CC BY
71
Русское культурное наследие за рубежом (на примере Японии и Китая) The Russian Cultural Heritage Abroad (on the example of Japan and China)
Монгуш М.В.
Mongush M.
Статья посвящена русскому культурному наследию в Японии и Китае. Исследуется история православных храмов в Хакодате, Осака, Киото и Токио, деятельность известного русского миссионера ХХ в. Николая Касаткина - основоположника и иерарха Японской православной церкви. Автор также исследует историю русской эмиграции в Синьцзяне (Китай); особое внимание уделяется православным храмам в Урумчи и Кульдже -самым значимым памятникам русской материальной культуры в этом регионе.
The article is devoted to the Russian cultural heritage in Japan and China. The history of Orthodox churches in Hakodate, Osaka, Kyoto and Tokyo, and activity of the famous Russian missionary of the XXth century Nikolay Kasatkin, the founder and the hierarch of the Japanese Orthodox church, are investigated. The author also investigates the history of the Russian emigration in Xinjiang (China); special attention is paid to Orthodox churches in Urumqi and Kudja that are the most significant monuments of the Russian material culture in this region.
Ключевые слова: Япония, Китай, Синьцзян, русское зарубежье, русская православная церковь, выдающиеся соотечественники за рубежом, русские миссионеры, русская диаспора, русское культурное наследие.
Keywords: Japan, China, Xinjiang, Russian abroad, Russian Orthodox Church, outstanding compatriots abroad, Russian missionaries, Russian diaspora, Russian cultural heritage.
В ХХ веке представители русской культуры внесли огромный вклад в сокровищницу мировой культуры, во все сферы гуманитарной деятельности человечества. Сколько имен и судеб наших соотечественников влились в историю и культуру других стран - не перечесть. Даже находясь вне отечества, они работали на благо своей родины, на создание позитивного имиджа России в мире. Поэтому для России тема сохранения русского культурного наследия за рубежом всегда была чрезвычайно важной и актуальной.
Целью настоящей статьи является попытка кратко осветить историю русского зарубежья в Японии и в Синьцзян-Уйгурском Автономной районе (СУАР) Китайской Народной Республики. В основу статьи легли материалы, собранные мной во время пребывания в Японии (2007, 2009-2010 гг.) и Китае (1993, 2012 г.) в качестве зарубежного исследователя.
Первые православные храмы в Японии
Поначалу в Японии я случайно «наталкивалась» на русские православные храмы. Но когда их на моем пути встретилось несколько, да еще в разных местах, невольно пробудился интерес к теме русского культурного наследия на японской земле. Открыть эту тему мне помогли публикации японских авторов [6, 10, 13].
Самый первый был Воскресенский храм в Хакодате, на юге острова Хоккайдо. Из путеводителя я узнала, что это первый православный храм в Японии. Он был учрежден как консульская церковь в 1858 году, вместе с открытием здесь первого Российского консульства в Японии. Русский консул Иосиф Антонович Гошкевич (1814-1875) решил посвятить его Воскресению Христову. Первое здание храма было построено на консульские средства и
освящено в октябре 1860 года. Позже при церкви были открыты катехизаторская школа и типография. Храм стал центром православной проповеди в Японии, здесь впервые стали совершаться богослужения на японском языке.
Однако во время пожара, почти полностью уничтожившего Хакодате в
1907 году, первая православная церковь Японии сгорела дотла. В 1916 г. она была восстановлена под руководством японского архитектора-самоучки диакона Моисея Кавамуры, а 15 октября того же года освящена епископом Японским Сергием (Тихомировым).
В 1983 году храм получил государственный статус «важного культурного достояния» страны. В 1996 году перезвон колоколов Воскресенской церкви был государственно закреплен в перечне «ста звуков японского ландшафта». В 2000 году храм посетил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II.
Позже оказавшись в Осака, на Хонсю, я посетила храм Покрова Богородицы. Его история оказалась не менее интересной. Оказывается, в
1908 году русской общиной в Осака было решено построить церковь в память русских военнопленных, скончавшихся в Японии в годы русско-японской войны. Для нее, где бы служились литии об упокоении душ их товарищей, пожертвования собирали сами русские воины. К лету 1910 года возведение деревянного храма в старинном византийском стиле было завершено. Однако в 1945 году храм был полностью уничтожен в ходе бомбардировок. В течение трех лет богослужения совершались во временном здании. Через какое-то время русская община смогла вновь построить храм в районе Суита.
Следующий православный храм, который на первый взгляд производит впечатление классического японского города, насыщенного этническим колоритом, мне встретился в древней столице Японии, Киото. В нем,
казалось, кроме синтоистских и буддийских пагод не должно быть никаких других религиозных объектов - настолько они не вписывались в местный ландшафт. Однако я ошиблась. Здесь, в самом центре города, в университетском квартале, располагается православный Благовещенский храм. Он был построен в 1900-1901-х годах, а освящен в 1903 г. Средства на его возведение поступали из России. В 1905 году, в ходе русско-японской войны, в Киото были размещены русские военнопленные. Они стали активными прихожанами храма. В годы Второй мировой войны Киото избежал разрушительных бомбежек, постигших большинство значительных городов Японии. Благовещенский храм оказался одним из немногих православных храмов, уцелевших в первоначальном виде. В 1952 году храм пострадал от тайфуна, но в течение нескольких следующих лет был отремонтирован. В 1967 году префектура присвоила храму статус культурного памятника эпохи Мэйдзи.
И, наконец, в центре Токио находится замечательный православный храм с зеленоватым куполом в византийском стиле - «Собор Воскресения Христова», отличающийся от привычных образцов традиционной японской архитектуры, но, тем не менее, удачно вписавшийся в общегородской пейзаж японской столицы. Все японцы называют его «Никорай-до» (в японском языке отсутствует буква «л» - М.М) в честь его основателя отца Николая Касаткина, речь о ком пойдет ниже. Землетрясение, произошедшее в сентябре 1923 года, нанесло огромный урон храму. На экстренном соборе, состоявшемся по этому случаю, было решено, несмотря на резко сократившееся количество прихожан, возродить храм. Освящение возобновлённого собора состоялось 15 декабря1929 года. Сегодня он имеет статус кафедрального собора Японской автономной православной церкви, является не только действующим храмом для православных, но и интереснейшей достопримечательностью Токио.
Деятельность святителя Николая Японского
Примечательно то, что все вышеперечисленные храмы неразрывно связаны с именем русского миссионера, отца Николая Касаткина, который был больше известен как святитель Николай Японский. Личность этого человека настолько заинтересовала меня, что я взялась внимательно штудировать его биографию. Она оказалась весьма неординарной. Его мирское имя было Иван Касаткин. Родился он 1 августа 1836 года в селе Береза Вельского уезда Смоленской губернии. Отец его, Димитрий Иванович, служил диаконом в сельской церкви. Ребенка назвали Иоанном, в честь славного Пророка, Предтечи и Крестителя Господня. Его мать Ксения Алексеевна умерла в 34 года, когда ему было всего пять лет.
Несмотря на ужасающую бедность, мальчика отдали учиться сначала в Вельское духовное училище, а затем в Смоленскую семинарию. Русский востоковед С. Недачин пишет: «При отсутствии железных дорог юноша должен был тащиться по ужасным и теперь еще Вельским трущобам к губернскому городу Смоленску для получения образования в духовной семинарии. Далеко не все семинаристы того времени ездили учиться на лошадях. Очень многим из них, наиболее бедным, к числу которых принадлежал и мальчик Касаткин, приходилось идти пешком на протяжении свыше 150 верст, чтобы явиться в стены семинарии» [1]. В 1856 году он блестяще окончил курс семинарии и был на казенный счет отправлен в Петербургскую духовную академию, где учился до 1860 года.
Во время учебы молодой человек проявлял выдающиеся способности; предполагалось, что он останется при Академии для подготовки к профессорской деятельности, однако решение отправиться в Японию круто изменило его судьбу. Оно было принято совершенно неожиданно. 21 июня 1860 года юношу постригли в монашество. Епископ Нектарий, постригавший юношу, нарек его Николаем и сказал: «Не в монастыре ты должен совершить
течение подвижнической жизни. Тебе должно оставить самую Родину, идти на служение Господу в страну далекую и неверную. С крестом подвижника ты должен взять посох странника, вместе с подвигом монашества тебе предлежат труды апостольские» [11, с.9-10]. Так о. Николай, только что окончивший Петербургскую духовную академию, в 1861 г. прибыл на Хоккайдо в Хакодате в сане иеромонаха для исправления должности священника в церкви русского консульства. Ему было 25 лет.
Еще до прибытия о. Николая в Японию русское консульство успело построить в Хакодате церковь Воскресения Христова. Ту самую церковь, с которой, собственно, и началось мое знакомство с историей русского православия в Японии. Строил и освящал ее отец Василий Махов. Вскоре болезнь вынудила его покинуть Японию и вернуться на родину, после чего И.А. Гошкевич, первый русский консул в Хакодате, обратился в Синод с просьбой прислать священника с высшим духовным образованием. Так решилась судьба Николая Касаткина - одного из великих миссионеров ХХ века и основателя Японской Православной Церкви.
Вхождение о. Николая в японскую действительность происходило на фоне сложных исторических событий: вторая половина XIX века, революция Мэйдзи, завершение трехсотлетнего правления феодалов и восстановление императорской власти. Задача о.Николая - проповедовать Евангелие, что по тем временам считалось противозаконной деятельностью, за которую полагалась смертная казнь. У христианства в японском обществе в то время была недобрая репутация. Первые проповедники появились в стране еще в XVI веке - это были португальские католики. Поначалу они добились больших успехов, но позже проникли в политику и стали плести интриги. В результате португальцы были жестоко изгнаны, страна закрылась от внешнего мира на три столетия, а слово «христианин» в японском языке надолго стало синонимом слов «злодей», «грабитель» и «колдун».
Отца Николая такое положение вещей не испугало. Более того, он проникается глубоким уважением к японскому народу и, прежде чем учить их евангельской истине, восемь лет сам учится их языку, традициям и культуре, с усердием изучает историю и литературу Японии. Он пишет: «Приехав в Японию, я, насколько хватало сил, стал изучать здешний язык. Много было потрачено времени и труда, пока я успел присмотреться к этому варварскому языку, положительно труднейшему на свете, так как он состоит из двух: природного японского и китайского, перемешанных между собою, но отнюдь не слившихся в один...» [11, с.19]. В результате он научился читать любые японские тексты - от классических до современных; разговорным японским овладел настолько, что, хотя и с некоторым акцентом, изъяснялся совершенно свободно. Он перевёл на японский язык Священное Писание. В работе над переводом ему помогал потомок знаменитого в Японии ученого-конфуцианца крещенный в православии Павел Накаи. Их совместными усилиями был переведен на японский язык и издан полный текст Нового Завета; кроме того, переведен Закон Божий. В Японской Православной Церкви до сих пор используются тексты, переведенные о. Николаем Японским и Павлом Накаи.
На первых порах православие в Японии было религией самураев. На то было несколько причин. Во-первых, самураи, как высшее сословие, были наиболее образованными людьми, способными воспринимать что-то новое. Во-вторых, с наступлением эпохи Мэйдзи они оказались выброшенными на обочину жизни. В конце концов, они пришли к выводу, что, если хочешь изменить реальность вокруг себя, надо сначала изменить что-то в самом себе. Поэтому православие было с воодушевлением принято прежде всего в среде обедневшей интеллигенции как руководство для жизни. В-третьих, Хоккайдо в то время было таким местом, куда под натиском императорской власти отступили все люди старой эпохи, и самураи в том числе. Здесь они встретились с русским миссионером, которого прозвали Николаем
Японским. Его имя стало почти нарицательным, ведь ему удалось невозможное: через пятнадцать лет его тихой проповеди он стал одним из самых уважаемых в Японии людей.
Сохранились свидетельства очевидцев, видевших успех миссионерской деятельности о. Николая. Например, протоиерей Иоанн Восторгов во время своей поездки в Японию отмечал: «Не было человека в Японии после императора, который пользовался бы в стране такою известностью, как глава Русской духовной миссии. В столице Японии не нужно было спрашивать, где Русская православная миссия, довольно было сказать одно слово «Николай»... И православный храм назывался именем «Николай»... даже само Православие называлось именем «Николай». Путешествуя по стране в одежде русского священника, мы всегда и всюду встречали ласковые взоры, и в словах привета и разговора по поводу нас мы улавливали слухом среди непонятных слов и выражений незнакомого языка одно знакомое и дорогое: «Николай» [1].
В этой связи крайне важно понять основные идеи и принципы, положенные в основу миссионерской деятельности святителя. Прежде всего, следует сказать, что о. Николай в своей миссионерской практике учитывал опыт двух известных миссий XIX века: Алтайской, основанной преподобным Макарием (Глухаревым), и миссии святителя Иннокентия (Вениаминова) в Восточной Сибири и на Аляске [1].
Архимандрит Макарий (1792-1847) создал новые методы, использованные впоследствии другими миссионерами. Он начал свою деятельность с изучения языков отдельных племен кочевников, обитавших в районе Алтайских гор в Центральной Азии и исповедовавших языческий шаманизм. Особенностью его миссионерской практики было то, что он не гнался за количеством обращенных, но главное внимание уделял «качеству» - тщательной подготовке уверовавших к крещению. Его новаторством стало
также привлечение женщин к миссионерскому служению. Он развернул активную культурно-просветительскую деятельность: создал три школы и одну больницу.
Что касается святителя Иннокентия (Вениаминова) (1797 - 1879), то, как и преподобный Макарий, он избегал поспешности при подготовке к крещению, так же вел проповедь на местном языке и даже создал алфавит и письменность для алеутов. Особенностью практики святителя Иннокентия было то, что он не требовал от новообращенных строгого соблюдения тех церковных обычаев и предписаний, которых они не могли выполнить в силу сложившихся условий жизни (например, воздержания от мясной пищи во время поста, поскольку у алеутов это была основная пища). Святитель Иннокентий с уважением относился к местным обычаям и всячески уклонялся от связи с политикой.
Все эти особенности перенял и о. Николай Японский. Он настолько преуспел в знакомстве с культурой страны, что, по замечанию японской печати, знал историю и культуру Японии лучше многих японцев. Как отмечает профессор К.Накамура, святитель был чуть ли не «единственным христианским миссионером, обладающим в эпоху Мэйдзи таким глубоким пониманием Японии» [4, с.38]. Он также принял для себя полный отказ от какой-либо политики. «Если хочешь проповедовать Христа, если хочешь вести людей к Богу, откажись от политики» - этому принципу он следовал неукоснительно. При этом о. Николай проявлял полную искренность и открытость, не прибегал к искусственным приемам, фальши, интригам или обману ради сиюминутной выгоды; проявлял внешнюю лояльность к традиционным религиям Японии, не обличал огульно синтоизм, буддизм и конфуцианство, не пытался показать японцам их недостаточность и неполноценность; терпимо относился к инославию - католичеству и протестантизму. Еще одна черта его миссионерской практики: он не чуждался советоваться со своей японской паствой по тем вопросам, которые
имели ключевое значение для воцерковления японцев. Несомненно, такое поведение было продиктовано не только качествами, присущими о. Николаю как человеку, но и его рассудительной миссионерской практикой.
Многие исследователи отмечают личную харизму о. Николая. Японский исследователь Е.Накамура пишет о нем: «Высокий, крепкого сложения, о. Николай в глазах японцев был подобен былинному богатырю. Черты лица его тоже были крупными, во взгляде его чувствовалась сила. И то обстоятельство, что Николай, рожденный в глухой русской деревне, целиком посвятил себя служению Православной Церкви, также вызывает в памяти образ былинного Ильи Муромца. Однако Николай был не просто отважным и непреклонным борцом. За его внушительной наружностью скрывалась поразительно тонко чувствующая натура. Иногда он бывал недоволен своими подчиненными, что явствует из дневников... И все же его теплая заботливость распространялась на всех прихожан без исключения. В душе этого проповедника-богатыря жила поистине отеческая доброта. Сердце о. Николая не оставалось глухо и к лирическим настроениям простых японцев. Он положил за правило почти ежегодно отлучаться из столицы, служившей оплотом миссионерства, и объезжать приходы, где жили православные верующие. Во время одного из таких путешествий по пути в район Тохоку, самую глухую часть Японии, погонщик, которые вел лошадь о. Николая, спел ему несколько народных песен, которые тот записал в дневник вместе со своим русским переводом» [9].
Возвращаясь к православным храмам, о которых речь шла выше, отметим, что кроме храма в Хакодате, остальные были построены по инициативе и непосредственном участии святителя Николая Японского. В 1870 году он основал и возглавил Русскую православную миссию в Японии, несколькими годами позже построил в Токио Воскресенский собор, который был освящен им 24 февраля 1891 года. Лично участвовал во всех этапах возведения храма в Киото: внимательно следил за подбором и
приобретением подходящего участка для храма, постоянно высылал из Токио, где находился, телеграммы с ценными указаниями в Киото, выбирал архитектора, просматривал чертежи, советовался со строителями и подрядчиками. Наконец, когда храм был построен в 1903 году, святитель Николай Японский совершил его освящение. В августе 1909 года он совершил освящение основания церкви в Осака.
В июле 1911 года было торжественно отмечено пятидесятилетие служения отца Николая на японской земле. К этому времени в Японии уже было 266 православных общин, в состав которых входило свыше 33 тысяч мирян и 116 проповедников - учеников о. Николая.
3 февраля 1912 г., на 76-м году жизни, просветитель Японии архиепископ Николай покинул этот мир. Проститься с ним пришли десятки тысяч православных и иноверцев, среди них были и матери с грудными детьми. Император Японии прислал свой венок и лично дал разрешение на захоронение останков русского благовестника православия на кладбище Янака, одном из самых уважаемых кладбищ японской столицы.
В апреле 1970 г. святитель о. Николай за свои равноапостольские труды в деле просвещения японского народа был причислен к лику святых. В Японии он почитается как великий праведник и особый молитвенник пред Господом.
История русского православия в Японии насчитывает уже более 100 лет. Неоценимая заслуга в этом принадлежит подвижнику Русской православной церкви - равноапостольному Николаю, архиепископу Японскому, особо почитаемому в Японии и России святому.
Русский след в Синьцзяне
В начале 1990-х гг. по долгу службы я оказалась в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая. Этот регион привлекал меня по
многим причинам и в первую очередь из-за того, что именно здесь после окончания гражданской войны в России нашли приют несколько десятков тысяч русских, вынужденных покинуть пределы своей родины и отправиться в изгнание.
В Синьцзяне я провела около месяца. Не скажу, что мне тогда удалось собрать много материала по русскому культурному наследию, но в одном я убедилась окончательно: русский след в этом регионе довольно глубокий и он, к сожалению, малоизучен. В силу разных обстоятельств история русской эмиграции в Синьцзяне долгое время оставалась закрытой темой; отдельные ее аспекты мимоходом освещались в исследованиях советского периода, да и то в контексте проблем иного характера. А синьцянские памятники русской культуры, история их возникновения, современное состояние почти не упоминаются в историографии Русского зарубежья. Во многом это объясняется тем, что этих памятников не так много и в архивных документах сведения о них практически отсутствуют.
Только в конце 1990-х гг. документы о Синьцзяне были рассекречены; у российских исследователей появилась возможность воссоздать историю русского зарубежья в этом уголке Китае. К настоящему времени опубликован ряд статей, монографий, мемуаров российских [2, 3, 5, 7, 8, 12] и зарубежных [14] исследователей, посвященных как общим вопросам существования русской эмиграции в Синьцзяне, так и отдельным ее представителям.
В 2012 году по счастливому стечению обстоятельств я приехала в Синьцзян во второй раз и вновь окунулась в тему русского наследия в этом регионе. На этот раз у меня сложилась более полная картина об истории так называемых «синьцзянских русских», об их материальных памятниках, исчезнувших или сохранившихся до наших дней.
Формирование русской диаспоры
Появление первых русских в Синьцзяне относится, по одним данным, к 1850 г., когда томские купцы сообщали о китайских христианах в городе-крепости Кульдже, потомках русских казаков, плененных в 1685 г; по другим - к 1871 г., когда верхнее течение Или вошло в состав Российской империи, что послужило благоприятным обстоятельством для переселения сюда в будущем нескольких групп русских эмигрантов. Однако в 1879 г. весь Илийский край по Ливадийскому договору (о восстановлении власти китайского правительства в Илийском крае - М.М.) был передан Китаю, что не помешало русским, численность которых к тому времени достигла 2 тыс., остаться жить на прежних местах - в Кульдже, Чугучаке, Суйдуне и Урумчи. Исследователи отмечают, что в облике этих городов отчетливо прослеживается русское культурное влияние. Как правило, это ставни и резные наличники на окнах домов, потемневшие от времени скамейки у массивных ворот. От того времени в центре Кульджи сохранилось несколько зданий бывшего российского консульства, а русские домики Х1Х в. сегодня являются частью современного комплекса - отеля «Или» [5, с. 426].
Вторая более многочисленная волна русских поселенцев наблюдалась в 1917-1922 гг. В основном это были семьи белогвардейцев, представители купечества и крестьянства, не принявшие советскую власть в России. В это же время в Синьцзян вступили значительные по своей численности формирования Оренбургской и Семиреченской армий атаманов А.И.Дутова и Б.В.Анненкова, а также 4-го Оренбургского корпуса генерала А.С.Бакича. В их составе были и священнослужители: архимандрит Иона (Покровский), занимавший должность старшего священника дутовских частей, и служившие при отдельных частях священники Феодосий Солошенко и Григорий Штокалко. Длительное время русские воинские подразделения, как это было свойственно многим белогвардейским соединениям, оказавшимся в вынужденной эмиграции, сохраняли свою военную организацию.
В 1930-1940-х гг. хлынула новая волна русских эмигрантов, среди них было много гражданских лиц и крестьян, в том числе семиреченских казаков, бежавших от ужасов коллективизации. Именно в это время в Синьцзян попали и многие священники, оставившие большой след в истории русской диаспоры - протоиереи П. Кочуновский, М. Маляровский и др. [12, с.194-201].
За счет этой волны образовалась довольно большая русская диаспора -около 50 тыс. чел. Позже многие из них вернулись в Россию, какая-то часть переехала в другие районы Китая, но несколько тысяч русских остались в Синьцязне. Последние в течение длительного времени жили в полной изоляции от русской и европейской культуры; им приходилось налаживать отношения с местными народами неханьского происхождения - уйгурами, дунганами, казахами, киргизами, монголами, татарами, мелкими этническими группами (чахары, дулане, галча, сибо, солоны, лобыки), а также с китайским руководством провинции.
В середине 1930-х годов на стороне китайского руководства выступила вся военная часть русской эмиграции; она участвовала в подавлении мусульманского восстания, разгоревшегося в Синьцзяне. Это обеспечило представителям русской диаспоры официальное получение гражданства Китая, а также равных прав и возможностей наряду с местными народами. Позже у них появились очаги русской культуры: различные эмигрантские организации, православные храмы, русские общественные клубы, театр, школы, гимназии и т.д. Все это создавалось с целью сохранения основ русской культуры и передачи их новому поколению, рожденному уже в эмиграции [5, с.426]. Многие русские женщины, вышедшие замуж за китайцев, продолжали придерживаться своей веры, крестили своих детей, причем мужья-китайцы им в этом не препятствовали, более того, по некоторым сведениям, сами китайцы принимали православие [5, с.429].
Следует заметить, что в среде русской эмиграции было крайне мало интеллигенции, представителей творческих профессий - артистов,
художников, писателей, поэтов. Основную массу составляли крестьяне, казаки и прочее трудовое население. Такой контингент, конечно же, не мог отличаться большой политической активностью; для него главным духовным центром, центром притяжения, была православная церковь.
Период после окончания Второй мировой войны и прихода к власти в Китае коммунистов (конец 1940-х гг. - начало 1960-х гг.) ознаменовался выездом русских из Синьцзяна и угасанием русской жизни в этом регионе.
Чтобы представить сложный процесс образования, расцвета и угасания русской диаспоры в Синьцзяне, исследователи предложили выделить 4 наиболее заметных периода в истории ее формирования.
Первый этап (1850-1920 гг.) характеризуется тем, что в Синьцзяне существовала русская диаспора как совокупность православного населения, живущего в чужой стране. Ее основу составляли сотрудники русских консульств, торговых представительств, священнослужители, обслуживающие русские храмы, и т.д. По мнению А.В.Попова, это была ещё не собственно эмиграция, а скорее русское население, живущее за пределами родины в силу служебных, торговых (командировки) и других причин [12, с.194-201]. Однако именно в это время была создана инфраструктура будущего русского анклава с православными храмами, русскими школами и учреждениями. Впоследствии это значительно облегчило жизнь новым эмигрантам из России: им не надо было все создавать с нуля.
Второй этап (1920 г. - конец 1940-х гг.) можно считать уже началом русской эмиграции в Синьцзяне. Главной причиной пополнения русской диаспоры было поражение белых в Гражданской войне в России. Эмигранты этого периода были представлены в основном военнослужащими, а также беженцами. Город Кульджа стал центром русской жизни: здесь была построена каменная церковь, русские школы и другие учреждения, сплачивающие выходцев из России.
Третий этап (конец 1940-х - начало 1960-х гг.) характеризуется массовым выездом русских из Синьцзяна. Некоторые из них выезжали в
Советский Союз, другие - в Соединенные Штаты или Австралию. В это время происходит раскол внутри русской общины, и он проходит по религиозной причине. Если до конца 1940-х гг. русские разъединялись на православных и сектантов, в основном старообрядцев и баптистов, то с 1940-х гг. раздел выражался в отношении перехода к юрисдикции Московской Патриархии [12, с.198].
Четвертый этап (с начала 1960-х гг. по 1990-е гг.) характеризуется угасанием и исчезновением русской диаспоры в Синьцзяне. А.В.Попов по этому поводу пишет: «Это время культурной революции, время репрессий против русских, уничтожения церквей и надругательства над священниками. Оставшимся русским людям, по-видимому, пришлось не раз пожалеть о том, что они не выехали из Китая» [12, с.194-201] .
Начиная со второй половины 1990-х гг. в Синьцяне снова появились русские, но они, как считают ученые, представляют начало новой истории русских в этом регионе. Однако старая русская диаспора уже канула в лету, она никогда не возродится, но ее история навсегда вписана в анналы русского зарубежья.
Материальные памятники русской культуры
История русской эмиграции в Синьцзяне имеет ряд особенностей, которые непосредственно повлияли на историческую судьбу и специфику существующих здесь памятников. Они делятся на следующие группы: памятники православной культуры (прежде всего храмы); памятники, отражающие особенности повседневной жизни русских (жилые дома, кварталы и т.д.), и кладбища.
Духовными центрами русской эмиграции являлись православные храмы и молитвенные дома. Всего в Синьцзяне было три православных церкви и два молитвенных дома: в Кульджа - одна церковь и один молитвенный дом, православный храм в Чугучаке, церковь в Урумчи и
молитвенный дом в селе Кунец, недалеко от Кульджи. Для эмигрантов церковь являлась не только местом для молитвы и скорби, но и своеобразным центром общения. Без этой важной составляющей русская эмиграция вряд ли бы смогла выжить как единое целое, она бы растворилась в таком полиэтничном и поликонфессиональном регионе, как Синьцязн.
Первая русская церковь в Кульдже размещалась в одном из китайских зданий. В январе 1872 г. она была освящена во имя святого пророка Илии. В церковно-административном отношении храм в то время входил в состав Томской епархии. Томский Преосвященный владыка Платон прислал в Кульджу иеромонаха, тогда и началось постоянное богослужение.
С увеличением числа русских в Кульдже старый храм стал слишком тесен, поэтому было решено возвести новый каменный храм. Он был заложен летом 1875 г. и освящен 17 марта 1877 г. по благословению Туркестанского архипастыря, в ведение которого отошел этот приход. Храм был освящен местным протоиереем М. Путинцевым во имя святого пророка Илии. В кульджинском храме были собраны списки многих чтимых русских икон, так как по просьбе настоятеля многие архиереи, наместники монастырей и настоятели соборов прислали в Кульджу иконы, освященные у святых мощей или чудотворных икон как благословение новому храму. Всего было пожертвовано около 45 икон.
Постепенно рядом с храмом образовался целый русский квартал. Он был расположен на северо-западе от городской крепости, недалеко от р. Пимьчи-су. «Здесь же находились дом священника, доктора, казармы семиреченской казачьей сотни и лазарет, - пишет Е.Н.Комиссарова. -Православная церковь Кульджи - Свято-Никольский храм, единственный православный храм в городе - красовалась на открытой площадке» [5, с.425-426]. Русские составляли основной приход храма. При каких обстоятельствах и в каких формах тогда протекала церковная жизнь, сейчас за отсутствием
источников судить сложно. В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона в статье «Кульджа» есть указание о существовании русской церкви. Был ли это храм, где постоянно служили, или только здание, где совершалось богослужение приезжим духовенством, свидетельств нет.
В 1915 г. в Кульдже был открыт домовый храм при русском консульстве. В 1938 г. на средства общины был построен постоянный храм, после того как в 1957 г. скончался последний настоятель - священник Д. Лобов. В храме ещё несколько лет совершались службы мирянским чином. В 1960-е годы во время «культурной революции» храм сначала был закрыт, а позже разрушен. Из храма исчезла икона Табынской Божией матери, привезенная еще в 1920 г. атаманом А.И.Дутовым. До сих пор ее местонахождение неизвестно.
В 1992 году китайские власти восстановили за свой счет храм в Кульдже. Его освящение совершил в апреле 2003 г. прибывший из Казахстана игумен Вианор (Иванов). В 2010 году о. Вианор (Иванов) и о. Иосиф (Романов) с официального согласия местных властей совершили здесь молебен в день Рождества Христова.
Первый православный храм в столице Синьцзяна, Урумчи, возник в самом начале ХХ века. Он сначала был при русском, а затем при советском консульстве; постоянные богослужения в нем не проводились. Из метрических книг следует, что в 1905 г. в нем служил о. Николай, назначенный из Пекина. Прослужил он меньше года. Где проходили богослужения и почему он служил так недолго — неизвестно. Позже для совершения богослужений приезжали священники из расположенных близ русско-китайской границы русских селений. Постоянного священника туда не назначали. В 1920-е годы сотрудники консульства намеревались сделать из храма клуб, но представители русской общины и китайское руководство выступили категорически против этого, что позволило храму еще какое-то
время оставаться центром духовной жизни. Он прекратил своё существование в 1960 г. после отъезда в СССР последнего служащего в провинции священника игумена Софрония (Иогеля), а также подавляющего большинства прихожан.
В 1991 г. по ходатайству православного населения Урумчи правительство Синьцзяна построило взамен разрушенного храма новый, названный Никольским. Здесь нет служащего священника, богослужения мирянским чином и встречи для прихожан в храме проходят каждое воскресенье, а также по большим праздникам. Очень редко в Урумчи, как и в другие города провинции, приезжают православные священники из Казахстана, России или Австралии, для того чтобы совершить таинства для местных прихожан, в большинстве своём являющихся потомками русских.
В 2009 году русской православной общиной г.Чугучака получено разрешение на строительство храма, которое будет финансироваться местным китайским правительством. В настоящее время регулярные богослужения совершаются в домах прихожан мирянским чином.
Таким образом, православные храмы в Синьцзяне практически восстановлены или восстанавливаются, но несмотря на это, они не действуют в полном объеме. Причина тому - отсутствие православных священников. Иными словами - нехватка кадров.
Из других русских памятников в Синьцзяне остался «русский квартал» в Кульдже. Недалеко от него, практически за чертой города, расположено русское православное кладбище. «С первого взгляда непонятно, где кончаются небольшие огороды и начинаются могильные холмики, - пишет Е.Н.Комиссарова. - Над каждой могилой установлены скромные памятники... Во время «культурной революции» кульджинское кладбище лишилось всех своих крестов и памятников, перестало быть мемориалом тысячам конкретных русских людей и превратилось в одну огромную
братскую могилу. Лишь в последние годы над заросшим бурьяном холмиками снова стали подниматься кресты. Большинство могил восстановлено потомками кульджинцев, которые специально для этого вновь на короткое время возвращаются в провинцию» [5, с.431-432]. В дни поминовения усопших на кладбище собирается достаточно много народа; рядом с кладбищем возведена небольшая часовня.
Помимо кладбища в Кульдже, в Синьцязне имеется другое русское кладбище - Доржинки, расположенное недалеко от Суйдуна. Именно на этом кладбище похоронен атаман Оренбургского казачьего войска А.И.Дутов.
Таким образом, несмотря на то, что основная часть русских покинула Синьцзян в 1940-е и 1960-е гг., материальные памятники их культуры оказались весьма живучими. Более того, они вновь восстанавливаются. Новому поколению русских, приехавших в провинцию после 1990-х гг., предстоит открыть новую страницу в истории русской эмиграции в Китае. Это тем более актуально сейчас, когда отношения между Россией и Китаем вышли на новый качественный уровень и очевиден тот факт, что этим двум странам выпала роль ведущих держав в третьем тысячелетии.
Литература
1. Апостол Японии и его миссия (Основные идеи и принципы миссионерской деятельности святителя Николая Японского) [Электр. ресурс] // URL: Шр://,^№№.ргауов1ау1е.ги/ри1;/51989.Ь1т(последнее посещение 17.08.2016).
2. Бармин В.А. СССР и Синьцзян 1918 - 1941 гг. (Региональный фактор во внешней политике Советского Союза). - Барнаул, 1998. - 191 с.
3. Бармин К.В. Политика Великих держав в Синьцзяне в 1918 - 1941 гг. -Барнаул, 2006. - 212 с.
4. Дневники святого Николая Японского. Сост. Накамура К. В 5-и томах. СПб.:Гиперион, 2004.- 880 с.
5. Комиссарова, Е.Н. Проблемы изучения памятников культуры русской эмиграции в провинции Синьцзян в Западном Китае // Изобразительное искусство, архитектура и искусствоведение русского зарубежья. СПб., 2008. - С.422-436.
6. Курата Ю. Архивные фонды Японии: к изучению проблемы русской эмиграции в Японии // Зарубежная Россия. 1917-1939 гг. Сборник статей. -СПб.: Издательство Европейский Дом, 2000. - С. 435-439
7. Наземцева Е. Н. Советско-китайские соглашения 1921 г. о ликвидации белогвардейских войск на территории провинции Синьцзян // Востоковедные исследования на Алтае. Вып. 3. - Барнаул, 2002. - С. 215-225.
8. Наземцева Е.Н. Русская эмиграция в Синьцзяне (1920-1930-е гг.). -Барнаул, 2010. - 270с.
9. Накамура К. Миссионер - богатырь. О святителе Николае Японском и его дневниках [Электр. ресурс] // URL: http://www.kistine.ru/sants/our_sants_nikolay_yaponskiy-01.htm
(последнее посещение 10.11.2016).
10. Никипорец-Такигава Г. Ю. Русская диаспора в Японии: история, проблемы существования и сохранения русского языка//
Журнал «ActaLinguistica», № 1, 2007. - С. 75-83.
11. Платонов А. Апостол Японии. Очерк жизни архиепископа Японского Николая. - Петроград, 1916. - 74 с.
12. Попов А.В. Русская диаспора в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая // Национальные диаспоры в России и за рубежом в XIX-XX вв. М.: Институт российской истории России РАН, 2001. - С. 194-201.
13. Хакамада С. Японская культура в России. Русская культура в Японии // Виртуальная Япония [Электр.ресурс] // URL:
http://miuki.info/2012/09/yaponskaya-kultura-v-rossii-russkaya-kultura-v-уаропи/(последнее посещение 21.11.2016)
14. Joy R. Lee, The Islamic Republic of Eastern Turkestan and the Formation of Modern Uyghur Identity in Xinjiang. - Kansas State University, 2006. - 93 p.
