CC BY
17УДК 343.1 ББК 67.410.2
doi: 10.25724/VAMVD.XKLM
В. Г. Глебов
АНТАГОНИЗМ УСТАНОВЛЕНИЯ ИСТИНЫ И ВЕРОЯТНОСТНЫХ ВЫВОДОВ В НАЗНАЧЕНИИ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА
Статья посвящена исследованию проблем доказывания обстоятельств, имеющих правовое значение и необходимых для принятия решений при производстве по уголовному делу. Следует при этом учитывать, что закон предъявляет ряд принципиальных требований как к доказательствам в уголовном процессе (относимость, допустимость, достоверность и достаточность), так и к уголовно-процессуальным решениям (законность, обоснованность, мотивированность и справедливость). Обеспечить реализацию указанных требований правоприменителю не всегда просто. Доказывание обстоятельств по уголовному делу представляет собой урегулированный законом процесс, особый вид познания, целью которого является достижение необходимого уровня убежденности в объективности формируемых на основе полученных сведений выводов. Причина такого явления видится среди прочего и в отсутствии единого подхода законодателя к понятию истины и необходимости ее установления при производстве по уголовному делу. В таком случае и возникают определенные противоречия между средствами и целью доказывания, когда в основу принимаемых решений кладутся не только прямые, но и косвенные доказательства, а соответственно, и принимаемые решения носят вероятностный характер, что приводит к ограничению или нарушению прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства.
Ключевые слова: уголовный процесс, доказательства, доказывание, решения, приговор.
V. G. Glebov
THE ANTAGONISM OF TRUTH FINDING
AND PROBABILISTIC INFERENCES
IN THE APPOINTMENT OF CRIMINAL PROCEEDINGS
This article is devoted to the study of the problems of proving circumstances of legal significance that are necessary for decision-making in criminal proceedings. At the same time, it should be taken into account that the law imposes a number of fundamental requirements both for evidence in criminal proceedings (relevancy, admissibility, credibility and sufficiency) and for criminal procedural decisions (legality, validity, motivation and fairness). It is not always easy for a law enforcement officer to ensure the implementation of these requirements. Proving the circumstances in a criminal case is a special type of cognition process regulated by law, the purpose of which is to achieve the necessary level of conviction in the objectivity of inferences formed on the basis of the received information. The reason for this phenomenon lies, among other things, in the absence of a unified approach of the legislator to the concept of truth and the need to establish it in criminal proceedings. In this case, certain contradictions arise between the means and the purpose of proof, when decisions are based not only on direct but also indirect evidence, and, as a consequence, the decisions taken are probabilistic in nature, which leads to restriction or violation of the rights and legitimate interests of participants in criminal proceedings.
Key words: criminal proceedings, evidence, proof, decisions, sentence.
Уголовное судопроизводство является специфической сферой правоприменительной деятельности, ключевым и доминирующим элементом которой выступает уголовно-процессуальное доказывание. По своей сущности доказывание это
особый вид познания, целью которого является установление юридически значимых обстоятельств дела, включаемых в предмет доказывания (ст. 73 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (УПК РФ)) и необходимых для приня-
тия законных и обоснованных решений по уголовному делу [1, с. 233—238; 2, с. 62; 3, с. 6—17]. В то же время кроме внешнего противодействия процессу доказывания, вытекающего из антагонистических интересов сторон уголовного судопроизводства, в том числе связанных со злоупотреблением прав участниками уголовного судопроизводства [4, с. 17], можно говорить и о внутреннем антагонизме, заключающемся в противоречиях правового регулирования некоторых положений, в первую очередь связанных с его общими целями.
Автор ранее обращался к исследованию некоторых аспектов рассматриваемой проблемы, однако прошедшие годы кроме довольно бурных дискуссий к законодательному результату так и не привели. По большому счету остается незыблемым подход к обоснованию процессуальных решений, закрепленный еще в УПК РСФСР 1923 г., в соответствии со ст. 319 которого «оценка имеющихся в деле доказательств производится судьями по их внутреннему убеждению, основанному на рассмотрении всех обстоятельств дела в их совокупности» [5]. Современный УПК РФ в ст. 17, характеризуя свободу оценки доказательств, по существу дублирует данное положение, расширив это требование и на других участников процесса, ведущих производство по уголовному делу.
Основной отличительной чертой уголовно-процессуального познания является то, что в процессе его осуществления выясняются и исследуются факты совершенного преступления, т. е. события, имевшего место в прошлом. Кроме того, доказывание осуществляется только теми субъектами уголовного судопроизводства, которые наделены в соответствии с действующим законодательством надлежащими полномочиями. Процедура доказывания при этом происходит в особой процессуальной форме и протекает в строгом соответствии с предписанными в законе правилами.
Указанные требования по замыслу законодателя должны способствовать в равной мере двум целям: установлению истины по делу и обеспечению охраны прав и законных интересов участников, в основном с помощью состязательности уголовного судопроизводства. Но возникает вопрос: действительно ли такая правовая конструкция способствует поставленным высоким целям и насколько она эффективна в современных условиях по действующему уголовно-процессуальному законодательству?
Сразу уточним, что многие ученые процессуалисты критически оценивают положения принято-
го в 2001 г. УПК РФ, которые фактически устраняют необходимость установления объективной истины по уголовным делам. Так, Г. А. Печников считает, что современный уголовный процесс «по сути, обесцелен, поскольку в нем, помимо узкопрагматического интереса, своекорыстных личных целей сторон... добиться успеха, победить в судебном поединке, должна непременно быть и общая цель, не сводимая к индивидуальным, частным целям, интересам, притязаниям сторон» [6, с. 89]. Такой общей целью автору видится объективная истина.
Возможно, подтверждением использования в качестве цели доказывания достижения истины является то, что присяжные заседатели, пусть и не вникая в суть юридических критериев оценки доказательств, руководствуются общим пониманием доказанности тех или иных обстоятельств по уголовному делу. Особенно явно это стало проявляться после расширения сферы участия присяжных в уголовном судопроизводстве за счет судов районного звена. Так, по данным Судебного департамента при Верховном суде Российской Федерации, за 6 месяцев 2021 г. присяжные оправдали 196 человек (больше 30 % подсудимых по рассмотренным делам), что является абсолютным рекордом за последние годы [7].
Соглашаясь в целом с подобными рассуждениями, считаем важным посмотреть на эту проблему с позиций эффективности определения соотношения цели уголовно-процессуального познания и назначения уголовного судопроизводства. Анализ содержания этих категорий позволяет увидеть взаимообусловленное наличие двух антагонистических элементов в формировании знаний об обстоятельствах расследуемого преступления, в качестве которых выступают истинные или вероятные сведения (данные, информация). Это объясняется тем, что достижение назначения уголовного судопроизводства, заключенного в формуле «защита прав и законных интересов лиц превыше цели раскрытия и расследования преступления», безусловно, ведет к ограничению возможностей получения и проверки получаемых доказательств, а соответственно, к использованию вероятных знаний для принятия решений по уголовному делу. В такой ситуации гносеологический мотив в деятельности лиц, ведущих производство по уголовному делу, отодвигается на второй план. Им важна не столько объективная истина обо всем многообразии обстоятельств расследуемого события преступления (как, например, это важно было для Шерлока Холмса в произведениях
А. Конан Дойля), сколько выполнение стоящей перед ними должностной обязанности по проведению возможных действий и принятию решений, ведущих к завершению их работы.
В связи с этим важно найти так называемую золотую середину с максимально эффективным соотношением целей и допустимых для их достижения средств, когда можно будет утверждать, что результатом уголовно-процессуальной деятельности являются принимаемые решения, основанные не на вероятностных, а на истинных знаниях об обстоятельствах уголовного дела. В то же время раскрыть преступление и изобличить виновных в его совершении лиц с учетом назначения уголовного судопроизводства можно будет с минимальными издержками в виде ограничения прав и законных интересов различных лиц.
Именно в этом видится роль предусмотренного ст. 6 УПК РФ назначения уголовного судопроизводства, которому законодатель в данном случае придал статус уголовно-процессуального принципа и определил его содержанием защиту прав и законных интересов всех участников процесса (однако следует отметить, что не все ученые-юристы включают назначение уголовного судопроизводства в число его основных принципов [8, с. 15]).
Это принципиальное положение по своему познавательному смыслу должно быть связано с установлением истины по уголовному делу или, другими словами, достижением истинного знания о его юридически значимых обстоятельствах, необходимых для формирования обоснованных, мотивированных выводов и принятия в итоге законных решений.
Достижение такого результата осуществляется в процессе уголовно-процессуального доказывания, в основе которого лежит практическая и умственная (интеллектуальная) деятельность. Отсюда следует, что доказывание видится как единство двух познавательных элементов — практического и интеллектуального, которые тесно взаимосвязаны и являются едиными неразрывными компонентами сложного информационно-познавательного комплекса, обусловленного установленными законом процессуальными правилами. Поэтому и сам процесс познания в уголовном судопроизводстве юридически значимых обстоятельств, включаемых в предмет доказывания (ст. 73 УПК РФ), характеризуется переходом от вероятного знания к достоверному. В этом смысле можно согласиться с мнением о том, что целью уголовно-процессуального познания является достижение такого уровня знаний, при котором в убеждении субъектов доказы-
вания не остается никаких сомнений в истинности принимаемых ими решений [9, с. 14].
Однако производство по уголовному делу, особенно в начале предварительного расследования, характеризуется, как правило, довольно незначительным объемом сведений, основываясь на которых нельзя сделать достоверный вывод даже о наличии или отсутствии признаков того или иного преступления в конкретном деянии, не говоря уже о других обстоятельствах, подлежащих доказыванию по делу. Соответственно, в таких случаях большое значение в уголовно-процессуальном познании приобретает вероятность, роль которой, как представляется, проявляется в самых различных правоприменительных аспектах, т. е. направлениях использования. В связи с этим можно выделить три основных процессуальных функции вероятности [10, с. 88]: ориентирующую (выдвижение версий, по которым может идти процесс расследования), констатирующую (установление достаточности доказательств для принятия некоторых процессуальных решений) и оценочную (определение значения доказательств или их совокупности при решении вопроса о доказанности либо недоказанности обстоятельств уголовного дела).
Наиболее важными для уголовно-процессуального доказывания представляются констатирующая и оценочная функции вероятности. Это обусловлено приданием Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации 2001 г. приоритетного внимания защите прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства, что напрямую связано с необходимостью соблюдения принципа законности, предполагающего принятие обоснованных и мотивированных процессуальных решений по уголовному делу (ч. 4 ст. 7 УПК РФ). В свою очередь выполнение этого требования находится в прямой зависимости от различных свойств доказательств, которые кладутся в основу принимаемых решений. Среди таких качеств доказательств ключевую роль играют допустимость и достаточность.
Требование допустимости является первостепенным и заключается в том, что в соответствии с ч. 1 ст. 75 УПК РФ доказательства, полученные с нарушением предусмотренного законом порядка, признаются недопустимыми. Однако эта же норма далее уточняет, что недопустимые доказательства не имеют юридической силы и не могут использоваться для принятия процессуальных решений. Данная формулировка закона вызывает вопросы: как соотносятся применяемые в законе термины «допустимость» и «юридическая сила» доказа-
тельств и нет ли в них смыслового дублирования? Такая ситуация явно не способствует эффективности правоприменения, хотя в целом она, возможно, и не вызывает серьезных проблем на практике. Однако в научном плане есть необходимость подвергнуть анализу соотношение этих понятий, причем в первую очередь именно в контексте их связи с вероятностью в процессе доказывания, а как следствие — в соотношении с косвенными доказательствами, так как именно они главным образом создают предпосылку для вероятностных суждений, выводов и решений.
В самом приемлемом виде юридическую силу доказательств по смыслу закона понимают как возможность ссылаться на них в процессе доказывания, т. е. использовать для установления обстоятельств, имеющих значение для дела и вынесения по нему различных решений [11, с. 34]. Но в таком случае речь может идти только о тех доказательствах, которые получены с нарушением закона и являются поэтому недопустимыми. Однако, как представляется, могут иметь место ситуации, когда доказательства отвечают требованию допустимости, но в основу принятия процессуального решения положены быть не могут. Это зависит во многом от того, как законодатель формулирует основания для принятия конкретного решения. В одних случаях для этого достаточно вероятных выводов, а в других необходимы только четко определенные, достоверные сведения. Естественно, что в первой ситуации в основу решений кладутся обычно косвенные доказательства, которые традиционно рассматриваются как подтверждающие промежуточные факты, в отличие от прямых доказательств, которые указывают непосредственно на обстоятельства, подлежащие доказыванию [12, с. 271].
Вместе с тем представляется, что косвенные доказательства не следует рассматривать только сквозь призму их роли в доказывании как средства установления исключительно обстоятельств, непосредственно включаемых в предмет доказывания и перечисленных в ст. 73 УПК РФ. Так, для принятия некоторых процессуальных решений достаточно таких оснований, которые допускают определенную степень вероятности, предположения. Например, подобный подход законодателя усматривается при нормативном определении оснований для применения некоторых мер принуждения и пресечения, а также проведения ряда следственных действий. Кроме того, в других случаях закон допускает принятие установленных решений в условиях наличия ограниченных сведений о тех или иных обстоятельствах. Это, в частности, характерно для возбуждения уголовного дела.
Сказанное позволяет сделать вывод о том, что косвенные доказательства в таких случаях обладают юридической силой в процессе производства по уголовному делу, так как на их основе закон допускает принятие конкретных решений, а соответственно, они создают основу для возникновения или прекращения тех или иных уголовно-процессуальных отношений.
Так, законодатель, характеризуя полномочия следователя (дознавателя) на производство некоторых следственных действий (например, осмотра, выемки), использует глаголы «проводит», «производится», имеющие в целом императивный характер (хоть и с некоторыми оговорками на наличие оснований или целей этих действий). В других случаях используются выражения «вправе провести» (очная ставка), «может быть проведено» (освидетельствование, предъявление для опознания), т. е. решение вопроса о производстве данных следственных действий ставится на усмотрение следователя, но также с учетом определенных законом условий.
Представляется, что во всех подобных случаях должен быть одинаковый подход к использованию применяемых в законе терминов: как с учетом смысловых, лексических правил русского языка, так и с учетом юридической лексики. Это в конечном итоге будет способствовать максимальному устранению неоднозначного толкования и применения некоторых положений закона в сфере уголовно-процессуального доказывания, которые связаны в первую очередь с оценкой достаточности оснований (сведений для достоверных или вероятных выводов) в целях принятия различных решений по уголовному делу.
С другой стороны, видится необходимым в законе дать понятие прямых и косвенных доказательств, например в ст. 5 УПК РФ, а в последующем в конкретных нормах, определяющих основания для принятия того или иного процессуального решения, ссылаться или указывать на то, какие доказательства могут быть положены в их основу.
Конечно, нельзя забывать и о констатирующей функции вероятности, когда предполагается, т. е. презюмируется (презумпция — «предположение, основанное на вероятности, или признание факта юридически достоверным» [13, с. 486]) обязательное наступление какого-либо юридического последствия в виде принятия процессуального решения при наличии установленного законом формального факта без учета характера и содержания сведений, которыми располагает лицо, принимающее это решение.
Наиболее наглядным примером такой ситуации являются положения закона, устанавливающие обязанность компетентных органов принимать и проверять сообщения о любом совершенном или готовящемся преступлении (ст. 144 УПК), хотя в последующем факт их совершения может быть и не подтвержден полученными в результате проверки сведениями. Соответственно, далее по смыслу закона могут приниматься решения о возбуждении уголовного дела (даже на основе вероятных выводов, сформировавшихся в результате полученных проверочных сведений) или об отказе в возбуждении уголовного дела (но здесь уже требуется достоверность соответствующих оснований).
Как видим, законодатель применяет в правовом регулировании и допускает принятие тех или иных процессуальных решений с учетом различной степени соотношения достоверности и вероятности доказательств, лежащих в их основе. Такой дифференцированный подход видится предпочтительным и в совокупности с высказанным выше предложением об определении косвенных и прямых доказательств будет способствовать устранению антагонизма в достижении истины по уголовному делу и соответствовать назначению уголовного судопроизводства.
Так, для вынесения постановления о возбуждении уголовного дела необходимо установить
наличие определенного основания, под которым понимаются конкретные фактические данные, указывающие на признаки преступления. Закон не устанавливает, какие именно сведения можно считать достаточными, поскольку круг их довольно обширен и решение вопроса о достаточности зависит от конкретных обстоятельств. Оценка фактических данных с точки зрения того, могут ли они быть основанием для возбуждения уголовного дела или нет, производится каждый раз по внутреннему убеждению следователем, лицом, производящим дознание, прокурором или судьей.
В результате оценки достаточными признаются данные, позволяющие сделать с той или иной степенью вероятности вывод о том, что преступление действительно имело место. Здесь появление вероятности означает наличие достаточного основания для вынесения постановления о возбуждении уголовного дела. Вероятность — это не догадка. Она является объективной категорией, отражающей общие закономерности природы, причинно-следственные и иные связи. Вероятность всегда обоснована, в противном случае о ней нельзя вообще говорить. Но и само основание неотделимо от вероятности, иначе нет «основания» как такового.
1. Глебов В. Г. Доказывание // Уголовный процесс: учебник / под ред. В. Г. Глебова, Е. А. Зайцевой. Волгоград: ВА МВД России, 2017.
2. Громов Н. А., Зайцева С. А., Гущин А. Н. Доказательства, их виды и доказывание в уголовном процессе: учеб.-практ. пособие. Москва: Приор-издат, 2005.
3. Соловьев А. Б. Доказывание по Уголовно-процессуальному кодексу РФ (досудебные стадии). Москва: Юрлитинформ, 2003.
4. Даровских О. И. Злоупотребление правом в уголовном судопроизводстве России: монография. Челябинск: Цицеро, 2013.
5. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР. Москва: НКЮ СССР, 1937.
6. Печников Г. А. Диалектические проблемы истины в уголовном процессе. Волгоград: ВА МВД России, 2007.
7. Верховный суд: Присяжные оправдали рекордное число подсудимых // Российская газета. Федер. вып. 2021. 20 окт.
1. Glebov V. G. Proof. In : Criminal process. Textbook. Ed. by V. G. Glebov, E. A. Zaitseva. Volgograd: Volgograd Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia; 2017 (in Russian).
2. Gromov N. A., Zaitseva S. A., Gushchin A. N. Evidence, their types and proof in the criminal process. Study guide. Moscow: Prior-Publishing House; 2005 (in Russian).
3. Soloviev A. B. Proof according to the Criminal Procedure Code of the Russian Federation (pre-trial stages). Moscow: Yurlitinform; 2003 (in Russian).
4. Darovskikh O. I. Abuse of law in criminal proceedings in Russia. Monograph. Chelyabinsk: Tsitsero; 2013 (in Russian).
5. Criminal Procedure Code of the RSFSR. Moscow: People's Commissariat of Justice of the USSR; 1937 (in Russian).
6. Pechnikov G. A. Dialectical problems of truth in criminal proceedings. Volgograd: Volgograd Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia; 2007 (in Russian).
8. Кругликов А. П., Дикарев И. С., Бирюкова И. А. Принципы уголовного процесса Российской Федерации. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2007.
9. Бурданова В. С. Поиски истины в уголовном процессе. Санкт-Петербург: Юрид. центр Пресс, 2003.
10. Серов В. А. Функции вероятности в уголовном процессе // Правоведение. 1984. № 2. 88—91.
11. Некрасов С. В. Юридическая сила доказательств в уголовном судопроизводстве. Москва: Экзамен, 2004.
12. Теория доказательств в советском уголовном процессе / отв. ред. Н. В. Жогин. Москва: Юрид. лит., 1973.
13. Современный словарь иностранных слов. Санкт-Петербург: Дуэт, 1994.
© Глебов В. Г., 2021
7. Supreme Court: The jury acquitted a record number of defendants. Rossiyskaya Gazeta. Federal Issue; 20 October 2021 (in Russian).
8. Kruglikov A. P., Dikarev I. S., Biryukova I. A. Principles of the criminal procedure of the Russian Federation. Volgograd: Publishing house of Volgograd State University; 2007 (in Russian).
9. Burdanova V. S. The search for truth in the criminal process. Saint Petersburg: Legal Center Press; 2003 (in Russian).
10. Serov V. A. Probability functions in the criminal process. Jurisprudence, 88—91, 1984 (in Russian).
11. Nekrasov S. V. Legal force of evidence in criminal proceedings. Moscow: Exam; 2004 (in Russian).
12. The theory of evidence in the Soviet criminal process. Executive ed. N. V. Zhogin. Moscow: Juridical literature; 1973 (in Russian).
13. Modern dictionary of foreign words. Saint Petersburg: Duet; 1994 (in Russian).
© Glebov V. G., 2021
Гпебов Василий Герасимович,
заведующий кафедрой уголовного права, уголовного процесса и криминалистики Волгоградского института управления — филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, кандидат юридических наук, профессор; e-mail: vasilygleb@yandex.ru
Glebov Vasily Gerasimovich,
head of the department of criminal law,
criminal procedure and criminalistics
of the Volgograd institute of management —
branch of the Russian Presidential academy
of the national economy
and public administration,
candidate of juridical sciences, professor;
e-mail: vasilygleb@yandex.ru
* * *
