ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 6. 2007. Вып. 4
МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
В. С. Ягья, Н. В. Блинова
АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК КАК ФАКТОР МИРОВОЙ ПОЛИТИКИ
Лингвистический фактор приобретает все большее значение в международной деятельности различных государств, особенно тех, которые в большой политической игре определяют позиции и ходы на «великой шахматной доске». Лингвофоническая направленность внешних связей традиционных и новых акторов на международной арене становится характерной приметой современных мирообразующих процессов. Многое в динамике, первопричинах и хитросплетениях важнейших международных событий не понять, если не учитывать лингвополитические противоречия или, наоборот, взаимодействия, взаимопроникновения.
К использованию языка в сфере политики прибегают многие государства, усматривая в нем важный внешнеполитический ресурс. В столицах этих государств язык рассматривается не только как средство культурологического общения, но и как инструмент формирования транстерриториальной среды, в границах которой государство стремится реализовать свои претензии на роль лидера в международных отношениях. Каждая из таких стран (Россия, Великобритания, Франция, Испания и другие) прилагает немало усилий по расширению политического поля распространения и влияния своего языка: русского, английского, французского, испанского и т. д. В реальной политической практике уже сложились или только начинают складываться лингвофонические движения франкофонии, испанофонии, русскофонии, лузофонии, финно-угрофонии и другие. Многие из них инсти-туализируются в качестве самостоятельного внешнеполитического актора, в результате чего возникают мощные международные организации лингвофонического толка, такие как Международная организация франкофонии и Международный союз англоговорящих. Практическая деятельность этих организаций подтверждает, что лингвофонические движения - это широкий гуманитарный пласт внешней политики, особенно для тех государств, которые в начале XXI в. активизировали действия, направленные на политико-территориальное сближение говорящих на их языке стран и народов. Во внешнеполитическом поле формируется своеобразный геополитический ряд: страна - первоноситель языка и страны - реципиенты этого языка, в границах которого неизбежно возникает сближающая эти народы категория «мы».
Страны - исходные носители языка создают и реализуют программы по вовлечению в свой лингвофонический круг все большего числа людей из разных государств и самих этих государств, тесно связанных с данным языком, ориентированных на него и активно участвующих в его распространении. Тем самым они добиваются участия собственных государственных ведомств и представителей гражданского общества в международных
© В. С. Ягья, Н. В. Блинова, 2007
и региональных акциях, а также имиджевых, миграционных, цивилизационных и политических преимуществ. Таким образом, национальный язык выступает мощным средством продвижения национальных интересов государства за пределами его границ.
В конце первого десятилетия XXI в. стали заметны усилия России по сохранению и расширению сферы применения русского языка в мировом сообществе. Среди мероприятий, предпринятых Москвой в этом направлении - провозглашение 2007 г. «Годом русского языка», организация Фонда «Русский мир», открытие за рубежом «Русских домов» и культурных центров. В русле гуманитарного направления внешней политики Министерство иностранных дел России придает большое значение фактору русского языка1. В России, как и в других странах, заботящихся о своем национальном языке, отчетливо понимая, что вопрос о русском языке - это проблема национальной безопасности. Вот почему весьма поучительно знать, каковы результаты целенаправленной политики иных государств в лингвофонической области. В этом отношении представляет интерес работа известного в Великобритании политического и общественного деятеля, президента Международного союза англоговорящих лорда Алана Уотсона, почетного профессора Санкт-Петербургского государственного университета, посвященная распространению английского языка, превращению его в глобальный язык и его становлению в качестве фактора мировой политики2.
Все началось с незначительного по тем временам события, когда 400 лет тому назад 104 смельчака с британских островов на трех малогабаритных кораблях - «Сусанн констант», «Годспид» и «Дискавери» пересекли Атлантику и основали первое английское постоянное поселение на той территории, на которой позднее образовалось могущественное государство - Соединенные Штаты Америки. Оно получило название «Джеймстаун». Не случайно его посетила в мае 2007 г. британская королева Елизавета II в ходе официального визита в США. Тем самым были отданы государственные почести тем, кто прибыл сюда в далеком 1607 г.
Эти поселенцы положили начало процесса, называемого нами «англофонией», под которой понимается глобальное распространение английского языка, превращение его из узкотерриториального в средние века в глобальный язык XXI в. и формирование сообщества стран и народов, использующих английский язык. Именно поэтому лорд Уотсон, отмечая значение первых джеймстаунцев для выхода английского языка на глобальный уровень и рассуждая о его современной политической и культурологической роли, назвал свою книгу «Джеймстаун», с подзаголовком «Путешествие английского языка».
В ней раскрывается с мирополитических позиций роль английского языка как языкового инструмента в глобальной деревне, тесно увязывается распространение английского языка с глобализацией и подчеркивается, что английский язык и глобализация - это взаимосвязанные, взаимопереплетающиеся и взаимозависимые процессы, и что теперь английский язык уже не принадлежит, как прежде, ни британцам, ни американцам, т. е. коренным, изначальным носителям английского языка, а является языком международного общения и всех тех, кто знает его, говорит на нем, использует его в повседневной и деловой жизни. Ключевой страной для развития такой ситуации стала Индия. Посредством английского языка англизируется политическое пространство мирового сообщества, транснациональная среда мировой политики. В него включаются все новые страны и народы, международные и региональные организации, государственные и неправительственные акторы мировой политики. Английский язык широко используется в качестве инструмента внешней политики государств, мировой экономики, международного
культурного взаимообмена, в научной и образовательной сфере, в становлении и развитии одномерного или многополярного мира, в военном деле. Уже к концу первой декады XXI в. число англоговорящих достигнет 2 млрд человек и даже больше, притом, что родным в настоящее время, в середине первого десятилетия текущего столетия, он является лишь для 400 млн человек, потомков его коренных носителей. Четыре столетия тому назад на нем говорило всего лишь 4 млн человек, проживавших в Англии (!). В свете этих данных весьма любопытны результаты опроса населения Европейского Союза осенью 2005 г., сообщенных телеканалом «Евроньюс» 10 октября того же года: в Евросоюзе 34 % респондентов вне Британских островов знают и говорят на английском, считая его вторым для себя языком. Это весьма существенный показатель политического и гуманитарного влияния Великобритании в Европейском Союзе, куда она вступила значительно позднее стран-основателей единой Европы.
Количественному росту англоговорящих, по мнению лорда Уотсона, способствовали создание США, запрет и уничтожение рабства и работорговли, подъем демократии, демократизация большинства стран мира, обе мировые войны, «холодная война», образование Европейского Союза и иные крупные судьбоносные международные события. В ближайшее время англоязычный мир, судя по всему, численно увеличится за счет многомиллионного населения Китая, который активно глобализируется в мировую экономику и политику, что и побуждает китайцев, особенно молодежь, учить английский язык. В этой связи уместно привести слова одного китайского профессора, проректора по научной работе Восточно-Китайского педагогического университета в Шанхае, сказанные несколько лет тому назад одному из авторов этой статьи: «Изучают в первую очередь язык той страны, которая экономически развита и могущественна». В этих словах содержался явный намек на США и роль английского языка. Небесспорно, однако, утверждение лорда Уотсона о том, что для населения планеты Земля «в настоящее время потенциал самого языка скорее более важен, чем материальное могущество тех стран, для которых английский язык - материнский язык»3. Взаимосвязь роста интереса к изучению чужеземного языка с экономической мощью государства-носителя этого языка несомненна. Она подтверждается, в частности, ситуацией вокруг русского языка. Как только в экономическом отношении Россия вошла в первую десятку наиболее развитых стран мира и набрала обороты экономического роста, достигшие 7 % в год, сразу же резко возросло количество людей в Зарубежье, изучающих русский язык, в том числе в Китае.
Лорд Уотсон, ссылаясь наряд исследователей и на свой опыт работы (в том числе в Международном союзе англоговорящих, имеющим отделения в 53 странах), безапелляционно утверждает, что ныне молодежь в мире, приобщаясь к английскому языку, «не ощущает себя колонизуемой им»4, т. е. в восприятии английского языка исчез колониальный привкус, связанный с колониализмом Британской империи, географически охватывавшей обширные территории в Азии, Африке, Океании, обеих Америках и на других континентах. Ибо английский язык стал для молодежи символом глобальной современной жизни, к которой они стремятся, и средством ее достижения. В таком случае непонятно, почему в литературе и политике часто упоминается т. н. «лингвистический империализм», под которым ряд ученых (например, Р. Филлипсон) понимают «распространение английского языка ... ради сохранения американских и британских позиций в мире после потери прямого имперского контроля»5. Попутно заметим, что важно иметь в виду, когда речь идет о становлении английского языка как фактора мировой политики, его роль в формировании и развитии системы косвенного управления в британских колониях6. А это очень
существенный аспект в выяснении взаимосвязи английского языка и мировой политики, притом не только в прошлом, но и в перспективе, в том числе и для прогнозирования международных процессов.
На укрепление всемирной политической роли английского языка оказывает значительное влияние использование его в дипломатии, в деятельности многих (думается, абсолютного большинства) международных правительственных и неправительственных организаций, в мировом бизнес-сообществе и в современных информационных технологиях, в том числе в компьютерах, или, как говорят публицисты, во всемирной паутине.
При изучении распространения английского языка в той или иной стране следует учитывать проблему взаимоотношения местного, общестранового языка (языков) с английским языком, используемым широко во всех сферах жизни. Речь здесь может идти о политическом двустороннем взаимовлиянии этих языков, в том числе в миропонимании простого населения и элиты, о недовольстве коренных жителей языком - «пришельцем» с берегов туманного Альбиона или Потомака, о языковом соперничестве в мировом сообществе. Можно привести немало фактов, свидетельствующих о лингво-политической конфликтности, конкуренции, противостояния. Об одном происшествии упоминает лорд А. Уотсон. На заседании Совета Европы крупный французский бизнесмен выступал по-английски, и это вызвало у присутствовавшего президента Жака Ширака возмущение7. Кстати, сходный случай имел место в июле 2006 г. в Санкт-Петербурге во время заседания т. н. молодежной «восьмерки», на которой присутствовали и лидеры государств «Большой восьмерки»: юноша из Франции произносил речь на английском и надо было видеть, с каким недовольством, недоумением и неприязнью смотрел на него Жак Ширак. Без преувеличения можно сказать, что в подобной реакции французского президента, несомненно, присутствовало два аспекта: непомерное возвеличивание Франции, присущее всем голлистам, и столкновение языков - французского и английского - как соперничество Франции и Великобритании, корнями уходящее в средние века. Заметим, что петербургский ученый И. В. Чернов обстоятельно исследовал вопросы этого франко-английского языкового противостояния с мирополитических позиций8. Он выдвинул интересную гипотезу о том, что языки формируют разные картины мира и, добавим от себя, разное мировосприятие. Эта несхожесть языков с их своеобразием в мировидении «и провоцирует конфликт цивилизаций»9.
В рамках «столкновения цивилизаций», о котором писал С. П. Хантингтон, происходят лингвополитические конфликты, приобретающие часто мирополитическое звучание. Однако имеется немало примеров тому, что употребление английского языка отнюдь не противоречило функционированию и распространению испанского языка в Чили и США. Все же нельзя избежать рассуждений о судьбах местных языков и культуры стран, где распространение английского языка приобретает масштабный размах или где английский язык провозглашен государственным или официальным наряду с языками большинства населения этих стран (Нигерия, ЮАР, Ботсвана, Гамбия, Гана и другие страны). Часто утверждается, что английский язык распространяется не во вред таким странам, их культуре и языкам, а наоборот способствует их вовлечению в глобальную экономику, политику и цивилизацию. Следует особо подчеркнуть, что в ряде стран (Нигерия, Индия, Уганда, Танзания и другие) английский язык в качестве государственного играет политико-интеграционную роль, сплачивая разноязычное население. В Индии, особенно в 60-е гг., было немало противников сохранения английского языка в качестве государственного. Но язык бывшей метрополии настолько прочно вошел в повседневную официальную
и неофициальную жизнь страны, в менталитет индийцев, что, когда обсуждался в начале 60-х гг. XX в. в парламенте вопрос о пролонгации государственного статуса английского языка, противники англоязычия возмущенно кричали «шэйм, шэйм» (по-английски «позор, позор») в адрес своих оппонентов, а не на хинди.
Сходные случаи происходили и с адептами местных языков в других странах. При этом политическое сопротивление распространению английского языка продолжается. Яркий пример тому - изъятие в самом начале первого десятилетия XXI в. из конституции Республики Саха - Якутии статьи об английском языке как республиканском (по настоянию федерального центра Российского государства).
Дихотомия «местный язык - язык международного общения» в обостренной форме существует отчасти и на международном, региональном и страновом уровнях. Примеров тому немало, об этом свидетельствуют, в частности, не только взаимоотношения «английский - французский», «английский - немецкий», «английский - русский», но и «хинди - английский», «арабский - французский», «йоруба - английский», а также «русский - татарский», «английский - уэльский», «иврит - арабский», «английский - испанский». Как бы там ни было, стоит, однако, согласиться с выводом лорда Уот-сона о том, что выбранный для Европейского Союза слоган «Единство в разнообразии» на английском языке («Unity in diversity») «отражает уникальное соединение национальных государств, культур и языков»10, а «английский язык стал выдающимся рабочим языком европейских институтов»11. Он особо подчеркивает, что распространение английского языка не ведет к языковой однородности, а, следовательно, и к лингвополитической конфронтации. Хотя с последним утверждением можно поспорить, тем более что сам автор пишет о беспокойстве и страхах в мусульманском мире в связи с распространением английского языка12. Первопричина этого, конечно, не в языке, а в агрессивности США и Великобритании (например, в Ираке), в откровенной поддержке Израиля, в экономической экспансии и подчинении местного хозяйства транснациональным корпорациям, в подавлении национальной культуры и навязывании западных стандартов жизни. Тот негатив, который несет на себе мировая политика в восприятии населения Азии, Африки и Латинской Америки (справедливо или несправедливо - это другой вопрос) переносится нередко на английский язык. Но нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, о котором писал еще поэт Булат Окуджава: «виновен не язык, а подлый дух холопский».
В некоторых странах население (точнее - часть его) критически воспринимает американский вариант английского языка, исходя из своего неприятия политики США, но охотно использует, скажем, индийский или пакистанский варианты, благосклонно относясь либо к Индии, либо к Пакистану. Сам же английский язык подвергается серьезному влиянию этих политических процессов, что подтверждается результатами исследований, проведенных недавно учеными Гарвардского университета13. Возникающий при этом негатив со стороны определенных кругов британской и американской общественности, озабоченных состоянием английского языка, сказывается на англофоническом движении. Своеобразным ответом им может служить упоминаемая выше книга лорда Уотсона. Она является серьезным вкладом в изучение актуальных проблем лингвистического измерения мировой политики.
1 CM.:http://www.intelros.ru/intelros new/engine/print.php? newsid=3l6aenews_page=l. 11.04.2007. 1 Watson A. Jamestown. The Voyage of English. London, 2007. 70 p. 3 Ibid. P. 56.
4 Ibid. Р. 57.
5 Чернов И В. Международная организация франкофонии. Лингвистическое измерение мировой политики. СПб., 2006. С. 61.
6 Африка. Энциклопедический справочник. М„ 1987. С. 34-92.
7 Walsen А. Ор. ей. Р. 61.
8 Чернов И. В. Указ. соч. С. 34-92. 11 Walsen А. Cit. ор. Р. 46.
10 Ibid. Р. 64.
11 Ibid.
12 Ibid. Р. 63.
15 См.: Люльчак Е. Укороченный язык // РВК daily. 2007. 25 октября.
Статья принята к печати 24 декабря 2006 г.