CC BY
42
УДК 343.13
АНАЛИЗ ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫХ НОВЕЛЛ В ЧАСТИ РЕГЛАМЕНТАЦИИ ОТДЕЛЬНЫХ МЕР ПРЕСЕЧЕНИЯ
Е.С. Дубоносов, В.Н. Яшин
Проводится анализ законодательных новелл в части регламентации применения отдельных мер пресечения. Авторами были рассмотрены преимущества и недостатки регламентации отдельных мер пресечения, которые в дальнейшем могут отразиться в правоприменительной деятельности органов предварительного расследования и суда в ходе применения соответствующих уголовно-процессуальных норм.
Ключевые слова: мера пресечения; регламентация; запрет определенных действий; залог; домашний арест; заключение под стражу; обвиняемый; подозреваемый; уголовно-процессуального законодательства; уголовно-процессуальное принуждение; информационно-телекоммуникационную сеть.
С момента принятия в 2001 г. действующего Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее — УПК РФ) процессуалисты неоднократно высказывали мнение о несовершенстве существующей системы мер пресечения и о необходимости ее расширения [1, с. 540; 2, с. 195-196].
Обусловлено это было тем, что применение некоторых из существующих мер пресечения, таких как наблюдение командования воинской части и присмотр за несовершеннолетним обвиняемым, было ограничено спецификой лиц, к которым они могли применяться. Личное поручительство, в свою очередь, по ряду причин, на практике осталось невостребованным, а оставшихся четырех мер пресечения было явно недостаточно для обеспечения дифференцированного подхода к их избранию.
Кроме этого, излишнее применение процессуальной репрессии в отношении лиц, вина которых еще не доказана, негативно сказывалось на состоянии общественного мнения и международный авторитет России как правового государства [3, с. 35].
В этой связи в 2008 году на VII Всероссийском съезде судей был задан курс на диверсификацию системы мер пресечения, в рамках которой было решено оптимизировать применение мер пресечения, не связанных с изоляцией от общества, в том числе залога и домашнего ареста [4].
Однако, как свидетельствуют статистические данные, несмотря на предпринятые в этом направлении усилия, в том числе законодательные, ни залог, ни домашний арест так и не стали реальной альтернативой заключению под стражу. Так, в 2017 году заключение под стражу было применено в отношении 113 318 лиц, а домашний арест в отношении всего лишь 6 453 лиц [5], за 6 месяцев 2018 года, заключение под стражу применялось в отношении 52 223 лиц, домашний арест в отношении 3 336 лиц [6].
Представляется, что значительная доля заключения под стражу в числе избираемых мер пресечения во многом была обусловлена несовершенством
законодательной регламентации применения залога и домашнего ареста, а также их недостаточной эффективностью.
В частности, ч. 9 ст. 106 УПК РФ было установлено, что основанием обращения залога в доход государства является нарушение обязательств, связанных с внесенным залогом. При этом законом было не определено, какие именно обязательства могли быть возложены на обвиняемого (подозреваемого). В ч.1 ст. 106 УПК РФ, в свою очередь, было предусмотрено, что мера пресечения в виде залога применяется в двух целях — для обеспечения явки подозреваемого либо обвиняемого к следователю, дознавателю или в суд, а также действий, препятствующих производству по уголовному делу. Таким образом, появлялась неопределенность в вопросе о том, могут ли действия обвиняемого или подозреваемого, направленные на воспрепятствование производству по уголовному делу, в том числе путем уничтожения доказательств или угроз в отношении участников уголовного судопроизводства, служить основанием для обращения залога в доход государства.
Кроме этого, ч. 7 и 8 ст. 107 УПК РФ предусматривала возможность применения домашнего ареста без запрета выхода за пределы жилого помещения, включая время, проведенное под домашним арестом, в срок содержания под стражей (ч. 21 ст. 107, п. 2 ч. 10 ст. 109 УПК РФ), который в свою очередь, в соответствие с ч. 3 ст. 72 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее — УК РФ), зачитывался в срок лишения свободы и других видов наказания в случае постановления судом обвинительного приговора. Данное положение не учитывало разницу в степени ограничения прав и свобод личности при применении указанных мер процессуального принуждения и не согласовывалось с принципом справедливости (ст. 6 УК РФ), поскольку ставило в неравное положение лиц, содержавшихся под стражей, и лиц, находившихся под домашним арестом с правом покидать жилище.
Указанные проблемы привели к тому, что в апреле 2018 года законодатель предпринял попытку оптимизации системы мер пресечения путем внесения очередных изменений в УПК РФ. В частности, Федеральным законом от 18.04.2018 № 72-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части избрания и применения мер пресечения в виде запрета определенных действий, залога и домашнего ареста» [7] была существенно изменена регламентация некоторых существующих мер пресечения (залог, домашний арест), а также система мер пресечения была дополнена новой мерой пресечения в виде запрета определенных действий (п. 4 ст. 98, 1051 УПК РФ).
Новая мера пресечения заключается в возложении на подозреваемого или обвиняемого обязанностей своевременно являться по вызовам дознавателя, следователя или в суд, соблюдать один или несколько запретов, а также в осуществлении контроля за соблюдением возложенных на него запретов. Эти запреты перечислены в ч. 6 ст. 1051 УПК РФ. В данный перечень включены: запрет выходить в определенные периоды времени за пределы жилого
21
помещения, в котором он проживает в качестве собственника, нанимателя либо на иных законных основаниях; запрет находиться в определенных местах, а также ближе установленного расстояния до определенных объектов, посещать определенные мероприятия и участвовать в них; запрет общаться с определенными лицами; запрет отправлять и получать почтово-телеграфные отправления; запрет использовать средства связи и информационно-телекоммуникационную сеть «Интернет»; запрет управлять автомобилем или иным транспортным средством, если совершенное преступление связано с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств.
При этом законодатель предусмотрел дифференцированный подход к определению срока применения к подозреваемому или обвиняемому запрета выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения, в котором он проживает. В соответствии с ч. 10 ст. 1051 УПК срок применения указанного запрета зависит от категории преступления, в совершении которого обвиняется лицо, исчисляется с момента вынесения судом решения о его установлении и не может превышать по уголовным делам: 1) о преступлениях небольшой и средней тяжести — 12 месяцев; 2) о тяжких преступлениях — 24 месяца; 3) об особо тяжких преступлениях — 36 месяцев.
Представляется, что введение новой меры позволит судам быть более гибкими в вопросе ограничения прав и свобод соответствующих участников уголовного судопроизводства.
К положительному моменту запрета определенных действий можно отнести и направленность данной меры на предупреждение совершения новых преступлений в сфере транспортной безопасности и эксплуатации транспортных средств, так как согласно ч. 5 ст. 1051 УПК РФ в случае возложения на подозреваемого или обвиняемого запрета управлять автомобилем или иным транспортным средством у подозреваемого или обвиняемого изымается водительское удостоверение до отмены данного запрета. Полагаем, что временное лишение подозреваемого или обвиняемого его специального права на управление транспортным средством позволит оказать превентивное воздействие на психологию нарушителя.
Тем не менее, следует отметить, что нововведения, связанные с данной мерой пресечения, не только не устранили имевшие место недостатки законодательной регламентации механизма реализации существующих мер пресечения, но и породили новые.
В частности, исходя из законодательных новелл, при избрании залога в качестве меры пресечения суд вправе возложить на подозреваемого или обвиняемого обязанность по соблюдению запретов, предусмотренных ч. 6 ст. 1051 УПК (ч. 81 ст. 106 УПК РФ). Данное нововведение существенно усилило принудительный потенциал залога, поскольку одновременно с внесением необходимой суммы на лицо могут быть наложены дополнительные ограничения.
Из изложенного следует, как совершенно верно отмечают некоторые процессуалисты, что запрет определенных действий обладает меньшим принудительным характером, по отношению к залогу, поскольку не требует внесения дополнительно денежных средств. Иначе говоря, залог выглядит менее привлекательным для граждан, чем мера пресечения, предусмотренная ст. 1051 УПК РФ. Таким образом, логично предположить, что суд при решении вопроса о залоге должен рассмотреть возможность избрания иной, более мягкой меры пресечения, а именно запрета определенных действий. Однако данное требование не предусмотрено ни в ст. 106 УПК РФ, ни в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19.12.2013 № 41 (в ред. от 24.05.2016) «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога» [8]. В результате залог лишен альтернативы в виде запрета определенных действий, что является обязательным условием законного и обоснованного применения любой меры пресечения по судебному решению [9,с. 70].
Представляется, что законодатель должен устранить данную коллизию, путем внесения соответствующих изменений в ст. 106 УПК РФ.
Существенной новеллой относительно домашнего арест является то, что законодатель закрепил положение, устанавливающее безальтернативный, категорический запрет покидать жилище при применении данной меры пресечения, что частично устранило имевшую место несогласованность с принципом справедливости (ст. 6 УК РФ). И, кроме того, законодатель предусмотрел зачет времени нахождения лица под домашним арестом, а равно возложения ограничения, предусмотренного п. 1 ч. 6 ст. 1051 УПК (запрет выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения, в котором он проживает в качестве собственника, нанимателя либо на иных законных основаниях) в срок содержания лица под стражей до судебного разбирательства и в срок лишения свободы из расчета два дня нахождения под домашним арестом за один день содержания под стражей или лишения свободы (ч. 3.4. ст. 72 УК).
Однако сопоставление соответствующих норм УПК и УК свидетельствует о наличии определенного несоответствия порядка зачисления срока нахождения лица под домашним арестом в срок содержания под стражей. В частности, как уже было отмечено, в ч. 3.4 ст. 72 УК закреплено, что время нахождения лица под домашним арестом засчитывается в срок содержания лица под стражей до судебного разбирательства из расчета два дня нахождения под домашним арестом за один день содержания под стражей. Анализ п. 11 и 2 и ч. 10 ст. 109 УПК свидетельствует о том, что срок времени нахождения лица под домашним арестом, в отличие от срока применения ограничения, предусмотренного п. 1 ч. 6 ст. 1051 УПК (запрет выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения, в котором он проживает в качестве собственника, нанимателя либо на иных законных основаниях), засчитывается в срок содержания лица под стражей, без каких либо оговорок.
Представляется, что данное несоответствие должно быть устранено путем внесения соответствующих поправок в УПК.
Кроме этого, допустив при избрании залога в качестве меры пресечения возможность возложить на подозреваемого или обвиняемого также и обязанность по соблюдению одного или нескольких запретов, предусмотренных ч. 6 ст. 1051 УПК (ч. 11 ст. 97 и 81 ст. 106 УПК), законодатель создал ситуацию, ставящую под сомнение положение, предусмотренное ч. 1 ст. 97 УПК, т.е. возможность применения к подозреваемому или обвиняемому одновременно только одной меры пресечения.
Неразрешенной остается проблема законодательной трактовки термина жилого помещения, используемого в ч. 1. ст. 107 и п. 1 ч. 6 ст. 1051 УПК РФ. Очевидно, что подход к определению жилого помещения используемый в п. 38 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19.12.2013 № 41 (в ред. от 24.05.2016) «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога» ограничивает права обвиняемых (подозреваемых), проживающих в индивидуальных строениях (дом с приусадебным участком с входящими в него надворными постройками), когда помещения для удовлетворения бытовых нужд находятся вне жилого помещения, но на одном с ним земельном участке. При этом совершенно не учтена сложившаяся судебная практика, когда суды указывают в постановлении запрет покидать не жилое помещение, а домовладение [10,с. 107].
Кроме этого, на наш взгляд, процедура применения домашнего ареста, по-прежнему нуждается в дополнительной регламентации в части решения вопроса, связанного с началом исчисления срока домашнего ареста. Учитывая, что срок содержания под домашним арестом засчитывается в срок отбывания наказания, а с момента принятия судом решения о применении соответствующей меры пресечения до начала его фактического исполнения по различным причинам может пройти определенное время [11], представляется целесообразным дополнить УПК РФ указанием на то, что срок домашнего ареста исчисляется с момента начала его фактического применения.
Не лишена сложности реализация запрета определенных действий в качестве меры пресечения, в части контроля за исполнением запрета использовать средства связи и информационно-телекоммуникационную сеть «Интернет». Несмотря на то, что п. 5 ч. 6 ст. 1051 УПК РФ закрепил такую возможность, действующее уголовно-процессуальное законодательство не предусматривает в подобных случаях осуществление контроля и записи телефонных и иных переговоров, а также получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами, что затрудняет осуществление реального контроля за соблюдением данного ограничения.
В этой связи представляется необходимым внести соответствующие изменения в ст. 185, 186 и 1861 УПК РФ, позволяющие налагать арест на почтово-телеграфные отправления, их осмотр и выемку, осуществление
24
контроля и записи телефонных и иных переговоров, а также получения информации о соединении между абонентами и (или) абонентскими устройствами с целью обеспечения надлежащего контроля за исполнением запретов определенных действий (а равно залога и домашнего ареста). Иными словами расширить перечень оснований для проведения указанных следственных действий. Но даже при этом, анализируемый запрет представляется малоэффективным, поскольку в условиях современного развития средств связи и Интернета, обеспечить эффективный контроль за общением обвиняемого (подозреваемого) с их использованием практически невозможно.
Остается также проблемным на практике вопрос, связанный с обязанностью доставления в органы дознания, предварительного следствия, а также в суд подозреваемого или обвиняемого, к которому применена мера пресечения в виде домашнего ареста, исключительно транспортным средством контролирующего органа (ч. 12 ст. 107 УПК). Полагаем, что целесообразнее, в силу ряда причин организационного характера, такую перевозку по аналогии с порядком конвоирования лиц, находящихся в изоляторах временного содержания [12; 13], возложить на полицию.
Не менее животрепещущей проблемой на практике является реализация запрета предусмотренного п. 3 ч. 6 ст. 1051 УПК РФ — общаться с определенными лицами. Учитывая, что цель данного запрета заключается в исключении контакта обвиняемого или подозреваемого с любыми или конкретными лицами, суд налагает соответствующие ограничения. Однако в тех случаях, когда обвиняемый (подозреваемый) проживает в помещении совместно с иными гражданами, как правило, с родственниками, то в данном случае суды фактически ограничивают и их право на общение. В результате, в данном случае, правоприменители сталкиваются на практике с несогласием со стороны третьих лиц на контроль за их частной жизнью со стороны органа, на который возложена обязанность его осуществления.
Анализируя положения п. 2 ч. 6 ст. 1051 УПК РФ правоприменители также высказывают сомнение в практической реализации такого вида ограничения как нахождение ближе установленного расстояния до определенного объекта [14, с. 147-150]. Учитывая достаточную проблематичность правильного определения таких расстояний и объектов, ее избрание превращается в юридическую фикцию.
Вызывают также вопросы и некоторые положения, регламентирующие порядок применения в качестве меры пресечения присмотра за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым. В частности, ч. 1 ст. 105 УПК, предусматривающая возможность возложить обязанность по обеспечению надлежащего поведения со стороны несовершеннолетнего подозреваемого или обвиняемого на опекунов. Учитывая тот факт, что согласно ч. 2 ст. 145 Семейного кодекса Российской Федерации опека устанавливается над детьми, не достигшими возраста четырнадцати лет, а в соответствии ч. 1 ст. 20 УК РФ уголовной ответственности подлежит лицо, достигшее ко времени
совершения преступления шестнадцатилетнего возраста (за совершение отдельных видов преступлений предусмотренных ч. 2 ст. 20 УК, достигшее 14-ти летнего возраста), подозреваемым или обвиняемым по уголовному делу может быть только лицо, достигшее к моменту совершения преступления возраста предусмотренного ст. 20 УК. Возникает вопрос, о каких опекунах в уголовно-процессуальном кодексе идет речь, применительно к подозреваемому или обвиняемому?
Представляется, что данное несоответствие также должно быть устранено путем внесения, поправок в соответствующие нормы УПК.
Подводя итог сказанному, следует констатировать, что исследуемые в статье нововведения института мер пресечения не предполагают возложение новых полномочий на компетентные органы, поскольку контроль за соблюдением обвиняемыми (подозреваемыми) запрета определенных действий не отличается от контроля за нахождением указанных лиц в месте исполнения меры пресечения в виде домашнего ареста. Тем не менее, если рассматривать запрет определенных действий как альтернативу содержания под стражей, то необходимы дополнительные финансовые затраты на обеспечение физической и технической возможности осуществления контроля за соблюдением предусмотренных законом ограничений. А это в свою очередь, противоречит финансово-экономическому обоснованию законопроекта, в котором отмечалось, что избрание и применение меры пресечения в виде запрета определенных действий не повлечет дополнительных расходов, покрываемых за счет федерального бюджета.
Тем не менее, несмотря на указанные недостатки, внесение в УПК РФ указанных выше поправок в целом, можно расценивать, как положительное событие, которое означает желание государства пойти по пути гуманизации и индивидуализации уголовно-процессуального законодательства.
Очевидно, что указанные изменения будут способствовать расширению практики применения альтернативных заключению под стражу мер пресечения.
Список литературы
1. Курс уголовного процесса / под ред. проф. Л. В. Головко. М.: Статут, 2016. 1278 с.
2. Яшин В. Н. Уголовный процесс. Общая часть: учебник / В. Н. Яшин, А. В. Победкин. Тула: Тул. ин-т (филиал) ВГУЮ (РПА Минюста России), 2017. 314 с.
3. Юсупов М. Ю. Изменения в системе мер пресечения // Администратор суда. 2018. № 2. С. 35-39.
4. О состоянии судебной системы Российской Федерации и приоритетных направления ее развития и совершенствования: Постановление VII Всероссийского съезда судей РФ от 04.12.2008 // Вестник Высшей квалификационной коллегии судей РФ. 2009. № 1.
5. Основные статистические показатели судов общей юрисдикции за 2017 г. // Официальный сайт Судебного департамента при Верховном Суде РФ. URL: http://www.cdep.ru/index.php?id=79 (дата обращения: 09.12.2018).
6. Основные статистические показатели судов общей юрисдикции за 6 месяцев 2018 г. // Официальный сайт Судебного департамента при Верховном Суде РФ. URL: http://www.cdep.ru/index.php?id=79 (дата обращения: 09.12.2018).
7. О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части избрания и применения мер пресечения в виде запрета определенных действий, залога и домашнего ареста: Федеральный законом от 18.04.2018 № 72-ФЗ // Собрание законодательства РФ, 23.04.2018, № 17, ст. 2421.
8. О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19.12.2013 № 41 (в ред. от 24.05.2016) // Российская газета, № 294, 27.12.2013.
9. Азаренок Н. В. Правило о допустимости применения запрета определенных действий, залога, домашнего ареста и заключения под стражу только при невозможности избрания иной, более мягкой меры пресечения / Н. В. Азаренок // Законы России: опыт, анализ, практика. — 2018. — № 7. — С. 69-71.
10. Чернова С.С. Новая мера пресечения в уголовно-процессуальном законодательстве Российской Федерации / С.С. Чернова // Юридическая наука и правоохранительная практика. — 2018. — № 3(45). — С. 103-110.
11. См.: Об утверждении Порядка осуществления контроля за нахождением подозреваемых или обвиняемых в месте исполнения меры пресечения в виде домашнего ареста и за соблюдением ими наложенных судом запретов и (или) ограничений: Приказ Минюста России № 26, МВД России № 67, СК России № 13, ФСБ России № 105, ФСКН России № 56 от 11.02.2016 // Официальный интернет-портал правовой информации http://www.pravo.gov.ru, 25.03.2016.
12. Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы: Закон РФ от 21.07.1993 № 5473-1 (в ред. от 19.07.2018) // Ведомости СНД и ВС РФ. 1993. № 33. Ст. 1316.
13. О полиции: Федеральный закон от 07.02.2011 № 3-ФЗ (в ред. от 03.08.2018) // Собрание законодательства РФ. 2011. № 7. Ст. 900.
14. Лесная Л. И. О новой мере пресечения в виде запрета определённых действий // Молодой ученый. 2018. №49. С. 147-150.
Дубоносов Евгений Серафимович, д-р юрид. наук, проф., зав. кафедрой, dubonosov1@yandex.ru, Россия, Тула, Тульский государственный университет,
Яшин Василий Николаевич, канд. юрид. наук, доц., зав. кафедрой, yashina05@inbox.ru, Россия, Тула, Тульский институт (филиал) Всероссийского государственного университета юстиции (РПА Минюста России)
ANALYSIS OF LEGISLATIVE INNOVATIONS IN TERMS OF REGULATION OF INDIVIDUAL
PREVENTIVE MEASURES
E.S. Dubonosov, V.N. Yashin
This article analyzes the legislative innovations in terms of regulating the use of individual preventive measures. The authors considered the advantages and disadvantages of the regulation of individual preventive measures, which may later be reflected in the law enforcement activity of the bodies of preliminary investigation and the court in the course of applying the relevant criminal procedure.
Key words: preventive measure; regulation; prohibition of certain actions; pledge; House arrest; detention; accused; suspect; criminal procedure legislation; criminal procedural coercion; information and telecommunication
Dubonosov Evgeny Serafimovich, doctor of law, prof., head. Department, dubonosov1@yandex.ru, Russia, Tula, Tula State University,
Yashin Vasily Nikolayevich, cand. legal Sciences, Assoc., Head. Chair, yashina05@inbox.ru, Russia, Tula, Tula Institute (branch) of the All-Russian State University of Justice (RPA of the Ministry of Justice of Russia)
УДК 343.9
РОЛЬ СПЕЦИАЛЬНЫХ ЗНАНИЙ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ И ЗАРУБЕЖНОЙ СИСТЕМЕ ПРАВОСУДИЯ
С.И. Коновалов, П.В. Золотова
Анализируется практика применения специальных знаний и процессуальный статус эксперта в отечественной и зарубежной системе правосудия. Раскрывается проблематика правовой оценки заключения эксперта и научно-практической значимости этой оценки в процессе доказывания.
Ключевые слова: эксперт, специальные знания, проблематика оценки, доказательства, методология, научные доказательства, мыслительно-познавательная деятельность.
Низкий уровень преступности и высокая эффективность расследования преступлений говорят не только о социальном благополучии государства, но и способствуют укреплению его положения на международной арене и экономики. В век технического прогресса, автоматизации, экспоненциального развития интернет-технологий и информатизации социума нельзя
