CC BY-NC-ND
27
В.А. Цыгановкин
АНТРОПОЛОГИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ
В статье рассматривается антропологический подход к объяснению феномена правового регулирования в современной юридической науке, противостоящий классическому позитивистскому дискурсу. Демонстрируется необходимость соответствующих изменений категорий правовой догматики с реифицирующих на человекоразмерные.
Ключевые слова: правовое регулирование, метод правового регулирования, антропологизм, реификация, социокультурная обусловленность права.
Типичный подход к описанию и объяснению феномена правового регулирования в сегодняшнем российском как в научном, так и образовательном дискурсе кратко можно охарактеризовать как «антропоморфизм вместо антропологизма».
В большей степени в образовательной сфере и в несколько меньшей степени - в научной преобладает реифицирующий подход, когда юридические средства, способы и методы правового регулирования представляются как некоторые материальные сущности, обладающие свойствами объективного (внеличност-ного) бытия. Очевидно, из этого зачастую вытекают трудности понимания студентами данных теоретических конструкций, поскольку при таком подходе «правовое регулирование» предстает в их сознании, говоря ненаучным языком оккультизма, как эгре-гор, который живет самостоятельной жизнью. С точки зрения же постклассических научных стандартов правовое регулирование следует рассматривать как антропологизированное, т. е. человеко-размерное, а также качественно-специфическое (а не чисто фено-
© Цыгановкин В.А., 2015
менологическое), социокультурно обусловленное (не абсолютно релятивное, но и не универсальное для всех обществ) явление.
Антропологичность данного явления прежде всего означает, что правовое регулирование представляет собой социальную деятельность людей, поскольку с точки зрения постклассической науки других реально действующих субъектов права не существует. Антропологический поворот в постклассической науке1 и антропоцентризм права, в частности, предполагает выделять в структуре правового регулирования такой элемент, как «субъект правового регулирования» (хотя в какой-то мере он уже включен в объект и метод, ибо вне и помимо субъекта-человека невозможны ни социальные отношения, ни различные способы их упорядочения). Определение правового регулирования как упорядочивающего воздействия на социальное поведение без указания на субъект (субъекты) такого воздействия либо обозначение в качестве таковых исключительно правовых норм и институтов является реификацией, свойственной классической юриспруденции, не удовлетворяющей критерию антропологизма постклассической науки, требующей описания и объяснения в человекоразмерных категориях.
Что это означает применительно к конкретным категориям юридической науки и правовой догматики, и в частности - конструкциям теории правового регулирования? Как с точки зрения антропологического подхода проявляется, например, императивный метод регулирования при реализации охранительной нормы, запрещающей и наказывающей коррупцию? Люди, сталкиваясь с коррупционным поведением других (имеется в виду типичный образ поведения в большинстве случаев), демонстрируют неприятие такого поведения, социальное отчуждение от субъекта такого поведения и оказывают содействие властным акторам в привлечении деликвента к ответственности.
Антропологическое понимание правового регулирования в рамках юриспруденции как социальной науки также означает, что такое регулирование имеет место только как устойчивая актуальная социальная практика, существующая независимо от ее формализации в официальных прескриптивных текстах.
Для того чтобы понять, что реальное социальное регулирование - это прежде всего способы деятельности людей, формы их типичного социального взаимодействия, возьмем простой пример: каково реальное нормативное регулирование в российском обществе относительно такого явления, как коррупция? Реальным социальным порядком, т. е. результатом упорядочения, регулирова-
ния в данной сфере, «нормой жизни», является то, что типичными и общезначимыми в России выступают коррупционные способы взаимодействия, а не способы деятельности, отвергающие и наказывающие коррупционное поведение. Формы взаимодействия, исключающие коррупцию и противодействующие ей, являются скорее исключением из правила, а не нормой. А ведь постоянно реализующаяся в повседневной практике актуальная норма это и есть результат процесса регулирования.
Антропологизм научного подхода к правовому регулированию имеет еще один важнейший аспект. А именно - понимание того, что в основе данного специфического социального явления лежит такая культурная ценность, как самопринадлежность человеческой личности (ее свобода и достоинство). Соответственно, в основе антрополого-юридического описания и объяснения правового регулирования как феномена социальной жизни должно лежать понимание «метода правового регулирования» как специфического - человекоцентричного - способа упорядоченного социального взаимодействия людей в качестве равных друг другу в свободе и ответственности (равноправных) индивидов, т. е. «субъектов права».
Качественная специфика правового регулирования означает, что в ходе такого сознательного упорядочения люди выстраивают свои социальные взаимодействия на основе особого - правового - метода регуляции, в соответствии с аутентичным ценностно-регулятивным принципом («принципом права») - принципом равноценности каждого человеческого индивида, т. е. равной ценности свободной и самопринадлежащей человеческой личности. (В аналитическом расчленении эта ценность предполагает такие аспекты, как равная ценность, самопринадлежность и достоинство личности.)
Соответственно, правовое регулирование существует в обществе только в случае соответствия авторитетно предписываемых и общеобязательных правил социального поведения означенным выше ценностным установкам как представлениям о «должном» значимого большинства членов общества. Признание обществом основополагающих правовых идей и ценностей является не конечной целью правового регулирования, как полагают некоторые авторы2, а его необходимой предпосылкой. Поэтому правовое регулирование - это абстракция таких реальных социальных порядков персоноцентристских цивилизаций, где свободная человеческая личность признается высшей ценностью.
С этим связан важнейший вывод о том, что различные типы социальной регуляции (право, мораль, религия и т. д.), понимаемые
как способы ухода от социального (шире - онтологического) хаоса путем установления партиципационных отношений с источником порядка, подобно видовым границам в биологии, разделяют исторические типы ментальности. По мнению культурологов, между ними нет и в принципе не может быть никакого синтеза, паллиатива или консенсуса, а потому идея единых общечеловеческих ценностей - чистейший миф3.
Социокультуры, в которых доминируют определенные ценности, возможные во многом благодаря сочетанию «внешних», материальных факторов жизни этого общества, формируют способы поведения, соответствующие данным ценностям и обеспечивающие их жизнеспособность и воспроизводство.
Способом социальной регуляции, формой общественного взаимодействия людей, позволяющим обеспечить существование общезначимой ценности самопринадлежности и свободы личности, т. е. совместить свободу одного лица с равноценной свободой другого, стало «право». Именно такой способ упорядочения поведения людей в обществе на основе признания их формально равными друг другу в свободе обеспечивает тем самым признание и защиту «свободы личности» в качестве одной из базовых ценностей культуры. Таким образом, формально равная мера свободы участников социального общения и является специфической целью правового регулирования, определяющей его сущность и содержание4. Иначе говоря, право - это нормативное выражение (ипостась) свободы, как социальной ценности, т. е. стратегической детерминанты поведения больших групп людей, укорененных в течение длительных периодов времени в определенной социокультурной среде5. Такие базисные ценности культуры, по словам В.С. Степина, представляют своего рода геном социальной жизни. И если мы хотим выяснить, почему воспроизводится правовое либо неправовое сознание и поведение, необходимо определить, каковы те ценности, которые программируют людей в реальной повседневности6.
Различные исторические проявления - т. е. феноменолиза-ция - данной ценности, «свободы личности» (например, равноправие всех свободных граждан в античном полисе или равноправие внутри одного сословия при неравноправии в отношении членов другого сословия - в обществе Средневековья) зачастую не позволяли уловить их односущностность именно в силу несхожести масштаба внешней манифестации. И наоборот, сходство феноменологии социальных явлений (поддержка со стороны государства и законодательная форма права в одних обществах и внешне идентичное государственное обеспечение и облачение в виде зако-
нов для не-права в других обществах) нередко заставляло людей воспринимать эти сходные лишь внешне социальные явления как проявления одной и той же сущности - «права», и экстраполировать данное название, обозначавшее феномен с одной качественной определенностью, на феномен с совершенно иным качеством. Нет и не бывает, по словам Л.С. Мамута, «неизменных форм правового общения, но суть правового общения (однажды возникшего) не меняется, представая в различных обличьях»7.
Таким образом, необходимым условием, институциональным и антропным основанием и одновременно имманентным свойством права является социальная свобода самопринадлежащей личности (свобода человека в обществе). Масштаб этой свободы является исторически и социокультурно обусловленным, однако имеет определенные минимально возможные (неснижаемые) пределы, с которых свобода начинается и ниже которых заканчивается (не существует как таковая), т. е. некое инвариантное ядро этого понятия и явления, обеспечивающее соблюдение критерия операциональ-ности при использовании данного понятия применительно ко всем обществам при всех их социокультурных особенностях.
Справедливая мера свободы личности как цель и содержание правового способа регуляции не есть некая равнодействующая различных произволов, каждый раз стихийно устанавливаемая фактическим соотношением сил. В условиях правовой социокультуры она не ищется заново каждый раз посредством борьбы и насилия. Социокультура, основанная на принципе свободы личности, не могла бы быть устойчивой системой, если бы все свои расхождения в интересах люди решали с помощью силы, а не нашли бы стабильную и общую для всех форму ограничения произвола или форму реализации свободы, которой является право8.
О таком человекоразмерном сущностном признаке правового метода социальной регуляции «проговариваются» и многие позитивисты, определяя его, однако, как факультативный и не объясняя при этом его противоречие их собственному конкурирующему сущностному признаку - «принудительной общеобяза-тельности»9.
Как же объяснить тот парадокс, когда многие правоведы утверждают в своих исследованиях, что право и правовое регулирование есть обеспечение равной меры прав и свобод личности, но при этом данное утверждение не оказывает никакого влияния на ход их исследований, поскольку они рассматривают эмпирические регулятивные институты в качестве «правовых» независимо от их функций и содержания? Представляется, что в большинстве слу-
чаев причиной этого является классическая установка на дуализм «сущего» и «должного», которая применительно к праву означает наличие «должного быть права» и «права сущего» («позитивного»). Поэтому прескриптивные представления о том, что право «должно» обеспечивать свободу личности, оказываются включенными в дескриптивные по природе научные исследования в качестве идеологических лозунгов и манифестов.
Помимо неприемлемого для юридической науки утраты единства ее предмета, такое дуалистическое восприятие права имеет также негативные практические социальные последствия. Утверждая, по сути, что, несмотря на их собственные гуманистические предпочтения, право может быть любым по своему содержанию, они фактически легитимируют искажение изначального значения данного понятия и возможность его использования в качестве идеологического прикрытия неправовых по сути институтов и действий власти10.
Как показывают культуролого-антропологические исследова-ния11, с историко-прагматической точки зрения позиция подавления личности в угоду каким угодно государственным интересам является ущербной, поскольку такая социальная система в исторической перспективе оказывается внутренне нежизнеспособной, неконкурентоспособной во внешнем культурно-цивилизационном контексте и не способной к развитию и самоизменению.
Сегодня антропологизм как важнейший постклассический критерий понимания права еще не вполне находит воплощение в современной российской юриспруденции. Однако признание и утверждение антропного принципа и человекоцентризма как основы права в юридической практике и научной правовой доктрине (взаимообратно влияющих друг на друга) является одной из наиболее актуальных проблем современного юридического сообщества и нашего общества в целом.
Примечания
Честное И.Л. Постклассическая теория права. СПб., 2012. С. 165-166. Долгополова М.В. Актуальные проблемы предмета и метода правового регулирования: Дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2009. С. 16.
Пелипенко А.А. Русская система в культурном измерении // Фонд «Либеральная миссия»: Дискуссии: Куда ведет кризис культуры? Семинар второй. М.: Лаборатория теоретических исследований права и государства НИУ ВШЭ, 2011. С. 6.
Варламова Н.В. Правотворчество как процесс позитивации права: содержание, формы, процедуры // Правовая политика и пути совершенствования правотворческой деятельности в Российской Федерации: Монография / Под ред. Н.С. Соколова. М.: Изд-во РУДН, 2006. С. 342. Культурология. XX век: Энциклопедия. Т. 2. СПб., 1998. С. 343. Степин В.С. Ценность права и проблемы формирования правового общества в России // Философия права в начале XXI столетия через призму конституционализма и конституционной экономики / Под ред. В.В. Миронова, Ю.Н. Солонина. М.: Летний сад, 2010. С. 17. Мамут Л.С. Правовое общение: очерк теории. М., 2011. С. 28. Клименко Ю.Г. Свобода как правовая категория: Дис. ... канд. юрид. наук. Тамбов, 2006. С. 107.
Так, по словам С.С. Алексеева, право - «это обусловленная природой человека и общества и выражающая свободу личности система регулирования общественных отношений» (Теория государства и права // Алексеев С.С., Архипов С.И. и др. М., 2005. С. 190). Л.А. Морозова полагает, что «право по своей природе есть не только формально равный, но и справедливый масштаб свободы, справедливая мера свободы» (Морозова Л.А. Теория государства и права. М.: ЭКСМО, 2010. С. 233).
Schmitt C. Der Führer schützt das Recht // Deutsche Juristen-Zeitung. 1934. Bd. 39.
См., например: Пелипенко А.А. Указ. соч. С. 6.
4
з
3
I
8
9
10
11
