CC BY
35
в.г. Борботько УДк 81'23
апория как тип аффекта и психосинергетика рефлексии
Автор разграничивает понятия эмоции и аффекта и выделяет три базовых типа аффектов: эвпатию, дисфорию и апорию. Апория рассматривается как ключевой фактор, стимулирующий действие рефлексии при разрешении противоречивых ситуаций и порождении идеи. Деятельность рефлексии сопряжена также с явлениями аффективного резонанса в процессе формирования образов, который сопровождается парадоксальными реакциями субъекта, проявляющимися в его поведении и эмоциях. Подчеркивается важнейшая роль апории в создании дискурса художественной литературы.
Ключевые слова: эмоция, аффект, апория, идея, рефлексия, аффективный резонанс, противоречие.
Vladimir G. Borbot'ko
aporia as a type of affect and psychos ynergy of reflection
The author delimits emotion and affect and specifies three basic types of affects: eupathy, dysphoria and aporia. He considers aporia as a decisive factor that activates the reflection for idea's generation in case of absurd situations. The activity of reflection is also associated with affective resonance in formation of images attended by paradoxical reactions in behaviour and emotions. The main role of aporia in creation of belletristic discourse is accentuated.
Keywords: emotion, affect, aporia, idea, reflection, affective resonance, contradiction.
1. Аффект как мотивационное состояние, его типы и разновидности
Деятельность рефлексии человека проходит в режиме диалога с образами мира, привходящими в сознание через непосредственное восприятие ситуаций и через информирующие высказывания. Перцептивные и информационные образы сходным образом действуют на психику человека, на его аффективную сферу, вызывая различные виды мотивационных состояний, которые могут реализоваться и в действии, и в эмоциях, определяя тот аспект мотивационного состояния, который называют переживанием или настроением.
В лингвистике традиционно отождествляются эмоциональное и аффективное, хотя есть психолингвистические основания для их разграничения. Термин «эмоция» (фр. émotion - 'волнение') восходит к латинскому глаголу emovere (ex-movere), первичное значение которого 'выдвигать, выталкивать, вытеснять, выводить наружу, выражать'. Этим значениям сопутствуют и другие, унаследованные от базового глагола movere - 'двигать, шевелить, волновать'. Таким образом, эмо-
ция - это выход мотивационнои энергии помимо ее реализации в действии, проявление актуального мотивационного состояния субъекта в речи, мимике, жестах, соматических реакциях.
Слово «аффект» (лат. affectus - 'состояние, переживание') восходит к глаголу afficere, существенные смыслы которого - 'влиять, воздействовать, производить впечатление'. Глагол afficere унаследовал ряд своих значений от базового глагола facere 'делать'. В обоих глаголах - facere и movere - были развиты значения переживания, которые получили закрепление в аффиксальных дериватах exmovere и afficere.
Различение эмоционального и аффективного прослеживается в работах Л.С. Выготского, согласно которому аффект в большей степени связан и с отражением ситуации и с волеизъявлением, чем собственно эмоциональные моменты. Размышляя над экспериментами Курта Левина, показавшего специфику взаимодействия ребенка и ситуации, Л.С. Выготский констатирует то, что от каждого предмета исходит как бы аффект, притягательный или отталкивающий, побуждающая мотивация. Всякой вещи присущ какой-то аффект, каждая вещь заряжена, имеет аффективную валентность [Выготский 1984: 341]. Выготский делает вывод о единстве аффективно-рецептивных моментов и далее - о сенсомоторном единстве в поведении, когда аффективно окрашенное восприятие побуждает к соответствующему действию.
В работе «Мышление и речь» Л.С. Выготский выдвигает важнейшее положение: «во всякой идее содержится в переработанном виде аффективное отношение человека к действительности, представленной в этой идее» [Выготский 1982: 22]. Недаром он ссылается на Б. Спинозу, который полагал, что аффект есть «смутная идея, страдательное состояние души» [Спиноза 1957: 519]. Для Спинозы любое аффективное состояние человека - итог взаимодействия с объектом [op. cit. : 421]; у аффектов столько же видов, сколько разных воздействий от причиняющих объектов [op. cit.: 501].
Эмоции свидетельствуют о мотивационном состоянии субъекта как о переживании сложившейся ситуации. Эмоция может быть результатом аффекта, но не все аффективные явления должны быть «эмоциональными». Эмоция - отголосок аффекта, который может определить внутреннее состояние субъекта и без видимого проявления эмоций. Отметим, что в психологии под аффектом обычно понимается критическое состояние субъекта, при котором он теряет над собой контроль. Для таких случаев, на наш взгляд, больше подходит термин «патологический аффект» [см. Калашник 1984: 220].
В речи эмоция деструктивно действует на структуру фразы, компоненты которой подаются импульсивно и беспорядочно. Особенности эмоциональной речи подвергались специальному анализу, например, в исследовании Э.Л. Носенко [1979]. Отмечалось, что эмоциональная речь характеризуется нарушениями грамматического порядка слов, частым использованием междометных форм, персеверирующими тенденциями, многократными и незавершенными попытками выражения мысли, отвлечениями от главной идеи, обедненностью словаря, употреблением неуместных слов и т. д. Наблюдаются нарушения связности производимого текста. Эмоциональная речь сопровождается повышенной жестикуляцией,
которая в известной мере компенсирует затруднения в подборе подходящих слов и выражений.
Если же мы перейдем к аффективному плану речи, то можно утверждать, что неаффективной речи не бывает. Всякое высказывание сопровождается определенным «аффективным тонусом», проявления которого имеют различную степень выраженности - от интонационной до лексико-синтаксической. Аффективные смыслы представлены во множестве языковых единиц, используемых в повседневной речи: аффективна лексика арго, и даже слова с нейтральным денотативным содержанием способны получить аффективный заряд в соответствующем контексте. Высокой аффективной окрашенностью отличаются языковые междометия, которые французский лингвист Люсьен Теньер называл аффективными фразои-дами. Согласно Теньеру, аффективны и эмотивные, и регулятивные междометия, а также междометия-ономатопеи [Теньер 1988: 113]. Действительно, все они, как правило, являются продуктом аффекта, индуцированного объектом, находящимся в поле восприятия.
Восприятие мира и обработка его образов рефлексией не являются беспристрастными. Логико-когнитивному членению мира сопутствует аксиологическая составляющая, которая, по-видимому, определяет первичную категоризацию мира - его разбиение на приемлемое и неприемлемое для человеческого субъекта. Это разбиение и находит свое примитивное соответствие в корпусе междометий как выразителей позитивных и негативных мотивационных состояний человека. Как известно, наибольшим разнообразием отличаются междометия, выражающие негативное состояние субъекта - дисфорию. Им противостоят междометия, выражающие позитивное состояние - эвпатию. Но есть и третья группа междометий, которой обычно не уделяется специального внимания. Это междометия, выражающие состояние апории - недоумения, которое может быть также трактовано как сомнение, замешательство, озадаченность, нерешительность, колебание, удивление, паника и т. п.
Указанные три типа аффектов имеют свои разновидности и модусы, зафиксированные в понятийной лексике.
Так, эвпатия - позитивное переживание ситуации - подразумевает следующие эмотивные концепты позитивной семантики: удовольствие, облегчение, радость, беззаботность, ликование, восхищение, одобрение; видами эвпатии являются эйфория (веселое настроение, благодушие, беспечность, часто не соответствующие внешней ситуации) и симпатия (позитивное отношение к объектам, другим людям).
Дисфория - негативное переживание ситуации - включает эмотивные концепты негативной семантики, которые образуют две группировки: антипатия (досада, недовольство, раздражение, пренебрежение, отвращение, неодобрение, презрение, возмущение, гнев, ярость); диспатия - от гр. dyspatheia 'страдание' -(огорчение, боль, разочарование, сожаление, печаль, скорбь).
Существенно то, что модусы апории тоже обнаруживают значительное разнообразие и несомненную градацию по интенсивности. В апории можно выделить, по меньшей мере, два вида, один из которых, содержащий аффективную двойственность в восприятии мира, обозначим термином «амфипатия» (кон-
цепты: сомнение, колебание, озадаченность, недоумение, удивление, изумление, скептицизм); другой вид апории, определяющий дестабилизацию состояния субъекта, обозначим термином «фобия» (концепты: неуверенность, замешательство, паника, страх, ужас). Указание на родство этих двух видов апории можно найти у Э. Сепира, который считал состояния нерешительности или сомнения формами ослабленного страха [Сепир 1993: 54].
2. Апория как аффект, порождающий идею
В генезисе идей важнейшую роль играют образы ситуаций, содержащих противоречие, которые вызывают у субъекта состояние апории, принимающее разнообразные модусы. Состояние апории мобилизует психическую энергию субъекта, его рефлексию, направляя их на поиск идеи для выхода из противоречия, и следующий шаг рефлексии может завершиться порождением идеи, способной данное противоречие нейтрализовать.
Уточним, что возникновение идеи сопряжено с состоянием апории, которое образуется как аффективное отражение не объекта, а того противоречия в ситуации, с которым сталкивается субъект. Состояние апории обостряет рефлексию и фокусирует ее на противоречии, то есть делает возможной ту «остроумную рефлексию», которая, по Г. Гегелю, «состоит в схватывании и высказывании противоречия» [Гегель 1971:78].
Как известно, «идея» имеет ряд определений в словарях: (1) обобщенное представление объекта, его мысленный образ, (2) основная мысль какого либо произведения, (3) план или замысел говорящего [см. Ожегов, Шведова 2006]. Среди этих определений именно последнее наиболее соответствует ситуации формирования первичной идеи в процессе коммуникации: говорящий формулирует то, что надо сделать в императивной форме высказывания, адресованного партнеру и несущего в себе смысл конкретного действия, которое представляется говорящему адекватным для выхода из противоречия.
В императиве, однако, есть два момента: момент запуска, собственно побуждения, или промоторный момент (давай, действуй, ну, пошел, вперед и т. п.), и момент представления самого действия - операторный момент. Пусковой, промоторный момент - это команда приступить к действию, движению, операторный подразумевает то, что надо сделать с объектом. Операторика - это не просто проявление энергетической разрядки, пусть даже направленной, а преобразование (метаморфоза, трансформация). Получается, что мало говорить о мотивации как об энергетическом заряде, находящем выход в эмоциях и движениях. Здесь возникает конкретная операция, смыслом которой является преобразование, или интерполяция двух ситуаций - наличной и предстоящей [см. Бернштейн 1990: 438]. Таким образом, идеофорный элемент в сознании не есть отображение ни исходной ситуации, ни результирующей. Изначальная идея возникает именно как психосинерге-тический образ той операции, которую надлежит произвести в данных условиях, это то, «что надо сделать».
Когда субъект сосредотачивается на выполнении операторных действий, в особенности на манипуляциях, производимых руками, то в моторику вовлекается и движение речевых органов, артикулирующее звучание голоса. Первичные идеи -образы взаимодействия субъекта с ситуацией - реализуются посредством речевой
артикуляции, сопутствующей производимым действиям, и обособляются от других аффективно-тональных образований Сформированные как речевые изображения операций с предметами, первофразы такого рода стали в языке прототипами глаголов действия, образовавших мощную базу для производства понятийной лексики и комплексных высказываний с высокой степенью разработанности идей.
Следы идеофорных первофраз, несмотря на многовековые процессы редукции их форм, прослеживаются в глагольных корнях различных языков, то есть глагольная лексема на протяжении длительного времени сохраняет в себе древнейшую фоносинтагму - фонокинему - с речеоператорной семантикой [см. Бор-ботько 2006: 137-146]. Но современные языки сохраняют и реликтовые формы, свойственные первичным речеоператорным фразоидам - аффективным предшественникам глагола, в составе междометий и в корпусе междометных вербоидов [Борботько 2013]. Среди них наряду со звукоимитативными элементами есть и звукофигуративные, дублирующие операции субъекта. Ср. примеры русских фигуративных вербоидов с соответствующими глаголами, представленные с характерной для них редупликацией: бур-бур (бурить), верть-верть (вертеть), дёрг-дёрг (дёргать), коль-коль (колоть), круть-круть (крутить), кус-кус (кусать), ляп-ляп (ляпать), ням-ням (*нямать), раз-раз (разить), тр-тр (тереть, торить), толк-толк (толкать, толочь), тык-тык (тыкать > ткать), хап-хап (хапать), хвать (хватать), хлоп-хлоп (хлопать), цап-цап (цапать) и т. п.
Все предметы, участвующие в ситуации - фразовые актанты, получают языковое представление как субкатегориальные проекции глагольной категории, что выглядит как саморедупликация глагольного ядра высказывания, базовая значимость которого проецируется на источник, на объект и на посредник (орудие) действия. С течением времени разные актанты могут приобрести специфичную для них морфологию, но общий принцип образования субкатегориальных компонентов, окружающих исходный категоризатор-глагол, продолжает «проглядывать» сквозь структуру высказываний. Так, в русском языке базовый глагол легко образует тавтологичные формы словосочетаний и высказываний: делать дело; писать письмо; прясть пряжу; печь печенье; варить варенье; откусить кусок; Бегун бежит; Резец режет; Ткач ткет ткань; Певец поёт песню; Рисовальщик рисует рисунок. Учитель учит ученика учению по учебнику.
По-видимому, в своей теории порождающей грамматике Н. Хомский [1962] поступил бы более адекватно, если бы отнес к корпусу элементарных предложений не любые монопредикатные фразы, а именно тавтологичные фразоиды, с которыми затем можно производить любые преобразования, и контаминации, обращая их в привычные предложения, делать любые подстановки, замещая исконные актанты актантами из других категориалов. Так из первичных моногенных фразои-дов получается множество полиморфных высказываний с гетерогенным составом компонентов, выражающих идеи качественно иным комбинаторным способом.
По мере наработки синтаксического разнообразия высказываний возрастает возможность перехода в формулировке идеи от того, «что надо сделать», к тому, «что надо сказать», чтобы разрешить актуальное противоречие, сопряженное с апорией. Тем самым закрепляется статус идеи как мыслительной операции, находящей языковое выражение уже не в императивной, а в утвердительной форме.
3. резонансные явления в аффективной психосинергетике
И эмоции, и действия, и мысли, и высказывания представляют собой различные проявления аффективного состояния субъекта. Само же аффективное состояние вызывается некоторым объектом, воспринимаемым или же воображаемым. Внешняя обстановка, обстоятельства, отдельные предметы постоянно воздействуют на человека с той или иной степенью суггестии. Солнечная полянка с цветами внушает одно мотивационное состояние, а мрачное ущелье или головокружительный водопад - совершенно другое. Воспринимаемый объект выступает как аффектор, оттормаживающий текущую мотивацию субъекта и внушающий ему иное чувственное состояние - аффект: от восторженной эйфории до унылой дисфории, от воодушевления до опасения и страха. Может произойти и нейтрализация мотивационного заряда, приводящая к апатии.
Важно то, что аффектором может быть как непосредственно воспринимаемый внешний предмет, так и его образ в сознании, и вообще любой образ, созданный рефлексией. Энергетический потенциал аффективного состояния субъекта либо находит разрядку при встрече с подходящим объектом, либо проецируется на окружение, что создает явление, которое можно назвать аффективным резонансом. В ситуации выделяются именно те параметры, которые соответствуют знаку энергетического потенциала внутреннего образа. Так, герой некогда известной песенки поэта В. Лифшица, находясь в состоянии эйфории, испытывает возвышенные чувства в предвкушении свидания (А вокруг меня прохожие шли на ангелов похожие, улыбалось небо синее, дивно пахла резеда), затем, в результате обманутого ожидания, он воспринимает тот же пейзаж в состоянии дисфории, видит его в негативном свете (А вокруг меня прохожие шли на дьяволов похожие, и несло капустой квашеной из соседнего двора).
Аффективный резонанс - частое явление в лирической поэзии. В следующем примере авторская дисфория (состояние уныния, бессилия) проецируется на окружение: Не поправить дня усильями светилен, не поднять теням крещенских покрывал. На земле зима и дым огней бессилен распрямить дома, полегшие вповал (Б. Пастернак).
Аналогичные случаи аффективного резонанса мы наблюдаем в известной шутке о бутылке с вином, которую пессимист считает наполовину пустой (проекция негативного состояния - дисфории), а оптимист - наполовину полной (проекция позитивного состояния - эвпатии). Ср. также выражение: видеть жизнь в розовом (черном) цвете. В статьях актуальной прессы наблюдаются характерные своей полярностью или противоречивостью оценки известных личностей, политических лидеров, когда один и тот же человек в одних средствах информации выглядит как мудрый и выдающийся лидер, как истинный вождь нации, а в других - как кровавый диктатор и тиран.
Можно выявить и некоторые резонансные явления, сопряженные с аффектом апории. Если брать апорию в плане «фобии», то здесь аффективный резонанс наиболее очевиден. Образы ситуаций и предметов, внушающих страх, прочно запечатлеваются в психике и в дальнейшем служат своеобразными эталонами, ограждающими человека от опасности, что наблюдается в случаях отождествления смутно воспринимаемых объектов, когда сознание совершает своеобразную
перестраховку. Так, темный пень в лесном полумраке резонансно вызывает реакцию: «не медведь ли это?»; «а вдруг это медведь?». Вообще при встрече со всякого рода неопознанными объектами, фатально возникает настороженность, отсюда и поговорка: Пуганая ворона куста боится. Здесь срабатывает эффект qui pro quo (когда одно по недоразумению может приниматься за другое) [см. Борботько 2011].
Другого рода резонансные явления возникают при амфипатической (амфи-болической) апории, где заявляет о себе двойственность интерпретации объектов, уже не связанная с тревожностью, когда хорошо известный и различимый объект представляется в сознании чем-то другим благодаря действию воображения. Так, в пятне или в облаке субъект может разглядеть верблюда, слона, обезьяну, человека и т.п. В сознании происходит выдвижение образа, расходящегося с перцептом. Этот образ, противостоящий перцепту, представляет собой некий квазиконцепт (продукт воображения), который изначально носит расплывчатый, схематичный характер, но может получить дальнейшую обработку.
В результате сталкиваются аффективные валентности двух образов - пер-цепта и квазиконцепта, что обусловливает неординарное поведение субъекта, которое со стороны может восприниматься как парадоксальное - не вполне адекватное с точки зрения удовлетворения обычных, необходимых жизненных потребностей.
Двойственность аффектора при амфипатическом резонансе определяет то, что субъект одновременно действует и в наличной ситуации, и в воображаемой, что характерно для игровой деятельности: Вот бегает дворовый мальчик, в салазки Жучку посадив, себя в коня преобразив... (А. Пушкин). В играх детей подручные предметы вовсе не являются «знаковыми» заместителями истинных вещей. Играющие видят в вещах именно то, что хотят видеть в них. Древность амфипа-тического резонанса подтверждается играми животных: котенок играет с клубком ниток в точности так, как с некой мышкой: подстерегает, набрасывается из засады, хватает, покусывает и т.д.
Б.Ф. Поршнев, рассуждая о случаях парадоксального поведении первых людей, полагал, что на заре человеческой истории «создание изобразительных двойников было созданием устойчивых нелепостей, или абсурдов типа «то же, но не то же», и тем самым выходом на уровень, немыслимый в нервной деятельности любого животного... Этому противоречивому объединению в одно и то же изобразительной копии и живого оригинала, надлежит думать, отвечала какая-то эмо-тивная реакция», и эта реакция «находила подкрепление и могла быть стойкой, только если отвечала наличию двух противоречащих друг другу раздражителей» [Поршнев 1974: 468-469]. Речь идет здесь, вне всякого сомнения, об аффективных явлениях, связанных с апорией амфипатического плана, которая действительно «свидетельствует о наличии абсурда и нуждается в нем»; именно для апории такого вида вполне справедлива приведенная Б.Ф. Поршневым мысль об амбивалентности (внутренней противоречивости) человеческого чувства [op. cit.: 469]. У человека парадоксальное поведение, по-видимому, находило характерный выход и ритуальное закрепление в игровой активности, которая могла приобретать и веселые (шутливые), и возвышенные (сакральные) тональности, превращаясь как в карикатурные, так и в самоценные виды изобразительной деятельности (живо-
пись, скульптура, поэзия). Создаваемые при этом образы, надо полагать, полностью не утрачивают свою первичную амфипатическую двойственность (то же, но и не то).
Идея божества у человека - продукт амфипатического резонанса: Мне надо на кого-нибудь молиться. Подумайте, простому муравью вдруг захотелось в ноженьки валиться... И лирическим героем в богиню преображена простая бедная женщина: И муравей создал себе богиню по образу и духу своему... (Б. Окуджава). В случаях с квазиконцептами такого рода мы имеем дело уже не с недоразумением типа qui pro quo, а скорее с эффектом qui per quo, когда одно представляется, воображается и затем замещается другим именно в силу изначальной резонансной установки на двойственность образа.
Преодоление апории может вылиться в качественно иное аффективное состояние и соответствующие ему реакции, позитивные или негативные. На одном полюсе здесь ликование, почитание божества или продукта творчества, на другом - негодование, презрение, осмеяние. Пример перехода состояния апории в дисфорию мы наблюдаем в басне И.А. Крылова «Мартышка и очки», где вполне карикатурно представлена серия неадекватных действий субъекта, вызванных встречей с новым предметом: мартышка вертит очками так и сяк: то к темю их прижмет, то их на хвост нанижет, то их понюхает, то их полижет.... После безуспешных манипуляций с очками апория персонажа сменяется дисфорией, что в итоге приводит к уничтожению предмета: мартышка тут с досады и печали о камень так хватила их, что только брызги засверкали.
Интересно, что смеховая реакция, вопреки мнению К. Изарда [1980: 219223], который довольно однозначно связывает ее с радостью, сопряжена, согласно Д. Вайсу [2004], главным образом с некоторой ситуацией абсурда. Смех может быть или реакцией на воспринятую несуразность, бессмыслицу, карикатурность образа, или сопровождать разрешение противоречия, разгадку. Но это не значит, что он всегда является проявлением веселья, а тем более радости. Смех - это психоэнергетическая разрядка фактически для любого парадоксального действия или парадоксальной ситуации, наблюдателем или участником которой является субъект. Смех провоцируют парадоксальные ходы в процессе игры, но и пережитый страх нередко завершается хохотом. Радость же может повлечь не только смех как результат неожиданного позитивного изменения, но и совершенно неадекватные слезы. Получается, что смех - это всегда проявление такого состояния апории, которое достигло высокой степени обострения. И на этом уровне его можно расценивать как типичную и даже адекватную реакцию на неадекватную ситуацию.
Подводя итог нашим рассуждениям, можно сказать, что из трех типов аффекта, обозначенных нами как эвпатия, дисфория и апория, решающую роль в психосинергетике речемыслительной деятельности играет именно апория. Примечательно то, что в паремическом корпусе языка наблюдается значительное число структур, генерирующих состояние апории: фольклорная небылица и загадка, разного рода парадоксы и анекдоты. То же можно сказать и об апорической аф-фективности дискурса художественной литературы, построенного на разнообраз-
* * *
ных противоречиях. Всевозможные коллизии, неоднозначности, ситуации qui pro quo, конфликтующие образы предельно обостряют состояние апории у читателя, приводя к разрядке противоположно направленных аффектов, которая, как писал Л.С. Выготский [1987: 204], увенчивается «катарсисом» и может проявляться как смех, слезы, воодушевление и т. п.
В то же время апория, создаваемая художественным дискурсом, мобилизует рефлексию и тем самым выполняет свою идеаторную функцию - служит мощным генератором идей. При этом для поэтического произведения характерна не однозначная, а именно множественная интерпретация благодаря исключительной многоплановости возникающих в нем оппозиций, а также в силу многообразия в организации сознания его читателей.
список литературы
Бернштейн Н.А. Физиология движений и активность. - М.: Наука, 1990. -
495 с.
Борботько В.Г. Принципы формирования дискурса. От психолингвистики к лингвосинергетике. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. - 288 с.
Борботько В.Г. Психосинергетика qui pro quo в диалоге лингвокультур // Жизнь языка в культуре и социуме-2. Материалы международной научной конференции. - М-Калуга: Эйдос, 2011. - С. 177-180.
Борботько В.Г. Вербоиды в высказываниях русского и французского языков// Романская филология в контексте современного гуманитарного знания. Сб. науч. трудов. - Краснодар: Просвещение-Юг, 2013. - С.29-35.
Вайс Д. Абсурд как преддверие смеха // Абсурд и вокруг. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - С. 259-272.
Выготский Л.С. Собрание сочинений в 6 томах. Т. 2. - М.: Педагогика, 1982.
- 504 с.
Выготский Л.С. Собрание сочинений в 6 томах. Т. 4. - М.: Педагогика, 1984.
- 432 с.
Выготский Л.С. Психология искусства. - М.: Педагогика, 1987. - 344 с.
Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Т.2. - М.: Мысль,1975. - 695 с.
Изард К. Эмоции человека / Пер. с англ. - М.: МГУ, 1980. - 440 с.
Калашник Я.М. Патологический аффект // Патология эмоций. Тексты. -М.:МГУ, 1984. - С. 220-227.
Носенко Э.Л. Специфика проявления в речи состояния эмоциональной напряженности. Автореф. дис... докт. психол. наук. - М., 1979. - 36 с.
Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. - М.: ИТИ Технологии, 2006. - 944 с.
Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. - М.: Мысль, 1974. - 487 с.
Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. - М.: Прогресс, 1993. - 655 с.
Спиноза Б. Избранные произведения в 2-х томах. Т. 1. - М.: Госполитиздат, 1957. - 631 с.
Теньер Л. Основы структурного синтаксиса / Пер. с франц. - М.: Прогресс, 1988. - 656 с.
Хомский Н. Синтаксические структуры // Новое в лингвистике, вып. 2. - М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1962. - С. 412-527.
