CC BY
3
УДК 101.1
DOI 10.24147/1812-3996.2023.28(4).27-35
АНДРОЦЕНТРИЧНОСТЬ ФИЛОСОФСКОГО КАНОНА: АНДРОЦЕНТРИЗМ В НОВОЕ И НОВЕЙШЕЕ ВРЕМЯ
М. Д. Купарашвили
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, г. Омск, Россия
Информация о статье
Дата поступления 27.06.2023
Дата принятия в печать 08.09.2023
Дата онлайн-размещения 12.10.2023
Ключевые слова
Патриархальный дискурс, социальный порядок, женщина, мужчина, общественный договор, принципы андроцентризма и философский канон
Аннотация. Сознательное, идеологически выверенное, целенаправленное притеснение женского пола начинается с Нового времени, когда в самом социальном присутствии иного пола стали видеть реальную конкуренцию. Богатое философское наследие игнорирования женского пола, категорическая биологизация ее социальных функций, легитимация рационального мышления и другие изменения эпохи придают философии четко оформленную и глубоко продуманную идеологию самосознания философской мысли, которое видит собственную исключительность в андроцентризме. Данное положение становится негласным философским каноном, по которому проверяют всю тематику, проблематику и вопросы на предмет идеологической пригодности для философского анализа. Сознательный патриархализм философской мысли фундирует глубинную культурную традицию, которая сводит общечеловеческую субъективность к мужской норме, предлагая ее в качестве универсальной объективности.
ANDROCENTRICITY OF THE PHILOSOPHICAL CANON: ANDROCENTRISM IN MODERN TIMES
M. J. Kuparashvili
Dostoevsky Omsk State University, Omsk, Russia
Article info
Received 27.06.2023
Accepted 08.09.2023
Available online 12.10.2023
Keywords
Patriarchal discourse, social order, woman, man, social contract, principles of androcentrism and philosophical canon
Abstract. Conscious, ideologically verified, purposeful oppression of the female sex begins with a new time, when real competition began to be seen in the very social presence of the other sex. The rich philosophical heritage of ignoring the female sex, the categorical biologization of her social functions, the legalization of rational thinking and other changes of the epoch gives philosophy a clearly formed and deeply thought-out ideology of self-consciousness of philosophical thought, which sees its own exclusivity in androcentrism. This provision becomes an unspoken philosophical canon, according to which all topics, problems and questions are checked for ideological suitability for philosophical analysis. The conscious patriarchalism of philosophical thought bases a deep cultural tradition that reduces human subjectivity to the male norm, offering it as a universal objectivity.
Пришедший к власти на идеях свободы, братства и равенства французский Конвент с раздражением наблюдал процесс повышенной активности женских клубов и вскоре распорядился об их закрытии, а автор скандальной декларации была казнена. Властные мужские группы не собирались обсуждать вопрос легитимности их власти и, как пишет С. Амо-
рос, без колебания прибегли к репрессивным методам для восстановления «естественного порядка», который сам по себе является неотъемлемой частью насилия. Необходимо было вернуть женщин в их пространство и перекодировать это новое пространство под принципы андроцентризма. С. Аморос задает вопрос, обладает ли такая власть легитимно- 27
стью? До просвещения ее легитимация обеспечивалось религией и традициями. [1, р. 46]. Но, по идее, в эпоху, свободную от религиозных пут и с идеалами братства, равенства, свободы нужно было искать другие способы легитимации.
Основа и гордость нововременной философии - целенаправленное формирование нового метода мышления и сегрегация способов познания. Прежние логические структуры были ориентированы на приоритетность целесообразности общих положений, которые при этом были направлены на сохранение безусловно-родовых ценностей человека.
Все это активно стало мешать новым концепциям познания. Вопрошание о целесообразности знания, о его значении и необходимости начинает раздражать. Любое знание - ценность независимо от его применения, использования и реализации. Координация знания с общественными ценностями необязательна. Отсюда необходимость в «Новом органоне» Френсиса Бэкона (1561-1626), в котором утверждалась непреходящая самоценность частного, конкретного, единичного факта. Так, методы размышления и умосозерцания вытесняются методами измерения и контроля. Если античность и средневековье смотрят на окружающий мир как на сложный, живой организм, то Новое время анализирует его как бездушную, мертвую машину, механизм, функционирующий строго по законам механики. Отсюда задача познания - доминировать над окружающим миром, покорять природу и контролировать ее. Ф. Бэкон прямо упрекал предшественников в том, что они оставили природу «ненасилованной».
Стоит отдельно отметить, что, несмотря на наличие очень распространенной безличностной формы глагола в английском языке, Бэкон (и не он один) настойчиво распознает природу как «она», а познание - как «он». Такое отождествление природы с женской сущностью переоткрывает и подтверждает основы андроцентризма в новых условиях. Отсутствие тесной связи с природой объявляется особым достижением мужчин и обеспечивает им право на особые привилегии. Обездушенная, мертвая, механическая «она» явилась идеальным объектом вовсе не для познания, а для опытов, измерения, переделывания, покорения, насилия, контроля и, самое главное, идеальным фоном для проявления активности, силы и разумности «он». Со временем это приводит к конструированию нововременного взгляда на мир, в котором отрыв и отчуждение от природы становятся основным достоянием и познавательной ценностью. Научная система
ценностей, возглавившая парадигму эпохального мышления, вопреки ожиданиям, лишь усугубила положение женщин. Патриархальные коды, умноженные на научные и технологические достижения, создали более изощренные формы маргинализации и дискриминации женской тематики, всего того, что женского рода и не отвечает интересам мужского менталитета. В конце ХХ в. это приводит к многочисленным экологическим проблемам и к угрозам антропологической катастрофы. Другими словами, именно в прошлом веке впервые стали очевидными негативные последствия идеологии андроцен-тризма по отношению к природе и другому полу.
Недооценен и другой факт истории в становлении научного, нововременного взгляда на мир. В XVI-XVII вв. имело место беспрецедентное событие массового уничтожения женщин, которое вошло в историю под названием «Охота на ведьм». Сегодня уже известно, что под видом ведьм уничтожались представители традиционной медицины. Охота шла за знахарками и повивальными бабками. Нужно было расчистить дорогу нововременному медикаментозному лечению. В античности и средневековье непосредственным врачебным делом занимались женщины. Мужчины в эти времена были заняты более важными государственными делами, а в профессию лечения людей попадали мужчины неактивные, несостоявшиеся в общественной жизни государства. Кроме того, нельзя игнорировать и тот факт, что в услугах врача больше нуждаются женщины, так как услуги врача требуется им и тогда, когда они вполне здоровы (беременность, рождение и кормление ребенка, нежелательная беременность). С точки зрения норм приличия и морали было целесообразно, чтобы лечением занимались сами женщины. Однако таким образом в руках женщины оказывались важные властные показатели, контролирующие и регулирующие рождаемость и женскую сексуальность, что с точки зрения новой нововременной морали никак не могло соответствовать научному взгляду на мир с его оппозициями духовного/телесного, разумного/природного и известной доминантой в них. С уничтожением женской медицины были утрачены огромные разделы лекарствоведения -травотерапия и народные методы лечения. Тем самым было расчищено место для химических способов и научных методов оздоровления человека. Навыки такого лечения стали получать в университетах, куда женщина не допускалась, и потому гарантировалось «естественное» и «объективное» отсутствие конкуренции. Получив официальное право на
лечение людей и расчистив пространство для свободной, бесконкурентной врачебной деятельности путем физического устранения женщин, мужчина получил прямой доступ и реальное право контролировать и рождаемость, и женскую сексуальность.
XVIII в. известен как век просвещения с его страстью упорядочить общественный прогресс. Он был целиком предопределен научными достижениями XVI-XVII вв. Желание создать непротиворечивую идеальную модель общественного строя, основанную на «принципе блага» для государства, привело к тому, что славные просветители были вынуждены исключить из государственной, т. е. гражданственной, жизни не только саму женщину, но и все то, что с ней ассоциировалось. Обесценились даже понятия, имеющие отношение к женскому роду как таковому, нивелировались методы познания, связанные с ним. Женщина объявляется асоциальным существом. Она не является субъектом морали и представляет опасность для стабильного функционирования государства, гражданского общества. Женщина, со своей психологией, материнским инстинктом, врожденным чувством целостности и Единого, не вписывается в мужскую мировоззренческую модель идеального государства. Таким образом, просвещенным мужам, носителям энциклопедических знаний, удалось себя убедить в том, на что не отважились их предшественники из «темных веков» в 585 г., когда решали вопрос, является ли женщина человеком. Наверное, потому, что защитники церкви уже знали, что есть Бог, а в XVIII в. Он совершенно вышел из моды.
Таким образом, в XVIII в. происходит оформление новых подходов к проблемам поло-гендерной дифференциации. Высказываются идеи о необходимости воссоединения онтологических принципов мужского и женского. В учениях некоторых французских утопистов (А. Сен-Симона, Ш. Фурье), в качестве социальной нормы заявляется равенство мужчин и женщин в общественной жизни. Однако их стройные воззрения о социальном порядке и справедливости наталкивались на андроцентрические установки эпохи и на патриархальные коды совокупного братства, обладающей властью над мужским дискурсом. Отсюда логика их работ начинала трещать по швам и уже сами авторы сомневались в адекватности собственных трактатов. Кроме того, тех, кто выступал против равенства полов, было больше.
Если верить Жан Жаку Руссо (1712-1778) в самой глубокой древности «эпоха первого переворота» сформировала семью и маленькие сообщества, в которых единственными способами связи
были «взаимная привязанность и свобода» [2]. В 1761-1762 гг., соответственно, выходят романы Жана Жака Руссо «Юля, или Новая Элоиза» и «Эмиль, или о воспитании», в которых предлагаются разные способы воспитания юношей и девушек. По мнению Ж. Ж. Руссо, определяющим факторам женской чувственности является сексуальность, тогда как мужская чувственность лишь частично сексуали-зирована. «В жизни мужчины и женщины пол как таковой играет далеко не одинаковую роль. Самец является самцом лишь в некие минуты, самка остается самкой всю жизнь, во всяком случае, все годы своей молодости» [3, с. 550]. Природным даром для женщин является стыд, который оберегает их от реализации влечений в извращенной форме. Естество, «наделив женщину безграничными вожделениями, присоединило к этим вожделениям стыдливость, призванную их сдерживать» [3, с. 548]. Однако стыд недостаточен для самоконтроля. Дело в том, что у женщины нет самого сильного средства самоконтроля - разума, обладателем которого является лишь мужчина. Разум позволяет субъекту ориентироваться не на мнение других о себе, а на принципы всеобщего нравственного законодательства, выраженные в инстанции Общей Воли. Юноша хоть и не имеет изначального сильного разума, но обучение и мастерство наставников приводит его к овладению принципов Общей Воли. Девушки же совершенно не способны к этому и оттого они в течение всей жизни нуждаются в услугах наставника, в роли которого вначале выступает отец, а после - муж. Таким образом, моральным существом может быть только мужчина, так как женщина не способна путем интеллектуального трансцензуса усилить сугубо человеческую природу. Другими словами, в категориях совести женская натура не рассматривается. Ее можно анализировать в категориях страха и стыда, т.е. того, что предшествует совести. Из этого делается вывод: женщина может претендовать только на роль элемента семейной жизни, но не общества: «...девочки сознают, что они созданы для того, чтобы повиноваться. ... Девочкам не без основания дают или должны давать мало свободы, ибо, получив свободу, они ею злоупотребляют». Женщины «всегда зависят или от мужчины, или от мнения мужчин, и им никогда не дозволено пренебрегать этим мнением» [3, с. 156]. Вот так безапелляционно, Руссо объявляет женщину носителем животной природы, утверждает ее необучаемость и при этом уверен, что неравенство людей в силе и уме прямой продукт гражданского общества и приобретает свое значе-
ние как основание неравенства только в нем [2]. Трудно сказать, управляем ли Ж. Ж. Руссо бессознательными андроцентрическими кодами или он вполне сознательно рассчитывает на снисхождение братства, которое не будет искать логические противоречия в его рассуждениях. На самом деле, причина в самой инаковости женщины, она мешает мужскому порядку. В этом смысле гарантировано и понимание братства и ничтожность логической последовательности.
Женщина - причина беспорядков в патриархат-ном обществе и должна всегда находиться в подчинении, чтобы оно (общество) могло существовать. Они разрушительны для (патриархатной) политической жизни и должны быть полностью исключены из нее, чтобы (патриархатный) порядок сохранялся. Более того, «она» необходима для положительного статуса мужчины. Для того чтобы мужчина мог быть хорошим гражданином, он должен быть мужем, у которого есть покорная жена, поддерживающая порядок в сфере, являющейся «естественной» основой гражданской жизни. Если она отказывается от предписанной ей роли, гражданское общество подвергается опасности. Чтобы избежать беспорядка, люди должны быть сегрегированы по полу во всех сферах жизни, включая дом. Вне дома мужчины должны иметь собственные клубы, где они могут, не принижая свои мысли до уровня женщин и «не одевая разум в наряд галантности», «вести важные, серьезные беседы и не бояться быть смешными», говорить о «родине и добродетели», укреплять свое гражданство без разрушительного женского влияния [3, с. 150]. Когда цинизм зашкаливает, философская рефлексия кончается!
Иммануил Кант (1724-1804) рассматривал проблему пола в аспекте «нравов». Естественными для женского облика и характера он считает слабость, красноречие, благоговение, боязливость, выразительность лица, рассудительность. Если существует еще какая-либо миссия для женщины, помимо деторождения, так это облагораживание и развитие культуры общества. По мнению Канта, мужское и женское отличаются не особенностями женской чувственности, а различием тех способов, посредством которых они используют свой разум, другими словами, для мужчины и женщины характерна различная интеллектуальная позиция в жизни.
Понятие человека для И. Канта связано с понятием гражданственности. По его мнению, прагматическая антропология должна содержать прежде всего знание о человеке как «гражданине мира», и
он должен обладать естественными свойствами или априорными принципами гражданского состояния: свободой, равенством и самостоятельностью, быть сам себе господином, т. е. иметь собственность и иметь право голоса. Ими не обладают «ребенок и женщина». Очевидно, что Кант имеет в виду исключительно человека-мужчину [4, с. 79-86].
Каждый человек должен согласовать свой образ мысли с требованиями всеобщего законодательства, которое является в трех видах: в виде принципа трансцендентального единства апперцепции как основного закона чистого разума, законов суждения и морального категорического императива. Каждый, кто следует им, всегда переживает чувство вины, которое Кант считает определяющим в структуре человеческой субъективности и различает конструкции женской и мужской вины, что и определяет их интеллектуальные установки в культуре и истории. Мужчина непосредственно относится к инстанции всеобщего закона, поэтому путем осознания недостаточного соответствия ему находит причину внутри себя и стремится ее устранить. Женщина непосредственно не относится к инстанции всеобщего закона, поэтому ее отношение к инстанции всегда опосредствовано отношением к другим, которое для нее выступает замещением всеобщего закона. Отсюда понятно, что конструкция женской вины может быть только внешней, ее можно обозначить как стыд. Другими словами, женщина, обнаруживая несоответствие всеобщему закону, ищет причину не в себе, а во внешнем Другом [5, с. 189].
Разные конструкции мужской и женской вины формируют разные способы познания. Конструкция внутренней вины обеспечивает мужской субъект «глубоким умом», рефлексивными способностями, ориентированными на познание самого себя и своего места в мире, потому он склонен к философскому познанию. А конструкция внешней вины определяет женскому субъекту «прекрасный ум», который относится к миру строго частным образом, оттого ее знания о мире ситуативны. Как следствие указанных рассуждений, И.Кант определяет женщину в качестве очень интересного объекта антропологического анализа [6, с. 556]. Наличие у женщин более низких интеллектуальных способностей - закономерность с точки зрения обустройства общества, в котором мужчина и женщина выполняют закрепленные за ними функции. Если мужчина призван уравновесить недостаток абстрактного мышления у женщин, то женщина должна дополнить сильно развитый мужской интеллект развитым вкусом, чувством прекрасного,
что недостает мужской натуре. Однако «для единства и неразрывной связи недостаточно схождение двух лиц; одна сторона должна быть подчинена другой и одна из них должна чем-то превосходить другую, чтобы иметь возможность обладать ею или править» [6, c. 553]. И. Кант утверждает, что при равенстве себялюбие вызывает одни лишь раздоры. Хочется воскликнуть: ну как же так - разве из утверждения единства вытекает подчинение?! И второе, разве эта формула отношений работает, к примеру, по отношению к мужской дружбе? Столь циничную тенденциозность можно себе позволить лишь потому, что Канта читали детерминированные андроцентрическими кодами мужчины, и он ничем не рисковал. Женщины, даже ученые, в глазах И. Канта глупы до невозможности: «Что касается ученых женщин, то они пользуются книгами примерно так же, как своими часами: они носят их только для того, чтобы показать, что у них есть часы, хоть обычно эти часы у них не ходят или неверно показывают время» [6, c. 558-559]. Для человека, по прогулкам которого в Кенигсберге проверяли часы, сравнение выглядит как перфекционизм.
При этом И. Кант со всей убежденностью пишет, что только если мы постигнем цель природы (а не то, что мы делаем своей целью) «при создании женщины, можно добраться до характеристики этого пола: а так как эта цель, достигаемая даже посредством глупости людей, по замыслу природы должна быть мудростью, то эти ее предположительные цели могут нам указать и принцип ее характеристики; а этот принцип зависит не от нашего выбора, а от высшего замысла в отношении человеческого рода. Эти цели следующие: 1) сохранение рода, 2) культура общества и его облагораживание женственностью» [6, c. 556]. Внимание! Кант перечислил онтологические основания человечества, но так, походя, не придавая нужного значения. В первом случае, природа доверила женскому лону свой самый ценный залог, а именно род в зародыше, через который вид должен размножаться и увековечивать себя, в во втором - так как природа желала возбудить у человечества более тонкие чувства, необходимые для культуры и благопристойности, то женщину она сделала властительницей мужчин [6, c. 556557]. А в это же время бедные мужчины, с детским великодушием оказываются закованными в невидимые цепи, и это приводит их если не к самой моральности, то к тому, что представляет собой ее облачение, т. е. к благопристойности как подготовке к моральности и рекомендации ее [6, c. 557]. Наверное, можно не комментировать! То есть, даже быть нрав-
ственным (мораль - это онтологическая основа общества) женщина буквально заставляет мужчину.
Думаю, стоит присмотреться к редкой словесной эквилибристике И. Канта, как он из одной крайности бросается в другую, а иногда в рамках одного абзаца или даже предложения делает взаимоисключающие рассуждения: «В организацию женщины предусмотрительностью природы вложено больше искусства, чем в организацию мужчины» [6, с 553]; женщина «направляет мужчину и использует его для достижения своих целей»; в отличие от открытого и добродушного мужчины, «женщина не выдает своей тайны, хотя чужие тайны она хранит плохо»; «она опирается на право более слабого - находит себе защиту от других мужчин у своего мужа»; «в грубом, естественном состоянии ... женщина домашнее животное»; «своей благосклонностью к мужчинам женщина притязает на свободу и вместе с тем на завоевание всего мужского пола» [6, с 555]; «женщины всегда враждуют между собой и находиться в довольно хороших отношениях с мужчинами» [6, с 556] (на этом месте нужно забыть о бесконечных войнах и революциях, в которых мужчина истребил свой генофонд!); «женщина хочет повелевать, мужчина хочет подчиниться»; «женщина не должна быть такой разборчивой, как мужчина»; молодой человек смущается в женском обществе и сдерживает свою назойливость [6, с 557]; женщина хочет стать мужчиной, «но ни один мужчина не желает стать женщиной»; «она не спрашивает о воздержанности мужчины до брака; для мужчины же вопрос о целомудрии женщины бесконечно важен» [6, с 558]; «мужчина имеет вкус для себя, женщина делает себя предметом вкуса для каждого» [6, с 559]; «женщина в браке становится свободной, а мужчина утрачивает в нем свою свободу» [6, с 560].. И этим перлам нет конца! Кант весьма образцовый выразитель всех андроцентрических кодов. На самом деле такое же обилие цитат и нелепостей можно найти почти у всех великих философов. В случае с Кантом несколько всё отягощается. Да простят мне все философские боги! Но для человека, который не имел ни жены, ни любовниц, ни подруг и признавался в своей импотенции ... не слишком ли смелые размышления?
Как и предшественники, Г. В. Ф. Гегель (17701831) целенаправленно и последовательно удаляет всё, что связано с женским, из сферы гражданского общества и морали. Женщина и семья не имеют своего участия в формах духа, который целиком расположен за миром женщин и семьи. Семья как самая
низшая форма общности людей является единственным местом приложения женской субъективности. В семье отношения строятся не между гражданами, а между родственниками, поэтому семья не может быть частью гражданского общества и именно поэтому семья - это мир женщин.
В «Философии права» Гегель утверждает, что женщина отличается от мужчин так же, как растение от животных. Мужчина развивается по принципу универсальности, а женщина - по принципу чувств. Мужчины имеют дополнительную сферу активности в «универсальном» и «этическом». Женщина к этим областям приобщается только через трансформации отношений с мужем и детьми.
Стоит отдельно отметить, что как Аристотель своего времени Гегель без прикрывающей фразеологии утверждает правомерность андроцентризма: «...один пол есть духовное как развивающееся на для себя сущую личную самостоятельность и на знание и воление свободной всеобщности, на самосознание постигающей мысли и воление объективной конечной цели; другой пол представляет собой сохраняющееся в единении духовное как знание и воление субстанциального в форме конкретной единичности и чувства» [7, с.215]. Это обстоятельство рождает конфликт между мужским и женским, между универсальным и семейным сознанием. Так, феминное становится угрозой для гражданского общества, отсюда необходимость его подавления и оттеснения в сферу частной жизни. Несмотря на это, уничтожить феминное нельзя. Существование женского мира необходимо для обеспечения условий проявления мужского мира. Только этот женский мир способен предоставить возможность реализации мужскому миру в качестве самоосознающего этического мира.
Таким образом, с одной стороны, женский мир мешает и угрожает существованию гражданского общества, а с другой - без него гражданское общество существовать не может. Следовательно, его нужно не уничтожать, а подавлять, не допустить оформления самостоятельной ценностной системы и самоосознания женского мира, чтобы обеспечить не только привилегированное положение мужчин, но и возможность апелляции к низкому интеллекту и неприспособленности женщин к публичной жизни. Собственно это и есть патриархатный порядок, подчинение которому Гегелю представляется добродетелью. Патриархатная система родства понимается как «естественная всеобщность», а семья как естественный природный дух. Появление детей утверждает мужское превосходство, так как только мужчина де-
лает появление ребенка легитимным, отсюда роль матери в браке невидима. Рождение ребенка вне брака - асоциально, такая женщина - преступница, а ее ребенок - ошибка, который не может быть полноправным членом патриархатного общества. Дети с возрастом выходят из семьи и формируют свои семьи, а до этого они принадлежат себе [8, с. 476]. Лишь для женщин гражданское общество закрыто, она не может выйти из семьи. Из семьи женщина выходи в брак, отец передает ее мужу из рук в руки.
Все это составляет прочный онтологический и гносеологический фундамент андроцентризма в эпоху нового времени, которое почти полностью посвятило себя социальным проектам, планированию будущего гармонического, справедливого общества. Основной отправной точкой в этих проектах становится природосообразность и соответствие предначертаниям естественного мира. Однако в толковании данных категорий хорошо читается скрытый мотив. Если в первоначальном, «естественном патриархальном договоре» рождаются приватная и публичная сферы, то в рамках нового времени, в его многочисленных теориях общественного договора воссоздаются и артикулируются все основные принципы андроцентризма и способы их реализации по умолчанию. И так как андроцентризм осознается как особое видение человеческого мира, то в рамках организации общества, через договорные практики он не может гарантировать участие в проектах двух полов. Ни один социальный договор не смог подняться над андроцентризмом и увидеть специфику женской жизненной практики. В этом смысле общая картина мира обусловлена не единством тех, кто является субъектом представления, а единством самого представления одного пола.
Если верить теоретикам договорной теории, первоначальный договор должен был способом закрепления первоначального распределения. Договор почти во всех теориях рождается вместе с рождением семьи и стоит на аксиоме о мужском природном превосходстве, а аксиомы, как известно, не требуют обоснования. Первичные естественные договоры фундированы на разделение труда (тоже естественном), с помощью которого из процесса распределения собственности женщина удаляется, она ведь сама становится собственностью. А захваченную собственность патриархальное общество защищает механизмом наследования. Считается, что с этого начинается социальная история человека, и противопоставлена хаосу и беспорядку существования человека в состоянии животного. Однако за гра-
ницей понимания и объяснения всегда остается главный факт, что устанавливаемый порядок является строго андроцентрическим, а не человеческим.
Таким образом, «все теоретики договора воспроизводят патриархатную концепцию рождения, хотя для той или иной теории более значимыми оказываются различные ее предпосылки. У Гоббса, например, аспект отказа в связи между матерью и ребенком играет меньшую роль, чем у Локка и Руссо. Для Локка первичны отношения «мужа и жены», а не матери и ребенка, Руссо не мог представить, что отношения между матерью и ребенком имеют значение в передаче человеческого опыта, а окружающие условия, которые толкнули на объединение в «стада» мужчин, могли бы толкнуть к сохранению и развитию связи между матерями и детьми. То же самое можно сказать о Лукреции. За счет отрицания материнства происходит порождение изолированных взрослых мужчин как идеала категории «человек» и отправной точки в истории о происхождении человеческого общества. Кант наследует все перечисленные противоречия, хотя и скрывает их более искусно. На примере его теории видно, как все эти патриархатные коды обусловливают патриархатную мораль и видение человеческой свободы. Гегель же скрывает за историей становления самосознания историю становления изолированного индивида, члена группы господ, объединившихся для захвата. Он воспроизводит все противоречия теоретиков договора, связанные с браком, в остальном затемняя договор путем игнорирования аспекта удержания. Женщины исключены из движения «человечества», которое представляют мужчины, к свободе, и это исключение является необходимым условием этого движения» [9, с. 84].
Прогрессивные идеи равенства и братства, рожденные в XVIII в., находят свой реальный отклик в идеях эмансипации женщин в марксизме, который практически никогда не занимался вопросами дискриминации женщин отдельно от классовой дискриминации. Тем не менее, существующий порядок отношения полов рассматривался как природное, естественное и, следовательно, находящееся вне политики. Дискриминация женщин рассматривается как часть общих условий социального неравенства, включающих эксплуатацию пролетариата, систему частной собственности и непримиримые противоречия между трудом и капиталом. Проблемный статус социальных отношений полов марксистской идеологией отрицался. Культурная политика марксизма как общее выражение надстройки над базисом (экономическим строем системы) никак не могла быть за-
интересована в осознании дискриминации полов и натурализации женской «дефективности». В анализе институтов угнетения, эксплуатации, отчуждения и дискриминации, классовой дифференциации марксизм никогда не апеллировал к половому признаку. В связи со спецификой учения марксизма феминизм попадает в сферу его анализа лишь как проблема социальная и никогда - в качестве культурно-символической проблемы.
С другой стороны, фундаментальное положение марксизма «бытие определяет сознание» снимает все гендерные шоры с мировоззрения. Заинтересованный истинными проблемами марксизм очень далек от игривости интеллекта и куртуазного маньеризма, а исследовательская чистоплотность не позволяет сделать в угоду маскулинной культуре зигзаг при анализе проблем (хотя бы на словах). Бытие, природа, объективный мир, которые определяют сознание и которые до сих пор считались низшими, женскими и пассивными, в одночасье приобретают все атрибуты мужского мира, становятся главными, активными, определяющими, рациональными, универсальными, имперсональными и т. д. Общий результат данного парадокса: женщина абсолютно теряет собственную идентичность и получает двойную социальную нагрузку.
Безусловно, были в истории философской мысли и те, кто так или иначе адекватно соотносил с историей женский вопрос (фон Гиппел, Гоббс, Милль, Фурье). Однако, их было удивительно мало и, как правило, сами страдали от не подобающе низкого уровня андроцентризма и, следовательно, не вписывались в философский канон.
Все заканчивается печально! С выходом женщины в публичное пространство мужчина абсолютно теряет былой лоск интеллекта и демонстрирует удивительную неодухотворенность, механицизм, прикрытый технологичностью и нескрываемую индифферентность возможности наличия будущего. Женщина, в виде полноценного интеллектуального партнера, ему не интересна. К архаическому, генетическому чувству брезгливости и страха перед ее репродуктивными функциями добавляется еще и страх перед ее живучестью и природным умом, вписанным во вселенскую закономерность, и сегодня его накрывает новая волна мимикрии извращенных и асоциальных образов (квир-сексуалы, однополые браки, усыновления, упразднение мамы/папы, программы по сексуализации детей, смена пола у детей и т. д.). Создается стойкое ощущение наличия у мужского рода генетической про-
граммы по уничтожению женщин. Сегодня, как никогда, модны клубы настоящих мужчин, которых таковыми делает принципиальный запрет на участие в них женщин. В них ведут умные беседы, чаще похожие на заговор против Других, немного о спорте, о хобби, но больше о себе, любимых, как красоваться друг перед другом, что-то вроде - подстричь бороду как у дровосека, чтоб понравиться другому дровосеку. Видимо, в современных условиях только таким образом можно поддерживать патриархальную парадигму мужественности.
Современный испанский философ Селия Амо-рос Пуэнте (1944), утверждает, что мужская группа как гендер-пол конституирует себя посредством системы практик, при артикуляции которых особое значение придается самоопределению. Практический характер принадлежности к группе мужчин с помощью систем самоидентификации Аморос видит в необходимости (иногда принудительной) в «обязательном участии в атрибутах типа» (она использует термин Люс Иригарай). Это обеспечивает так называемое напряженное участие мужчин в патриархальной парадигме мужественности, которое и возникает в качестве напряжения потому, что, на самом деле, парадигмальный мужчина нигде не существует, а создается игрой этого напряжения. То есть напряжение создается для того, чтобы быть мужчиной. Она утверждает, что мужественность существует лишь как фанатическая идея, регулирующая поведение мужчин. Другими словами, игра - это все, что создает связи между ними [1, р. 44-45]. Так, самоопределение оборачивается отсутствием настоящего объемного образа мужчины и мужественности, а созданные принудительным участием в групповых играх обязательства только регулируют поведение участников. Чем более обнажен король, тем более плотным становится его символическая одежда, в которую его окутывает практическая социальная конструкция. «На самом деле мужчины являются мужчинами, потому что верят в это, и никто на самом деле не знает, в чем состоит это мужественность, за исключением самого требования ценить ее» [1, р. 45]. Но почему нужно ценить мужественность? Почему это ценится? Потому что это подразумевает если не власть, то, по крайней мере, быть на стороне тех, кто при власти. С. Аморос делает обличающий вывод: источником значимости мужественности является то, что сама принадлежность к группе подразумевает власть, которая распознается мужчинами в этом качестве и это дает им право заставить всех воспринимать власть как атрибут исключи-
тельно мужского рода [1, р. 46]. Принадлежность к группе практично и необходимо для того, чтобы в ситуации, когда легитимация мужской власти ставится под сомнение, группа работала как лобби. И, тем не менее, несмотря на то что патриархат имеет систематические последствия, он не представляет собой онтологического единства [1, р. 42]. Аморос подчеркивает, что представители противоположного пола никогда не конституируют подобные группы и коалиции в виде симметричного ответа.
Американский экономист, которая занимается проблемами гендерного неравенства, сегрегации на рабочем месте и двойной эксплуатации женщин, Хайди Хартманн (1945) и сегодня определяет патриархат «как совокупность социальных отношений между мужчинами, которые имеют материальную основу, и которые будучи иерархическими, устанавливают или создают взаимозависимость и солидарность между собой, что позволяет им доминировать над женщинами»[10, с. 22].
Метанаррации андроцентризма оформляются действительно естественным путем, по крайней мере до Средневековья или даже до Нового времени, когда стали осознанно гасить второй пол, делая из него даже не прислугу, а говорящее животное. Однако при целенаправленном анализе каждой метанаррации остается сугубо философское недоумение: почему же самые умные головы своих эпох (лучшие из лучших, квинтэссенция эпох) не смогли подняться над эпохальными предрассудками и вся мощь их ума ушла на встраивание в ряды мизогинистов? Ведь речь шла о человеке! Как же они могли отказать в полноценных человеческих качествах людям, в прямом смысле рожавшим их? Были так глупы или у каждого был личный интерес и резон? Действительно, правы Л. Иригарай, Х. Хартманн, С. Аморос и мн. др., утверждая групповой, иррациональный сговор одного пола против другого? В любом случае, ясно одно, в анализе женских вопросов вся наличная философия отменяет себя во имя адроцентризма, философская рефлексия в нем самоотрицается.
И, тем не менее, не надо думать, что у человечества нет будущего от того, что до сих пор всегда было одним и тем же. Андроцентризм, как идеологию патриархального бытия, можно изменить и даже сделать его достижения исключительно позитивными, если фундамент его самого построить на архетипических табу и требованиях, которые работали и для сильных, и для слабых, не дифференцировали людей по полу и которые вывели человечество из царства животных.
Вестник Омского университета 2023. Т. 28, № 4. С. 27-35
ISSN 1812-3996-
СПИСОК ЛИТЕРА ТУРЫ
1. Amorós C. Notas para una teoría nominalista del patriarcado // Asparkía. 1992. № 1. P. 41-58.
2. Руссо Ж.-Ж. Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми. URL: https://dao-in-out.ru/upload/iblock/a34/a34f2883d063a68c1e474485afa28501.pdf.
3. Руссо Ж.-Ж. Эмиль, или о воспитании. Кн. V // Избр. соч. : в 3 т. М. : Гос. изд-во худож. лит., 1961. Т. 1. С. 545-750.
4. Кант И. О поговорке «Может быть, это и верно в теории, но не годится для практики» // Соч. : в 6 т. М. : Мысль, 1965. Т. 4. С. 59-108.
5. Кант И. Наблюдения над чувствами прекрасного и возвышенного // Соч. : в 6 т. М. : Мысль, 1964. Т. 2. С. 125-184.
6. Кант И. Антропология с прагматической точки зрения // Соч. : в 6 т. М. : Мысль, 1964. Т. 6. С. 349-588.
7. Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа // Соч. : в 14 т. Т. 4. М. : Академия наук СССР. Институт философии, 1959. 255 с.
8. Гегель Г.В.Ф. Философия духа. М. : АСТ, 2022. 567 с.
9. Кострицкая Т. А. Андроцентристские теории общества: социально-философская реконструкция. М., 2023. (На правах рукописи.)
10. ХартманнХ. Несчастливый брак марксизма с феминизмом: путь к более прогрессивному союзу. М. : Свободное марксистское изд-во, 2016. 75 с.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Купарашвили Мзия Джемаловна - доктор философских наук, профессор, профессор кафедры теологии, философии и культурологии, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, 644077, Россия, г. Омск, пр. Мира, 55а; e-mail: kuparashvili@rambler.ru.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ
Купарашвили М. Д. Андроцентричность философского канона: Андроцентризм в Новое и Новейшее время // Вестн. Ом. ун-та. 2023. Т. 28, № 4. С. 27-35. DOI: 10.24147/1812-3996.2023.28(4).27-35.
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
Kuparashvili Mziya Jemalovna - Doctor of Philosophical Sciences, Professor, Professor of the Departament of Theology, Philosophy and Cultural Studies, Dostoevsky Omsk State University, 55a, pr. Mira, Omsk, 644077, Russia; e-mail: kuparashvili@ rambler.ru.
FOR CITATIONS
Kuparashvili M. J. Androcentricity of the philosophical canon: Androcentrism in modern times. Vestnik Omskogo universiteta = Herald of Omsk University, 2023, vol. 28, no. 4, pp. 27-35. DOI: 10.24147/1812-3996.2023.28(4).27-35. (in Russ.).
