CC BY
25
преступлений, выдвигая ряд прогрессивных идей относительно переустройства местного самоуправления, организации системы земской полиции, системы взимания налогов и др. [6, с. 132].
Щедриным ясно осознавалась острая потребность в распространении правовых знаний среди всех слоев населения России. Поддерживая контакты с тверской оппозицией во время осуществления крестьянской реформы, он был непосредственно знаком с видными юристами своей эпохи. Закономерно, что первый биограф писателя также был известным юристом второй половины XIX -начала XX века.
Как уже отмечалось, интерес Щедрина к вопросам права обнаружился очень рано и оставался постоянным на протяжении всего более чем сорокалетнего творческого пути. Он выражался в разных формах: исследование трудов по юриспруденции, а также разнообразных правовых институтов; составление проектов правовых реформ; анализ определенных правовых ситуаций и составление на их материале практических рекомендаций для государственных органов. Все эти формы работы представляли собой «пропаганду на юридической почве» [7, с. 237].
Библиографический список
Подводя итоги, можно подчеркнуть тот аспект, что Щедрин жил в крайне разноречивую эпоху с точки зрения формирования и практического применения правовых норм. В существовавшем хаосе идей и фактов он занял оригинальную и активную позицию. Используя свое слово писателя и профессиональную деятельность администратора-управленца, он стремился к установлению в своей стране правового порядка. Будучи искусным и бескомпромиссным администратором, он понимал, что одиночные усилия по установлению буквы и власти закона не смогут оказать должного влияния на практику правоприменения в целом. С этой целью необходимо реформирование всей государственной системы. Поэтому в конце своей жизни он иронически относился к своим прежним служебным принципам, считая, что практика либерализма невозможна в «самом капище антилиберализма» и «вождения влиятельного человека за нос». Тем не менее Салтыков-Щедрин своей просветительской и гуманистской деятельностью смог значительно обогатить отечественную правовую мысль рядом провидческих идей. Надо отдать должное: многое его идеи не утратили своей актуальности и сегодня.
1. Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений и писем: в 20 т. Москва; 1965 - 1977; Т. 5.
2. Егоров О.Г Общество и право в литературном наследии М.Е. Салтыкова-Щедрина. Общество и право. 2012; № 3 (40): 282 - 288.
3. Долженков П.Н. Психологические открытия М.Е. Салтыкова-Щедрина и Ф.М. Достоевского. Вестник Удмуртского университета. Серия История и филология.2021; № 31: 319 - 324.
4. Салтыков-Щедрин М.Е. История одного города: Анализ текста. Москва: Дрофа, 2001.
5. Фаргиева РБ., Бауаев К.К. Произведения М.Е. Салтыкова-Щедрина в типологическом аспекте. Вестник науки. 2021; Т. 2, № 4 (37): 31 - 38.
6. Чукуева М.В. Публицистическое творчество М.Е. Салтыкова-Щедрина. Фундаментальные и прикладные научные исследования: инновационный потенциал развития: сборник статей по материалам Международной научно-практической конференции. Уфа, 2019: 131 - 136.
7. Макашин С.А. Салтыков-Щедрин на рубеже 1850 - 1860 гг. Биография. Москва, 1972.
References
1. Saltykov-Schedrin M.E. Sobranie sochinenij i pisem: v 20 t. Moskva; 1965 - 1977; T. 5.
2. Egorov O.G. Obschestvo i pravo v literaturnom nasledii M.E. Saltykova-Schedrina. Obschestvo i pravo. 2012; № 3 (40): 282 - 288.
3. Dolzhenkov PN. Psihologicheskie otkrytiya M.E. Saltykova-Schedrina i F.M. Dostoevskogo. Vestnik Udmurtskogo universiteta. Seriya Istoriya i filologiya.2021; № 31: 319 - 324.
4. Saltykov-Schedrin M.E. Istoriya odnogo goroda: Analiz teksta. Moskva: Drofa, 2001.
5. Fargieva R.B., Bauaev K.K. Proizvedeniya M.E. Saltykova-Schedrina v tipologicheskom aspekte. Vestniknauki. 2021; T. 2, № 4 (37): 31 - 38.
6. Chukueva M.V. Publicisticheskoe tvorchestvo M.E. Saltykova-Schedrina. Fundamental'nye iprikladnye nauchnye issledovaniya: innovacionnyj potencialrazvitiya: sbornik statej po materialam Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii. Ufa, 2019: 131 - 136.
7. Makashin S.A. Saltykov-Schedrin na rubezhe 1850 - 1860 gg. Biografiya. Moskva, 1972.
Статья поступила в редакцию 30.07.21
УДК 81.42
Somikova T.Yu., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Yugra State University (Khanty-Mansiysk, Russia), E-mail: t_somikova@ugrasu.ru
ANTHROPOMORPHIC AND SOCIOMORPHIC METAPHORS IN V. MAZIN'S COLLECTION OF POEMS "TAMBOURINE AND VIOLIN". The research observes a problem of metaphorical modeling in artistic discourse and is a part of a project aimed at studying metaphorical models in discourses of different type. The focus is on analyzing antropomorphic and sociomorphic metaphors in Vladimir Mazin's poetry. Metaphorical schemes used by the writer are singled out, and quantitative analysis is done. The general structure of frames in the sociological metaphor model is given. On the basis of the results obtained, it is concluded that nature and art are the most important domains conceptualized by the poet. Directions and character of the metaphorical shift determined in the material under analysis contribute to understanding the peculiarities of the poet's individual style and the role of metaphor in artistic discourse in general. The research may interest specialists studying metaphor in various discourses, and literary heritage of Ugra writers.
Key words: metaphor, anthropomorphic metaphor, sociomorphic metaphor, metaphorical model, metaphorical scheme, Vladimir Mazin.
Т.Ю. Сомикова, канд. филол. наук, доц., Югорский государственный университет, г. Ханты-Мансийск, E-mail: t_somikova@ugrasu.ru
АНТРОПОМОРФНАЯ И СОЦИОМОРФНАЯ МЕТАФОРЫ В ПОЭТИЧЕСКОМ СБОРНИКЕ В. МАЗИНА «БУБЕН И СКРИПКА»
Данное исследование посвящено проблеме метафорического моделирования в художественном дискурсе и представляет собой часть проекта, целью которого является изучение метафорических моделей в дискурсах различного типа. Проводится анализ антропоморфных и социоморфных метафор в поэзии Владимира Мазина, выделяются метафорические схемы, используемые писателем, выполняется количественная обработка результатов. Обобщается фреймовая структура метафорической модели социоморфного типа. На основании полученных результатов делается вывод, что природа и искусство являются важнейшими сферами переосмысления для поэта. Выделенные направления и способы метафорического сдвига позволяют глубже понять особенности идиостиля писателя, а также лучше осмыслить роль метафоры в художественном дискурсе в целом. Выполненное исследование будет интересно специалистам, изучающим метафору в различных дискурсах, художественное наследие югорских писателей.
Ключевые слова: метафора, антропоморфная метафора, социоморфная метафора, метафорическая модель, метафорическая схема, Владимир Мазин.
Данное исследование представляет собой часть научного проекта, цель которого заключается в рассмотрении метафоры с точки зрения когнитивной лингвистики в различных дискурсах [1 - 4]. В художественном дискурсе наиболее широко метафора представлена в поэзии, в связи с этим в качестве материала для анализа был выбран сборник стихотворений югорского писателя Владимира Мазина «Бубен и скрипка» [5].
Поэтическое творчество В. Мазина уже исследовалось как с литературоведческих, так и с лингвистических позиций [6; 7], однако в данном аспекте рассматривается впервые. В основе выполненного анализа лежит понимание мета-
форы как наложение одной понятийной области на другую [8] и построенная на типологии сфер-источников классификация метафор А.П. Чудинова [9].
Всего в анализируемом сборнике стихотворений было найдено 291 метафора, из них 173 метафоры являются антропоморфными (59%), 23 - социоморф-ными (8%), 35 (12%) - артефактными, 60 (21%) - натуроморфными. Таким образом, антропоморфная метафора - наиболее частотная по сравнению с другими типами метафор в исследуемом материале. При этом количественное соотношение найденных антропоморфных метафор по понятийным сферам-источникам следующее: 95 метафор (55,9% всех антропоморфных) связаны с понятийной
сферой «Действия человека», 25 (14,4%) - со сферой «Душа и чувства», по 9 (5%) - «Возраст» и «Семья», по 8 (4,5%) - «Части тела», «Физическое состояние», «Внешний вид», 6 (3,4%) - «Болезнь и смерть», 3 (1,7%) - «Секс», 2 (1,1%) - «Одежда».
Чаще всего сферой-мишенью в метафорической модели антропоморфного типа выступает природа, в эту понятийную область направлен вектор экспансии 59% антропоморфных метафор. Природа - спокойная и тихая мать, готовящая ко сну своих сынов [1, с. 127], тайга - родственник, оставляющий автору наследство [1, с. 105]. Деревья, лес - наиболее частотный реципиент смыслового сдвига данной модели в сборнике.
Деревья уподобляются человеку по внешнему виду: «Ветра прибрежья растрепали / Зеленокудрые боры» [1, с. 129], «ели косматые» [1, с. 40], «кедр -преседой автохтон» [1, с. 65], «Березы оголенные / Гнут тонкие тела» [1, с. 30], «сосны качаются тощие» [1, с. 173]. Дереву характерны физические состояния людей: сосняк «полусонный» [1, с. 31], осина «трезвая» [1, с. 34].
Деревья - личности, обладают душой, характером, чувствами человека: урман «мудрый» [1, с. 129], кедрач «задумчивый» [1, с. 164], хвойные леса «милосердные» [1, с. 35], березы «простодушные» [1, с. 178] и грустные [1, с. 26], хвоя «благонравная» [1, с. 76].
Деревья выполняют действия, присущие человеку: лес заботится о человеке [1, с. 56], дерево тихо поет, «годы чьи-то вспоминая» [1, с. 56], «Подбоченясь, встречает сосна» [1, с. 95], кедры водят «хоровод» [1, с. 52], хвоей тихо шелестят [1, с. 23], на ветру их кроны «стонут в вышине» [1, с. 58], «Кладбищенский кедр на опушке / Во мне не узнает юнца» [1, с. 51], «На ветвях березовых сережки / Тянутся к блестящим проводам» [1, с. 23], «Сосновые верхушки / Потянутся к луне» [1, с. 32] «Тихо плачут березы надрезами» [1, с. 173], «в сугробах детство потеряв» [1, с. 26].
Фрейм «Действия человека» дополняется другими фреймами: березы просят кедрач о защите от пурги и долго кланяются храму Божию «по-старушечьи неистово, / Забывши про сельпо» [1, с. 30], «маленький кедр» все понимает, он «моложе возрастом» ручья, «осмеливается» «молчать и слушать» его смех [1, с. 58] (фреймы «Действия человека» и «Возраст»), «Низкий ельник вдали приуныл» [1, с. 173], «А подлесок умытый ликует, / Забывая зимовья печаль / Новой вольностью почек шикует» [1, с. 162], «Мшистые и мягкие / корни заплетенные / Даже днем выдумывают сны» [1, с. 164] (фреймы «Действия человека» и «Внешний вид»), «И позволю притихшим березкам / Брачным цветом одежд обмануть» [1, с. 100], «Зеленолиственные платья / Не заменяя на штаны, / Несут березоньки распятья / Из легендарной старины» [1, с. 200] (фреймы «Действия человека» и «Одежда»), «трезвая осина / По-родственному не стыдит» [1, с. 34] (фреймы «Физическое состояние», «Семья», «Действия человека»), ладонь автора скользит «по морщинам ласковой сосны» (фреймы «Возраст», «Внешний вид», «Душа») [1, с. 94].
Есть целые произведения-метафоры, посвященные отдельным деревьям, где метафора сюжетно разворачивается в историю человеческой жизни, многогранно высвечиваясь разными фреймами. Например, в стихотворении «Сосна» автор создает образ женщины-сосны, которая «тянулась всей душой к любви», но была обманута, пострадала от «молвы недоброй», осталась одна, «без спутника, без друга» одиноко растить своих «сосен-малышей», которым дала имена [1, с. 39] (фреймы «Душа», «Семья» и «Действия человека»). В стихотворении «Рябине» автор обращается к дереву так: «...И ты безрадостно и ломко / Ко мне протягиваешь кисти, / Летят и вскрикивают громко, / Навечно остывая, листья. / Пора задуматься о снежной, / А ты — о солнечной поре. / Ведь бесполезно, безнадежно / Ты бьешь поклоны в ноябре» [1, с. 114] (Фреймы «Действия человека», «Душа», «Части тела», «Смерть»).
Очеловечиваются и другие составляющие леса: звери, птицы, таежная тропа, роса на траве. Животные тайги сравниваются с коренными жителями территории, оттесняемыми в особые зоны-резервации под натиском промышленной цивилизации: «Иду по уцелевшей зоне белок, / По резервации нечаянно живых» [1, с. 59]. Птицы - «пернатые подружки» [1, с. 59], «тоскующие» кукушки не могут заснуть [1, с. 32, 124]. Тропа в лесу «успокоенная» [1, с. 146], автор разговаривает с ней, призывает ее обмануть его [1, с. 137]. Росы могут «плакать / Про первую любовь» [1, с. 32].
Важное место в денотативной зоне авторской модели ПРИРОДА - ЭТО ЧЕЛОВЕК занимают реки, ручьи, болота Югры. Приток Оби Вах - «кормилец» [1, с. 38]. Река «течет обдуманно и важно» [1, с. 57], у нее есть «вечное, красивое занятье», она играет с листвой, передает привет зиме от осени [1, с. 55], в «седом течении Быстрицы» [1, с. 28] «волны шепчутся бессонным плеском» [1, с. 82], «плетут небылицы» [1, с. 28], «мудрено смеются» «и старчески льются / Над временем новым, / беря в опекунство / На долгие годы слияние света» [1, с. 29]. Река работает, помогая человеку сплавлять лес: «У реки буграми вздулись мускулы - / Тяжело протаскивать плоты, / Хорошо бы не терять, не мусорить, / Не позорить зрелой красоты. [1, с. 119]. Речка «знавала торги», она «помнит весла» [1, с. 130]. Ее «течения шальные» [1, с. 174], ее волна «притихшая» [1, с. 27], «упрямая, но не чужая» [1, с. 127], над ее «немыми плесами» «склонился прощальный хоровод тайги» [1, с. 119], ее причал мальчишек «привечал » [1, с. 28], два ее берега «в старом споре / Разъединяют руки» [1, с. 123], правый берег «околдовал желани-
ем причала» [1, с. 141]. Ручей «стонет» [1, с. 124], но может шептать, смеяться, болтать, играть: «Ручей-шептун, / ручей-болтун / Во мраке буерака, / Природы баловень, / игрун / Резвится близ Ларьяка», он смеется, но этот смех - «струя веселия», в которой слышится «плач о прожитом» [1, с. 58]. Автора «Не пугает хрипенье болот, / Ручейков, опрометчиво звонких, / Им бежать в листопады, поземки, / А потом доползать в гололед» [1, с. 171]. Зимой река скована «ледовыми холодными объятьями» [1, с. 55], «над листопадом посмеявшись», «сулит нартам дальний путь» [1, с. 26]. Лед стонет [1, с. 117].
В приведенных контекстах реализуются такие фреймы, как «Действия человека» (кормилец, занятье, играет, болтает, передает привет, знает, помнит, привечает, околдовывает, сулит дальний путь, стонут, шепчутся, смеются, плетут небылицы, бегут и ползут), «Внешний вид» (седой, красота), «Душа» (упрямая, шальная, веселье, смех, плач, хорошо бы не мусорить и не позорить) «Семья» (берут в опекунство, не чужая), «Физическое состояние» (бессонный, тяжело, притихшая), «Части тела» (вздулись мускулы), «Возраст» (старчески, зрелая красота), «Болезнь, смерть» (хрипенье болот, немые плесы), «Секс» (ледовые объятия, околдовал желанием причала).
Объектом метафорической экспансии в анализируемых текстах Владимира Мазина часто выступает стихия воздуха, небо: солнце и свет, луна и звезды, облака и ветер, дождь и туман. «Ночное небо - лицо с веснушками» [1, с. 124], «облака зовут голосами неизвестными» [1, с. 144]. «Солнце не скрывает» «жар румяных щек» [1, с. 84], «целует Землю» [1, с. 92], окунается в прорубь [1, с. 129], прощается на закате и приветствует при встрече на рассвете: «В полнеба горит, расставаясь, закат, / В полнеба пылает, встречаясь, рассвет» [1, с. 125]. Заря «в обской воде устало брезжит» [1, с. 116]. Солнечный свет наделяется голосом, вечером «Идет на убыль отголосок света, / И луч звенящий переходит в шепот» [1, с. 149].
Молодой месяц сравнивается с младенцем: «Из пеленок звездных месяц / Улыбался и глазел» [1, с. 57]. В другом контексте «месяц ищет над речкой свою половину» [1, с. 136]. Луна - большая дочь, которая прощается «без долгой укоризны» с «избою солнца за болотом» и коромыслом вечерней зари уносит в ночь два озера-ведра, а утром снова выносит их переполненными из тени [1, с. 115]. Луна печальная [1, с. 58] и смелая, имеет почерк [1, с. 87], купается «всю ночь в Оби» [1, с. 98], внемлет музыке [1, с. 151]. Лунный свет - «свет седины во тьме», который «напомнит о зиме» [1, с. 32]. Млечный путь «склоняется» «к берестяным избушкам» [1, с. 32].
Ветер «юбки задрал у стыдливых берез» [1, с. 136], «зовет в даль» [1, с. 131], зовет «протяжным криком» [1, с. 133], «несется навстречу — / Прозевавший на важный визит, / На сибирском распевном наречье / Молодецки под ухом басит» [1, с. 162]. Пурга «обездоленно воет напевными стонами», автор просит ее сначала забыть его и не тревожить больше, а потом поплакать над его судьбой и успокоить: «Пурга, отрыдай же покой мне / И тихой вдовой вразуми» [1, с. 51]. «Туман крадется вдоль по побережью» [1, с. 116], а «пылкий ливень дикий» предвещает «какую-то беду» [1, с. 94].
Очеловечивая воздушную стихию, автор использует такие фреймы, как «Действия человека» (голос, шепот, почерк, зовет, не скрывает, ищет свою половину, окунается в прорубь, купается, внемлет музыке, басит на сибирском наречье, воет напевными стонами, прощается, встречает, улыбается, глазеет, склоняется, несется, прозевав визит, крадется, напоминает, забывает и не тревожит, рыдает и вразумляет, предвещает беду), «Душа» (печальная, смелая, без укоризны, тихая) «Семья» (дочь, вдова), «Физическое состояние» (устало брезжит, жар), «Части тела» (лицо в веснушках, румяные щеки), «Одежда» (пеленки звездные, юбки), «Возраст» (седина), «Секс» (целует, пылкий, задрал юбки).
Помимо природы, ментальными сферами-мишенями антропоморфных метафор в исследуемом материале служат населенный пункт (8% всех антропоморфных метафор), дом (5%), предметы быта (2%), техника (2%). «Чудо-города» «молодеют звонкими садами» [1, с. 147], в жару город изнывает от жажды и «пьет Оби прибрежную волну» [1, с. 159]. Ханты-Мансийск у Владимира Мазина - добрый, простодушный, безыскусный, призывающий к себе «бескорыстием щедрой руки», город не стесняется «ничьих говорков» и «дарит свой скромный уют» [1, с. 69]. С особой любовью поэт описывает свой родной поселок: «Влажная весенняя погода / Моему селению к лицу», «Не стареет мой Ларьяк веселый, Он всегда, как малое дитя» [1, с. 23], «наше старое село / В снегу тонуть по-детски радо» [1, с. 84], «смеется улица, смеется сад [1, с. 134], «забытый свидетель юных страданий» [1, с. 131]. «Жди, родной синеокий Дом» [1, с. 54] - обращается к своему дому автор. «Старуха- колокольня / Любуется луной, [1, с. 133], «А в избушке окна плачут, / Крошат солнце и луну» [1, с. 88], «испарины на окнах замерзают» [1, с. 128], «сквозняк бурчит» «недобрые слова» [1, с. 137], и ждут поэта «тоскующий причал» [1, с. 49], «угрюмый навес» [1, с. 99] и «угрюмая комната» в «казенном бараке», «слепая тень» которого к вечеру «повалится устало навзничь» [1, с. 149]. Часы также уподобляются человеку: «сонный циферблат» [1, с. 191] старых часов «дремлет» [1, с. 175], «безмолвный» циферблат часов, которые остановились «с последним шепотом навзрыд» [1, с. 112]. Попадает в денотативную зону и транспорт: пароходы молча прячут в трюмах почту [1, с. 123], «уверенный теплоход» «крошит тишину» [1, с. 127], «в гаражах молчат автомобили» [1, с. 159]. Здесь реализуются следующие фреймы: «Действия челове-
ка» (пьет, не стесняется, дарит, тонет в снегу, смеется, ждет, любуется, плачет, крошит, бурчит, безмолвный, шепот, навзрыд, молча прячут, молчат), «Душа» (добрый, простодушный, безыскусный , бескорыстный, щедрый, скромный, веселый, радостный, недобрый, угрюмый, тоскующий, уверенный), «Семья» (родной), «Физическое состояние» (изнывает от жажды, повалится устало, сонный, дремлет), «Части тела» (рука, лицо, синеокий), «Возраст» (старуха, молодеют, не стареют, малое дитя, по-детски), «Болезнь» (слепой, испарины).
Еще одно важное направление метафорической экспансии связано с абстрактными понятиями, среди которых выделяются искусство (музыка, литература) и время.
Значимой реципиентной сферой антропоморфной метафоры в сборнике «Бубен и скрипка» является музыка, чаще представленная фреймами «Действия человека» и «Душа»: «Приходит музыка / и просит выраженья, / А чаще требует» [1, с. 187]. «Унижена, но все жива / Мелодия старинных песен» [1, с. 194]. Песня бережет [1, с. 44], греется на солнце [1, с. 47], несется на речном просторе [1, с. 123], ее стон длится до утра [1, с. 157]. Скрипка наделяется душой и чарует [1, с. 50], старинный хантыйский музыкальный инструмент наркасьюх (остяцкие гусли) обладает голосом и памятью (не забывает песен пролетевших лет) [1, с. 56]. «Нежно-нежно, близко-близко / Стонет искренний нын-юх», другой хантыйский народный музыкальный инструмент: «Не рыдания, а всхлипы / Источает инструмент: / Стоны прожитого либо / Ожиданья перемен» [1, с. 151]. Голос имеет и удочка [1, с. 130]. Балалайка спит «в старческих мозолях, / Колхозные ей снятся вечера [1, с. 157]. Литература тоже оживает: «Стих поманил - и был таков» [1, с. 168].
В реципиентной зоне времени находятся само время, прошлое, день, ночь, год, месяц, время года. Время у автора «движеньем обнимает» «дымы рыбацких деревень» [1, с. 127], времена «толпятся во тьме» «за неуверенными строками» [1, с. 191]. «Детские года» «в комьях снега розового цвета заплутали» и «не возвратятся никогда, / Чтобы на экзамене ответить / На вопросы строгих педагогов / Накануне подведения итогов» [1, с. 147]. Прошлое ждет поминанья [1, с. 179], «по ночам приходят утешать / Тени прошлого» [1, с. 147]. «Приветливая ночь» «мучит» поэта по бездорожью [1, с. 197], ночь обладает «сакральным шепотом» [1, с. 76], январский день нежный и чистый [1, с. 84], апрель балуется [1, с. 128]. Лето смолкнувшее по утрам пробуждается [1, с. 120]. Осень замолкшая [1, с. 105] дарит поцелуи деревьям [1, с. 114], выходит плакальщицей «на тлеющие рубежи / И жалости ничьей не просит, / О будущем не ворожит» [1, с. 126]. И «вот уже осени росчерк исчез» [1, с. 65], и зима, свободная от старости [1, с. 32], «невольно жалеет» и «успевает укрыть от холода» деревья [1, с. 114], «исповедально шепчет покаяния, / Когда весны плаксивая душа / По-детски ждет от солнца сострадания» [1, с. 117]. Гордая весна почила [1, с. 146], она искренняя [1, с. 60], обладает жарким дыханьем [1, с. 96] , может заблуждаться [1, с. 101].
Кроме времени, в число абстрактных понятий денотативной зоны входят память («Словарь души до головокруженья / Листает память в русских кружевах» [1, с. 187]), удача («не смеши меня, удача» [1, с. 31]), судьба, вдохновенье («Мы по течению втроем: / Певец, судьба и вдохновенье / По Ваху наугад плывем» [1, с. 163]), одиночество («С моим дорогим одиночеством / У меня идеальнейший лад» [1, с. 175]), тоска («Пора бы выслушать теперь / Тоску спешащую седую» [1, с. 146]) , разлука («Простонала древняя разлука» [1, с. 25]).
В целом для метафорической модели со сферой-мишенью, представленной абстрактными понятиями, характерны фреймы «Действия человека», «Душа», «Физическое состояние», «Одежда», «Возраст», «Болезнь, смерть».
Социоморфная метафора не так широко представлена в сборнике, как антропоморфная, но тоже выполняет важную функцию.
Есть отдельные социоморфные метафоры, отвечающие моделям ЖИЗНЬ -ЭТО ТЮРЬМА (юность - тень осужденного путника, израненная цепями рассудка [1, с. 135]), ЖИЗНЬ - ЭТО ТОРГОВЛЯ («Меняем / вихрастое золото / На отсвет белесой луны», «И зрелостью платим / разменною / За слишком разумные дни» [1, с. 142]), ПРИРОДА - ЭТО ВОЙНА («Тени молчаливые лесов» с восходом солнца «торопятся сдаваться» «богатырской силе» пробуждающегося лета [1, с. 120]), ПРИРОДА - ЭТО СПОРТ (Волны «обруч луны покатили» [1, с. 124]). Однако в основной массе контекстов метафорическая экспансия разворачивается из области ИСКУССТВО в направлении понятий ЖИЗНЬ и ПРИРОДА.
Поэт смотрит на жизнь как на литературное произведение: «Не принимаю разночтений / Во зле скрипящих ярлыков» [1, с. 111], «Мне круг веселого сюжета / Творит январский снегопад» [1, с. 197] (ЖИЗНЬ - ЭТО ЛИТЕРАТУРА). Жизнь для него может быть и фильмом: «И промелькнет, как на экране, / Дурных сюжетов длинный год» [1, с. 137] (ЖИЗНЬ - ЭТО КИНО). Однако чаще жизнь трактуется как театр (ЖИЗНЬ - ЭТО ТЕАТР): идти на свидание - это «прилюдно играть / Полуопытность, полунаивность» [1, с. 102], влюбляться, радоваться, скорбеть - играть роли, которые подчас грешат, в каждой из исполняемых ролей поэт «свободен от себя» и на себя «непохожий» [1, с. 155]. Есть стихотворения, в которых метафора жизнь-театр является сквозной и структурообразующей. Например, в стихотворении «Комедиант» автор готов стать шутом и превратить свою жизнь в уличное представление скомороха, «корчить рожи над водой», «сочинять белиберду», «притворно выть и охать» [1, с. 156]. Другое цельное стихотворение-метафора жизни-театра - «Я давно позабыл свою первую роль». Автор выстраивает перед читателем образ своей жизни как череды сменяющихся театральных ролей от
самой первой в сцене рождения «в новогоднее утро под звоны фужеров», когда, «надрываясь от счастья в руках акушеров», он еще не мог «предвидеть актерскую боль», через «гастроли», когда «смело пробовал пластику разных героев» «на тренинге жизни» под «зрительский плач» и смех, до самой последней, еще не сыгранной им роли, после которой поэт просит «положить его рядом с матерью милой» [1, с. 158]. Здесь реализуются такие фреймы, как «Литературное произведение», «Театральное представление», «Сюжет», «Роль».
Однако гораздо чаще Владимир Мазин уподобляет искусству не жизнь, а природу. Нередко тексты стихотворений содержат параллель между природой и литературой. «Лес и вода — две стихии мои», - пишет поэт. - «Здесь отраженьем на вечной бумаге / Берег над речкой слагает стихи» [1, с. 121]. В небесах «листы / Облаков белеют. / Дотянуться рукой, / Дописать / Черновик, исчеркать и измазать, / Чтобы дождиком слов / Напоить» [1, с. 165]. «Заря вечерняя течет / Старинной немудреной сагой» [1, с. 163], и автор «от словесности небесной» спешит «к значению корней» [1, с. 181]. В данных контекстах актуализируются такие фреймы, как «Писатель, поэт» (берег), «Бумага» (листы облаков, отраженье на вечной бумаге), «Сочинять, писать» (слагает стихи, дотянуться рукой и дописать черновик, исчеркать и измазать, дождиком слов напоить), «Литературное произведение» (стихи, сага, дождик слов, небесная словесность и значение корней). Наряду с моделью ПРИРОДА - ЭТО ЛИТЕРАТУРА находит реализацию модель ПРИРОДА - ЭТО ЖИВОПИСЬ: «Рисованные звезды на лазури / Над утомленным тлением костра» [1, с. 166], «Ночь на лице небосвода / Нарисовала веснушки» [1, с. 124], «Мольберты спрятали деревья, / Штрихи садов обнажены, / А пятна рыжего кочевья / В кострах осенних сожжены» [1, с. 129], «Радуги веселую палитру / Кто-то держит над холстами облаков» [1, с. 35], «Господь-художник / На воображаемом холсте / Подарил движенье красоте» [1, с. 159]. В данных примерах наблюдается реализация фреймов «Художник» (деревья, ночь, Господь), «Рисовать» (нарисовала, держать палитру), «Инструменты художника» (палитра радуги, холсты облаков, мольберты), «Картина» (веснушки на лице небосвода, нарисованные звезды на лазури, штрихи садов, пятна рыжего кочевья). Метафорическое пространство поэтического сборника дополняет модель ПРИРОДА -ЭТО МУЗЫКА, например: «Минорную мелодию метели / Нельзя переиначить, изменить» [1, с. 145]. Нити паутины становятся струнами музыкального инструмента: «Беззвучной паутины тонкий волос / Звучать заставит первая любовь» [1, с. 166] (фреймы «Мелодия», «Музыкальный инструмент»).
Социоморфная метафора в текстах сборника «Бубен и скрипка» часто является результатом сочетания в узком контексте несколько вышеозначенных моделей, а также может замыкаться в понятийной области ИСКУССТВО, протягиваясь параллелью из донорской сферы одного вида искусства в реципиентную сферу другого. Например, в стихотворении «Даровано мне слово» реализуется модель ЛИТЕРАТУРА - ЭТО ЖИВОПИСЬ: «На материнском языке / Стихи пишу, но яркость красок / Подсказывает ханты ясанг, / Гортань разжав на кадыке» [1, с. 194]. В следующих строках находим наложение модели ЛИТЕРАТУРА - ЭТО МУЗЫКА на модель ЛИТЕРАТУРА - ЭТО ПРИРОДА: «Что тебе, взыскательный читатель - / Потребитель, я могу вручить? / Только то, что передал Создатель / Мне по звездной музыке в ночи. / Между низким стилем и высоким / Эти звуки, будто певчих птиц, / Собирал в предутренние строки, / В клетки незвучащие страниц» [1, с. 199]. Это же переплетение разных видов искусства, музыки и литературы, их наложение на понятийную сферу-мишень ЖИЗНЬ видим в центральном для сборника стихотворении, где автор рисует картину своего рождения в слиянии «ритмов старинного бубна» и «чарующих перепевов скрипки»: «Возвышенностью слова / И вдовьими слезами / Был с миром зарифмован / я в колыбельной мамы» [1, с. 50]. В последнем произведении сборника уже три вида искусства -музыка, живопись и поэзия - соединяются в единое целое, и уже трудно разобрать, музыка - это литература, или литература - это музыка, или музыка - это живопись, поэт живет на стыке трех творческих стихий, в слиянии мелодии и цвета рождается его стих: «Услыша солнечные блики, / Разглядывая тишину, / Пьет в царстве музыки великой / Языческую старину. / Цвета и звуки смысловые / Осознаются раньше слов» [1, с. 201].
Используемая в сборнике социоморфная метафора со сферой-источником ИСКУССТВО может быть представлена общей схемой Х - ЭТО ИСКУССТВО, где Х - это ЖИЗНЬ и ПРИРОДА. Фреймы реализации общей модели можно обобщить до «Создатель, творец» («Писатель», «Художник», «Актер» и др.), «Творческий акт» («Писать, сочинять», «Рисовать» и др.), «Произведение искусства» («Литературное произведение», «Мелодия, песня», «Картина» и др.), «Инструменты» («Лист бумаги», «Холст», «Палитра» и др.). Принимая во внимание другие социоморфные метафоры, данную схему можно обобщить до Х - ЭТО СОЦИАЛЬНАЯ СФЕРА с фреймами «Участник деятельности», «Действия», «Результат действий», «Инструменты и средства деятельности».
На основании выполненного качественного и количественного анализа социоморфных и антропоморфных метафор в поэтическом сборнике «Бубен и скрипка» Владимира Мазина можно заключить, что понятийные области ПРИРОДА и ИСКУССТВО являются важнейшими сферами авторского переосмысления и занимают важное место в концептуальном пространстве его произведений. Рассмотрение преобладающих направлений и способов развертывания метафор помогает лучше понять особенности стиля писателя, а также продвинуться дальше в осмыслении роли метафоры в художественном дискурсе в целом.
Библиографический список
1. Баранова И.В., Харченкова Л.И., Абдыжапарова М.И. Актуальность изучения антропоморфных и социоморфных метафор в научном и художественном дискурсах в контексте развития североведения. Мир науки, культуры, образования. 2020; № 6 (85): 425 - 428.
2. Abdyzhaparova M.I., Fedosova T.V., Somikova T.Yu., Baranova I.V., Harchenkova L.I. Types of anthropomorphic metaphor in IT discourse. Astra Salvensis, Supplement. 2020; № 1: 561 - 574.
3. Абдыжапарова М.И., Сомикова Т.Ю., Голубева Е.В. Метафоричность творчества американской группы «The Doors» и способы передачи метафор в переводах песенных текстов на русский язык. Мир науки, культуры, образования. 2020; № 1 (80): 446 - 449.
4. Абдыжапарова М.И. Источники и функциональный потенциал антропоморфной и социоморфной метафор в научно-популярном дискурсе социальной психологии. Мир науки, культуры, образования. 2020; № 5 (84): 261 - 263.
5. Мазин В.А. Бубен и скрипка. Избранная лирика. Москва: Московский Парнас, 2001.
6. Каргаполов Е.П., Мазин В.А. Творчество писателей Обь-Иртышья. Омск - Ханты-Мансийск, 2004; Ч 1: 127 - 148.
7. Белькова А.Е. Специфика синонимии как проявление номинативного варьирования в югорской поэзии: на материале творчества Владимира Алексеевича Мазина. Вестникугроведения. 2018; № 1 (8): 15 - 21.
8. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. Москва: Едиториал УРСС, 2004.
9. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: Когнитивное исследование политической метафоры: учебное пособие. Екатеринбург: Издательство УрГПУ 2001. References
1. Baranova I.V., Harchenkova L.I., Abdyzhaparova M.I. Aktual'nost' izucheniya antropomorfnyh i sociomorfnyh metafor v nauchnom i hudozhestvennom diskursah v kontekste razvitiya severovedeniya. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2020; № 6 (85): 425 - 428.
2. Abdyzhaparova M.I., Fedosova T.V., Somikova T.Yu., Baranova I.V., Harchenkova L.I. Types of anthropomorphic metaphor in IT discourse. Astra Salvensis, Supplement. 2020; № 1: 561 - 574.
3. Abdyzhaparova M.I., Somikova T.Yu., Golubeva E.V. Metaforichnost' tvorchestva amerikanskoj gruppy «The Doors» i sposoby peredachi metafor v perevodah pesennyh tekstov na russkij yazyk. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2020; № 1 (80): 446 - 449.
4. Abdyzhaparova M.I. Istochniki i funkcional'nyj potencial antropomorfnoj i sociomorfnoj metafor v nauchno-populyarnom diskurse social'noj psihologii. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2020; № 5 (84): 261 - 263.
5. Mazin V.A. Buben i skripka. Izbrannaya lirika. Moskva: Moskovskij Parnas, 2001.
6. Kargapolov E.P., Mazin V.A. Tvorchestvopisatelej Ob'-Irtysh'ya. Omsk - Hanty-Mansijsk, 2004; Ch 1: 127 - 148.
7. Bel'kova A.E. Specifika sinonimii kak proyavlenie nominativnogo var'irovaniya v yugorskoj po'ezii: na materiale tvorchestva Vladimira Alekseevicha Mazina. Vestnik ugrovedeniya. 2018; № 1 (8): 15 - 21.
8. Lakoff Dzh., Dzhonson M. Metafory, kotorymi my zhivem. Moskva: Editorial URSS, 2004.
9. Chudinov A.P. Rossiya v metaforicheskom zerkale: Kognitivnoe issledovanie politicheskoj metafory: uchebnoe posobie. Ekaterinburg: Izdatel'stvo UrGPU, 2001.
Статья поступила в редакцию 02.08.21
УДК 81-22
Soloveva N.A., Cand. of Sciences (Pedagogy), senior lecturer, Pacific National University (Khabarovsk, Russia), E-mail: sologap@mail.ru
Ocheretko D.E., BA student, Pacific National University (Khabarovsk, Russia), E-mail: daryaocheretko@mail.ru
PRAGMATIC COMPONENT IN TRANSLATING TEXTS OF AUDIO EXCURSIONS FROM RUSSIAN INTO JAPANESE (ON THE MATERIAL OF THE AUDIO GUIDE "KHABAROVSK - CITY OF MILITARY GLORY"). The article reflects some of the ideas of the research carried out within the framework of an interdisciplinary project dedicated to the creation of an electronic audio guide "Khabarovsk. City of Military Glory" in the Russian, English, Chinese, Japanese and Korean languages. The expansion of contacts with neighboring countries and the development of national touristic programs determines the need for the tourism sector in creation of audio guides. The declared project is practically oriented to foreign and Russian tourists, with the aim of acquainting them with the history of the monuments of military glory of Khabarovsk city. The authors consider one of the research problems, in particular, the transfer of the pragmatic component of the texts of audio excursions from Russian into Japanese. Based on the study of the specifics of the texts of tourist discourse and consideration of pragmatic aspect of translation of excursion texts, it has been established that an adequate translation of such texts can be carried out using such pragmatic adaptations as addition, omission, generalization, concretization, modulation.
Key words: project, tourist discourse, audio tour, audio guide, pragmatic aspect of excursion texts translation, pragmatic adaptation.
Н.А. Соловьева, канд. пед. наук, доц., Тихоокеанский государственный университет, г. Хабаровск, E-mail: sologap@mail.ru
Д.Е. Очеретько, бакалавр, Тихоокеанский государственный университет, г. Хабаровск, E-mail: daryaocheretko@mail.ru
ПРАГМАТИЧЕСКАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ ПРИ ПЕРЕВОДЕ ТЕКСТОВ
АУДИОЭКСКУРСИЙ С РУССКОГО НА ЯПОНСКИЙ ЯЗЫК
(НА МАТЕРИАЛЕ АУДИОГИДА «ХАБАРОВСК - ГОРОД ВОИНСКОЙ СЛАВЫ»)
Статья отражает некоторые идеи исследования, проведенного в рамках междисциплинарного проекта, посвященного созданию электронного аудиогида «Хабаровск. Город воинской славы» на русском, английском, китайском, японском и корейском языках». Расширение контактов с соседними странами и развитие программ внутреннего туризма определяют потребность туристического сектора в создании аудиогидов. Заявленный проект практико-ориен-тирован на иностранных и российских туристов с целью их знакомства с историей памятников боевой и воинской славы города Хабаровска. В качестве исследовательской задачи данной статьи авторами была определена попытка рассмотрения одной из проблем исследования - передачи прагматической составляющей текстов аудиоэкскурсий с русского языка на японский. На основе изучения особенностей текстов туристического дискурса и рассмотрения прагматического аспекта перевода экскурсионных текстов, установлено, что осуществить адекватный перевод подобного рода текстов можно с помощью таких прагматических адаптаций, как добавление, опущение, генерализация, конкретизация, модуляция.
Ключевые слова: проект, туристический дискурс, аудиоэкскурсия, аудиогид, прагматический аспект перевода экскурсионных текстов, прагматическая адаптация.
В настоящее время агентство стратегических инициатив реализует Всероссийский проект по созданию концептуальных туристических маршрутов в регионах России «Открой свою Россию». Современные туристы ищут большей персо-нализации путешествий, эксклюзивные нетривиальные маршруты, основанные на смыслах и людях. С открытием границ и значительным увеличением количества путешествующих людей аудиоэкскурсии стали весьма популярным способом для правительства открыть свою страну и для туристов, и для своих граждан, распространить информацию об уникальных местах и маршрутах в крае,
сохранить историческое наследие. В настоящее время аудиогиды используются повсеместно, но в Хабаровске существует проблема с подобными современными технологиями, в частности аудиогиды по ограниченному количеству направлений можно найти только на русском и английском языке, хотя город довольно популярен среди туристов из стран соседней Азии (Япония, Китай, Корея). А для того, чтобы познакомить людей с историей города, используя разнообразные формы подачи информации, необходимо развивать аудиогиды не только на русском и английском, но и на восточных языках.
