CC BY
31
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2008. № 1
Д.В. Новиков
"АНТИЗАПАДНИЧЕСТВО" КАК СТРАТЕГИЯ РАЦИОНАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ ЭЛИТЫ
In the article the author studies the reasons of touching the "antiwes-ternism" by modern Russia elite.
The determinates of "antiwesternism" as an important part of the Russian political process are under analysis. The main purpose of the work is the interpretation of "inner"factors of antiwestern strategy in the Russian policy in the XXI. The author explains the present-day "renaissance" by the rational desire of modern Russian elite to solve the controvertical task of conservation the current level of distribution of power-property alongside the high potential of protesting ideas among the Russian population.
До недавнего времени "антизападнический" дискурс являлся составным элементом идеологической программы (и риторики) главным образом оппозиционных по отношению к действующей власти политических сил и в первую очередь "левых" и национал-патриотов. В своих программных работах1 лидеры обоих направлений (Г.А. Зюганов и В.В. Жириновский) крайне жестко критиковали Запад (и в первую очередь США) как субъект мировой политики, в значительной мере ответственный как за распад Советского Союза, так и за издержки и неудачи "переходного" периода новейшей российской истории.
При этом, несмотря на популярность вышеназванных общественно-политических направлений, стоит все-таки признать, что "антизападническая" доктрина носила характер альтернативной парадигмы, которую зачастую считали иллюстрацией ретроградства и политического обскурантизма.
В связи с этим крайне интересным и на первый взгляд непонятным представляется факт "внезапного" обращения к "антизападничеству" значительного числа представителей современной российской элиты. (Самым показательным примером в этом смысле, бесспорно, является программная статья заместителя главы Администрации Президента РФ — В. Суркова "Национализация будущего"2, а также вы-
1 См., напр.: Зюганов Г.А. Россия и современный мир. М., 1995; Жириновский В.В. США — империя зла (http://www.ldpr.ru/netcat_files/349_17.exe).
2 См.: Сурков В. Национализация будущего (авторский вариант статьи) (http:// edinros.ru/news.html?id=116746).
ступление Президента РФ В.В. Путина на конференции по вопросам безопасности в Мюнхене 10 февраля 2007 г.3)
Выступая в качестве референтной группы, элита при помощи средств массовой информации и в первую очередь телевидения "в массовом порядке" репродуцирует "антизападничество", неизбежно превращая его в весомую составляющую общественного мнения. В результате из "альтернативного" пропагандистско-агитационно-го конструкта "левых" и национал-патриотических сил "антизападничество" в последнее время превращается по сути в национальную идеологию.
Подобная ситуация требует серьезного научного изучения. Целью настоящей статьи является анализ функциональных причин активизации "антизападнического" дискурса как важного элемента современного российского политического процесса. Исходной гипотезой выступает тезис об объективной обусловленности ренессанса "антизападничества" рациональными интересами российской политико-экономической элиты. По мнению автора, современное "официальное антизападничество" является объективной реакцией элиты на историческую ситуацию в современной России. Более того, как политическая стратегия "антизападничество" — это вовсе не разрыв с "западническим" курсом 1990-х гг., а его закономерное логическое продолжение.
Детерминирующим фактором поведения любой социальной группы является ее нацеленность на реализацию собственных интересов. Данное стремление, по существу, определяет характер и направление социальных действий группы. Алгоритмом целенаправленного поведения выступает поиск такой стратегии, которая бы могла позволить группе добиться максимизации результатов ("выгоды") при минимизации затраченных ресурсов ("издержек"). В итоге из всего спектра возможных вариантов социальных действий вполне осознанно (рационально) выбирается тот вариант, который обеспечивает максимальный результат при минимальных затратах.
Подобная стратегия, адекватно описывающая поведение любой социальной группы, в еще большей степени применима для характеристики действий элиты. Особенностью элиты как раз и являются максимальная осознанность собственных потребностей и как следствие крайне высокий коэффициент рациональности действий. В отличие от ряда других социальных групп элита обладает значительной степенью самоидентификации, делающей ее весьма сплоченной, и, что самое главное, субъективно отделенной от остальных групп общества. Способность элиты к самоидентификации и как следствие
3 Выступление Президента РФ В.В. Путина и дискуссия на Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности 10 февраля 2007 года (http:// stra.teg.ru/lenta/innovation/2561).
4 ВМУ, социология и политология, № 1
четкое осознание ею собственных интересов, по сути, превращает ее в "класс-для себя", противопоставляя всему остальному обществу. В итоге элита предстает в качестве достаточно монолитной социальной группы, обладающей четко осознанным интересом и ориентированной на поиск рациональной стратегии его реализации.
Важнейшим фактором, определяющим стратегию и тактику поведения современной российской элиты, является качественное состояние политико-социальной системы. Логика ее социальных действий, по существу, выступает в качестве закономерной реакции на характер той ситуации, которая сложилась в российском социуме. Поэтому деятельность элиты может быть интерпретирована как совокупность рациональных действий, нацеленных на максимальное использование сложившихся, детерминированных наличной политико-экономической ситуацией "выгод" при одновременной минимизации "издержек".
По мнению некоторых исследователей4, специфика исторической ситуации, сложившейся в России в 90-е гг. ХХв., наиболее адекватно описывается термином "революция". Правомерность использования данного понятия объясняется коренным, комплексным характером изменений, произошедших в российском обществе в данный период. С этой точки зрения, применение концепта "реформы" в качестве термина, интерпретирующего события 90-х гг., является неверным. Вместе с этим совершенно объяснимо (с позиций рациональности) использование элитой именно данной дефиниции. "Мягкий" смысл термина "реформы" был призван вербально ослабить социальное напряжение от издержек революционного по сути процесса перераспределения экономических (и политических) ресурсов. Кроме того, как указывает О.Н. Смолин, «...российское политическое руководство во главе с Б.Н. Ельциным. стремилось отмежеваться от советского прошлого, снять с себя, как выражался экс-президент России, "красный пиджак", а потому и слышать не хотело о каких бы то ни было аналогиях и параллелях между событиями 1917-1921 и 1990-х гг.»5
Среди всего комплекса преобразований важнейшее значение для общества, безусловно, имели "реформы" в экономике. В ходе шоковой терапии, ваучерной приватизации, введения частной собственности произошло радикальное перераспределение материальных ресурсов. То, что в западных странах заняло многие годы и десятилетия, в России было осуществлено в течение нескольких лет.
Одним из итогов экономических преобразований стало возникновение нового стратификационного профиля российского общества. Особенностью его стало появление (даже не формирование) сравни-
4 См., напр.: Смолин О.Н. Политический процесс в современной России. М.,
2006.
5 Там же. С. 20-21.
тельно узкого по составу класса собственников, сумевшего выгодно воспользоваться сложившейся политико-экономической конъюнктурой и аккумулировать в своих руках значительное количество экономических (и политических) ресурсов.
В силу исторической специфики, традиций состав данной группы определялся близостью ее представителей к системе государственного управления6. В итоге к середине 1990-х гг. в России возникла новая социальная группа, которую можно охарактеризовать как политико-экономическую элиту. В данном контексте термин "политическая" занимает приоритетное положение по отношению к термину "экономическая", поскольку цивилизационным "кодом" России являлся (и является) примат власти, политики над экономикой.
Столь серьезные, революционные изменения, связанные с заменой формального политико-экономического равенства, существовавшего в СССР, дихотомичной социальной структурой, с неизбежностью требовали решения задачи легитимации. Новая социальная группа, включившая в себя индивидуальных обладателей значительных политико-экономических капиталов, объективно нуждалась в ле-гитимационном фундаменте, способном обеспечить ей на первом этапе бесперебойность процесса перераспределения ресурсов.
При этом специфика исторической ситуации, с одной стороны, заключалась в избыточном количестве "внешней" легитимности, в основе которой лежали одобрение и безоговорочная поддержка Западом российской либеральной революции. "Потрясающий развал Советского Союза", последовавшие за ним революционные преобразования уже в самой России были восприняты Западом исключительно в позитивном духе. (Более того, по мнению крупнейшего идеолога американской внешней политики З. Бжезинского, руководство США в начале 90-х гг. было настолько "опьянено" победой в холодной войне, что стало на какое-то время проводить слишком "пророс-сийский" курс в ущерб собственным интересам7.)
С другой стороны, российские социально-экономические трансформации испытывали серьезный дефицит "внутренней" легитимности, связанной с поддержкой реформ внутри самого российского общества. Революционное перераспределение собственности, колоссальное сокращение роли государства в экономике и как следствие стремительное падение жизненного уровня стали источником серьезного недовольства населения. Иллюстрацией данного факта являются результаты социологических исследований, проведенных в 1993 и 1994 гг. сотрудниками ИСПИ РАН (табл. 1). Согласно им, довольно значительная часть российского населения признавала для себя возможным участие в тех или иных акциях протеста.
6 См., напр.: Крыштановская О. Анатомия российской элиты. М., 2005.
7 См.: Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М., 2005. С. 122-123.
Таблица 1
Отношение россиян к различным формам протестной активности (в % от числа опрошенных)
Виды участия Принимал участие Мог бы принять участие Не буду участвовать никогда
1993 1994 1993 1994 1993 1994
Подписание воззваний 13,3 13,2 32,6 26,6 48,4 48,3
Участие в митингах 6,8 7,9 25,2 20,6 61,1 58,5
Участие в забастовках 1,2 1,6 17,3 17,7 71,8 63,8
Насильственные действия (по отношению к представителям других политических сил, властей) 0,7 0,9 6,3 7,7 83,0 75,5
Источник: Иванов В.Н, Семигин Г.Ю. Политическая социология (http:// politlib.narod.ru/list.html).
В связи с вышеуказанными обстоятельствами основной целью рациональной стратегии элиты на данном этапе стало воспроизводство внешних и внутренних факторов, способствующих поддержанию продолжающегося процесса перераспределения власти-собственности. Поэтому рациональная стратегия действий элиты в данных условиях была направлена на решение двух задач: во-первых, поддержания высокого наличного уровня "внешней" легитимности; а во-вторых, сохранения существующего (хотя и низкого) уровня легитимности "внутренней".
Следствием решения первой задачи стала "западническая" идеологическая ориентация элиты. Здесь следует отметить, что на формирование "западнической" направленности элиты сильнейшим образом повлияли также факторы экзогенного характера. В их основе лежали, во-первых, объективная слабость российской экономики; а во-вторых, обусловленная этим сильнейшая зависимость России от внешних финансовых вливаний.
Среди всех составляющих общественной жизни "западническая" ориентация российской элиты наиболее рельефно проявилась в сфере внешней политики, где "атлантизм" стал парадигмой принятия решений. Ярчайшим примером в этом отношении может служить позиция и деятельность первого российского министра иностранных дел А.В. Козырева в 1991-1996 гг. В своих статьях8 Козырев заявлял
8 См., напр.: Козырев А.В. Вашингтонская встреча на высшем уровне: конец ядерной конфронтации // Международная жизнь. 1992. № 7; Он же. Преображение, или Кафкианская метаморфоза // Независимая газета. 1992. 20 авг.
о безальтернативности "западнической" стратегии российской внешней политики. В статье с характерным метафорическим названием "Преображение, или Кафкианская метаморфоза" министр ставил вопрос предельно четко: либо движение к западным ценностям, в аттрактор либерализма, либо чудовищная деградация и превращение России в отсталую, "темную", деспотическую страну9.
Считая Россию евразийской державой, Козырев отмечал, что "попытка закрыть Америку, как и в целом, западное направление политики, способно превратить евразийство в азиатчину. А Россию как великую державу в центре Евразии — из естественного связующего звена высокоразвитых демократических государств с рыночной экономикой... в недостающий элемент, в больного человека не только Европы, но и Азии"10.
Таким образом, министр заявлял о безальтернативности "западнической" стратегии российской внешней политики.
Анализируя позицию А.В. Козырева, важно отметить одну существенную деталь. В данном случае речь как раз идет о рациональной стратегии поведения представителя элиты, а не об изначальной мировоззренческой установке. Так, в середине 1980-х гг. будущий "либерал" и "атлантист" Козырев писал работы, посвященные критике агрессивно-милитаристской позиции американского "империализма"11.
Что касается решения второй задачи (поддержание дефицитного уровня "внутренней" легитимности реформ), то здесь деятельность элиты включала два направления.
Во-первых, была осуществлена целенаправленная аномизация общественного сознания. (Под "аномией" в данном контексте понимается состояние общественного сознания, характеризуемое фактическим отсутствием ценностного базиса.) Основу процесса аномиза-ции составило массированное разрушение прежней социалистической системы ценностей, способной стать серьезным препятствующим фактором в деле легитимации процесса перераспределения власти-собственности. Не останавливаясь специально на данной проблеме, поскольку она является предметом специального исследования, стоит все же отметить, что серьезную роль в процессе ликвидации ценностно-нормативной основы общественного сознания сыграло научно-философское сообщество.
Во-вторых, в 1990-е гг. проводилась активная работа по одновременному разрушению советской мифологии и стремительному замещению ее новой либерально-рыночной, способной стать серьез-
9 См.: Козырев А.В. Преображение, или Кафкианская метаморфоза. С. 4.
10 Там же.
11 См., напр.: Козырев АВ. Огнестрельный бизнес: торговля империалистических стран оружием. М., 1985.
ным идеологическим фактором легитимации новой политико-экономической ситуации.
Мифологические конструкции напрямую связаны с процессом преобразования информации в мышлении человека. Благодаря мифам оказывается возможным обрабатывать в сжатые временные сроки огромные информационные потоки12. В этом смысле мифы выступают в качестве универсального ментального инструмента, существенно сокращающего время, необходимое для полноценного осмысления "входящей" информации. Однако экономия времени объективно способствует снижению качества обработки информации сознанием. Поэтому мифологическое сознание усваивает информационные потоки, фактически минуя стадию осмысления.
В связи с этим посредством мифов заинтересованный субъект приобретает благоприятную возможность инкорпорировать в сознание объекта значительное количество противоречивой (а зачастую и ложной) информации, которая способна создать благоприятные ментальные условия для последующих манипуляций. Поэтому для любой власти формирование соответствующей мифологии является первостепенной задачей.
По мнению И.М. Чудиновой, «...под воздействием "нового политического мышления" были развеяны мифы об антагонистических классовых противоречиях буржуазии и рабочего класса, мирового империализма и государственно-организованного рабочего класса, о советском народе как носителе мира и прогресса, о нерушимой дружбе народов СССР. Однако исчезновение старых мифов не избавило нас от появления новых. Идеи общечеловеческих ценностей, их примата над национальными породили мифы о целостности мира и мировом содружестве, о советском империализме, абсолютной ценности прав и свобод человека, об универсальной ценности политического
13
плюрализма»13.
Однако, несмотря на усилия элиты, вышеуказанная задача была решена лишь частично. Под массированным воздействием СМИ оказалось возможным в значительной мере (хотя и не полностью) разрушить прежнюю советскую мифологию. Однако заменить ее полноценной системой либеральных мифов все-таки не удалось.
В результате в 1990-е гг. произошло формирование массового сознания, характеризуемого крайней аномичностью, с одной стороны, и отсутствием целостной мифологической системы — с другой.
В силу данного обстоятельства можно сделать вывод, что задача поддержания наличного уровня "внутренней" легитимности осуществляемого процесса перераспределения власти-собственности была
12 См.: Лисичкин В.А., Шелепин Л.А. Третья мировая (информационно-психологическая) война. М., 2003. С. 328.
13 Цит. по: Смолин О.Н. Указ. соч. С. 158-159.
решена лишь частично. Закономерным итогом дефицитного состояния внутренних оснований законности российского политического режима стал крайне низкий общественный рейтинг первого Президента РФ — Б.Н. Ельцина. Более того, в 1999 г. "левоориентированное" большинство депутатского корпуса Государственной Думы второго созыва попыталось осуществить процедуру отрешения от должности российского президента14. Позиция Государственной Думы как важнейшего учреждения народного представительства в Российской Федерации объективно является своеобразным "индикатором", позволяющим судить о соответствующих интересах и настроениях российского общества в целом. В этом смысле резкая критика "левым" думским большинством 1995-1999 гг. президентской и исполнительной власти демонстрировала соответствующие настроения значительной части российского общества.
Оценивая осуществление элитой рациональной стратегии действий в период перераспределения власти-собственности, стоит отметить их довольно успешный характер. Во-первых, было сохранено и фактически использовано позитивное отношение Запада к осуществляемому процессу перераспределения российской власти-собственности. Во-вторых, и это самое главное, элите все же удалось произвести "обвал" внутренней легитимности реформ и не допустить социального взрыва в условиях наличия значительных протестных настроений в обществе.
Таким образом, основная цель элиты на данном этапе, связанная с осуществлением глобального общероссийского перераспределения материальных и политических ресурсов, была достигнута.
В конце 1990-х гг. в России произошло изменение исторической ситуации. На смену глобальным системным изменениям пришел этап закрепления и цементирования достигнутых новаций. Сущностную основу последнего составила логика консервации политико-экономических результатов процесса перераспределения власти-собственности, осуществленного в ходе революционных изменений 1990-х гг. В силу этого важнейшей целью элиты в данных условиях стало четко осознанное стремление сохранить полученные политико-экономические ресурсы. Ясно, что период стабилизации (консервации) российского общества является закономерным логическим продолжением прежнего революционно-реформистского этапа. Поэтому всевозможные размышления по поводу антагонистичности "ельцинской" и "путинской" России есть по существу ненаучные спекуляции, выполняющие функцию очередного мифа.
Что касается рационального поведения элиты на данном этапе, то помимо субъективного целеполагания оно обусловливалось также
14 См.: Гранкин И.В. Парламент России. М., 2001. С. 311-320.
55,0 50,0 45,0 40,0 35,0 30,0 25,0 20,0
2000 2001 2002 2003 2004 2005
Динамика цены нефти марки Urals в 2000-2005 гг.
Источник: Обозрение российской экономики (за период с 25 октября по 7 ноября 2005 года) (http://www.dcenter.ru/pdf/ore_0105.doc).
факторами объективного характера, связанными со спецификой политико-экономического состояния российского общества.
К числу экономических факторов, повлиявших на поведение элиты в начале XXI в., следует отнести, во-первых, благоприятную динамику мировых цен на экспортируемую Россией нефть (рисунок), а во-вторых, обусловленное этим успешное погашение задолженности страны перед рядом иностранных кредиторов (табл. 2).
Внешним следствием действия данных факторов стало закономерное (объективное) ослабление политико-экономической зависимости России от Запада. Это ослабление привело к значительному уменьшению стремления российской элиты продолжать поддерживать диспаритетный диалог с Западом. В итоге, по всей видимости, отношения России с Западом, а главное — отношение Запада к России, перестали играть роль важного фактора в построении российской элитой линии собственного поведения.
Таблица 2
Долг России перед международными финансовыми организациями
Название кредитора 2002 г. 2003 г. 2004 г. На 1 января 2005 г. На 1 июля 2005 г.
МВФ 7,6 6,65 5,1 3,6 -
ВБ 6,93 6,69 6,6 5,7 5,4
ЕБРР 0,203 0,240 0,4 0,4 0,4
Всего 14,76 13,58 12,1 9,7 5,8
Источник: Внешний российский долг: структура и динамика (http://www. revolution.allbest.ru/intemational/00009242 1.html).
Другим обстоятельством, влияющим на стратегию поведения элиты, стал экзогенный фактор, связанный с сохраняющимся (хотя и снизившимся по сравнению с началом 1990-х гг.) дефицитом внутренней легитимности. Здесь, как и ранее, существенную роль сыграли и играют состояние аномии и отсутствие универсальной, общественной мифологии, способной в позитивном плане повлиять на "внутреннюю" легитимность политико-экономической среды современного российского общества.
Принимая во внимание вышеназванные обстоятельства, можно сделать вывод о том, что стратегия поведения российской политико-экономической элиты в начале XXI в. заключалась в стремлении обеспечить консервацию сложившейся структуры распределения власти-собственности при наличии у нее субъективного ощущения независимости от Запада и сохранении (хотя и в меньшей мере) дефицита внутренней легитимности. Ключевым же препятствием осуществления поставленной цели, с точки зрения элиты, по-прежнему являлось наличие в российском обществе серьезных протестных настроений. По данным ВЦИОМ, в 2005 г. 31% опрошенных россиян не исключали возможности собственного участия в митингах и демонстрациях. А 3% опрошенных выразили потенциальную готовность принять участие в радикальных акциях протеста (захват зданий, перекрытие транспортных путей, вооруженное сопротивление)15.
По сути, в начале XXI в. российское общество находилось в точке бифуркации, предполагавшей выбор одного из двух возможных сценариев. Первый сценарий заключался в приоритетном решении проблемы дефицита внутренней легитимности через ревизию (пересмотр) результатов перераспределения власти-собственности ("левый" проект). Второй сценарий, наоборот, был связан с приоритетной консервацией существующей структуры распределения власти-собственности при частичном решении проблемы дефицита легитимности ("центристский" проект). Анализ данной ситуации свидетельствует об отсутствии перспектив праволибераль-ной альтернативы развитию политической ситуации в России начала XXI в. В этом смысле поражение правых сил ("Яблоко" и СПС) на выборах в Государственную Думу четвертого созыва стало вполне закономерным фактом.
Оценивая данные сценарии с точки зрения рациональности, можно утверждать, что первый из них противоречил постулированной ранее важнейшей цели российской политико-экономической элиты на современном этапе.
15 Политический словарь нашего времени. М., 2006. С. 314.
Таким образом, из двух данных сценариев именно второй путь объективно являлся (и является) наиболее рациональной (с точки зрения минимизации соотношения затраты-результат) цепочкой действий на пути к заявленной цели. В силу этого именно он и был избран элитой в качестве стратегии социального поведения. (В связи с данным умозаключением становится совершенно понятно, что пропасть, разделяющая "центристский" и "левый" проект, является, в сущности, непреодолимой.)
Практическое осуществление подобной рациональной стратегии является достаточно сложной задачей, поскольку оно связано с необходимостью синхронизации двух процессов: консервирования структуры распределения материальных и политических ресурсов и преодоления протестных настроений, обусловленных им.
Решение данного противоречия возможно при помощи формирования в "протестном" массовом сознании сильнейшего мифологического образа, способного выполнить аккумулирующую по отношению к протесту функцию. Таким мифологическим образом становится Запад.
Обусловлено это тем, что, во-первых, на протяжении 1990-х гг. Запад выступал в качестве активного сторонника (и даже участника) процесса перераспределения российской власти-собственности, во-вторых, мифологема о враждебности Запада, несмотря на деструктивные усилия первого этапа, по-прежнему сохранялась у значительной части российского населения.
Все это позволило Западу с достаточной легкостью стать персонажем, ответственным за все издержки, связанные с осуществлением курса либеральных реформ в 90-е гг. ХХ в. С точки зрения психоанализа Запад стал объектом, призванным аккумулировать негативные проекции, возникающие у фрустрированной части российского общества.
Помимо этого "антизападничество" функционально выступает в качестве точки "притяжения", вокруг которой может произойти (и фактически идет) формирование новой постсоветской идеолого-ми-фологической системы. В этом смысле "антизападничество" является инструментом устранения двух негативных характеристик массового сознания, порожденных в период перераспределения власти-собственности. (Ими, как уже было сказано, являются высокая аномичность и слабая мифологизированность.)
Проблема аномичности аннигилируется посредством актуализации и восстановления преемственности между системой патриархальных дореволюционных ценностей, коллективистских ценностей советского периода, с одной стороны, и этатистско-авторитарными установками современного массового сознания — с другой. При этом восстановление ценностной "цепочки" одновременно предполагает
противопоставление ее ценностям Запада. Сегодня одним из средств решения этой задачи является реанимация политико-философских концепций, в которых происходит противопоставление российского авторитарного политического опыта ценностям и специфике западной ("буржуазной") демократии. Примером здесь могут быть труды Л.А. Тихомирова, И.Л. Солоневича, И.А. Ильина16 и др. Ключевой мыслью данных авторов является тезис о фактически онтологической чуждости партийно-представительной демократии западного образца российскому авторитарно-монархическому политическому опыту.
Дихотомия Россия-Запад становится содержательной основой и в процессе формирования ид еолого-мифологической системы. Противостояние России и Запада отныне выступает в качестве основного сценарного сюжета проектируемых ныне мифов. В качестве примера здесь можно привести политический миф о суверенной демократии. Суть данной мифологической конструкции сводится к двум аспектам. С одной стороны, миф восстанавливает преемственность российской истории, представляя последнюю в качестве плавной смены политико-культурных состояний (дореволюционная Россия-СССР-Российская Федерация). На каждом историческом этапе сохраняется нечто неизменное, составляющее российскую цивилизационную идентичность. В итоге вся российская история превращается в целостный эволюционный процесс, состоящий из нескольких хронологических этапов. (При этом в концепции суверенной демократии диалектический подход к пониманию истории России как конфликтного, динамичного, а потому крайне интересного процесса подменяется метафизическим рассмотрением законченных, "застывших" форм.)
Вторая сторона мифа о "суверенной" демократии связана с противопоставлением России как независимого государства Западу. В этом смысле характерно определение термина "суверенная" демократия как "образа политической жизни общества, при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно российской нацией"17. Суть предиката "суверенная", таким образом, заключается в обосновании особого, отличного от западного, характера российской властной системы как целостности, обусловленной исключительно цивилизационной спецификой России. (Важно и другое обстоятельство. Из термина "суверенная" фактически изымается "внутренний" смысл, поскольку в строго юридической интерпретации "суверенитет" есть не только "внешняя" независимость власти, но и ее исключительная детерминированность интересами самого народа.)
16 См.: Ильин И.А. Почему мы верим в Россию: Сочинения. М., 2006; Солоне-вичИ.Л. Народная монархия. М., 2005; Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М., 2006.
17 Сурков В. Указ. соч.
Исходя из всего вышеизложенного, можно заключить, что:
1) современное российское "антизападничество" детерминировано рациональными интересами элиты, связанными со стремлением обеспечить консервацию существующего уровня распределения власти-собственности при наличии в обществе значительных протест-ных настроений;
2) нынешнее "антизападничество" как рациональная стратегия поведения элиты, а также элемент политической идеологии является закономерным продолжением "западничества" начала 1990-х гг.;
3) по отношению к современному российскому общественному сознанию "антизападничество" выполняет две функции: а) конструирования идеальной реальности. (Она носит открытый характер и связана с формированием как новой системы ценностей, так и новой мифологии.); б) латентной проекции и аккумуляции протестных настроений, имеющих место у значительной части российского общества. Образ Запада как врага призван здесь, по существу, "канализировать страх и отводить ответную агрессию в надлежащее русло в соответствии с гласными и негласными распоряжениями"18.
18 Гудков Л. Идеологема "врага": "Враги" как массовый синдром и механизм социокультурной интеграции // Образ врага / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., 2005. С. 38.
