CC BY
84АНАЛИЗ СОВРЕМЕННЫХ ТЕОРИЙ И ПРАКТИКИ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ
MODERN THEORIES ANALYSIS AND PRACTICE OF SOCIAL AND ECONOMIC JUSTICE
__УДК 304: 33
СКОБЕЛЕВ Владимир Леонидович
доцент кафедры экономики кино и телевидения Санкт-Петербургского государственного университета кино и телевидения, кандидат экономических наук, доцент, [email protected]
SKOBELEV Vladimir Leonidovich
Associate Professor of the Film and Television Economics Department, Saint-Petersburg State University of Film and Television, Candidate of Economic Sciences, Associate Professor, [email protected]
Аннотация.
Автор анализирует современные (с начала XX века) теории социально-экономической справедливости и практический опыт функционирования справедливой социальной рыночной экономики. Справедливость рассматривается как категория, характеризующая развитие социально-экономической системы, как способ и критерий справедливых социально-экономических отношений в обществе, при которых достигается согласование социально-экономических интересов всех субъектов.
Ключевые слова: социальная и экономическая справедливость, социально-экономические отношения, экономические интересы, социальная рыночная экономика.
Abstract.
The author analyzes the current (from the beginning of XX century) theory of social and economic justice, and practical experience of the functioning of fair social market economy. The article considers Equity as a category that characterizes the development of social and economic system as a way and criteria of equitable social and economic relations in society when harmonization of social and economic interests of all stakeholders can be achieved.
Key words: social and economic justice, social and economic relations, economic interests, the social market economy.
12
ПЕТЕРБУРГСКИЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ • № 1 • 2014
- Что там... после смерти?
- Там, правда. справедливость!
Народная мудрость
Мировая экономическая наука XX в. внесла значительный вклад в теоретические и практические знания о социальной и экономической справедливости, развивая не только идеи утилитаризма в условиях рыночной экономики, но также концепцию социальной рыночной экономики с государственным регулированием.
В послевоенной Германии в конце 1940-х -самых кризисных годов - Вальтер Ойкен [1; 2] - основатель Фрайбургской школы ордоли-берализма (течение неолиберализма) предложил концепцию противостояния экономическому кризису. Антикризисная задача ранее уже решалась Дж. М. Кейнсом [3], впервые обосновавшим участие государства в регулировании свободных рынков для устранения последствий кризиса перепроизводства 1930-х гг. в США. Концепция Ойкена принципиально отличалась от рецептов Кейнса и устанавливала роль государства как гаранта соблюдения честной конкуренции, права частной собственности и договорного права через соблюдение установленных государством «правил игры». В условиях послевоенного восстановления экономики Германии недостаточно было стимулировать только частные экономические интересы производителей, оставляя без внимания интересы общественные, реализовать которые могло только государство. А. М.-Армаком была впервые предложена и обоснована концепция справедливой «социальной рыночной экономики» с идеей «благосостояния для всех» при большом участии государства, в ее основу был положен принцип соединения свободы рынка с решением социальных задач через механизм «социального выравнивания» [4; 5]. По его концепции государство должно осуществлять госинвестиции, устанавливать размер минимальной заработной платы, гарантировать пособия и дотации нуждающимся, установить прогрессивную налоговую шкалу, развивать жилищные госпрограммы и программы соцстрахования, а
также формировать социальный порядок на частных предприятиях, дающий работникам право участия в управлении предприятием. Невольно вспоминается горбачевская перестройка с идеей участия трудовых коллективов в совладении и управлении предприятием.
Экономическая практика, основанная на концепции А. М.-Армака, названная третьим путем экономического развития (между либеральным капитализмом и плановым социализмом), была реализована Людвигом Эрхардом, первым министром экономики ФРГ в виде знаменитых реформ, ставших «немецким экономическим чудом». Он много внимания уделял стимулированию свободной инициативы и созданию благоприятных условий (правил игры) как двигателя роста благосостояния и уровня жизни всех граждан. Л. Эрхард писал: «У меня достаточно сил, чтобы постоять за себя, я хочу сам нести риск в жизни, хочу быть ответственным за свою собственную судьбу. Ты, государство, заботься о том, чтобы я был в состоянии так поступать», - и продолжал: «Частные интересы могут быть оправданы лишь тогда, когда они одновременно служат также интересам общества» [6, с. 187].
Главными критиками социальной экономической политики Германии и других европейских государств с развитой системой социальных гарантий выступили либеральные экономисты, которые обращали внимание на то, что экономически пассивные граждане могут годами жить на пособие и в то же время на работающих граждан давит сильная налоговая прогрессия. Получается, - говорили либеральные критики, - выгоднее вообще не работать, так как размер пособия по безработице, освобожденного от налогов, составляет, например, в Дании или Швеции больше, чем чистый доход, остающийся у работника после вычета налогов. Приверженцы социальной рыночной экономики указывают на то, что политика сильной налоговой прогрессии не ухудшает экономический климат. Они приводят в пример Швецию с ее «шведским социализмом», которая в 2010-2011 гг. заняла второе место в рейтинге наиболее конкурентоспособных экономик мира, обогнав США и
ПЕТЕРБУРГСКИЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ • № 1 • 2014
13
Сингапур, где даже простой рабочий отдает государству в виде налогов более 40% своих доходов.
Причина такого оптимизма в отношении концепции социальной экономической политики заключается в самом человеке как субъекте справедливой социально-экономической системы. В социальной рыночной экономике «человек экономический» - это не эгоист, стремящийся только к максимизации личной полезности, а нравственный индивид, берущий на себя личную ответственность за себя и свою семью, руководствуясь христианскими, особенно протестантскими, принципами солидарности и общего блага [7]. Идея социальной рыночной экономики в этих странах на всех уровнях управления стала объединяющей национальной идеей, с которой были согласны практически все политические партии. Собственник большого количества имущества, пользующийся большим количеством благ и несущий большую ответственность перед остальным обществом, стал ключевым субъектом социально ориентированного государства. Это происходит добровольно, а не в результате государственного принуждения. При этом решение задачи устранения социального неравенства как причины будущего социального конфликта во многом ложится на плечи более успешных индивидов.
Приходят на ум обратные примеры поведения российских крупных предпринимателей и олигархов, несправедливо получивших в 1990-х гг. народное имущество в частную собственность, которые только из-под государственной палки понимают социальную ответственность за «социальное выравнивание».
Та же черта социально-безответственного поведения наиболее богатой группы общества характерна и для других стран, особенно с преимущественно либерально-рыночной системой, и особенно в кризисный период, например США. В последнее время отчетливо проявились следующие тенденции антисоциального поведения не только сверхбогатых, но и просто богатых представителей американского общества [8]:
Американское общество ничего не получает от умножающихся состояний своих сверхбогатых граждан. В 2012 г. на 1% самых богатых американцев пришлось 22% ВВП, а на 0,1% - 11%. С 2009 г. на 1% самых богатых приходится 95% доходов [9]. При этом крупные корпорации за тот же период в два раза сократили свои налоговые выплаты. «Элите» не приходится платить ни налога на роскошь, ни налогов на финансовые операции, и нет никакого механизма привлечения их к оказанию поддержки развитию инфраструктуры и государственных услуг.
Сверхбогатые американцы уверены, что не нуждаются в остальном обществе, в первую очередь в среднем классе, на который всегда опирались крупные корпорации. Начиная с 2005 г., жители богатых районов США стремятся «приватизировать государственные сервисы», прекращая платить за большинство государственных услуг и нанимая частных поставщиков услуг для ведения дел в своем районе. Тем самым они уклоняются от финансирования малоимущих резидентов. Ярким примером такого антисоциального поведения стал Детройт, который в 2013 г. находился под угрозой банкротства.
Сверхбогатая часть населения США требует сократить бюджет системы социального страхования, в первую очередь пенсионного фонда для среднего класса, лоббируя свои интересы через конгресс. При этом богатые американцы уклоняются от полной уплаты налогов на доходы и корпоративных налогов, выводят активы в оффшорные зоны, тем самым отнимая у американского общества более 300 миллиардов долларов ежегодно, начиная с 2008 г.
Сверхбогатые убеждены и убеждают общество в том, что «сделали свои состояния сами», забывая, что их состояния обязаны своим происхождением в значительной степени государственным средствам. Например, проект создания национальной цифровой библиотеки, признанный прообразом системы Интернет, который был результатом исследований Стэндфордского университета и полностью финансировался Национальным научным фондом США, послужил основой
14
петербургский ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ • № 1 • 2014
интернет-модели Google. Компания Apple к разработке большой части продукции привлекала инженеров, компьютерных специалистов и их идеи, обучение и исследования которых оплачивались из различных государственных фондов.
Многие богатые американцы покидают страну, чтобы не платить налоги в США, зная, что обязаны своим благополучием американским исследованиям и технологиям, которые сделали их богатыми, беря пример с многонациональных компаний, объявивших себя «гражданами мира». Более 2 тыс. богатых граждан США сдали свои паспорта в 2013 г., что на 33% больше, чем в 2011, сообщило издание Fortune [10].
Крупная и олигархическая российская «бизнес-элита» не является исключением. Напротив, она обогнала весь мир по степени несправедливости распределения ВВП и доходов. Инвестиционный банк Crédit Suisse обнародовал ежегодный доклад о мировых богатствах в 2012 г., в том числе о распределении активов в России: 35% всех богатств страны находятся в руках 110 человек, в то же время доход у 93,7% россиян меньше 10 тыс. долларов в год [9].
Такое антисоциальное поведение экономической элиты общества противоречит основному принципу гармоничных экономических отношений - «служи, да обслужен будешь», который соответствует христианскому принципу солидарности и принципу социальной ответственности субъектов системы. Эти принципы были внедрены в практику бизнеса сначала в ФРГ, а затем в других развитых европейских странах. В соответствии с этими принципами наемные работники в процессе трудовой деятельности являются для предпринимателя и его предпринимательской деятельности не только объектами для взаимовыгодного сотрудничества и реализации частного интереса, но также теми «ближними», к которым он относится как к своей семье [7, с. 395]. На основе принципа солидарности реализуется управленческий принцип субсидиарности, при котором государство помогает индивиду в том случае, если не было найдено решение на уровне семьи, предпри-
ятия или иного коллектива на нижестоящем уровне управления.
Концепция поведения «экономического человека», основанная на принципах социальной ответственности, общего блага и солидарности, привела государства с социально ориентированной рыночной экономикой к практике «социального партнерства» как способу справедливых социально-экономических отношений, соответствующих модели согласованных социально-экономических интересов. Система «социального партнерства», скрепленного общественным договором, отводит членов общества от черты ненависти и «классовой борьбы», гарантирует гармоничные экономические отношения, решает проблему социальной безопасности, а также позволяет по-иному осмыслить неутилитаристское целеполага-ние предприятия.
Социально ориентированный подход к деятельности предприятия, предложенный А. М.-Армаком, стал альтернативой классической неолиберальной мысли М. Фридмана о цели предприятия как стремлении извлечь максимальную прибыль [11]. А. М.-Армак обосновал, что «предприятие представляет собой не только техническую и коммерческую структуру, но также является структурой, объединяющей людей», что «деятельность крупного предприятия как источника средств существования работников и их семей, с одной стороны, и как фактора обеспечения спроса на товары, с другой стороны, предполагает установление социальной ответственности, которая, помимо частного экономического значения, носит характер социально-экономических обязательств» [7].
Действительно, только предприятие и совокупность отраслевых предприятий как ключевая подсистема национальной экономики наиболее полно выполняет общесистемную функцию - быть центром притяжения и реализации социально-экономических интересов субъектов рынка. В этом и заключается его стабилизирующая, центральная роль в национальной экономике [12], если государство поддерживает принципы социального партнерства.
ПЕтЕрБургский экономический ЖУРНАЛ • № 1 • 2014
15
В Германии на основе развития идей
A. М.-Армака была впоследствии создана уникальная модель совместного участия работников и собственников в принятии управленческих решений на предприятиях.
Практический опыт социально справедливой рыночной экономики с практическим участием государства в формировании социально-экономической справедливости однозначно подтвердил, что либерально-экономическая теория свободного рынка (совершенной конкуренции) и поведения на нем «экономического человека» и «домашних хозяйств», формирующих рыночный спрос и предложение, - не более чем миф. Достижения экономической теории в области моделирования рыночной экономики и решения задачи согласования интересов субъектов социально-экономической системы в последнее время оцениваются известными учеными-экономистами как спорные. Обратимся к докладу
B. М. Палтеровича «Кризис экономической теории» [13], который открыл два разочарования по поводу достижений фундаментальной экономической науки в этой области.
Первое разочарование заключается в том, что классик теории социального выбора К.-Дж. Эрроу [14] доказал теорему о невозможности разработать рациональное правило общественного выбора, которое учитывало бы мнение всех членов общества при условии согласования их интересов. Он показал следующее:
1) ни один процесс принятия коллективного решения не отвечает одновременно разработанным им аксиоматическим правилам поведения членов общества;
2) не существует демократической социальной функции благосостояния, связывающей индивидуальные преимущества и общественный выбор таким процессом, с помощью которого индивидуальный интерес согласуется с коллективным решением и при этом отвечает всем принципам выбора, сформулированным К.-Дж. Эрроу.
Эти принципы следующие:
• принцип оптимальности Парето, по которому решение не может быть принято, если существует и может быть реализована аль-
тернатива, улучшающая и не ухудшающая жизнь другим индивидам;
• принцип переходности, устанавливающий, что если выбор субъекта А имеет преимущество перед альтернативой субъекта Б, а выбор Б - перед альтернативой субъекта В, то А лучше, чем В;
• принцип независимости посторонних альтернатив, по которому человек выстраивает преимущества независимо от действий, которые он не может осуществить в данный момент времени;
• принцип отсутствия диктатора, когда среди участников коллективного выбора нет такого индивида, чьё преимущество всегда превышает преимущества всех других членов и становится обязательным элементом социального порядка.
При условии одновременного соблюдения этих принципов, находящихся в противоречии, невозможно рационально согласовать интересы, так как всем принципам удовлетворяет только диктаторский выбор и его правила. То есть, произвольно выбрав диктатором любого члена общества, можно осуществлять общественный выбор в соответствии с его предпочтениями. Это положение согласуется с «парадоксом голосования» - противоречием, которое возникает вследствие того, что голосование на основе принципа большинства не выявляет преимуществ общества относительно экономических благ. При этом других рациональных правил выбора решения и согласования интересов общество не знает. Позже Аллан Гиббард в известной статье «Манипуляция схем голосования: общий результат» [15] также доказал, что универсальных, не манипулируемых и не диктаторских механизмов рационального выбора не существует.
Таким образом, классический утилитаризм, начав с индивидуализма, не нашел теоретического решения задачи согласования экономических интересов субъектов рынка, кроме как предложения тоталитаризма.
Кроме того, К.-Дж. Эрроу рассматривал только тех субъектов, которые находятся в горизонтальных индивидуальных или групповых отношениях, и не принимал во внимание
вертикальные (иерархические) социально-институциональные отношения работников с собственниками предприятия, собственников предприятий с субъектами надсисте-мы, включая государство, которое могло бы взять на себя роль социально справедливого «диктатора» и предписать субъектам системы «правила игры», благоприятствующие реализации частных экономических интересов с учетом общественных интересов системы. Правда, позже он предложил концепцию демократического выбора, направленную на защиту свободной рыночной конкуренции при поддержке (регулировании) со стороны государства, которое должно учесть интересы всех граждан при формировании своей экономической стратегии.
Второе разочарование состоит в том, что принцип оптимальности Парето применительно к теории социального выбора не оправдал себя, так как экономической теории не удалось найти общие и естественные условия, обеспечивающие единственность и устойчивость равновесия. Хотя постулат оптимальности нашел частичное подтверждение в теории экономического равновесия как состояния, тождественного согласованности социально-экономических интересов.
В результате исследований Зонненшайна-Дебре (теорема благосостояния для экономики) было доказано, что в модели равновесия функции полезности должны иметь специальный вид. Но до сих пор не удалось установить вид этих функций полезности, показать их стабильность на длительных интервалах времени и широком массиве данных, а без знания специальных свойств функций полезности (в общем - функций выбора) экономическая теория в принципе не может ответить на важнейшие вопросы [13].
Таким образом, либеральная экономическая теория свободного рынка, основанная на утилитаристской модели поведения индивидов, не решила проблемы формирования единой для всего общества полезности (справедливости) из множества индивидуальных полезностей (справедливостей), учитывая, что индивидуальные полезности несоизмеримы и, следовательно, не суммируются, то есть
их невозможно привести в сопоставимый вид. Этими исследованиями было подорвано доверие к общей экономической теории с ее основополагающей моделью равновесия и наличием рынка совершенной конкуренции.
В самом деле, практика рынка оказалась очень далека от либерально-экономической его модели. В реальности на рыночном пространстве развиваются и взаимодействуют обособленные, довольно крупные сообщества людей, объединенные в производственные сообщества по отраслевому (технологическому) признаку с географической локализацией, которые могут включать в себя сотни тысяч и миллионы человек, производящие определенную группу продукции. Такое производственное сообщество (отраслевой или межотраслевой комплекс) производит продукцию для остальных производственных сообществ, направляя ее целиком на потребление в других отраслях. Это взаимное потребление продукции формирует устойчивые и поддающиеся учету межотраслевые связи. Спрос в каждой отрасли - это заданная многими факторами, нуждами самого производства и личными потребностями работников и членов их семей потребность, которая отражается статистикой с учетом погрешностей на разнородность продукции и несводимость ее по качеству к одному показателю.
Такой отраслевой характер производства и рынка предопределяется ограниченностью количества участников рынка (продавцов и покупателей), что существенно влияет на цены, то есть на количественные и качественные параметры отношений обмена. Из этой особенности следует ограниченное количество собственников (людей или групп людей) на отраслевом рынке, в исключительном распоряжении которых оказались активы предприятий (территории, источники сырья, средства производства и нематериальные активы, представленные интеллектуальной собственностью). Отсюда следуют ограниченные отношения собственности в том смысле, что если у кого-то что-то есть в собственности, то у всех других этого нет, и через отношения собственности достигается полный контроль над процессом производства и продажами
товаров. Самым простым способом установления такого контроля над всей хозяйственной деятельностью является приобретение (захват) территории. Работники в этом случае, ради собственного выживания, должны будут соглашаться со всеми условиями собственника.
Таким образом, реальный рынок является по факту двухуровневой социально-экономической системой с вертикальными управленческими отношениями. Собственники, обменивающиеся между собой продукцией, находятся на верхнем уровне, а на нижнем -исполнители (работники и члены их семей). При этом отношения свободного обмена присутствуют только на верхнем уровне, на нижнем уровне формируются исключительно отношения распределения - распределительная система, организованная собственником, который распределяет между подчиненными ему работниками часть продукции, полученной в результате рыночного обмена. Отношения распределения основываются на механизме оплаты труда в денежной форме и последующих покупок работниками предметов личного потребления. При этом свободного обмена труда работников на нужные им товары в форме определенного денежного эквивалента не существует, потому что у работников нет возможности обеспечить свои потребности вне этого отраслевого бизнес-процесса, контролируемого собственниками предприятий, тем более, если бизнес-процесс является вертикально интегрированным межотраслевым комплексом. То есть работник получает оплату труда у одного собственника-капиталиста, а покупает нужные продукты у других собственников-капиталистов, интегрированных в общем бизнес-процессе (объединении капиталистов в финансово-промышленные группы, когда разные отрасли хозяйства принадлежат одним и тем же людям). Современные исследования доказывают наличие колоссальной концентрации собственности в руках очень немногочисленной группы компаний, которые владеют, в сущности, всеми мировыми активами. Вытекающие из реальных условий несправедливые отношения собственности и рас-
пределения, особенно характерные для либерально-рыночной модели экономики, дают этим собственникам колоссальную власть над людьми, которую может ограничить только государство, если оно способно проводить справедливую социально-экономическую политику через согласование частных и коллективных экономических интересов.
Тем не менее утилитаристский подход к справедливости, отрицающий принцип гармоничности экономических отношений - «служи, да обслужен будешь», дал, по мнению автора, ключ к доказательству обоснованности применения этого принципа справедливости как наиболее правильного. Такое доказательство появляется через осмысление теории Дарвина, открывшего механизм естественного отбора на уровне индивидуальных организмов и естественнонаучным образом обосновавшего утилитаристскую теорию справедливости. «Природа не поощряет пустых забав. В ней всегда побеждает безжалостный утилитаризм, даже если на первый взгляд может показаться, что это не так» [16, с. 103].
Чтобы ответить на вопрос о существовании объективного доказательства верности формулы «служи, да обслужен будешь» как принципа согласования интересов субъектов социально-экономической системы и критерия справедливости, обратимся к некоторым выводам дарвинизма о феномене «коллективного отбора», а также к выводам современных ученых-генетиков и психологов о происхождении веры в справедливость.
Малоизвестно, что Дарвин ближе всех в свое время подошел к идее группового отбора (в современных терминах - общественного выбора) при изучении поведения первобытных племен: «Если два племени первобытных людей, живших в одной и той же стране, вступали между собою в состязание, то одолевало и брало верх то племя, в котором было больше мужественных, воодушевленных любовью к ближним, верных друг другу членов, всегда готовых предупреждать друг друга об опасности, оказывать помощь и защищать друг друга. Себялюбивые и недружелюбные люди не могут сплотиться, а без сплочения мало чего можно достичь. Племя, одаренное
18
ПЕТЕРБУРГСКИЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ • № 1 • 2014
указанными выгодными качествами, распространится и одолеет другие племена, но с течением времени, ...оно будет в свою очередь побеждено каким-либо другим, еще выше одаренным племенем» [17, с. 156]. Дарвин считал эти наблюдения подтверждением факта увеличения численности индивидов в племени, в котором распространен альтруизм, сотрудничество и любовь как формы поведения, соответствующие принципу «служи, да обслужен будешь». С точки зрения эволюции общества этот принцип эффективного и конкурентоспособного поведения членов общества на первый взгляд противоречит утилитаристским принципам поведения субъекта, мотивированного его частными интересами. Представим индивида, отдающего приоритет коллективному (общественному) интересу, при условии, что он будет верить в справедливость коллективного выбора общественной цели, то есть верить в ценность соблюдения нравственных принципов как в условие его личного благополучия. При этом вера как универсальное свойство человека, формализованная и трансформированная в религию на основе дуалистического мировоззрения, «должна обеспечивать какое-либо преимущество (выгоду), иначе бы она исчезла» [16, с. 122].
По теории «мемов» [16], объясняющей феномен веры (религии) и поведение верующего (религиозного) человека как тождественное феномену поведения любящего (влюбленного) человека, получателем выгоды становится «мем» - гипотетическая единица-репликатор (массив закодированной информации) культурного наследия. Мемы, подобно генам, способны создавать копии, но не такие точные, как это делают репликаторы-гены. Они имеют ту же, что и гены, дарвинскую модель естественного отбора, а именно: «число репликаторов с хорошими способностями к размножению растет за счет уменьшения числа репликаторов с худшими способностями к размножению». Так же как и гены, они не приспособлены к успешному выживанию поодиночке, но успешно выживают и работают в присутствии других мемов - членов мемплекса. Вера в соблюдение эстетических
норм как должное быть, в том числе вера в справедливость, появившаяся в обществе раньше религии, исходя из каких-то высших (общественных) целей, прошла естественный отбор и выжила так же, как и религиозные идеи, потому что была совместима с другими мемкомплексами. И сейчас вера в справедливость продолжает существовать в пуле с религиозными мемкомплексами, являясь основой этого нравственно-культурного меми-ческого пула [16].
Философ Дэниел Деннет предположил, что в результате естественного отбора (генетического и мемического) у человека сформировались три уровня мышления, а именно: «физический», «проектный» и «целевой, благодаря которым человек способен понять и, следовательно, предсказать поведение животных, механизмов или людей (соплеменников)» [18]. Эти уровни отличаются степенью детализации (упрощения) при решении задачи. Физический уровень мышления, основанный на обработке детальной, но устаревшей информации, получаемой от органов чувств, является самым медленным для принятия решения о поведении в будущем. При проектном уровне мышления, основанном на знании конструкции искусственного объекта или живого объекта, объем исходной информации сокращается и задача предсказания будущего поведения упрощается. Целевой уровень (уровень намерений), по сравнению с проектным, отличается еще большим упрощением задачи, исходя из предположения, что объект не только спроектирован с определенной целью, но еще и содержит в себе некий активный стимул, направляющий его действия к определенной цели. Именно целевой уровень мышления, как и проектный, ускоряет принятие оптимального решения в условиях неопределенности, что помогает оптимально реализовать личный интерес.
Таким образом, люди просто запрограммированы приписывать целеполагаемые намерения субъектам (и объектам), от поведения которых зависит их существование, одушевляя (или обоготворяя) их. Это значит, что люди запрограммированы соглашаться с тем, «что надсистема, находящаяся во внеш-
ПЕТЕРБУРГСКИй ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ • № 1 • 2014
19
ней среде, устанавливает цели системе (во внутренней среде). Такая позиция полностью согласуется с общей теорией систем (кибернетикой)» [12, с. 13]. Остается понять, что стимулирует индивида, верующего в целепо-лагание надсистемы, подчиняться и принимать правила игры, которые она устанавливает. При этом индивид осознает стремление надсистемы, будь это руководитель, государство или Бог, создать благоприятные условия, соответствующие коллективному интересу системы, для оптимального удовлетворения личного интереса индивида, а также принять формулу справедливого соответствия личного и коллективного интереса, отношений между системой и надсистемой по принципу -«служи, да обслужен будешь».
Д. Деннет объясняет этот человеческий феномен через феномен веры (религии) как побочный продукт «некоего иррационального механизма, свойственного мозгу, - нашей способности влюбляться, имеющей, очевидно, генетические преимущества» [16, с. 117]. По результатам исследований в области эволюционной психологии чувство любви и нужды в любви является психологическим иррациональным механизмом мотивации, встроенным в наш мозг через естественный отбор. В частности, проявлением веры (религии) является любовь к сверхъестественному существу (богу) с преклонением перед его атрибутами, что «предопределено эгоистичным поведением генов и «механизмом подкрепления» в виде чувства защищенности и любви в опасном мире, потери страха смерти, надежды на помощь свыше в ответ на молитву и т. п. [16]. Таким же подкреплением, очевидно, является вера в справедливость, формализованная в эстетических, а позже в социально-экономических нормах.
Биолог Льюис Волперт, предложивший идею «конструктивной иррациональности», сделал следующий вывод: «иррационально сильное убеждение охраняет от нерешительности, свойственной рассудку в условиях неопределенности», из которого следует, что «в некоторых ситуациях более выгодно продолжать придерживаться иррациональных убеждений, даже если новые данные или об-
стоятельства дают повод их пересмотреть»; «влюбленность можно рассматривать как частный случай «конструктивной иррациональности», которая, в свою очередь, представляет собой еще один пример полезного свойства психики, способного породить в качестве побочного продукта иррациональное поведение - веру»» [19, с. 119].
Таким образом, чувство любви, так же как и чувство веры, в том числе веры в справедливость, и поведение верующего человека более всего соответствуют принципу справедливых отношений субъектов социально-экономической системы - «служи, да обслужен будешь», который полностью совпадает с известной всем формулой человеческих отношений: «Ибо весь закон в одном слове заключается: люби ближнего своего, как самого себя» [20, с. 301].
Принципиальное значение имеет обоснование оптимального сочетания двух видов справедливости (уравнительной и распределительной) и соответствующих им двух видов экономических интересов (частного и коллективного). Наиболее системный подход к решению этой проблемы, определенный как интуитивистский подход к справедливости, был предложен в начале 1970-х гг. теорией дистрибутивной справедливости Дж. Ролза. В его научной работе [21] были обоснованы два нормативных принципа справедливости:
1) «каждый человек должен иметь равные права в отношении основных свобод, совместимых с подобными свободами для других;
2) социальные и экономические неравенства должны быть устроены так, чтобы они: а) были к наибольшей ожидаемой выгоде наименее преуспевших людей; б) делали доступ к должностям и положениям, открытым для всех в условиях честного равенства возможностей».
Основное достоинство интуитивистского подхода - это признание ценностнополага-емой справедливости и ее формализация в виде качественных социальных целей: «эффективности, полной занятости, выбора между оптимизирующим механизмом распределения национального дохода и полностью эгалитарным способом распределения
дохода, с которыми частные целевые интересы должны найти компромисс» [21, с. 44].
Теория Ролза определяет справедливость как компромисс между двумя критериями: максимизации производства благ для наибольшего удовлетворения потребностей (получения полезности) и распределения этих удовольствий равным образом между субъектами социально-экономических отношений. Этот компромисс формализуется через применение системы параллельных кривых безразличия - кривых компромисса между равенством в распределении ограниченных экономических ресурсов и благ, с одной стороны, и уровнем всеобщего благосостояния, с другой. Увеличение угла наклона кривой безразличия означает, что человек склонился в сторону равенства, уменьшение говорит о приоритетности уровня благосостояния. Идея социальной справедливости Ролза свелась к выбору между степенью равенства и уровнем благосостояния по принципу: чем больше одного, тем меньше другого [22].
На практике связь между равенством (неравенством) и уровнем благосостояния, то есть темпами роста равенства распределения и роста производительности (отдачи) ресурсов не столь однозначна, как в теории. С одной стороны, чрезмерно высокие вознаграждения высшего менеджмента, в сравнении с зарплатой работников-исполнителей, приведут к тому, что личные интересы менеджмента (рост личных накоплений) станут выше целей развития экономического потенциала предприятия. Такая практика характерна для современного российского крупного бизнеса или для американского и английского банковского сектора и очень крупных компаний. С другой стороны, сокращение разрыва в доходах высшего менеджмента и рядовых работников может оказать положительное влияние на командный стиль работы коллектива, на преданность корпорации и согласованность интересов, как это практикуется в японских корпорациях, особенно в период быстрого роста, или регламентируется в швейцарских компаниях.
Теория Д. Ролза опровергает концепцию справедливости как зависти и предлагает
противоположную концепцию справедливости как честности, опираясь на фактор мощного слоя среднего класса в современном обществе.
Гипотеза о справедливости как зависти принадлежит З. Фрейду [23] и пересекается с философской мыслью Ф. Ницше в том, что справедливым считается только существование сверхлюдей (в понятиях утилитаризма -сверхбогатых) и их привилегий, а отношение к ним бедных людей и других членов общества, ставящих вопрос о справедливости и поляризации уровня доходов между бедными и богатыми, считается завистью [22]. При этом неимущие и малоимущие граждане не имеют прав на защиту своих интересов со стороны государства, что соответствует тезису Жана Кальвина: «бедность - это знак предопределения души к вечному осуждению, а богатство -признак предопределения к спасению», поэтому человек либо «справедливо» богат либо «справедливо» беден [24, с. 45].
Таким образом, теория Д. Ролза утверждает, что справедливость - это состояние общества, в котором никто никому не завидует, отсутствует социальная напряженность и наблюдается состояние консенсуса. Такому состоянию более всего соответствует унимодальная структура общества с распределением домашних хозяйств по доходам (богатству), близким к колоколообразной кривой в плане «численность населения - доходы» с небольшими хвостами слева (соответствует бедному населению) и справа (соответствует богатым слоям населения), а посередине - самая большая группа населения, относящаяся к среднему классу [21].
Д. Ролз считал несправедливой бимодальную структуру общества, которой соответствует кривая «численность населения - доходы» с двумя максимумами, где большой максимум справа образует малая численность граждан, относящихся к слою «золотого миллиарда», а малый максимум слева -остальное население, с провалом посередине этого графика, то есть при отсутствии среднего класса. В таком обществе, пропитанном чувством экономической зависти, наблюдается социальная напряженность и социальное
групповое или классовое возмущение существующим порядком распределения и неравенством социальных возможностей [22]. Зависть считается наиболее распространенным грехом, которому подвержены россияне, и это хоть и косвенная, но точная характеристика структуры нашего общества.
Дж. Ролз также указывал в своем научном труде на трудности, связанные с применением метода рефлективного равновесия, который используется в моральной теории справедливости. Эта теория основана на том, что у каждой личности, обладающей интеллектуальными способностями, к определенному возрасту при нормальных условиях вырабатывается чувство справедливости, которое свободно и без эмоций формируется при общении с другими людьми в виде обдуманных суждений, высказанных после рационального размышления. В процессе столкновения различных суждений о справедливости понимание справедливости подвергается внутренней коррекции до тех пор, пока не наступает рефлективное равновесие, которое отражает господствующее в обществе представление о справедливости [22]. Примером моральной теории справедливости является концепция русского консервативного философа и политолога Ивана Ильина, который считал, что «справедливость не обеспечивается общими правилами, она требует еще справедливых людей» [25, с. 78]. Концепция Ильина основывается на субъективном принципе «жизненно верного, предметного неравенства», которое он называл справедливым. По убеждению И. Ильина, полное равенство людских способностей недостижимо по причине изначального различия между людьми в распределении богатств и статусе - привилегированном положении элиты (наиболее творческих и способных людей). Поэтому каждая попытка установления равенства приведет к новому, более несправедливому неравенству (в виде должностных или партийных привилегий, прикрытых маской «двойной морали»). Достоинством этой теории является положение о невозможности адекватно отразить справедливость и оценить достойных элиты людей только формальными способами.
Состояние справедливости, достигаемое через рефлекторное равновесие, может наблюдаться в современном демократическом обществе в виде временного консенсуса, которое легко ломается при существенном ущемлении интересов основных социальных групп населения, не входящих в состав элиты общества.
На основе вышеизложенного научного обобщения, систематизации и анализа теорий социально-экономической справедливости и опыта их применения в системе социальной рыночной экономики можно сделать следующие выводы:
• Проблема социально-экономической справедливости, особенно обострившаяся в период «фазового перехода» мирового общества к «цивилизационному кризису», становится центральной и актуальной.
• Выделение экономической справедливости из категории нравственной справедливости с целью ее систематизации как отдельного предмета исследования является актуальной необходимостью.
• Формирование категории социально-экономической справедливости находится в стадии развития, что подтверждается множественностью научных концепций справедливости, а также отсутствием системного подхода к разработке синтезированной (общей) концепции экономической справедливости. Поэтому среди ученых-экономистов и практиков еще бытует мнение, что социально-экономическая справедливость - это один из общественных идеалов, а значит, ее моделирование не поддается формализации.
• Современное представление о практике применения принципов справедливости также является несистемным, поскольку учитывает решение исторически наблюдаемых и самых злободневных проблем социальной несправедливости на основе следующих общеизвестных принципов:
равенство всех граждан перед законом;
обеспечение гарантий жизнедеятельности человека;
высокий уровень социальной защищенности;
частные принципы социальной справедливости: обеспечение работой каждого трудо-
способного; достойная зарплата; социальное обеспечение инвалидов и детей-сирот; свободный доступ граждан к образованию, здравоохранению, культуре, спорту и т. д.
При таком узком социальном подходе игнорируется необходимость распространения принципов экономической справедливости на всех субъектов - участников рыночной экономической системы (физических и юридических лиц). То есть принципам экономической справедливости должны соответствовать критерии согласования экономических интересов всех субъектов рынка.
• В последнее время складывается общее понимание сути социально-экономической справедливости как непреходящей, постоянно присутствующей в социальных и экономических отношениях категории, которая представляет собой системный механизм (способ) и критерии управления справедливой социально-экономической системой, основанные на системном механизме согласования экономических частных интересов ее субъектов (групп субъектов) и коллективного социально-институционального интереса системы в целом в конкурентных и изменяющихся условиях.
• Приходит понимание, что ключом к управлению справедливыми социально-экономическими отношениями в системе социальной рыночной экономики является управление согласованием социально-экономических интересов субъектов общества, и это есть та генеральная функция, которую должно выполнять государство через создание благоприятных институциональных условий для максимальной реализации личных экономических интересов, что обеспечит максимальную реализацию общественных интересов по принципу - «служи да обслужен будешь».
• Междисциплинарное видение проблемы социально-экономической справедливости с привлечением результатов современных исследований в области естественного отбора генов и мемов, а также психологии эволюции, объясняющих происхождение веры в справедливость, позволяют перевести научное обсуждение предмета справедливости с качественного описания и субъективного уровня
знаний на уровень количественных оценок и объективных аргументов.
• Ключевую роль в действии механизма социальной и экономической справедливости играет государство как гарант соблюдения социально-институциональных условий формирования и развития справедливых экономических отношений в обществе.
• На основе механизма согласования социально-экономических интересов субъектов общества должна сформироваться синтезированная теория справедливости сочетающая целе- и ценностнополагаемые концепции справедливости.
• В связи с глобализацией мировой экономики национальное хозяйство становится подсистемой мирового рынка, происходит изменение самих экономических отношений и соответствующей им категории справедливости, что должно учитываться в новых знаниях и опыте применения способов и критериев социально-экономической справедливости.
• Социально справедливая рыночная модель экономики, в которой нуждается Россия, - это концепция о модели самого общества, его социально-экономического развития и справедливых общественных социально-экономических отношений.
• Глубинной причиной обострения несправедливости в современном обществе является классический общественный конфликт, определенный еще К. Марксом, а именно: конфликт развитых производительных сил и устаревших производственных (социально-экономических) отношений в обществе, которые перестали соответствовать требованиям организации стремительно развивающейся, высокотехнологичной и креативной части производительных сил.
В заключение обратим внимание на оценку соответствия российской социально-экономической практики международным нормам социальной справедливости, сформировавшимся в развитых странах с социальной рыночной экономикой.
Почему сегодня в условиях российской экономики с её неустойчивым экономическим ростом, приближающимся к черте, за
которой начинается стагнация, так важно говорить о модели экономической справедливости, основанной на теории и методологии согласования социально-экономических интересов? Потому что реальные российские условия создали социальную поляризацию, ощущаемую гражданами как социальную и экономическую несправедливость, что видно по «дикому» имущественному расслоению и расслоению по доходам российских граждан. Доходы бедного населения обеспечивают только самое необходимое для жизнедеятельности. Сегмент потребительских запросов сверхбогатых российских граждан удовлетворяется на зарубежных рынках, он слишком узок и эксклюзивен, чтобы влиять на массовое отечественное производство. При этом численность среднего класса слишком мала, чтобы быть двигателем совокупного спроса.
Современные экономические дискуссии на тему социально справедливой рыночной экономики в России сводятся к предложению усиления роли государства как концептуальной цели, а не к модели развития общества со справедливыми социально-экономическими отношениями. Если из этой модели убрать этику экономической справедливости с ключевым принципом согласованности частных и коллективного экономических интересов и оставить только частный интерес, то уже не имеет значения, существует государство в такой гипертрофированно либеральной капиталистической экономике или его там нет. С другой стороны «дикий» госкапитализм с гипертрофированным, якобы коллективным (государственным) интересом, ничуть не лучше модели «дикой» бескомпромиссной конкуренции с гипертрофированным частным экономическим интересом. Обе эти крайности в модели общества, неприемлемой для России, объединяет предельный утилитарный принцип - «кто смел, тот и съел». В этом стратегически неприемлемом смысле сегодняшняя Россия - это экономически либеральное государство в лице административной (бюрократической) элиты, сросшейся с крупным бизнесом, которая выступает таким же алчным экономическим игроком, как и «лавочник» (герой А. Смита) [26]. Сам
А. Смит называл это «порочной максимой властителей человечества», когда «все для нас самих и ничего для других людей», и при этом он верил в нравственные чувства человека, «каким бы эгоистичным ни был человек» [27, с. 132].
По опыту социально развитых европейских стран примерная структура стабильного общества и экономики характеризуется количеством среднего класса в размере двух третей от численности населения. В России после либеральных рыночных реформ была построена экономика и структура общества, при которой две трети населения - бедняки, а доля среднего класса в совокупных доходах населения так незначительна, что его представители не могут создать массовый спрос. Спрос бедного населения находится на пределе необходимого, при этом в самом обществе зреет социальная нестабильность, которая приближается к черте, за которой начинает работать известная формула - «когда низы не хотят, а верхи не могут». Выбор модели социально справедливой рыночной экономики становится для России единственно правильным. Переход к ней потребует создания реальных благоприятных условий для роста численности среднего класса как фактора роста российской экономики с применением механизма согласования экономических интересов.
Либеральная экономическая политика и реформы, опирающиеся только на абстрактную рыночную силу и рост предпринимательской активности, провалились. Даже высшая власть пришла к переосмыслению опыта рыночных реформ 1990-х и начала 2000-х гг. как реформ с «нечеловеческим лицом», приведших к конфликту социально-экономических интересов на всех уровнях хозяйствования от предприятия до национальной экономики, которые воспринимаются обществом как чувство социальной и экономической несправедливости, угрожающей национальной безопасности. Несогласованность интересов проявляется в неопределенности социально-экономических отношений субъектов системы и может стать причиной самых разрушительных, не подлежащих предваритель-
ной оценке и практически неуправляемых системных рисков. Последним примером тому являются события, связанные с украинской «еврореволюцией».
Таким образом, согласование социально-экономических интересов всех субъектов системы национальной экономики: государственной власти и бизнеса, федерального центра и регионов, бизнеса и работников, населения и государства - становится ключевым фактором рыночной силы, который реально, а не абстрактно запускает механизм ускоренного роста совокупного спроса, необходимого для устойчивого экономического развития страны.
На фоне мирового кризиса рыночные либералы потеряли ведущую роль в экономической дискуссии на тему поиска новых экономических моделей, как для отдельных стран, так и для мира в целом. Идея переосмысления всей экономической парадигмы, так часто обсуждаемая на научных форумах и в СМИ, стала уже банальной. Все уже понимают, что так дальше жить нельзя, но никто не знает, а как нужно - какая новая парадигма социально-экономического развития придет на смену. Модель экономического роста, основанного на ссудном проценте, который обеспечивает рост потребления с опережающим ростом производства, изжила себя. Причина этого состоит не в недостаточности практических рекомендаций, а в недостатке ценностного социально-экономического системного критерия справедливости, который должен лечь в основу новой модели экономических отношений.
В обществе с этическими нормами-регуляторами справедливости экономических отношений уже не так важны формы собственности. Частные предприниматели даже в формате свободной конкуренции будут готовы на самоограничения ради общего блага. По этому поводу Вильгельм Репке -классик направления социальной рыночной экономики - писал: «экономическое устройство - условие гармоничного общества, но не
его суть»; «рыночная экономика - необходимая, но отнюдь не достаточная предпосылка свободного, счастливого, благополучного, справедливого и упорядоченного общества» [28, с. 152]. Нам ли, еще помнящим хорошие стороны социализма в СССР, не знать этих истин.
Российское общество, надеемся, скоро завершит этап развития, на котором свобода не уравновешена социальной ответственностью и справедливостью, жажда обогащения не сдерживается обязательствами перед обществом и ведет к откровенному паразитизму и в то же время оправдывается постоянным ростом потребления в обществе, а культ успеха любой ценой заменяет культ созидательных действий [26]. Этот нравственный и социально-экономический дисбаланс социально-экономических интересов лежит в основе фундаментального кризиса современной финансово-экономической парадигмы, символом несправедливости которой стал «ссудный процент». Ну почему исламская банковская система может эффективно работать, ориентируясь в первую очередь на реальный сектор экономики, без использования несправедливого «ссудного процента», а российская нет? Да по тем же выше названным причинам дисбаланса интересов.
Преодоление цивилизационного кризиса в мире в целом, и в России в частности, предполагает поиск новой социально-экономической парадигмы. От степени справедливости этой новой парадигмы зависит будущее человека и общества. Реалистичность такого подхода подтверждается отчасти нашим советским опытом и, конечно, опытом социально ориентированных развитых стран.
Формирование и развитие рыночной экономики, основанной на принципах социальной и экономической справедливости, на механизме согласования социально-экономических интересов в обществе, может стать той искомой национальной идеей, которая сплотит российское общество, особенно в кризисный период.
Список литературы
1. Ойкен В. Основные принципы экономической политики. М.: Прогресс - Универс, 2000.
2. Ойкен В. Основы национальной экономии. М.: Экономика, 1996.
3. Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. М.: Экономика, 1978.
4. Мюллер-Армак А. Принципы социального рыночного хозяйства / Социальное рыночное хозяйство. Теория и этика экономического порядка в России и Германии. СПб.: Экономическая школа, 1999.
5. Мюллер-Армак А. О свободе и социальной справедливости / Предложения по осуществлению официальной рыночной экономики / Социальное рыночное хозяйство // Политэконом, 1996. № 1.
6. Эрхард Л. Благосостояние для всех. Репринт. Воспроизведение: пер. с нем. / Авт. предисл. Б. Б. Багаряцкий, В. Г. Гребенников. М.: Начала-Пресс, 1991.
7. Теория хозяйственного порядка. Фрайбургская школа и немецкий неолиберализм: Антология. / Составитель: В. Гутник. М.: Экономика, 2002.
8. Переводные материалы интернета. URL: http://mixednews.ru/archives/43878 (дата обращения: 04.11.2013).
9. Les super riches sont les dictateurs du XXIe siècle / Slate.fr/ http://www.slate.fr/sto-ry/79947/super-riches-dictateurs-xxie-siecle / пер. с фр. URL: http://www.inosmi.ru/ world/20131116/214801377.html#ixzz2kpYBFkt8. (дата обращения: 04.10.2013).
10. Russia Today на русском / 16.11.2013. URL: http://russian.rt.com (дата обращения: 17.11.2013).
11. Фридман М., Фридман Р. Свобода выбирать: Наша позиция / Пер. с англ. М.: Новое издательство, 2007.
12. Скобелев В. Л. Моделирование отношений обмена хозяйствующих субъектов: Теория согласования интересов. СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 2005.
13. Палтерович В. М. Кризис экономической теории. Доклад на научном семинаре Отделения экономики и ЦЭМИ РАН «Неизвестная экономика», 1997.
14. Эрроу К.-Дж. Коллективный выбор и индивидуальные ценности. М.: ГУ ВШЭ, 2004.
15. Gibbard A. Manipulation of voting schemes: a general result. «Econometrica». Vol. 41. No. 4 (1973). URL: http://bookfi.org/ (дата обращения: 18.08.2013).
16. Докинз Р. Бог как иллюзия. М.: Изд-во Колибри. - 2008. Пер. с англ. на сайте Элементы большой науки. URL: http://elementy.ru/lib/430679 (дата обращения: 23.08.2013).
17. Darwin C. The Descent of Man. New York: Appleton, 1871, vol. 1, p. 156. Репринт. Изд.: Dover Publications. URL: http://bookre.org/ (дата обращения: 16.09.2013).
18. Деннет Д. Виды психики: на пути к пониманию сознания / Пер. с англ. А. Веретенникова; под общ. ред. Л. Б. Макеевой. М.: Идея-Пресс, 2004. 184 с. URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000838/ (дата обращения: 10.10.2013).
19. Lewis Wolpert. Six Impossible Things Before Breakfast: The Evolutionary Origins of Belief. URL: http://bookre.org/ (дата обращения: 14.10.2013).
20. Новый завет. Послание «К Галатам», 5:14. Изд.: Благовест, 2012.
21. Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1995.
22. Пирогов Г., Ефимов Б. Социальная справедливость: генезис идей / Социологические исследования. № 9. Сентябрь 2008. C. 3-11. URL: http://ecsocman. hse.ru/data/598/633/1219/Pirogov_1.pdf. (дата обращения: 16.10.2013).
23. Фрейд Зигмунд. Психология бессознательного. М.: Просвещение, 1989.
24. Пайпер Дж. Кальвин Ж. Божественное величие слова. Издание «IN LUMINE», Chernigov. Пер. на рус. 2008. URL: http://reformed.org.ru/Reform/Calvin.pdf. (дата обращения: 14.10.2013).
26
петербургский ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ • № 1 • 2014
25. Ильин И.А. Теория права и государства / И.А. Ильин; Под ред. В. А. Томсинова; Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова. - Москва: Зерцало: Система Гарант, 2003.
26. Восканян М., Кобяков А. Развитие плюс справедливость. Вэб-журнал. URL: Glo-bosScope/19.03.2013/http://www.globoscope.ru/content/articles/3058/ (дата обращения: 14.08.2013).
27. Смит А. Теория нравственных чувств. М.: Республика, 1997.
28. Wilhelm Roepke. Economics of the free society. Henry Regnery Company, Chicago, 1963. Электронная библиотека. URL: http://bookre.org/reader?file=790442&pg=3 (дата обращения: 17.10.2013).
петербургский ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ • № 1 • 2014
27
