Вас Господь на это важное дело!
Вероятно, иногда скучаете Вы по родине — дело естественное. Со всеми так бывает на чужой стороне, как бы ни добры были люди, среди которых живешь. Переносите с терпением скуку и тоску ради той великой цели, к которой стремитесь, — принести несомненную пользу отечественной церкви»9.
При православной миссии в Токио активно работало Общество переводчиков религиозных книг в составе 9 человек. Каждые две недели выходил журнал «Сейке симпо» (Православный благовестник}, в котором параллельно использовались два языка — русский и японский. Ежемесячно издавался журнал «Сейке ёва» (Православные беседы), а в женском училище с 1892 г. стал регулярно выходить журнал «Уранисики» (Скромность). Название этого журнала, буквально означающее «подкладка из парчи», заключало в себе целое мировоззрение, связанное с сущностью человека, с его душевными качества-
ми. В самом названии крылось то, что человеку не пристало думать о показном и внешнем; главной его заботой должна быть чистота помыслов.
Помимо официальных изданий миссии православные японцы создавали оригинальные самостоятельные сочинения. К примеру, Василий Ямада написал труд «Религия и красота природы»; религиознофилософские труды, синтезирующие национальные и христианские традиции, писали также Павел Ямада, Акила Кадзима, Игнатий Мацумото, Сергий Судзуки.
Нельзя не отметить, что при миссии действовала фундаментальная, со вкусом подобранная библиотека, размещавшаяся в прекрасном двухэтажном здании. Книги выписывались из России и привозились теми, кто по какому-либо случаю приезжал в Токио. Можно без натяжки сказать, что в то время русская православная миссия была главным центром распространения русской культуры по всей Японии.
В издаваемых миссией журналах по распоряжению святителя Николая помимо церковных канонических текстов всегда печатались статьи о России, ее истории, литературе. В частности, были опубликованы статьи «О Пушкине», «Памятник Крылову», «О Тургеневе», а также произведения русских писателей, стихи Кольцова, Никитина, Некрасова. Все это значительно расширяло знания учащихся о России и пробуждало в них активный интерес к ней. Например, журнал «Уранисики» в 1893— 1895 гг. впервые опубликовал на японском языке трагедию А.С.Пушкина «Борис Годунов».
Сам архиепископ, прекрасно знавший русскую литературу, всегда радовался успехам своих учеников, особенно тогда, когда они публиковали свои переводы на страницах самых различных изданий. «Пусть переводят и читают, — часто говорил он, — узнав русскую литературу, узнав Пушкина, Гоголя, Лермонтова, графов Толстых, Достоевского, нельзя не полюбить Россию». Не случайно, оценивая роль архиепископа Николая в распространении русской культуры среди японцев, один из современников писал: «Он немало послужил русской художественной литературе, пересаживая ее корни на чужую, но восприимчивую почву и дав возможность сделаться ей весьма близкой и любимой среди японского народа»10.
Из школ православной миссии вышло немало японцев — знатоков русской культуры, в частности литераторов-русистов, которые трудились на ниве просвещения своего народа. Часть из них выбирала либо светскую деятельность, либо духовную, связанную с православием. Но чаще всего они совмещали творческую деятельность с непосредственными священническими обязанностями. Один из учеников Кониси Масутаро после окончания духовной семинарии в Токио продолжил учебу в Киеве и в Москве; он стал самым первым японцем, лично знакомым с Л.Н.Толстым, которому помогал переводить древнекитайский философский трактат Лао-цзы — основателя даосизма. Из произведений русского писателя он перевел на родной
язык «Детство» и «Крейцерову сонату». Итогом его размьшлений о русском писателе стала книга «Толстой — сын России».
Другой выпускник семинарии Сэнума Какутаро впоследствии стал ректором Токийской духовной семинарии. Он переписывался с Л.Н.Толстым и в 1903 г. перевел на японский язык роман «Анна Каренина». А его жена Сэнума Кае стала первой и выдающейся переводчицей произведений А. П. Чехова. Сделанные ей отличные переводы сразу привлекли сердца японцев. Первый рассказ был опубликован еще при жизни автора в 1903 г. А через пять лет на японском языке вышла ее книга «Шедевры великого русского писателя Чехова» — сборник его избранных произведений.
Ярким и плодовитым исследователем русской литературы был Нобори Сему — выпускник Токийской духовной семинарии 1903 г. Его наследие составляет более ста томов переводов и теоретических работ, связанных с русской литературой.
Русская православная миссия в Токио дала путевку в жизнь выходцу из древнего самурайского рода, известному японскому юристу и общественному деятелю Андо Кэнсуке, закончившему впоследствии отделение русского языка в Токийской школе иностранных языков. В 1876 г. в качестве работника министерства иностранных дел Японии он был командирован на Сахалин в японское консульство. Через два года началась его служба в японском посольстве в Санкт-Петербурге. Одновременно с этим он поступил вольнослушателем в столичный университет, посещая лекции по политике и правоведению.
Андо Кэнсуке великолепно владел русским языком, что позволило ему свободно читать лекции в университете, на отделении восточных языков, притом безвозмездно на протяжении трех лет, за что он был удостоен российской награды — ордена Станислава 2-й степени. В одном из своих писем к известному юристу А.Ф. Кони русский писатель И.А. Гончаров отметил, что Андо-сан говорит по-русски «отлично, изящно, со всеми утонченностями языка»11. Все это помогло ему сделать у себя на родине хорошую карьеру, т.к. в 1885 г. он вернулся в Японию и начал службу прокурором министерства юстиции, затем был губернатором ряда префектур, мэром Иокогамы и Киото. В 1902 г. с созданием в Токио Японско-русского общества он стал его консультантом, а через год был избран в палату представителей — нижнюю палату японского парламента.
По настоянию Николая наиболее способных учеников — выпускников токийской духовной семинарии миссия направляла для продолжения образования в Россию: в Киев и Петербург, Москву и Казань и ряд других городов. Четыре года (1883—1887} учились в России Симеон Мицуи и Арсений Ивасава, после чего вернулись преподавать в токийской семинарии. Три года обучался в Петербургской духовной Академии Александр Мицуи.
5 июля 1888 г. в России торжественно отмечался 900-летний юбилей русской православной церкви (Крещение Руси). На этот праздник в Киев приехали два молодых японских священника — Климент
Намеда и Сергий Сеодзи, которые закончили курс в семинарии Токио и для получения дальнейшего образования приехали в Россию. Осенью К.Намеда поступил в Санкт-Петербургскую, а С.Сеодзи — в Киевскую духовную семинарию на последний курс. После этого они были переведены на первый курс духовной академии, получив соответствующее духовное звание.
По случаю юбилея русской православной церкви настоятель Николай передал с учениками специальное послание для Его Высокопреосвященства митрополита Киевского Платона. Приветствие было написано самим архиепископом на японском языке в традиционном каллиграфическом стиле на специальной золотистой бумаге в форме свитка и было помещено в изящный бамбуковый футляр.
Труднейшим испытанием для архиепископа Николая явилась русско-японская война 1904—1905 гг. Он был единственным русским человеком, оставшимся в Японии на весь период военных действий. Еще накануне войны он говорил, что «японская церковь не может быть оставлена без епископа, поэтому я остаюсь здесь». Во время войны он сознательно избегал многих служб, где возносились молитвы за микадо, и тайком молился за Россию. А когда ему приходилось выступать с амвона, он всегда находил нужные слова: «Вы японцы, должны сражаться за Японию и осуществить христианскую любовь в своих самоотверженных действиях. Воевать с врагами — вовсе не значит ненавидеть их, а только защищать свое отчество»12.
К началу войны Японская православная церковь насчитывала 260 общин, 28 230 христиан, 39 священников, из которых 29 иереев были японцами, а из 9 диаконов только один был русским. К этому необходимо добавить 12 учителей церковного пения и 146 проповедников-японцев. Несмотря на военные действия против России, в 1904 г. в православную веру было обращено 1 036 японцев.
Интересный случай периода военных действий в Маньчжурии приводит в своих воспоминаниях В.Немирович-Данченко (брат известного драматурга и режиссера), бывший в ту пору военным корреспондентом. Раненый японец, оставленный своими на поле боя, был спасен русским священником о.Георгием. Придя в себя и увидев на груди священника крест, он радостно залопотал: «Домой пойду, у нас тоже русский попа есть; такой крест сам надену... Вашему богу молиться буду»13.
Конечно же, русский архипастырь Николай оказался в сложнейшем положении, но и в эти трудные годы он нашел применение своей энергии, опираясь при этом на своих прихожан-японцев, истинных православных христиан. По его инициативе было создано «Товарищество духовного утешения военнопленных», благодаря деятельности которого значительно облегчалась участь попавших в плен русских солдат.
Во все лагеря для русских военнопленных Николай направил японцев-священников, которые ухаживали за ранеными и хоронили умерших. Первая партия русских пленных в количестве 3 000 человек
поступила уже в марте 1904 г., за ней последовала вторая, третья и т.п. В лагере г.Осака было 2 500 пленных, в Тенгакая — 5 000, в Хиседзи — 1 300, в Дайра — 2 000, в Фукуока — 1 000 человек. После падения Порт-Артура в крепости был создан лагерь, где находилось 18 556 пленных русских солдат. А по всей Японии за весь период войны в 29 лагерях насчитывалось 72 408 плененных русских солдат, с которыми работали 17 японских православных священников и 6 диаконов14.
Попавшие на чужбину плененные солдаты впадали в страшное уныние и отчаяние; многие находились на грани самоубийства. Поэтому они испытывали большую радость, когда японские православные священники говорили им слова утешения, вручали маленькие крестики, пасхальные яйца или церковные книги. Все это на нужды пленных русских солдат было собрано в России и доставлялось в Японию; в пользу пленных жертвовали также нательное белье, мыло и иные бытовые мелочи. Благодаря японским священникам, доставлявшим пожертвования по назначению, каждая вещь находила своего владельца, радуя русского человека весточкой с родины. В 1905 г. пожертвования составили не только значительную сумму денег (97 322 р.40 к.), но и десятки тысяч книг, крестиков, свечек.
Надо сказать, что отношение к пленным со стороны японских властей было достаточно гуманным, т.к. еще в 1899 г. Россия и Японии подписали Гаагскую конвенцию, где предусматривались многие аспекты обращения с военнопленными на случай военных действий. Поэтому даже в лагерях русские солдаты пользовались относительной свободой: занимались различными ремеслами, преподавали русский и польский языки в школах, открытых при лагерях, и могли совершать экскурсии. Такому положению дел во многом способствовал уже знакомый нам Андо Кэнсуке, назначенный в ноябре 1904 г. губернатором префектуры Эхимэ на о-ве Сикоку. Как знаток России, Андо-сан был назначен на эту должность не случайно. Именно в этой префектуре в г. Мацуяма находился самый большой лагерь для русских военнопленных, в котором содержалось 6 019 человек15.
Лагеря для военнопленных располагались в основном в специально отведенных местах, а многие буддийские храмы на период войны стали лазаретами. В знаменитом храме Хорюдзи близ древнейшего г. Нара, широко известном сейчас памятнике японской культуры, в те годы располагался лазарет, где размещалось 114 русских солдат. В следующем храме находилось 16 офицеров и 183 нижних чинов, еще в одном — 168 человек.
В небольшом лазарете г. Мацуяма, созданном 8 июля 1904 г., находилось несколько русских офицеров и 39 нижних чинов. Здесь работал священник Сергий Судзуки. В других местах на ниве милосердия активно проявили себя православные японцы Петр Ямамаке, Иоанн Катакура, Тит Кано, Фома Исидо, Арсений Ивасава и многие другие. После войны, когда приходило время расставаться, каждый
русский солдат получал на память альбом с портретами всех священников, помогавших раненым.
Активная деятельность Николая в годы русско-японской войны во многом способствовала нормализации отношений между двумя странами после заключения мира. Это оценили сами японцы. Вот что писала в 1906 г. газета «Джапан тайме»: «Пусть он рожден в другой стране, пусть принадлежит другой церкви, но он должен быть высоко чтим японским народом как один из даровитых иностранцев, который, находясь в самых разнообразных и задушевных отношениях с этой страной, несет в ней великое служение и любит ее, как второе отечество»18.
А в России 24 марта 1906 г. за большие заслуги на ниве христианского просвещения и распространения православия в Стране восходящего солнца Николай был возведен в сан архимандрита с присвоением ему звания Японский. Тогда же ему был высочайше пожалован именной крест с бриллиантами для ношения на клобуке.
В эти годы по инициативе Николая все места последнего упокоения умерших на чужбине русских солдат стали отмечаться памятниками и храмами, многие из которых сохранились до нашего времени и заботливо обихожены.
В 1908 г. на месте погребения русских воинов в г. Мацуяма был выстроен храм. Иконы для него написал известный в то время московский живописец А.Б.Уханов. Через год в Нагасаки, где погребено 252 русских солдата, прах которых был привезен из разных мест Японии, также был освящен православный храм. На его строительство из России было ассигновано 2 113 р.14 к.; с японской стороны расходы составили 922 иены. Над склепом братской могилы был установлен общий памятник, а рядом расположены еще 23 надгробия с крестами. На средства, пожертвованные думой г. Сакаи, в бывшем лагере Хатаматера, через который в общей сложности прошло 28 000 русских пленных из Порт-Артура, было поставлено сразу три часовни. Памятный храм на братской могиле русских воинов, освященный 29 июня 1910 г., был построен также в г. Осака. И это далеко не все, что было сделано по инициативе архимандрита Николая для увековечения памяти русских воинов на земле Страны восходящего солнца.
Японская православная церковь, являвшаяся частью Московской патриархии, в послевоенные годы значительно расширяла свою деятельность. Создавались новые общины и приходы, открывались школы, строились новые храмы, рождались новые кадры, крепли взаимные контакты. В 1906 г. настоятелем Воскресенского кафедрального собора в Токио был назначен законоучитель Восточного института из Владивостока священник Петр Булгаков. Затем в качестве помощника Николая был определен второй епископ Киотоский, викарий Японский Андроник. Через два года его сменил преосвященный Сергий (Тихомиров), назначенный на эту должность с поста ректора Санкт-Петербургской духовной академии. В 1908 г. во Владивосток прибыла целвя делегация православных японцев — ректор право-
славной семинарии в Токио, кандидат богословия И.А.Семура, преподаватель семинарии И.И.Семура и священник из г.Хакодатэ о.Анд-рей Мэтоки. Гости приняли участие в церковной службе, проходившей в Успенском соборе.
30 июля 1910 г. исполнилось 50 лет миссионерской деятельности Николая Японского, называемого на японский лад — Гникорао, Никорай-до. Он по праву мог гордиться сделанным за все эти годы. Японская православная церковь, рожденная его стараниями и трудами буквально на пустом месте, насчитывала к этому времени 265 общин с общим числом 32 246 верующих, 41 священника, 32 иерея (все японцы), 7 диаконов (только один русский), 117 проповедников, 14 учителей церковного пения. Успешно работали семинарии, духовные училища, воскресные школы для разных возрастов не только в крупных городах, но и в иных местах. Регулярно выходили периодические издания. В учебные заведения японской православной церкви направляли учеников многие военные ведомства России и Маньчжурии, при этом платили немалые деньги за обучение, т.к. знали, что только у Николая можно было подготовить высококлассных переводчиков и знатоков японской жизни.
Постоянной заботой владыки было обновление старых и возведение новых храмов. В апреле 1912 г. в Японию прибыл груз из 63 картин на библейские сюжеты, предназначенных для обновления интерьеров кафедрального собора. Необычность картин в том, что они были написаны на редкостном для того времени материале — линолеуме. Все было сделано по указанию владыки, т.к. живопись на металле во влажном японском климате держалась недолго.
Когда заказывали эти иконы, Николай прислал фотографии интерьеров собора с конкретными замечаниями, что и где размещается. Кроме того, он собственноручно дал наставление: «Не могу не заметить, что живопись должна быть вполне правильная и изящная. Японцы — народ вообще с развитым чувством изящного; поместить неизящно и нехорошо написанную икону в нашем соборе — значило бы компрометировать его»17. Поэтому работа была поручена уже зарекомендовавшему себя мастеру-иконописцу А.Н.Уханову, использовавшему эскизы, которые он сделал с оригиналов известных русских художников В.Васнецова, М.Нестерова, М.Врубеля и др.
Однако эти иконы, а также новые храмы в городах Такасаки, Тоехаси, Сиракава и в селении Сюзендзи Николай Касаткин уже не увидел... Не мог видеть он и новый каменный храм Воскресения Господня, вознесенный в Хакодатэ на месте прежнего, на строительство которого православная россиянка Анастасия Петровна Синельникова пожертвовала 20 000 рублей... 3 февраля 1912 г. после болезни на 76-м году жизни, 52 из которых были отданы Японии, архимандрит Николай скончался.
Не было ни одной японской газеты, которая не откликнулась бы на это скорбное событие. В народе его почитали как святого, поэтому похороны русского священника носили характер массового тра-
урного священнодействия. По японским законам погребение тела возле собора в Токио не разрешалось. Место для последнего упокоения святителя было выделено в четырех верстах от собора в парке Уэно, где специально был куплен участок городской территории.
В день прощания с владыкой траурную процессию начинали 40 священников, два мощных хора исполняли прощальную песнь, все прилегающие к месту погребения улицы были запружены, народом. В проводах покойного принимали участие все: от самого микадо со свитой до простолюдинов. Вот что писал очевидец происходящего: «Толпы народа стояли шеренгами вдоль улиц, правительственные школы выстраивались рядами и отдавали честь почившему... Окна и балконы были наполнены зрителями. Процессия, несшая венки, растянулась более чем на полверсты». Над могилой покойного была установлена небольшая часовня, открытая для свободного посещения и в наши дни.
Незадолго до смерти владыка беседовал со своим помощником Сергием и сказал ему, что он будет последним главой японской православной церкви, назначенным из России. Предчувствие не обмануло его: дальнейшая история православной церкви в Японии доказала это.
...В 1969 г. Японская автономная церковь обратилась в Московскую патриархию с просьбой о канонизации архимандрита Николая. Уже в следующем году за выдающиеся заслуги «перед церковью и народом»» он был причислен к лику равноапостольных святых. Равноапостольный — сравнимый с апостолами; для православия это самый высший ранг «святости», который за всю историю русской церкви имели лишь креститель Руси князь Киевский — Владимир и княгиня Ольга18.
После канонизации святителя Николая часть православных японцев высказала желание перенести его прах в собор, построенный когда-то при его непосредственном участии и называемый сегодня Николай-до. Но большинство японцев, даже далеких от православия, не захотели этого. Они считают, что святитель Николай принадлежит всему японскому народу и его прах должен покоиться на народном кладбище.
Христианство не стало главной религией японцев; число православных верующих сегодня составляет всего лишь 12 000 человек, но имя архиепископа Николая, «апостола Японии» и в наши дни является символом возможного единения и взаимопонимания разных по духу и верованиям народов. А его деяния на ниве духовного просвещения и сближения двух различных культур и сегодня могут служить примером для подражания всем нынешним политикам.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Краткие сведения о жизни и деятельности Николая Японского разбросаны в самых различных источниках и еще не собраны воедино. В ходе работы над статьей использованы материалы следующих изданий: Владивостокские епархиальные ведомости; Дюмолар Генрих. Япония: политическое, экономическое и социальное поло-
жение страны. Спб,1904; Кожевникова И.П. Варвара Бубнова — русский художник в Японии. М.: Наука, 1984; Краткая история Автономной Японской православной церкви. Буклет. Хакодатэ, б.г.; Крывелев И.А. История религий: В 2-х т. Т.2. М.: Мысль, 1988; Кюдзо Като. Сибирь в сердце японца. Новосибирск: Наука, 1992; Маркарьян СБ., Молодякова Э.В. Праздники в Японии: обычаи, обряды, социальные функции. М.: Наука, 1990; Мекинг Л. Порты Японии в связи с природой и экономикой страны. М.; Л., 1941; Настольная книга атеиста / Под общ.ред. С.Д.Сказкина. М.: Политиздат, 1987; Николаева Н.С. Япония — Европа: диалог в искусстве. Середина XVI — начало XX века. М.: Изобразительное искусство, 1996; 0 жизни православных святых, иконах и праздниках (согласно церковному преданию) / Сост.О.А.Попов. Свердловск, 1991; Полный
православный богословский энциклопедический словарь: В 2-х т. Т.2. М., 1992; Православие: словарь атеиста. М.: Политиздат, 1988; Православйый церковный календарь (1991). М.: Издание Моск. Патриархии, 1990; Путеводитель по Японии / Сост.
A. Г.Лубенцов. Хабаровск, 1897; Радугин А.А. Введение в религиоведение: Курс лекций. М.: Центр, 1997; Русская православная церковь (988—1988). Вып. 1. М.: Изд. Моск. патриархии, 1988; Хоккайдо: История и современность: Справочник / Ред. З.Ф.Моргун и др. Владивосток, 1992; Христианство: Энцикл. Словарь: В 3-х т. М., 1993-1996.
2 См.: Головнин Б.М. Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев в 1811,1812 и 1813 годах, с приобщением замечаний его о японском государстве и народе. Хабаровск, 1972; Отечественные фиэико-географы и путешественники / Под ред. Н.Н.Баранского и др. М., 1959. С. 170—171.
3 См.: Япония и ее обитатели. Спб., 1904, с. 352—354.
4 Православный благовестник. 1905. № 16. С. 294.
5 Мечников А.И. Япония на переломе. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та,
1992. С. 70.
* Сведения о жизни первого православного японца Павла Савабе взяты из книги:
B.В. Крестовский. Собр. соч. Т.6 (В дальних водах и странах). Спб.: Общественная польза, 1900. С.316—317.
7 См.: там же. С. 318—319.
■ Япония и ее обитатели. Спб., 1904. С. 355.
» 100 лет русской культуры в Японии / Ред. Л.Д.Гришелева и др. М.: Наука, 1989.
C.19.
10 О вкладе Николая в формирование японской школы русистов см.: 100 лет русской культуры в Японии.
" Савада Кадзухико. И.А.Гончаров и его знакомые японцы в Петербурге / Slavic studies № 45. The Slavic research center Hokkaido university. 1998. С 99—100.
12 Владивостокские епархиальные ведомости. 1904. № 4—5. С. 98.
'13 Православный благовестник. 1905. № 16. С. 29.
4 Православный благовестник. 1905. № 5. С. 225; Савада Кадзухико. Указ. соч. С. 100.
5 Савада Кадзухико. Указ.соч. С. 99—100.
" Православный благовестник. 1912. № 7. С. 324.
7 Там же. С. 325.
8 См.: Гордиенко Н.С. Новые православные святые. Киев, 1991.
Valeriy V. Markov. The Apostle of Japan
The article based mainly upon Russian sources of information is concerned with the life and work of Nickolay Kasatkin (Nickolay the Japanese). His outstanding missionary activities in the field of Christian Education have been described against historical events in Japan from the 1960s to the turn of the 20th century. Also his remarkable contribution to the establishment and development of the Russia - Japan cultural ties has been mentioned. His activity in immortalizing the names of the Russian soldiers who died in Japan during the Russian - Japanese War of 1904 - 1905 has also been emphasized.
