Научная статья на тему 'Апология мистики по творениям преп. Симеона Нового Богослова'

Апология мистики по творениям преп. Симеона Нового Богослова Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
49
9
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Апология мистики по творениям преп. Симеона Нового Богослова»

Санкт-Петербургская православная духовная академия

Архив журнала «Христианское чтение»

П. Аникиев

Апология мистики по творениям преп. Симеона Нового Богослова

Опубликовано:

Христианское чтение. 1915. № 4. С. 545-561.

@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.

СПбПДА

Санкт-Петербург

2009

Апологія мистики по твореніямъ преп. Симеона Новаго Богоелова *).

Т<ЛТ.О религіозно-философское ученіе объ экстазѣ должно (>/ провѣрить ученіемъ библейски - святоотеческимъ. Въ •^0 Св. Писаніи можно найти слѣдующія указанія на акста- ■ ииескія состоянія: въ Ветхомъ Завѣтѣ, напр., псалмы XXX, 23 и СХУ 1—3, Іезекіиль, VIII, 1—3; Даніилъ, X, 8 и сл.; YIII, 17—27 и др.; и въ Новомъ Завѣтѣ—особенно Д. А. X, 9 и сл.; Д. А. XXII, 17—21 и 2 Кор. XII, 1—4, гдѣ содержатся описанія экстазовъ, пережитыхъ апостолами Петромъ и Павломъ ‘); изъ св. отцовъ о состояніяхъ религіознаго мистическаго экстаза большею частью писали, конечно, св. отцы-аскеты, какъ прѳп. Макарій В., Нилъ Синайскій, преп. Симеонъ Н. Б. и др.. особенно же подробно раскрылъ ученіе о мистическомъ экстазѣ преп. Исаакъ Сиринъ 2); наконецъ много матеріала

*) Продолженіе. См. мартъ.

9 Cp. Zahn. Einführung in die Christ. Mystik. S. 462—467.

2) См. въ изслѣдованіи проф. С. М. Зарина. Аскетизмъ по православно-христіанскому ученію. Т. I, кн. 2-я, СІІВ. 1907, стр. 460—463: но ученію преп. Исаака С., отъ внутренней, „чистой“ молитвы человѣкъ возносится Св. Духомъ „къ созерцанію“, которое называется „духовнымъ видѣніемъ“, „умнымъ видѣніемъ“, „изумленіемъ“ или „восхищеніемъ“, „экстазомъ“. Въ этомъ состояніи „экстаза“ въ человѣкѣ не дѣйствуетъ какое-либо движеніе и память о здѣшнемъ..., уже молитва оставляется— и „не молитвою молится умъ, но бываетъ въ восхищеніи при созерцаніи непостижимаго и умолкаетъ въ невѣдѣніи всего здѣшняго. Но это невѣдѣніе выше вѣдѣнія... Иное дѣло молитва, а иное—созерцаніе въ молитвѣ, хотя созерцаніе заимствуетъ себѣ началр въ молитвѣ, а равно и молитва— въ созерцаніи“... Въ состояніи „экстаза“ природа не въ си-

по этому вопросу находимъ мы и у нашего отечественнаго подвижника послѣднихъ временъ, прѳосвящ. Ѳеофана Затворника, богословствующаго въ строго-святоотеческомъ направленіи “). На основаніи всѣхъ этихъ данныхъ, экстазъ (гхзта-

лахъ имѣть надъ собою власти, „но путеводится иною силою, сама не авая куда, и не можетъ совершать движеній мысли, въ чемъ бы ей хотѣлось“. Тогда человѣкъ не имѣетъ и хотѣнія. Онъ настолько плѣненъ, что „не сознаетъ самъ себя“. Умъ „поражается и поглощается изумленіемъ, забываетъ о собственномъ своемъ прошеніи, и въ глубокое упоеніе погружаются движенія его“. Это оостояніе—собственно прпнадлеж ность будущаго вѣка.—По ученію Св. Писанія нѣтъ безсознательнаго экстаза: такъ разъясняется у проф. Зарина (рм. ibidem, стр. 466 нримѣч. видѣніе ап. Павла (2 Кор. 12, 1—4) и такъ, по нашему разумѣнію, должно понимать и ученіе преп. Исаака объ экстазѣ, именно—пункты о „неподвижности ума“, „о плѣненіи его“ и о „незнаніи себя“: здѣсь прежде всего 1) констатируется совершенное поглощеніе вниманія. созерцаемымъ и его необычностью; 2) забвеніе о себѣ, но остается принципіальная возможность самосознанія и, если нужно, то человѣкъ можетъ опознать себя, возвратиться въ себя; кромѣ того, 3) здѣсь—безусловное выхожденіе за предѣлы теперешняго существованія и пріобщеніе къ новому порядку и жизни, и познанія, слѣд. и соотношенія субъекта и объекта, самосознанія къ Абсолюту'. Вообще, здѣсь больше основанія сближать ученіе преп. Исаака съ данными Св. Писанія и, въ частности, ап. Павла, чѣмъ съ воззрѣніями неоплатонизма (см. Заринъ, стр. 467 прим.), такъ что относительно даннаго пункта въ ученіи преп. Исаака С. можно повторить слова проф. Зарина относительно 2 Кор. 12, 4: „въ экстатическомъ состояніи духовная личность апостола оставалась неприкосновенною; его самосознаніе не помрачалось и не ослаблялось, а, напротивъ, достигало высшей степени интенсивности. Если же апостолъ не зналъ и не могъ сказать, въ тѣлѣ ли или же внѣ тѣла онъ испыталъ такое экстатическое состояніе, то это обстоятельство свидѣтельствуетъ только о силѣ сосредоточенности его сознанія и вниманія на открываемыхъ ему истинахъ, такъ что тѣлесная жизнь пе заявляла о себѣ какими-либо ощущеніями, которыя бы могли отвлечь вниманіе апостола отъ его сосредоточенности на созерцаніи высшихъ тайнъ“, см. стр. 465—466, прим. 38-е. Такъ же можно понимать и ученіе преп. Исаака о „неподвижности ума“, его бездѣйственности и связанности въ состояніи мистическаго экстаза.

1) См. „Письма о духовной жизни“, „Начертаніе христ. нравоученія“ и „Путь ко спасенію“. Изъ перваго сочиненія еп. Ѳеофана мы можемъ извлечь для ученія объ экстазѣ слѣдующія данныя: сущность созерцательной или духовной молитвы (т. е. экстаза въ положительномъ смыслѣ)—плѣненіе ума въ горній міръ (45), все въ душѣ молчитъ, какъ бы нѣтъ въ ней ничего опредѣленнаго (49); эта молитва подается по временамъ избраннымъ Божіимъ (113), и есть высшее состояніе молитвенное (132); если экстазъ (ложный) есть умоизступленіе, самозабвеніе и утрата власти надъ собой (154—155), то созерцательная молитва (или

ъ’-і)—это изумленіе, соединенное часто съ ужасомъ, вызванное созерцаніемъ высочайшихъ духовныхъ предметовъ; не выразимое никакимъ словомъ, ибо это состояніе возвышается надъ порядкомъ естественнымъ и всецѣло подавляетъ въ человѣкѣ чувственную жизнь,'—а дѣлающее человѣка ■блаженнымъ участникомъ сверхчувственнаго бытія. Въ Св. Писаніи это состояніе называется „экстазомъ“ (Д. А. X, ■9—10; XXII, 17—21), „восхищеніемъ до третьяго неба“, „восхищеніемъ въ рай (2 Кор. XII, 1—4), „нахожденіемъ въ духѣ“ (Апок. I, 10); у прѳп. Исаака С.—„созерцаніемъ“, „духовнымъ видѣніемъ“, „умнымъ видѣніемъ“, „вѣдѣніемъ“, „восхищеніемъ“ или экстазомъ, изумленіемъ (ехіАк^і?), а у еп. Ѳеофана—созерцательной или духовной молитвой, вѣнцомъ умной молитвы, изумленіемъ, плѣненіемъ въ созерцаніе, созерцаніемъ Бога, погруженіемъ въ Безпредѣльнаго, вьі-хожденіемъ изъ себя, исчезновеніемъ въ глубокомъ изумленіи (въ извѣстномъ смыслѣ)—„исчезновеніемъ въ Богѣ“, при чемъ ѳп. Ѳеофанъ сознательно и очень старательно отли- * 1 * 3

экстазъ истинный) не есть въ собственномъ смыслѣ экстазъ, а „изумленіе“, „плѣненіе въ созерцаніе“ (166); она дается, а не искусственно добывается (215), она—рѣдкій даръ (215), чужда экзальтаціи (223); она не есть безмысліе, а умное предстояніе Богу (228); въ нѳй «самозабвеніе»—лишь въ смыслѣ прекращенія самовольнаго движенія душевныхъ силъ (250), дѣйствія же духовныя не останавливаются, а объединяются опредѣленнымъ духовпымъ предметомъ въ созерцаніи (251).—Изъ „Путы• ко спасеніюбезмолвіе и совершенное безпопеченіе приводятъ къ безстрастію иля серафимовской чистотѣ, за коимъ слѣдуютъ богообщѳніе и боговселеніе, т. е. всецѣлое соединеніе съ Богомъ. Восхищеніе есть вѣнецъ умной молитвы, см. стр. 308 и сл —Начерт. христ. нравоуч.: цѣль всего для христіанина—жизнь въ Богѣ, пребываніе въ Немъ, гдѣ намѣчаются такія ступени: хожденіе предъ Богомъ, радостное богохваленіе, благоговѣйный страхъ и изумленіе, въ коемъ—какъ бы замираніе жизни, перенесеніе за предѣлы міра, погруженіе въ созерцаніе Божественной безпредѣльности (какъ бы въ нѣкоторый мракъ), налагающей молчаніе на слова и мысль, см. стр. 382 и сл1. 390,40-1—405.—Слѣдов., и въ ученіи ев. Ѳеофана объ экстатическомъ состояніи видимъ такъ же—

1) указаніе на сохраненіе въ экстазѣ личности, самосознанія (см.

Письма о духовной жизни, 42); 2) отрицаніе механичности и экзальтированности въ подлинномъ экстазѣ (см. тамъ же, стр. 43, 215, 223) и

3) указаніе именно „духовности“ этого состоянія (а не душевности еге, вотъ почему душевная жизнь человѣка въ экстазѣ понижается, умаляется при повышеніи жизни духовной), указаніе на его особую, т. е. несвойственную нашей чувственности, сокровенность; констатированіе безобразности, а не безсмысленности экстатическаго познанія (тамъ же. •стр. 228, 249—251).

чаетъ это благодатное духовное состояніе отъ экзальтированнаго природнаго экстаза нецерковныхъ мистиковъ (см. Письма о духовной жизни, стр. 223 и др.). Какъ видно, по библейски-святоотеческому пониманію, экстазъ находится въ, тѣсной связи съ молитвой, именно—онъ высшая ступень молитвы вообще, „молитва совершенныхъ“ (Нилъ С., Іоаннъ Л.), „духовная“ (Макарій В.) или „созерцательная“ (еп. Ѳеофанъ) молитва ’),. Ни въ Св. Писаніи, ни въ отеческихъ твореніяхъ мы не находимъ данныхъ для ученія объ экстазѣ, какъ состояніи всецѣлой отрѣшенности отъ собственной личности, сопровождающейся полнымъ подавленіемъ дѣятельности разума и свободы и совершеннымъ помраченіемъ самосознанія 2). Суть истиннаго мистическаго экстаза, по слову преп. Исаака С., въ томъ, что „умъ поглощается духомъ“. И такое состояніе называется „экстазомъ“ именно въ смыслѣ возвышенія его надъ обычнымъ порядкомъ и естественными воспріятіями, а не въ смыслѣ полной утраты человѣкомъ * 2

') По яашему мнѣнію, является вполнѣ возможнымъ отождествить „экстазъ“ преп. Исаака С. съ „чистой“, созерцательной или духовной молитвой другихъ св. отцовъ-аскетовъ, ибо Л самъ преп. Исаакъ называетъ „экстазъ“ „созерцаніемъ“, или „умнымъ видѣніемъ“; 2) различая молитву и „созерцаніе“, или „экстазъ“, св. отецъ подъ первой понимаетъ, видимо, лишь мысленное единеніе съ сверхчувственнымъ (ср. Зарина, стр. 458), а подъ вторымъ—опытное постиженіе его, т. е. усвояетъ ему тотъ именно признакъ, которымъ другіе писатели-аскеты характеризуютъ созерцательную или духовную молитву; 3) преп. Нилъ С. „совершеннѣйшую“ молитву также называетъ „восхищеніемъ ума“ (іркауч тои ѵо5) и „экстазомъ“ (іхахоаі?), отрѣшеніемъ отъ чувственнаго, и описываетъ ее совершенно такъ же, какъ и экстазъ у преп. Исаака С. (ср. тамъ же, стр. 458, прим. 80-е); 4) еп. Ѳеофанъ, вѣроятно изъ соображеній педагогическихъ, чтобы не дать повода смѣшивать истинно-христіанскій экстазъ съ сектантскимъ экстазомъ, вообще не называетъ духовнаго восхищенія экстазомъ, а „созерцательной“ или „духовной“ молитвой, плѣненіемъ въ созерцаніе; но описываетъ подъ этимъ терминомъ (какъ мы видѣли) именно то, что преп. Исаакъ называетъ экстазомъ, и даже пользуется твореніями преп. Исаака, ср. Письма о духовной жизни, стр. 113 и сл.

2) Такъ что выраженія, напр. у Исаака С. и у еп. Ѳеофана, дающія поводъ допускать въ церковномъ ученіи безсознательный или соединенный съ помраченіемъ сознанія экстазъ,—слѣдуетъ принимать съ осторожностью и понимать не въ прямомъ смыслѣ, а какъ образныя выраженія, долженствующія приблизительно обозначить отрѣшеніе мистика отъ своей чувственной личности и неизреченное соприкосновеніе духа его съ міромъ сверхчувственнымъ.

сознательности и нормальной свободы *). И это состояніе— предвосхищеніе, антиципація аашѳго будущаго прославленнаго состоянія и есть для истиннаго, т. е. духовнаго, человѣка нормальное, здравое состояніе, и лишь теперь, для грѣховнаго человѣчества.—это рѣдкій даръ благодати, даруемый избранникамъ за высоту вѣры и подвига; его нельзя достигнуть внѣшне-механическими средствами дату подвигами самими по себѣ, т. е. добыть искусственно, а. іуццучо лишь же-лжгь и искать его, подготовляя себя къ воспріятію сего благодатнаго дара усерднымъ прохожденіемъ христіанскаго подвижничества 2). Слѣдовательно, и въ библейско-святоотеческомъ ученіи объ экстазѣ мы можемъ отмѣтить, какъ главнѣйшіе слѣдующіе признаки, уже указанные ними и выше: отрѣшеніе отъ чувственнаго, единеніе съ сверхчувственнымъ, неизре-чѳиность, предвосхищеніе будущаго прославленнаго состоянія, немеханичность (или идеальную, природность), духовную здравость и сознательность. Четыре первые признака.экстаза могутъ быть легко констатированы нами и у прѳп. Симеона Новаго Богослова 3), напримѣръ, въ слѣдующемъ его ѳшь

’) Ср. у проф. Зарина, стр. 465—466, прямѣй. 87 и 38, слова. преп. Епифанія К.: „преп. Епифаній, объясняя знаменіе олова „Іхл-мвіе“ въвэ-реченіи псалма 115, 2, говоритъ, что названное слово означаетъ человѣка не безумнаго, а человѣка чрезмѣрно удивляющагося при размышленіи о томъ, что превышаетъ обычную мѣру наблюдаемаго и совершаемаго“; также „по словамъ преп. Епифанія Кипрскаго, мг. Петръ былъ въ экстазѣ, не въ томъ смыслѣ, что потерялъ послѣдовательность разсудка, но въ томъ, что, вмѣсто ежедневнаго порядка, видѣлъ иное, по сравненію съ тѣмъ, что видятъ люди. Но апостолъ, не былъ въ изступленіи ума“.

а) При изложеніи библейски-святоотеческаго ученія о сущности экстатическаго состоянія мы пользовались преимущественно, кромѣ Zahn’а, вышеуказаннымъ сочиненіемъ проф. С. № Зарина, именно ѴІ-мъ пунктомъ III главы 2 кнѵ Ь-го» тома, стр. 460—468, гдѣ особенно цѣнными являются примѣчанія-отрывки илъ святоотеческихъ твореній въ подлинникѣ, какъ и прочія примѣчанія этого капитальнаго труда о сущности православно-христіанскаго аскетизма.

3) Въ твореніяхъ преп. Симеона можно, указать много отрывковъ,, въ которыхъ содержится описаніе, религіознаго экстаза; но особенно обильный матеріалъ для этого находимъ мы въ его Divinoram amormn liber: это сочиненіе сплошь представляетъ собою, собственно говоря, дневникъ великаго экстатика-христіанина. Въ частности въ. немъ можно указать слѣдующія мѣста, характеризующія, гл. обр., три основные признака религіознаго экстаза: отрѣшеніе, охъ міра 519 ВС; описаніе экстаза, вообще 520 А—С; неизреченность 522 С; 523 А—С: описаніе экстаза, какъ

37

саніи экстатическаго состоянія: „вошедши туда, гдѣ имѣлъ я обыкновеніе молиться, и начавъ „Святый Боже“, и вспомнивъ слово святаго старца, — пишетъ св. отецъ отъ имени одного юноши — я вдругъ заплакалъ, и въ такія пришелъ слезы, и въ такой пламень къ Богу, что не могу выразить того словомъ, ни той радости и сладостнаго утѣшенія, какія были тогда во мнѣ. Падши затѣмъ лицѳмъ наземь, я увидѣлъ нѣчто дивное1), ибо се—возсіялъ мысленно во мнѣ великій свѣтъ и взялъ къ себѣ весь мой умъ и всю душу. Изумился я такому чуду внезапному и сталъ какъ внѣ себя, забывъ и мѣсто, въ которомъ стоялъ, и что такое я, и гдѣ я,— вопіялъ только: Господи помилуй, какъ догадался, когда пришелъ въ себя. Впрочемъ, отче мой, кто былъ тотъ, кто говорилъ во мнѣ и приводилъ въ движеніе языкъ мой, не вѣдаю, Богъ то вѣсть,—не вѣдаю и того, какъ соединился я съ тѣмъ свѣтомъ, въ тѣлѣ ли бывъ или внѣ тѣла. Вѣдаетъ сіе тотъ самый свѣтъ, который изгналъ и изъ души моей всю тьму и всякое земное мудрованіе, отъялъ отъ меня всю вещественность и тяжесть тѣла и произвелъ въ членахъ моихъ великое разслабленіе и изнеможеніе. Это изнеможеніе и разслабленіе членовъ моихъ и нервовъ было такъ сильно отъ крайняго напряженія, что мнѣ казалось, будто я слагаю съ себя бремя тлѣнія. Въ душѣ же моей онъ произвелъ радость великую, чувство умное и сладость, высшую всякой сладости чувственной. Сверхъ того онъ даровалъ мнѣ дивно свободу и забвеніе всѣхъ помысловъ, кои въ мірѣ, и открылъ самый способъ исхождѳнія изъ настоящей жизни; потому что всѣ чувства ума и души моей прилѣплены были тогда къ единому неизреченному веселію и радости отъ того свѣта. Но когда безмѣрный тотъ, явившійся мнѣ, свѣтъ мало-по-малу умалился, и наконецъ совсѣмъ сталъ невидимъ, тогда я пришелъ въ чувство и позналъ, какія давности внезапно произвела во мнѣ сила тою свѣта. Почему, испытавъ удаленіе его и видя, что онъ опять оставилъ меня одного

всецѣлаго единенія съ Господомъ; 526 В—D: созерцаніе Бога, восхожденіе на небо и отрѣшенность отъ тѣла; описаніе всѣхъ моментовъ экстаза 535 В—D; сосредоточенность и антиципація будущаго состоянія 543 С; лишеніе чувства и единеніе съ Богомъ 545 Ü—546 А; неиз-реченность—549 А; 550 В—D; 551 В—С и 552 В; сознательность при вѳ-изреченности—555 В и 558 В; восхищеніе надо всѣмъ, единеніе съ Богомъ, отрѣшенность отъ тѣла 565 AB; также 595. А.

*) Курсивъ здѣсь вездѣ нашъ.

въ этой жизни, я столь много опечалился, и душа моя такъ сильно возболѣзновала о томъ, что не могу выразить тебѣ, какъ слѣдуетъ, великой скорби, которая, какъ огонь, возгорѣлась тогда въ душѣ моей. Если можешь, отчѳ мой, самъ вообрази и болѣзнь разлученія того, и высоту великаго онаго благодѣянія, и безмѣрную любовь, явленную мнѣ и возгорѣвшуюся во мнѣ; а не могу ни языкомъ сказать, ни умомъ понять безмѣрность онаго видѣнія. Я—говоритъ преп. Симѳнъ — сказалъ ему: нѣтъ, всечѳетный отче и брате! Ты изобрази мнѣ дѣйствія того свѣта, который явился тебѣ. И онъ, сладкій, исполненный Духа Святаго и сподобившійся такого видѣнія, отвѣтилъ мнѣ кратчайшимъ и медорѣчи-вымъ гласомъ: „о, отче! Свѣтъ оный, когда является, веселитъ, а когда скрывается, оставляетъ рану и болѣзнь въ сердцѣ. Приходя или нисходя на меня, онъ возводитъ меня на небеса, одѣвая и меня свѣтомъ. Онъ является мнѣ, какъ ночная звѣзда, и есть невмѣстимъ для всей твари: сіяетъ какъ солнце, — и мнѣ понятно, какъ вся тварь держится силою его. Онъ показываетъ мнѣ все, что есть въ твореніи, и повелѣваетъ мнѣ не заходить за предѣлы человѣческаго естества. Меня объемлютъ кровля и стѣны, а онъ отверзаетъ мнѣ небеса. Поднимаю чувственныя очи мои, чтобы посмотрѣть, что есть на небѣ, и вижу, что тамъ все такъ же есть, какъ было прежде. Удивляюсь этому,—и слышу свыше гласъ, таинственно говорящій мнѣ: „то, что видишь теперь, есть таинственное предъизображеніе будущихъ благъ, которыхъ, совершенно какъ они есть, не увидишь, пока носишь плоть. Но возвратись въ себя самого, и смотри, чтобы не сдѣлать чего-либо такого, что можетъ лишить тебя благъ, которыя сподобился ты получить. Если же и погрѣшишь когда, въ наученіе смиренію, позаботьоя не бѣгать покаянія; потому что покаяніе вмѣстѣ' съ Моимъ человѣколюбіемъ, изглаждаѳтъ и прежніе, и настоящіе грѣхи“ (сл. 86, АН. ХУІ, И, 437—439). А теперь посмотримъ, какъ преп. Симеонъ понимаетъ суть подлиннаго экстаза и какъ опредѣляетъ его отношеніе къ экстазу ложному, т. ѳ. какъ преп. отецъ трактуетъ остальные признаки подлиннаго, библѳйски-святоотѳческаго экстаза, именно—его духовную здравость, идеальную природность и присущую ему сознательность? Данныя для этого находимъ въ словѣ 45-мъ, пунктѣ 10-мъ (по еп. Ѳеофану, I, 402—419, а у All. XLYII), гдѣ говорится о

37*

томъ, что „святые по воскресеніи будутъ знать одинъ другого“; именно здѣсь мы читаемъ такое разсужденіе: „тѣ, которые говорятъ, что святые не будутъ видѣть и знать другъ друга, когда сподобятся лицезрѣнія Божія, поистинѣ во тьмѣ ходятъ, еще не пришли въ общеніе съ Богомъ и не познали истинно Бога, но говорятъ и утверждаютъ то, чего не познали и въ созерцаніи чего никогда не приходили. Они говорятъ, что святые будутъ находиться тогда какъ бы въ экстазѣ, въ нѣкоемъ восхищеніи, какъ и здѣсь они иногда приходятъ въ такое божественное восхищеніе, и забудутъ и себя самихъ и всѣхъ другихъ, находящихся съ ними. И видно изъ такихъ оловъ ихъ, что они худо понимаютъ Божественное Писаніе, когда полагаютъ, что у святыхъ будетъ тогда такое же измѣненіе и восхищеніе, какое бываетъ у нихъ и здѣсь. Слыша, что когда такой-то святой' пришелъ въ созерцаніе Бога, то восхитился умъ его, и онъ столько и столько дней и ночей провелъ, совершенно не помня ничего земного, но вмѣстѣ со всѣмъ другимъ забылъ и собственное свое тѣло, пребывая пригвожденнымъ къ созерцанію оному всей душою и всѣми чувствами,—слыша, говорю, объ этомъ, они полагаютъ, что нѣчто подобное будетъ и въ другой жизни въ Царствіи Небесномъ, совершенно не понимая божественныхъ и духовныхъ вещей, и невидимыхъ таинствъ невидимаго Бога,, недомыслимыхъ и недоступныхъ знанію непросвѣщенныхъ. Невѣдомо имъ, что такое восхищеніе ума бываетъ не у совершенныхъ, но у новонтальныхъ. Какъ родившійся во мрачной темницѣ, освѣщаемой слабымъ свѣтомъ малаго свѣтильника, съ трудомъ и неясно видитъ находящееся въ темницѣ его, совсѣмъ не зная, что внѣ темницы той есть свѣтъ солнца и множество другихъ прекрасныхъ вещей и твореній Божіихъ, входящихъ въ составъ видимаго міра; такъ и находящійся еще въ мрачной темницѣ' страстей и чувствъ міра сего, если бываетъ просвѣщенъ малымъ нѣкіимъ вѣдѣніемъ (отъ Божественнаго Писанія); съ трудомъ, мало и темновато представляетъ таинства вѣря* нашей, а о вѣчныхъ Божіихъ сокровищахъ, о томъ, каковы тѣ блага, которыми будутъ наслаждаться святые въ буду* щей жизни, совершенно никакого понятія не имѣетъ. И какъ находящійся въ темницѣ,—если среди многихъ проводимыхъ имъ тамъ лѣтъ, какъ нибудь случайно откроется небольшая трещина въ кровлѣ темницы, и онъ внезапно увидитъ,

сколько позволяетъ величина трещины, свѣтъ небесный, котораго никогда дотолѣ не видывалъ и не воображалъ,—вдругъ приходитъ въ изступленіе, и какъ бы внѣ себя находясь, долгій часъ во всѣ глаза смотритъ вверхъ и дивится внезапно открывшемуся ему зрѣлищу; такъ и тотъ, кто освободясь отъ узъ страстей и чувствъ, внезапно придетъ въ созерцаніе умнаго свѣта, вдругъ бываетъ пораженъ и объятъ удивленіемъ, и тѣмщ которымъ неизвѣстно такое состояніе, почитается вышедшимъ изъ себя, тогда какъ онъ весь сосредоточился въ себѣ умомг и изумляется этому свѣтлому видѣнію, котораго сподобился. И опять, какъ находящійся въ темницѣ,—если часто и каждочастно смотритъ въ отверстіе то, отъ долговременнаго пребыванія въ такой свѣтлости, привыкаетъ къ свѣту тому, а вмѣстѣ съ тѣмъ мало-по-малу умаляется его первое великое изумленіе (какъ, то самое имѣетъ мѣсто и въ насъ въ отношеніи къ солнцу: привыкли мы каждый день видѣть его и думаемъ, что оно— вещь не такая, чтобы ему отдавать все вниманіе. Но если лредпожить, что мы, со времени рожденія доселѣ, микогда не видавши солнца, нынѣ только вдругъ увидѣли бы его пращъ глазами своими, то, конечно, отъ великаго ивумленія мы вышли бы изъ себя и стали безгласны), такъ и душа, мало-по-малу преуспѣвающая въ духовномъ и . привыкающая кг умному свѣту, не поражается уже такъ . сильно умнымъ свѣтомъ, какъ это было въ первый разъ; потому что по сему малому видимому ею свѣту заключаетъ, что есть и еще свѣтъ болѣе совершенный. И опять еще, какъ оный, отъ рожденія заключенный въ темницѣ, по причинѣ малаго видимаго имъ свѣта начинаетъ, спустя долгое время, понимать, что дѣйствительно находится въ темницѣ, и что внѣ этой темницы есть дивныя нѣкія вещи, о которыхъ онъ не можетъ составить себѣ представленія, что онѣ такое суть; но когда высвободится и выйдетъ изъ темницы, то видитъ и свѣтъ весь и все находящееся въ этомъ свѣтѣ;—такъ, полагай, бываетъ и съ человѣкомъ, который сначала немного вышелъ изъ узъ плоти и сталъ внѣ этого міра и всѣхъ видимыхъ вещей. Представь въ умѣ своемъ, что весь этотъ міръ есть мрачная, бѳз-свѣтная темница, и что свѣтъ нашего солнца есть то же, что свѣтъ малаго свѣтильника, который слабо освѣщаетъ всѣхъ, находящихся въ этой темницѣ, а внѣ его—Тріѵпостасный Свѣтъ высшій всякаго свѣта, всякаго -слова и разума, не-

изреченный, недомыслимый и неприступный, освѣщающій все такое, что невидимо, невѣдомо и неизъяснимо для находящихся въ темницѣ міра сего... Итакъ, когда мы со всѣмъ рвеніемъ, со всею вѣрою и любовью взыщемъ не того, чтобы увидѣть тотъ свѣтъ, что внѣ сей темницы міра, и тѣ вещи, что находятся въ томъ свѣтѣ и въ томъ мірѣ (ибо никто еще изъ взыскавшихъ таковое не сподобился и никогда не сподобится узрѣть то); но взыщемъ напередъ сохранить заповѣди Божіи, покаяться, сокрушиться и смириться: тогда откроется и для насъ какъ бы малое нѣкое отверстіе въ этомъ видимомъ кровѣ небесномъ, а чрезъ него покажется нѣсколько и невещественный оной и мысленный свѣтъ, сущій превыше небесъ,—который какъ только увидитъ душа, вся приходитъ въ восхищеніе, и стоитъ пораженная видѣніемъ сего новаго и преславнаго чуда, никогда невиданнаго ею дотолѣ; будучи же восхищена на небо, нудится пребыть тамъ, углубляясь мыслію въ недомыслимый оный свѣтъ, яко невечерній и непрестающій, и погружаться въ созерцаніе его день и ночь, и желанія уже не имѣетъ опять возвратиться въ темницу міра и смотрѣть на вещи, которыя въ немъ. И вотъ это-то созерцаніе, какъ я сказалъ, есть созерцаніе новоначальныхъ, которые недавно вышли на подвигъ добродѣтелей. Но когда человѣкъ пребудетъ долгое время въ такомъ созерцаніи онаго свѣта, не возвращаясь вспять въ міръ, тогда отверзается ему небо-ли, или око сердца его, т. ѳ. умъ,—не можетъ онъ того сказать опредѣленно,—-отверзается, говорю,, умъ-ли паче, или небо, и свѣтъ оный входитъ внутрь души его, свѣтъ яресвѣтлый и нрѳдивный, и просвѣщаетъ его соразмѣрно съ тѣмъ, сколько можетъ вмѣщать его человѣческое естество, или сколько онъ того достоинъ. Если онъ пребудетъ въ семъ свѣтѣ, то и свѣтъ сей пребудетъ въ немъ, которымъ будучи просвѣщаемъ, онъ будетъ узрѣвать и домышлять таинство за таинствомъ, и чудо за чудомъ, восходя отъ созерцанія къ созерцанію, что все если-бъ кто изъ таковыхъ восхотѣлъ описать, недостало бы ни бумаги, ни чернилъ, и времени, думаю, недостало бы изложить все подробно. Истиннѣе же сказать: какъ можно описать или пересказать то, чего нельзя выразить словомъ, какъ неизреченноѳ и неизглаголанное? Находясь оюе въ семъ свѣтѣ, или, лучше сказать, съ симъ свѣтомъ, онъ не какъ въ изступленіи бываетъ, но видитъ и себя самого и то, что окрестъ его, т. е. видитъ, въ какомъ состояніи самъ находится, и въ

какомъ состояніи находятся другіе; также онъ предъузнаетъ и предсказываетъ, что когда выйдетъ изъ этой темницы міра и тѣла,—и особенно по воскресеніи,—тогда всѳконечно увидитъ и нѳвечерній оный свѣтъ, сколько возможно будетъ ему увидѣть его, и блага, сущія въ немъ, ихжѳ око не видѣ, и ухо не слыша, и на сердце человѣку не взыдоша (1 Кор. II, 9). Но поелику онъ узритъ и ихъ такъ, какъ они суть уготованы отъ Бога любящимъ Его и ими восприняты; то очевидно, что со вступленіемъ въ свѣтъ оный мы не лишимся способности познавать и видѣть другъ друга, но, вкусивъ осіяніѳ онаго и созерцанія свѣта онаго чистѣйшаго, какъ Бога будемъ знать и видѣть, такъ и другъ друга, въ чистѣйшемъ и не изреченномъ веселіи и радованіи во вѣки вѣковъ“ (Еп. Ѳеофана, переводъ словъ преп. Симеона I, 413—418).

Итакъ, все ученіе преп. Симеона объ истинномъ, или подлинномъ экстазѣ, устанавливаемомъ на основаніи точно опредѣленныхъ и несомнѣнныхъ критеріевъ, можетъ быть формулировано въ такихъ краткихъ положеніяхъ: 1) преп. Симеонъ указываетъ, какъ основные, три признака экстатическаго состоянія, именно реальное единеніе съ сверхчувственнымъ, полное отрѣшеніе отъ чувственнаго и неизречен-ность,—и трактуетъ экстазъ, какъ предвосхищеніе будущаго состоянія; 2) суть подлиннаго экстаза, по воззрѣнію преп. Симеона, „восхищеніе“ ума въ смыслѣ удивленія, изумленія отъ необычности зримаго, а не въ смыслѣ утраты сознанія, при чемъ это восхищеніе, естественно,—особенно сильно у новоначальныхъ мистиковъ, и лишь неопытными „внѣшними“, принимается -какъ „выхожденіѳ изъ себя“, изступленіе ума, тогда какъ это есть лишь высшая степень умственной сосредоточенности; 3) наконецъ подлинный, благодатный экстазъ, какъ высшее изъ доступныхъ человѣку на землѣ состояній, какъ прѳдображеніѳ будущаго прославленнаго состоянія, слѣдов.,—состояніе духовно-здравое и нормальное для идеальнаго человѣка,—постепенно достигается человѣкомъ, по мѣрѣ успѣха въ духовномъ возрастаніи, и вообще, а на высшихъ своихъ ступеняхъ въ особенности (напр. въ будущемъ вѣкѣ), соединяется съ- полнымъ самосознаніемъ человѣка, представляя собою не уничиженіе или уничтоженіе сознанія, а возвышеніе, расширеніе и просвѣтленіе его.

Какъ извѣстно и какъ можно замѣтить уже изъ вышеприведенныхъ нашихъ замѣчаній о сущности экстаза, этотъ

послѣдній находится въ тѣсной связи съ половой сферой человѣка, ближайшимъ образомъ—съ фактомъ полового воздержанія (полнаго или частичнаго—въ данномъ случаѣ это несущественно), съ отсутствіемъ сексуальной активности, при ея возможности: „древнее преданіе о томъ, что полное вождѳржаніе отъ половой жизни есть нѣчто святое, не получило бы въ христіанской Церкви толчка къ новой жизни, еслибъ опытъ не доказалъ, что это воздержаніе не только освобождаетъ человѣка отъ заботъ о житейскомъ, но что человѣкъ при неудовлетворенномъ половомъ влеченіи болѣе возбудимъ въ религіозномъ отношеніи“—говоритъ уже извѣстный намъ Beck въ своемъ изслѣдованіи „Die Ekstase“ (S. 121), при чемъ въ другомъ мѣстѣ дѣлаетъ къ этому характерное добавленіе: „замѣчательно, пишетъ онъ, что экстатическое переживаніе чаще находится въ связи съ женскимъ, чѣмъ съ мужскимъ сексуальнымъ чувствомъ—даже у мужчинъ, которые, вѣдь, въ извѣстной степени обладаютъ также способностью женственнаго сексуальнаго чувства: предпочтеніе же женственныхъ чувствованій объясняется здѣсь тѣмъ, что могучій моментъ экстаза, именно—отказъ отъ своего „я“, отъ своей воли, и врученіе себя кому-то крѣпчайшему и сильнѣйшему, находитъ здѣсь свое выраженіе“ (S. S. 52—53). Подобныя же мысли находимъ мы и у Leuba *), который, опредѣляя экстазъ—это sanctum мистической жизни, какъ „любовный трансъ“ (transe amoureuse), такъ развиваетъ свои положенія: важное значеніе для объясненія мистическаго экстаза имѣетъ половое воздержаніе мистиковъ; сексуальная энергія не находитъ себѣ обычнаго выхода, пребываетъ въ скрытомъ состояніи (en sourdine) и производитъ свойственные душевной жизни мистиковъ эксцессы; при этомъ слѣдуетъ отмѣтить, что сексуальный организмъ можетъ пробуждаться къ активности и безъ того, чтобы субъектъ его давалъ себѣ ясный отчетъ о происхожденіи внутренняго пріятнаго волненія. Все это уполномочиваетъ Леуба, по его мнѣнію, признать мистиковъ, въ извѣстной степени, „эротоманами“. Но, высказывая такой приговоръ о мистикахъ, изслѣдователь пытается ограничить свое утвержденіе двумя оговор-

‘) См. Tendances religieuses ehez les mystiques chretiens, Revue Philosoph. 1902, LIV, pp. 460—468. Cp. также „Вопросы философіи и психологіи“ кн. 75-я, 1904 г., отчетъ о статьѣ Brenier de Montmorand. L’ero-tomanie des mystiques chretiens, стр. 746.

ками въ пользу мистиковъ: во-первыхъ, онъ защищаетъ мистиковъ отъ возможныхъ обвиненій—„но мистиковъ не должно поносить, говоритъ онъ, имъ слѣдуетъ удивляться: это больныя души, но отважныя и .благородныя, дерзающія отвергнуть самыя сильныя притязанія природы и стремящіяся освободиться отъ плѣна похоти; ихъ отказъ не простой капризъ, но стремленіе остаться вѣрными велѣніямъ нравственнаго закона; они—крайніе борды за христіанскую тенденцію сохраненія плотской чистоты“;—во вторыхъ же, указываетъ въ мистическихъ наслажденіяхъ, особенно высшихъ ступеней, кромѣ сексуальной жизни, еще иной производящій факторъ, именно— мускульное напряженіе, которое можно констатировать почти всегда на высшихъ ступеняхъ экстаза, такъ что должно признать, что органическое наслажденіе, при высшей степени напряженія, можетъ быть совершенно независимымъ отъ сексуальной активности (— р. 468).

Если православному мыслителю, конечно, нельзя раздѣлить взглядовъ, которые высказываютъ Beck и Leuba, то ихъ все же слѣдуетъ принять во вниманіе, какъ попытки 1) научно установить связь экстаза съ сексуальной областью и 2) дать этому факт^ посильныя объясненія *). Теперь намъ интересно посмо-

') Также указаніе на связь экстава съ половой сферой мы находимъ у г. Коновалова, въ его книгѣ „Религіозный экстазъ въ русскомъ мистическомъ сектантствѣ. Часть I, вып. I: Физическія явленія въ картинѣ сектантскаго экстаза. Сергіевъ Посадъ, 1908 г.“, стр. 72 примѣчаніе 1-е и стр. 115—116, примѣчаніе 2-е: „возбужденіе полового инстинкта въ связи съ религіозной экзальтаціей и вообще съ молитвеннымъ подвигомъ—общеизвѣстный фактъ, но до сигъ поръ не достаточно разъясненный“. Художественное дѣланіе молитвы Іисусовой—говоритъ еп. Ѳеофанъ Затворникъ—„иного ввергаетъ въ прелесть мечтательную, а иного, дивно сказать, въ постоянное похотное состояніе“ (Собр. писемъ. М. 1901, т. 7, стр. 87 и т. 2, стр. 65, 195). По его же словамъ, теплота („теплое чувство“), сопровождающая сосредоточенную въ сердцѣ молитву, нерѣдко соединяется „съ сластью похотною“ (Собр. писемъ, Тамбовъ, 1897, 317—319). Еще ссылка на сочиненія с». Игнатія Брянчанинова, т. 2, Спб. 1865, стр. 354, и указана прочая иностранная и русская литература, стр. 72,—Но, съ другой стороны—„фактъ угнетающаго вліянія на религіозный экстазъ плотского грѣха“ констатируется многими показаніями сектантовъ-мистиковъ. Несомнѣнно, что отрицательное отношеніе хлыстовъ и другихъ сектантовъ-мистиковъ къ браку и вообще къ половому сожитію мужчины и женщины, а также и брезгливое отношеніе къ дѣторожденію стоятъ въ тѣсной связи съ даннымъ наблюденіемъ“, стр. 115—116,—Здѣсь же можно привести указанія Веск’а и Коновалова на тѣ физіологическія и вообще тѣлесныя

трѣть—можно пи найти какія-либо данныя для установленія этой связи въ твореніяхъ преп. Симеона и, главное, если они будутъ найдены,—какъ ихъ объяснить съ точки зрѣнія святоотеческой религіозной философіи?—Въ словѣ IY-мъ Оптин-скаго изданія 12-ти словъ преп. Симеона (—Migne or. XXVIII 455 А—464 С), озаглавленномъ: „О томъ, чтобы убѣгать растлѣнныхъ и зловредныхъ людей и удаляться бесѣдъ ихъ и возбуждать себя къ дѣланію добродѣтелей...“ и т. д. (стр. 51—69), мы читаемъ такія слова преп. автора: „ибо какъ

явленія, которыя сопровождаютъ натуральный и патологическій экстазъ: по Beck’y—1) явленія, касающіяся равновѣсія: часто во время экстаза исчезаетъ сознаніе тяжести собственнаго тѣла, а въ экстатическомъ состояніи сильнаго напряженія экстатику кажется, что онъ совершенно утратилъ вѣсъ и готовъ летѣть, а иногда наблюдателямъ кажется, что экстатикъ свободно поднимается надъ землею. Beck пытается дать этому явленію объясненіе съ точки зрѣнія своей гипотезы о сущности экстаза, какъ возвращенія въ состояніе прасознанія: въ экстазѣ обновляются какіе-то нервные процессы, которые соединены съ освобожденіемъ тѣла отъ его вѣса... Нельзя а priori сказать, что среди центральныхъ нервныхъ оргавовъ нѣтъ остатковъ, которые когда-то служили для передачи ощущеній равновѣсія, а теперь или служатъ другимъ цѣлямъ, или рудиментарны...: въ экстазѣ же чрезъ центральное возбужденіе пробуждается прежнее ощущеніе „отсутствія вѣса“; 2) очень часто, хотя и не всегда, экстазъ соединяется съ воспріятіями свѣта...; 3) по примѣру зрѣнія, и прочія чувства—слуха, вкуса, обонянія—при экстазѣ функціонируютъ не гакъ, какъ въ нормальномъ состояніи...; наконецъ, 4) общее чувство экстатика также опредѣляется не обычно, именно—въ силу особыхъ измѣненій его кожныхъ мускуловъ, въ силу особой ихъ иннерваціи во время экстаза, у экстатика является представленіе, что онъ освобождается отъ тѣлесныхъ оковъ и начинаетъ обладать новымъ небеснымъ тѣломъ (Die Ekstase, ss. 60—74). У Коновалова же имѣются такія данныя, касающіяся—правда — тѣлесныхъ явленій сектантскаго экстаза: эти явленія „въ ихъ послѣдовательномъ развитіи образуютъ три главныхъ періода. Первый періодъ характеризуется, по преимуществу, возбужденіемъ органическихъ функцій, второй—двигательнымъ возбужденіемъ, третій—возбужденіемъ функцій рѣчи“, стр. 4. Къ первому періоду относятся—1) возбужденіе кровеносной системы... 2) возбужденіе секреторной функціи—потъ, пѣна, слезы...; 3) возбужденіе дыханія...; 4) возбужденіе пищеварительнаго аппарата — внутренностей, напр. трепетаніе въ животѣ, что иногда является слѣдствіемъ возбужденія такъ называемаго „солнечнаго сплетенія“,—стр. 55. Ко второму періоду относятся различнаго характера экстатическія движенія —

1) общія дрожательныя движенія, 2) мѣстныя движенія, напр., лица, глазъ, плечъ и т. п., стр. 151, 3) локомоторныя движенія—хожденіе, бѣганье, прыганье, верченіе и пр. Къ третьему же періоду относится возбужденіе функціи рѣчи—стр. 256.

одежду, измаранную грязью и всю оскверненную какой-либо нечистотою, иначе невозможно очистить, если не мыть въ водѣ и не стирать ее долго; такъ и ризу душевную, оскверненную тиною и гноемъ грѣховныхъ страстей, иначе отмыть нельзя, какъ только многими слезами и перенесеніемъ искушеній и скорбей. У насъ существенно два истеченія изъ тѣла, т. е. слезы, истекающія сверху, и сѣменная влажность; послѣдняя оскверняетъ душу, когда истекаетъ противъ естества и закона; а первыя очищаютъ ее, когда бываютъ отъ покаянія. Потому и должно тѣмъ, которые осквернили душу чрезъ беззаконное совершеніе грѣха и страстное движеніе сердца и начертали въ ономъ образы безсловесныхъ похотей,—очищаться многими слезами, дабы стяжать чистѣйшую душевную ризу: иначе невозможно увидѣть Бога, Самаго Сущаго Свѣта, Иже просвѣщаетъ сердце всякаго человѣка, грядущаго (Іоан. I, 9) покаяніемъ узрѣть Бога“ (стр. 59; Mg. 459—460 А, при чемъ еще прибавлено: siquidem mundi corde Deum vident).—Если здѣсь подъ словомъ „эротоманія“ понимать не патологическое душевное состояніе,'одинъ изъ видовъ „паранойи“ или „первичнаго сумасшествія“, которое, очевидно,*ffe можетъ имѣть ничего общаго съ истиннымъ мистическимъ воспріятіемъ, а способность нѣкоторыхъ нѣжнѣйшихъ и наиболѣе глубокихъ эмоцій особымъ образомъ, именно—при условіи полового воздержанія, воздѣйствовать на половые центры, то можно, на основаніи приведеннаго мѣста изъ твореній преп. Симеона, объяснить основаніе для нѣкотораго сближенія истинныхъ мистиковъ съ эротоманами и осудить склонность иныхъ ихъ смѣшивать, всецѣло отождествлять. Дѣло въ томъ, что для мистика, особенно на первыхъ ступеняхъ мистическаго подвига, по ученію преп. Симеона, существенно необходимы слезы, которыя, „очищая сердце и дѣлая оное храмомъ и обителью Св. Духа“, стоятъ, по свидѣтельству того же преп. Симеона, въ нѣкоемъ тѣсномъ отношеніи къ половой жизни мистика, именно — онѣ находятся какъ-бы въ прямомъ соотношеніи съ сѣменной влажностью и, имѣя съ нею какъ-бы одинъ общій источникъ, служатъ для энергіи, направленной на половую жизнь, сперва средствомъ разряженія, а затѣмъ — и облагороженія, одухотворенія, преображенія: онѣ „очищаютъ“ душу отъ плотской скверны, т. е. отъ порабощенія ея нечистыми помыслами, которые находятъ пищу въ безпорядочныхъ половыхъ стрѳмлѳ-

ніяхъ; слѣдов., очищеніе ') это заключается собственно въ томъ, что духовная энергія, прежде слѣпая и потому ложно направленная на (обычно слишкомъ интенсивное и беззаконное) служеніе половымъ инстинктамъ; теперь чрезъ воздержаніе и покаяніе осмысляется, дѣлается зрячей, преобразуется и переводится на идеальное служеніе—служеніе цѣлямъ мистическихъ созерцаній. Такимъ образомъ, никакъ нельзя отождествлять подлинное мистическое воспріятіе съ состояніемъ эротоманіи, ибо 1) эротоманія, въ собственномъ смыслѣ слова,—состояніе патологическое, а мистическое воспріятіе— состояніе идеально-здравое; 2) эротоманъ всецѣло отданъ интересамъ часто извращеннаго полового чувства, съ совершеннымъ забвеніемъ о приматѣ духа и о святости тѣла христіанина, православный же мистикъ—прежде всего усердный богозритель, все подчиняющій интересамъ богозрѣнія и переживающій при этомъ психическія состоянія, соприкасающіяся съ сексуальной сферой, только въ сиду того, что всѣ психическія переживанія человѣка связаны другъ съ другомъ и что мистическое воспріятіе, отличаясь характеромъ всѳцѣло-сти и захватывая „всего“ человѣка, который, вѣдь, по природѣ своей—духовнотѣлесѳнъ, лишь постепенно проникаетъ его собою, постепенно его преобразуетъ.

На этомъ можно покончить разсмотрѣніе третьяго и. послѣдняго изъ намѣченныхъ нами пунктовъ въ апологіи мистическаго воспріятія,—пункта о критеріяхъ подлиннаго мистическаго воспріятія въ отличіи его отъ ложныхъ видѣній, натуральнаго и патологическаго экстазовъ и эротическихъ возбужденій.

Теперь мы имѣемъ весьма обстоятельные и глубоко обоснованные отвѣты преп. Симеона Новаго Богослова 1 2) на всѣ

1) Ср. проф.-прот. С. А. Соллертинскій. Пастырство Христа Спасителя, стр. 279—280: „Спаситель комментаріямъ кротости предпосылаетъ слово Ветхаго и Новаго Завѣта о любодѣяніи...; Спаситель указалъ на первоначальный моментъ и на главную причину, благодаря которой въ человѣкѣ достигается стремленіе къ стихійной жизни, стремленіе сражаться“.

2) Полагаемъ, что здѣсь будетъ умѣстно отмѣтить, какъ преп. Симеонъ Н. В. объясняетъ нападки ня мистику и какъ оцѣниваетъ ея Отрицаніе. Преп. Симеонъ говоритъ, что вообще люди отрицаютъ мистическій опытъ по причинѣ своего невѣрія, развращенія сердца и зависти (сл. 80, All. LV, II, 339—341); вообще по страстности (сл. 84, АП. L, И,, 397—398; cp. И, 561—562, гл. 161—Mg. 642 D), по гордости (сл. 87, All. ВХѴІ, II, 450) и самомнѣнію (гл. 118, II, 545—546=*=Mg. 661—662 А), въ

три приведенные въ началѣ нашего изслѣдованія, поставленные проф. Ал. Ив. Введенскимъ, вопроса относительно возможности православно-христіанской мистики: св. отѳдъ какъ бы такъ отвѣчаетъ на нихъ, если постараться кратко формулировать суть его отвѣтовъ,—1) истинный христіанинъ не только можетъ, но и непремѣнно долженъ быть настоящимъ мистикомъ, имѣть въ себѣ живо и ощутительно Христа-Бога и въ Немъ и чрезъ Него зрѣть Бога Тріѵпостаснаго;

2) если не всѣ, по своей грѣховной немощи, могутъ здѣсь на землѣ быть мистиками, то всѣ, ищущіе во Христѣ спасенія, могутъ и должны быть сознательными' мйстицистами;

3) наконецъ, существуютъ твердые критеріи для несомнѣннаго установленія подлинности мистическаго воспріятія, дающіе возможность отличить его отъ продуктовъ1 разстроеннаго, или просто недисциплинированнаго, воображенія и отъ состояній натуральнаго и патологическаго экстаза и эротоманіи.

Священникъ Павелъ Аникіевъ.

особенности же по высокому мнѣнію о своей внѣшней учености (сл. 84, И, 397—398), по увлеченію „внѣшне* премудростью объюродѣвшей“ (гл. 117, II, f>45=>Mg. 65Ѳ—660 D>). Отрицатели маехшш, дѣйствительности и подлинности мистическаго опыта,—не 'только говорятъ о томъ, чего сами не познали опытно (ср. сл. 83, АН. 111=11, 392— 393; ср. IX, 335), но и, забывая, что духовное вѣдѣніе внѣшнему не можетъ быть доступно (сл. 49, I, 442—44fe=Mg. 19 or.. 4Ю1В—40Ш), весьма поспѣшно отрицаютъ это духовное, „невѣданное“ для нихъ (ср. сл, 69, II, 200= Mg. 33 or., 505 С), „по собственному своему состоянію суда и о томъ, что касаетоя ближнихъ“ (гл. 57, И, 524 = Mg. 629 — 630 А). Что касается оцѣнки такого отрицанія, то преп. Симеонъ взвываетъ отрицающихъ мистику „еретиками“ (см. сл. 47, I, 427—428=Mg. 30 or., 472 D—473 А) и, даже болѣе, отступниками отъ сущности христіанства: онъ говоритъ, что это—„крайнее нечестіе, паче нежели ересь..., ннзнращѳніе всего воплощеннаго домостроительства Господа нашего Іисуса Христа н явное отверженіе обновленія образа Божія“ въ человѣкѣ, сл. 64, All. XXXII, II, 125—127.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ

Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.

Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»

Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.

На сайте академии

www.spbda.ru

> события в жизни академии

> сведения о структуре и подразделениях академии

> информация об учебном процессе и научной работе

> библиотека электронных книг для свободной загрузки

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.