CC BY
57
3. ФИЛОСОФИЯ ПРАВА
3.1. «АНТИЛОГИКА»: ИСТОКИ И СУЩНОСТЬ
Лепешко Борис Михайлович, доктор исторических наук, профессор кафедры философии Брестского государственного университета им. А. С. Пушкина, профессор кафедры философии права Опольского университета (Польша)
Место работы: Брестский государственный университет им. А. С. Пушкина; Опольский университет (Польша)
Лепешко Александр Борисович, преподаватель кафедры гражданско-правовых дисциплин юридического факультета Брестского государственного университета им. А. С. Пушкина
Место работы: Брестский государственный университет им. А. С. Пушкина
Аннотация: В статье рассмотрен феномен «антилогики», под которым понимается критика эвристических возможностей данного познавательного инструментария на основе современной постнеклассической практики. Характеризуются аргументы «против логики», приводятся примеры концептуального характера, в которых сама возможности логики в познавательном процессе выглядит второстепенной. Высказана точка зрения относительно причин создавшегося положения и намечены принципиальные пути выхода из ситуации, связанные с идеей интегративности.
Ключевые слова: эпистемология, логика, логика в познавательном процессе, методология права.
«ANTILOGY»: ORIGINS AND ESSENCE
Lepeshko Boris M., Doctor of historical sciences, Professor of Brest State University, professor of Opole University (Poland) Place of employment: Brest State University; Opole University (Poland) Lepeshko Alexander B., lecturer of Brest State University Place of employment: Brest State University
Abstract: The phenomenon of «antilogy» which means criticism of the heuristic possibilities of this cognitive tool based on modern post-non-classical practice is discussed in the article.
The arguments «against logic» are characterized, examples of a conceptual nature are given in which possibilities of logic in the cognitive process look secondary.
The viewpoint regarding the reasons for the situation and the principal ways out of the situation connected with the idea of integrativity are expressed in the article.
Keywords: epistemology, logic, logic in the cognitive process, methodology of law.
Если обратиться к ряду современных теоретических трудов, в частности, коллективной монографии «Социокультурная антропология права», увидевшей свет в 2015 году, то несложно заметить одну из смысловых тенденций, которую можно обозначить словом «антилогика». С большей или меньшей убедительностью группа ученых обосновывает тезис, согласно которому времена господства логической системы мышления канули в прошлое. В общем и целом аргументы «против логики» можно свести к целому ряду соображений: Первый аргумент: носит исторический характер. Еще в 30-е годы ХХ века представители школы «правового реализма» США, в частности, Д. Фрэнк утверждали, что «судья принимает решение, опираясь на подсознательно сложившийся у него образ сторон - участников в деле. Поэтому куда большую роль, нежели логика имеют в этом деле такие иррациональные факторы, как индивидуальные и общественные стереотипы мышления, предубеждения, господствующая мораль и т.д.» [1, 213]. К этому стоит добавить, что собственно граница между рациональным и иррациональным достаточно условна. То, что сегодня является иррациональным, когда-то понималось как рациональное (например, гностицизм в период раннего христианства казался верхом иррационального) и наоборот. Именно поэтому и в эпоху господства классической парадигмы знания иррациональные факторы бы-
ли достаточно популярны;
Второй аргумент: поиск, оценка фактов не являются логическим процессом. «Судья, как правило, предпочитает держаться давно действующей нормы права, несмотря даже на ее противоречие с справедливостью. Еще менее применима логика к изменению правовой системы, принципиально отличающейся от ошибок в силлогизме» [2, 212]. Здесь стоит упомянуть и о реальном несовершенстве логического инструментария применительно к правовой системе. Скажем, возьмем соотношение понятий «закон» и «подзаконный правовой нормативный акт». Каков характер этого соотношения? Соподчинение? Вряд ли, так как тогда все подзаконные акты надо отнести по ведомству законов. Пересечение? Неубедительно. Не развивая эту тему, отметим, что затруднения формального характера здесь носят реальный характер.
Третий аргумент: апеллирующий к правовой практике. В частности, крупнейший французский социолог П. Бур-дье отказывает логике в верном, «истинном» описании и тем более «объяснении практик». За практикой вообще следует признать особую, «нелогическую логику», дабы не требовать от нее больше логики, чем она способна дать, неизбежно принуждая ее говорить несуразности либо навязывая ей искусственную связность. Теоретики (Р. Познер) доказывают, что место логики должно занять «практическое мышление». А это «анекдоты, самоана-
Социально-политические науки
3'2017
лиз, воображение, здравый смысл, сопереживание, приписывание мотивов, авторитет говорящего, метафоры, аналогии, обычаи, память, интуиция». Говорят и о важности иррациональных факторов, например, что «судья принимает решения, опираясь на подсознательно сложившийся у него образ сторон» [3, 213]. Конечно же, перед нами лишь группа аргументов, к некоторым иным мы обратимся ниже, как не надо полагать, что подобные «антилогические» настроения распространены исключительно в цитируемой монографии санкт-петербургских (в основном) специалистов теории права.
Известный российский юрист А. Ф. Черданцев обратил внимание еще на один аспект рассматриваемой темы. «Антилогикой», по сути, являются попытки обосновать новую, исключительно правовую логику. Поскольку для большинства исследователей логика является актуальной и важной наукой, особенно в контексте объектов правовой науки и практики, представляется интересным рассмотреть идею об особой логике права - юридической логике. Весь вопрос в аргументах, которые могли бы быть приведены для доказательства существования именно такой, особой логики. Цитируя работу С. С. Алексеева «Восхождение к праву», в которой, по сути, юридическая логика конституируется как отдельная (не диалектическая, не формальная, не математическая и иная) наука, А. Ф. Черданцев считает это бездоказательным. Ведь если следовать такому подходу, можно плодить бесконечное число логик, усматривая их у каждого социального явления (логика жизни, общества, политики и т.д.). «Таким образом, на наш взгляд, никакой особой логики права или юридической логики не существует, никаких специфических законов, правил мышления в сфере права не сформулировано» [4, 21-22]. Термин «логика права» зачастую замещает другую терминологию. Логика едина для всех наук, отмечает ученый. Причем его оценки сложившегося положения дел касаются не только права, но и иных наук. Выражаясь предельно резко, он пишет: «математики, «заразив» логику математизацией, по сути, перечеркнули логику как самостоятельную науку, породив в ней массу заблуждений и предрассудков. Еще более основательно поработали физики, засорив логику вздорными идеями. Ощутимый ущерб нанесли те, кто занимался методологией социальных исследований. Определенную лепту внесла и юридическая наука» [5, 22]. О том, что подобная критика имеет некоторые основания, можно убедиться, обратившись к некоторым новациям методологического характера, в частности, феноменолого-коммуникативной теории права, разрабатываемой А. В. Поляковым.
Здесь следует отметить, что, с одной стороны, в текстах санкт-петербургского ученого достаточно часто звучат оценки рациональности научного знания как знания единственно верного, достоверно объясняющего окружающую действительность. Совершенно справедливо подчеркивается, что «Научная теория, представляющая собой рациональную модель действительности, должна удовлетворять требованиям логической непротиворечивости, обоснованности (доказательности) и систематизированности» [6, 11]. Следует признать, что тексты самого А. В. Полякова представляют собой образец именно такого подхода. Но есть здесь и иная сторона вопроса, связанная с объяснением специфики постнеклассической рациональности, в рамках которого, как предполагается и формируется феноменолого-коммуникативная теория права. Не углубляясь в анализ данной теории, обра-
тим внимание лишь на ее формализованные аспекты, в частности, логического характера. А. В. Поляков пишет: «В постнеклассическом типе научной рациональности научное познание начинает пониматься в контексте социальных условий его бытия и его социальных последствий как особая часть жизни общества, определяемая на каждом этапе своего развития общим состоянием культуры данной исторической эпохи, ее ценностными ориентациями и мировоззренческими установками» [7, 18]. В центре здесь - познающий субъект, детерминированный социокультурными ценностными установками, то есть, на первый план выдвигается «принцип субъективности». Подробнее об этом можно прочитать в соответствующей монографии [8], здесь же заметим, что следствием такого рода «субъективности» является то, что декларируется, например, приоритет «описаний» перед «определениями». Важно здесь то, что сам подход сомнений не вызывает: действительно, «определения» (в частности) догматизируют науку, действительно, здесь может иметь место «порочный круг», когда один аргумент требует соответствующего обоснования со стороны иного аргумента и так до бесконечности. Это, повторим, сомнений не вызывает. Вопрос в ином: каким образом сопрягается, взаимодействует «классическая» рациональность и рациональность постнеклассиче-ская? Где заканчивается одна и начинается другая? Или прерывать такого рода смысловую цепь бессмысленно? Здесь есть предмет для размышлений, поскольку в классической рациональности фиксируются иные акценты (объективный характер познания, объективность истины и т.д.), в отличие от постнекласси-ческих подходов с пиететом перед субъектом и «чело-векоразмерностью».
Далее, в категориальный аппарат феноменолого-коммуникативного подхода включена такая, например, дефиниция, как интуиция (и делаются отсылки к трудам Н. Н. Алексеева). Сам по себе вопрос о включении интуиции в контекст феноменологических реминисценций возражений вызвать не может, поскольку поиски эйдоса (сущности) права возможны не только рационалистическим путем. Однако каким образом можно «совместить» интуицию и формализованный характер аристотелевской силлогистики - это непростой вопрос, ответа на который, кстати, в трудах адептов коммуникативного подхода нет. Есть вопрос и по поводу практического применения метода интуиции в работах юристов, вообще говоря, это один из главных вопросов (практическое применение метода), так как одних деклараций о «вчувствовании» (термин Н. Н. Алексеева) и «вживании» (при всей привлекательности метода) все же недостаточно. Оговоримся, что подобные вопросы существуют, естественно, не только применительно к юридической науке. В частности, применительно к истории эти проблемы рассмотрел М. А. Кис-сель, обратившийся к работе Р. Дж. Коллингвуда «Идея истории». Р. Дж. Коллингвуд, пишет М. А. Кис-сель, гегельянец, однако гегельянец, который принимает и процесс исторической интерпретации, и признает отсутствие готовых вопросов и ответов (антидогматизм). Но он же - рационалист, логик, который ставит в центр своего поиска «логическую эффективность, благодаря которой он позволяет продвинуть исследование на ступеньку дольше, какой бы маленькой она не была, а не заводит ситуацию в тупик» [9, 456]. Случайности в данном случае «включаются в железную логику исследовательского мышления». Все
иные варианты мышления остаются на втором плане. То есть, перед нами разные варианты поиска ответов на понимание специфики рациональности, ответов на вопросы практического характера, связанные с теорией метода. Надо признать, что эти вопросы вызывают немалый теоретический интерес.
У нас принято утверждать «логику развития рациональности», от ее классических форм до постнеклас-сических. Но в чем заключается главная линия, сущность этой рационалистической методологии? В объективности? Очевидно, нет. Соответствие неким «вне-человеческим» субстратам, скажем, природе? Тоже нет. Приоритет человеческого разума? Но не слишком ли это общая констатация, которая не дает возможности найти правильный ответ? Если обратимся к той же интуиции - разве нет здесь граней (эвристических), которые свидетельствуют о пограничности ситуации, связанной с апелляцией к иррациональным факторам? Чтобы попытаться найти приемлемый ответ, вспомним характеристику революций в естествознании, которых обычно насчитывают четыре. В. С. Сте-пин, рассматривая характер и сущность революций в естествознании, полагал, что первая из них (XVII век) носит классический характер (разум не детерминирован никакими предпосылками, из объяснения исключается все, что относится к субъекту и т.д.). Вторая -конец XVIII - начало XIX века - знаменует конец механической картины мира. В эпистемологии центральной становится проблема соотношения разнообразных методов науки, синтеза знаний и классификации наук. Заметим, что это тоже классическая картина мира и процессов познания. Третья революция (с конца XIX века до середины XX века) - это уже неклассика. Допускается истинность нескольких близких теорий, онтологизм не носит прямолинейного характера, субъект находится «внутри изучаемого мира, детерминированного им самим». И конец XX века наше время - период постнеклассики. Приоритетными становятся междисциплинарные исследования, стираются жесткие границы между картинами реальности. На первый план выходят системные исследования и новые формы познания, например, синергетического свойства. Человеческое действие не является чем-то внешним, а включается в систему. Встает проблема выбора линии развития системы из множества путей ее эволюции [10, 619-620].
Несложно заметить, что если просто механически сопоставить сущностные черты различных линий рационального развития процесса познания, то мы заметим взаимоисключающие факторы. Скажем, классическая рациональность предполагает описание объекта самого по себе, без указания на средства его исследования. В неклассической науке типы научного описания содержат ссылки на средства и операции познавательной деятельности. В классической науке истина одна, допускается возможность объективной истины. В неклассике истин множество и все они могут быть истинными. Неклассика поставила в центр исследования сам субъект, это «открытая» рациональность в отличие от «закрытой» рациональности классической эпохи. Тогда закономерно встает тот же вопрос: на каком основании все эти противоречия являются принадлежащими одной - рациональной - системе знания? Вот как отвечает на этот вопрос А. В. Поляков, автор коммуникативной теории права. Постнеклассическая наука является рациональной, отмечает он, поскольку в праве опирается на рациональные явления и сущности, соответствующие принципы и логику. В частности,
обосновывая интегральное правопонимание как феномен постнеклассической науки, ученый замечает, что его сущностными чертами являются идея интеграции, междисциплинарный характер исследований, принципы субъектности, интерсубъективности, нелинейности структуры коммуникативного подхода и некоторые иные [11, 54-58]. Может вызвать вопросы принцип интерсубъективности, связанный со спецификой объект-субъектных отношений, но здесь мы вправе адресовать любые возражения к Э. Гуссерлю, который формулировал свои идеи на основе строго логических, формально-математических методов. Другими словами, на первый план выдвигаются такие эвристические механизмы, которые не вызывают сомнений в рациональности тех параметров познания, на которые они опираются. Хотя, конечно, достаточно часто высказываются сомнения в «строгой рационалистичности» ряда параметров той или иной конкретной теории (вспомним, в частности, критические замечания Н. Мотрошиловой в адрес Э. Гуссерля). Заметим, что констатация общей логики развития парадигм научного знания (в их рационалистическом контексте) не заостряет внимание на противоречивых моментах, ограничиваясь перечислением авторских вариантов интерпретации развития знания.
Например, обосновываются методы антропологии права. Среди этих методов метод генетической деконструкции, «направленный на выявление исходного произвола»; метод описания единичного случая (в максимальном количестве его взаимосвязей) и иные способы познания. Данные методы способствуют обоснованию того, что «наука не занимает того места, которое ей предписывалось в эпоху сциентизма»; объективного мира, объективной природы вещей не существует; нет постоянного развития научного знания» отвергнут принцип верификации, налицо отказ от принципа детерминизма и т.д. [12, 96-99, 129]. Но если и приведенные соображения, обосновывающие, в частности, антропологию права, и, скажем, «догматический» нормативизм - проявления все одной и той же рациональности, то не чрезмерно ли расширяются границы этой рациональности? Кардинально данный вопрос пытался решить Пол Фейерабенд, который отмечал, что принцип рациональности (и объективизма) в науке вообще должен быть дезавуирован. Аргументация связана с фактом окружения теорий океаном аномалий: «Культурное многообразие не может быть охвачено формальным понятием объективной истины, ибо содержит в себе множество таких понятий», а «представление о науке, которая развивается по пути строгой логической аргументации, это не более чем иллюзия» [13, 18]. Не случайно и основная работа данного методолога называется «Прощай, разум». Ученый полагает, что понятия «рационализм», «объективизм» не имеют четко очерченных гносеологических границ, они расплывчаты, неконкретны и любой принцип познания можно представить, как в свете рациональном, так и иррациональном. Универсальных стандартов познания и действия не существует, нельзя обращаться к понятию «рациональность» как к некому безукоризненному и все объясняющему постулату. Отсюда призыв к учету, важности социокультурного контекста, который может быть интерпретирован в разных ракурсах и рассмотрен в разных смысловых полях.
Что отражает подобная и иные точки зрения, почему критический акцент при рассмотрении возможностей рационального мышления вообще, формальной логи-
Социально-политические науки
32017
ки в частности со временем лишь усиливается? Здесь комплекс причин, на первом месте среди которых, на наш взгляд, все тот же социокультурный контекст. Есть запрос современного общества, точнее, ее части на дезавуирование формально-логической системы мышления. Аморфность мышления, отсутствие четких и ясных критериев истины, отказ видеть объективные основания мышления в тех или иных явлениях, процессах связан с общей постмодернистской тенденцией в обществоведении, в рамках которой на первом месте эвристический процесс, а не достижение познавательной цели, пресловутый плюрализм как принцип познания, собственно, принципы познания вообще отвергаются. Бесспорны заслуги теоретиков, методологов, привлекших внимание к возможностям феноменологии, синергетики, герменевтики в праве, как бесспорно значение данных методологических концепций в эпистемологическом процессе. Но столь же бесспорно и то, что грань между рациональным и иррациональным стирается, и это особенно важно подчеркнуть постольку, поскольку традиционные границы познания становятся не просто иными, они фактически размываются. Критикуются «принципы» и поддерживается «свобода». Да, принципы были и бессодержательными, и политически ангажированными. Да, они вводили в заблуждение не просто интеллектуалов, а большие массы людей. Но кто доказал, что апофеоз гносеологической свободы, уход от жестких и однозначных детерминант мышления (а логика относится именно к таким детерминантам), кардинально изменит ситуацию? Такой уверенности нет.
«Антилогика» - дитя XX века, дитя постнеклассики. В принципе, этим утверждением все сказано. Задача современной науки и заключается в том, чтобы сохранить рационализм и объективность как главные принципы научного познания. Это вовсе не значит, что те реальные достижения, которые уже наработаны представителями постнеклассического знания, должны быть сданы в архив. Здесь можно принять и провести тот же основной методологический принцип, которым так эффективно пользуется такой крупный учёный-концептуалист, как А. В. Поляков и иные авторы, работающие в данном сегменте эпистемологического, правового знания. То есть, применить интегративный критерий, интегративный подход на основе «многоедин-
ства» (термин А. В.Полякова) и осуществить новый синтез на основе уже новых (старых) компонентов теории знания. Да, возникает вопрос об органичности такого рода синтеза, о самой его возможности, поскольку предполагается, что между различными типами рациональности существует непроходимая пропасть. А если допустить обратное и рассмотреть саму такую возможность? Авторы предполагают вернуться к данной теме в новых публикациях на эту тему.
Список литературы:
1. Социокультурная антропология права // Под ред. Н. А. Исаева, И. Л. Честнова. - СПБ: Издательский Дом «Алеф-Пресс», 2-15. - 840 стр.
2. Социокультурная антропология права // Под ред. Н. А. Исаева, И. Л. Честнова. - СПБ: Издательский Дом «Алеф-Пресс», 2-15. - 840 стр.
3. Социокультурная антропология права // Под ред. Н. А. Исаева, И. Л. Честнова. - СПБ: Издательский Дом «Алеф-Пресс», 2-15. - 840 стр.
4. Черданцев А. Ф. Логико-языковые феномены юриспруденции // А.Ф.Черданцев. - М.: Норма, 2012. - 320 стр.
5. Черданцев А. Ф. Логико-языковые феномены юриспруденции // А.Ф.Черданцев. - М.: Норма, 2012. - 320 стр.
6. Поляков А. В., Тимошина Е. В. Общая теория права //А. В. Поляков, Е. В. Тимошина. - СПБ: изд-во юридического ф-та СПБ-го университета, 2005. - 472 стр.
7. Поляков А. В., Тимошина Е. В. Общая теория права //А. В. Поляков, Е. В. Тимошина. - СПБ: изд-во юридического ф-та СПБ-го университета, 2005. - 472 стр.
8. Лепешко А. Б. Коммуникативный подход к совершенствованию национального законодательства // А. Б. Ле-пешко. - Брест: изд-во Брестского госуниверситета им. А. Пушкина, 2016. - 186 стр.
9. Киссель М. А. Р. Дж. Коллингвуд - историк и философ / Р.Дж.Коллингвуд Идея истории. Автобиография -М.: Наука, 1980. - Стр. 418-460.
10. Степин В. С. Теоретическое знание // В. С. Степин. -М.: Прогресс- Традиция, 2000. - 744 стр.
11. Лепешко А. Б. Коммуникативный подход к совершенствованию национального законодательства // А. Б. Лепеш-ко. - Брест: изд-во Брестского госуниверситета им. А. Пушкина, 2016. - 186 стр.
12. Социокультурная антропология права // Под ред. Н. А. Исаева, И. Л. Честнова. - СПБ: Издательский Дом «Алеф-Пресс», 2-15. - 840 стр.
13. Фейерабенд, П. Прощай, разум // П.Фейерабенд. -М.: Астрэль, 2010. - 477 стр.
