CC BY
226
УДК 821.161.1.09
DOI: 10.33184/bulletin-b su-2021.2.37
АНАЛИТИЧЕСКИЕ ЗАДАНИЯ НА ВСЕРОССИЙСКОЙ ОЛИМПИАДЕ ШКОЛЬНИКОВ ПО ЛИТЕРАТУРЕ: ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫЕ СМЫСЛЫ
© Г. А. Ахметова
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450007 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Email: toha230@rambler.ru
Аналитические задания, предлагаемые на Всероссийской олимпиаде школьников по литературе, рассматриваются в интертекстуальном аспекте, без учета которого невозможно глубокое постижение классических произведений на уроках литературы, формирование навыков целостного анализа текста в соответствии с требованиями образовательного стандарта в области филологии. Анализируя олимпиадные задания, автор демонстрирует глубинные интертекстуальные смыслы в предложенных произведениях. Литературная олимпиада рассматривается как мерило научной компетентности учителей-словесников, а также знаний, умений и навыков учащихся, будущих студентов-филологов.
Ключевые слова: олимпиада, литература, аналитические задания, интертекстуальность, подтекст, образовательный стандарт.
Как член жюри Всероссийских школьных олимпиад по литературе хочу поделиться некоторыми наблюдениями и выводами. Они касаются аналитических заданий, предлагаемых школьникам на олимпиадах по литературе регионального и заключительного этапов [8]. Речь идет о таком аспекте рассмотрения художественного текста, как интертекстуальность. Термин этот до сих пор мало востребован на уроках литературы, практически не знаком учащимся. Между тем на Всероссийских олимпиадах по литературе все чаще предлагают для анализа художественные тексты с большим количеством культурных цитат. Такого рода задания вызывают у учащихся серьезные затруднения. На этот существенный пробел в современном школьном филологическом образовании хотелось бы обратить внимание.
Как известно, анализ художественного текста предполагает несколько подходов. Базовым является структурный анализ, когда произведение рассматривается в единстве всех формальных элементов: жанра, рамочного комплекса, системы персонажей, сюжета, композиции, хронотопа, описаний, языковых и ритмико-метрических особенностей [9-11; 20-21]. Структурный анализ текста традиционно дополняется контекстуальным. Он нацелен на сопоставительный анализ художественных произведений, выявление их жанровой и тематической типологии. Однако вне внимания учителя-словесника не должен оставаться еще один важнейший аспект анализа текста - интертекстуальный.
Этот термин более пятидесяти лет назад впервые употребила французский филолог Ю. Кристева в статье «Бахтин, слово, диалог, роман» (1967). По ее мнению, «любой текст строится как мозаика ци-таций, любой текст есть продукт впитывания и трансформации какого-нибудь другого текста». «Литературное слово» - это «место пересечения
текстовых плоскостей», «диалог различных видов письма» [6, с. 97, 99]. Иначе говоря, интертекстуальность - широкая область межтекстовых связей, как сознательных, игровых, так и бессознательных, автоматических.
Проблема интертекстуальности получила освещение в ряде современных исследований [4; 14; 18; 20]. Подводя итоги изучения теории и практики интертекста, С. В. Моташкова справедливо замечает: «Понятие «интертекстуальность, как правило, ассоциируется с постмодернистскими произведениями и не всегда осознается как онтологическое свойство художественного текста, которое по-разному проявляет себя в различных художественных направлениях и стилях эпохи» [14, с. 19].
Формы существования литературы в литературе разнообразны. Самая простая форма интертекстуальности - цитата. Ее трудно не заметить, важно осмыслить ее содержательную функцию. Так, в зачине поэмы А. Ахматовой «Реквием», посвященной сталинским репрессиям, возникает цитата из «Послания в Сибирь» А. Пушкина. Она призвана подчеркнуть историческую аналогию далеких эпох: «Но крепки тюремные затворы, а за ними "каторжные норы" и смертельная тоска» [1, с. 592].
Неточную, трансформированную цитату называют парафразой. Начало стихотворения А. Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» - парафраза из оды Г. Державина «Памятник»: «Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный...» [3, с. 123]. Неточная цитата позволяет уловить преемственность в осмыслении темы поэтического бессмертия и одновременно обозначает новый подход к ней. Державин видит свои заслуги перед потомками в том, что воспел «в забавном русском слоге» заслуги Екатерины II, «в сердечной простоте беседовал о Боге» и «истину царям с улыбкой говорил» [3, с. 123]. Пушкин иначе осмыслил свое право на память по-
томков, бессмертие. Свои заслуги поэт видит в проповеди гуманных ценностей: «добрых чувств», свободы и милосердия.
Более сложными формами интертекстуальности являются реминисценция и близкая к ней аллюзия. «Реминисценция» с латинского языка переводится как «воспоминание». Это только отзвук, тонкий намек на чужой образ, мотив, сюжет. Так, в названии поэмы А. Ахматовой «Реквием» заключены отсылки не менее чем к трем произведениям: тексту католической поминальной молитвы «Requiem», траурной музыке Моцарта и трагедии Пушкина «Моцарт и Сальери». Внутренняя связь поэмы Ахматовой с католической поминальной мессой и музыкой Моцарта улавливается относительно легко. «Реквием» воспринимается как своего рода поминальная молитва о тех, кто был репрессирован в сталинскую эпоху. Труднее почувствовать глубинные ассоциации, которые связывают поэму Ахматовой с трагедией Пушкина «Моцарт и Сальери». Ее смысл емко выражен словами Моцарта: «А гений и злодейство - две вещи несовместные» [16, с. 331]. По мысли Пушкина, гений не может быть злодеем, ведь искусство нераздельно связано с моралью, вне которой оно не существует. Так считает и Ахматова: настоящий художник не может выполнять социальный заказ злодейского государства. Его долг - говорить правду, чего бы это ни стоило.
Почему так важно видеть интертекстуальные связи в произведении? Дело в том, что смысл художественного текста, особенно лирического стихотворения, не равен вербальному тексту. Он всегда шире, глубже, таит подтекст - ассоциативный смысл, не выраженный словами. Реминисценции и цитаты создают глубинный содержательный пласт произведения.
Рассмотрим в интересующем нас аспекте аналитические задания, предложенные в текущем году старшеклассникам на региональном этапе олимпиады по литературе.
В девятом классе это был рассказ Н. С. Катер-ли «Охо-хо» (1976). По форме рассказ напоминает притчу. Его бытовой и вместе с тем полуфантастический сюжет таит глубокий философский смысл. Речь идет о жизни и смерти, ценности человеческой души, памяти и забвении.
Герои рассказа не имеют имен, они конкретны и символичны, как и сюжет в целом. «Хозяин» -это ушедший из жизни старший член семьи, при этом, однако, его образ значительнее. «Дочка» и «Зять» Хозяина - его ближайшие родственники, но и их образы многозначны.
Особенно неоднозначен странный, фантастический персонаж «Охо-хо». Его точка зрения организует рассказ, в его наивно-детском восприятии дано все происходящее. Н. Катерли использует прием, который В. Шкловский, анализируя прозу Л. Толстого, назвал «остранением»: мир глазами
необычного существа. По словам В. Шкловского, «прием остранения у Л. Толстого состоит в том, что он не называет вещь ее именем, а описывает ее, как в первый раз виденную». Возникает особый ракурс восприятия: «не приближение значения к нашему пониманию, а создание особого восприятия предмета, создание „видения" его, а не „узнавания"» [22, с. 60, 62].
С одной стороны, Охо-хо, казалось бы, материален. Он помогает Хозяину найти очки, живет после его ухода в томике стихов Лермонтова. И вместе с тем Охо-хо - это что-то воздушное, эфирное, нематериальное. Это то, что рождено вздохами Хозяина: «Охо-хо забирался в мягкий подлокотник, согревался у руки Хозяина, и они разговаривали.
- Охо-хо! - звал его Хозяин, шурша газетными листами. - Где же мои очки? Он шарил по скатерти, и Охо-хо вылезал из-под обивки, бежал по столу, протирал стекла очков, потом тихонько брал Хозяина за палец и тянул его руку к очкам» [5, с. 137].
После ухода из жизни Хозяина Охо-хо не может найти себе места в родном доме, он чувствует себя бесприютным. Похоже, что это одинокая душа человека, недавно покинувшего мир. В финале рассказа Охо-хо уносит из квартиры ветер вместе с обрывками старых газет, ему уже нет места в родном доме, где распоряжаются Дочка и Зять. Финал печален.
Трудно понять смысл этой притчи, если не учитывать интертекстуальные связи, пронизывающие рассказ. Философским ключом к нему является поэтический текст М. Лермонтова. Важна деталь: после ухода Хозяина Охо-хо некоторое время живет в томике стихов поэта. В рассказе не раз звучат строки из элегии Лермонтова «Выхожу один я на дорогу». Роль этого стихотворения исключительно важна. «Чужой» текст помогает понять философский смысл рассказа Н. Катерли, в котором цитируются строки:
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит.
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом... [7, с. 148].
«Выхожу один я на дорогу...» - одно из немногих светлых религиозных стихотворений Лермонтова, поэзия которого носит в целом мятежный, богоборческий характер. В своей поздней элегии поэт выразил религиозное понимание смерти. Смерть осознается не как окончательное уничтожение, не как «холодный сон могилы», но как загробный покой души. Поэт верит в продолжение жизни после смерти человека. В концовке элегии возникает образ лермонтовского Эдема:
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб вечно зеленея
Темный дуб склонялся и шумел [7, с. 148].
Последняя строка цитируется в рассказе Н. Катерли. В нем, как и в элегии Лермонтова, есть намек на возможность иного, неземного мира. Это мир Охо-хо видит во сне: «Хозяин шел по длинной белой дороге, по обеим сторонам которой стояли высокие зеленые деревья, похожие на комнатные цветы, только больше» [5, с. 137].
«Хозяин» в рассказе не что иное, как физическая оболочка души, место ее обитания. Старый человек, видимо, был глубоко религиозным человеком, с доброй душой. Именно таким по-детски наивным и беззащитным выглядит Охо-хо - духовная сущность человека.
Образы Дочери и Зятя Хозяина таят в себе литературные реминисценции, ассоциируются с «мертвыми душами» Н. В. Гоголя. Лишенные «сентиментальности» и «чувствительности», молодые люди легко утрачивают память о близком человеке и быстро избавляются от старого кресла, книг, в которых еще обитает душа человека. Живые и мертвые души противопоставлены в рассказе.
Строки из элегии М. Лермонтова не оставляют сомнений в философском содержании произведения. Но в рассказе есть отсылки и к более отдаленным религиозным литературным текстам - И. Тургенева, М. Булгакова.
Мысль о продолжении жизни после смерти выражена в финале романа И. Тургенева «Отцы и дети», в описании сельского кладбища, на котором похоронен Базаров. В отличие от нигилиста, автор верит в продолжение жизни после смерти. Об этом свидетельствуют последние строки романа: «.цветы, растущие на ней (могиле Базарова. - ГА.), безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии "равнодушной" природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной.» [19, с. 445]. «Жизнь бесконечная.» - цитата из поминальной молитвы «Со святыми упокой», исполнявшейся на панихидах: «Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная» [13].
В финале романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» Мастер и его подруга уносятся вместе с Воландом и его свитой в запредельный мир. После смерти Мастеру дано обрести загробный «покой» души [2].
Короткий рассказ Н. Катерли насыщен цитатами и реминисценциями из русской классической литературы. Культурные цитаты создают глубину смысла, философский подтекст.
В одиннадцатом классе школьникам предложили для анализа рассказ М. Осоргина «Человек, похожий на Пушкина» (1930). Как и рассказ Н. Ка-терли, он наполнен мифологическими и литературными реминисценциями.
Выразительно название рассказа: «Человек, похожий на Пушкина». Мотив двойничества, по-
ложенный в основу сюжета, восходит к древнему близнечному мифу. В дуалистических мифах один из братьев создает все доброе и полезное, а другой - все злое и вредное [12, с. 144]. Сюжет о двойниках актуализировала романтическая литература. Рассказ М. Осоргина вызывает в памяти роман Э. Т. А. Гофмана «Крошка Цахес» и новеллу Н. Гоголя «Нос» - произведения, в которых героев сопровождает мистический двойник, виновник всех бед.
М. Осоргин переосмыслил литературно-мифологический сюжет. Герой рассказа, скромный чиновник «по акцизному ведомству» Александр Терентьевич Телятин, напоминает «маленького человека» классической русской литературы. Возникают ассоциации с произведениями Н. Гоголя, Ф. Достоевского, А. Чехова. Особенно много реминисценций из повести Гоголя «Шинель». Подобно Акакию Акакиевичу Башмачкину, герой Осоргина имеет красивый почерк и точно так же занимается пустой, абсурдной бумажной деятельностью: «заполнял пустые места на цветных бланках» [15, с. 504]. Не менее, чем у Гоголя, смешна фамилия героя Осор-гина - Телятин.
На фоне сходства очевидно несходство: герой Осоргина похож на Пушкина. Но не только похож - он воображает себя им, отождествляя с памятником поэту на Тверском бульваре в Москве. Оттого на посетителей в «присутствии» он «смотрел устало и отвечал снисходительно», а прогуливаясь по бульвару в одежде «под Пушкина», даже в плохую погоду и при нездоровье, нес свою миссию - «был и тут добросовестен и аккуратен, как на службе» [15, с. 504].
Неточные цитаты из лирики Пушкина подчеркивают особенную гордость героя, живущего в тени чужой поэтической славы: «Людей он разделял на две категории: на замечавших и ничего не замечавших. Первые были образованными и порядочными людьми, а вторые - "бессмысленная чернь, чуждая поэзии"» [15, с. 506]. Смыслом жизни героя Осоргина является уже не шинель, а высокая миссия быть двойником Пушкина. Это смешно и печально.
Герой Осоргина трагикомично соединяет в себе Башмачкина и Пушкина. Это «маленький человек», вообразивший себя великим поэтом, ставший его ожившим памятником.
Композиционно рассказ делится на три части. В первых двух частях события происходят до революции. Здесь преобладает комическая тональность. Двойничество героя с памятником Пушкину оказывается мнимым и смешным в ситуации, когда студенты шутки ради напоили его до бесчувствия. Особенно смешна шутка с женой Телятина, которую Петька называет Натальей Николаевной: «Мы, На-талья Г-гончарова, мы его привезли п-прямо с дуэли, а вот это (показал на меня), это - сам Дантес, и я ему р-разобью...» [15, с 507-508].
В третьей части рассказа сходство героя с памятником Пушкину осмыслено уже совсем в другой, печальной тональности. Спустя пятнадцать лет рассказчик встречает человека, похожего на Пушкина, на Тверском бульваре в голодной, зимней, послереволюционной Москве. Оба надрываются под тяжестью мешков с мерзлой картошкой и крупой. Но даже постаревший Телятин по-прежнему похож на Пушкина. Поэт будто оживает, и его короткая жизнь получает продолжение в новое историческое время. Но рассказчику это уже не кажется смешным: «Мне же, - и тут смеяться нечему! - удалось видеть его старым и несчастным» [15, с. 509].
Пушкин «встраивается» в непрожитое им историческое время, и читатель понимает всю степень умаления культуры в новом мире. На чаше весов оказываются «оживший» памятник Пушкину и революция, которая победила культуру. Так смешное соединяется с печальным, заставляя вспомнить гоголевский смех сквозь слезы. Для писателя-эмигранта М. Осоргина Пушкин был кумиром, воплощением прекрасной русской культуры. В новой России писатель увидел ее унижение и разрушение.
Рассказ целиком погружен в плотный контекст мировой культуры. Его пронизывают цитаты и реминисценции, отсылающие к мифологии, произведениям Гофмана, Гоголя, Пушкина.
Очевидно, что интертекстуальный анализ классических произведений значительно расширяет возможности их содержательной интерпретации как на уроках литературы, так и в ходе выполнения олимпиадных заданий. Аналитические задания, предлагаемые учащимся на олимпиаде, проверяют их филологические, литературоведческие компетенции, умение видеть текст как «сложно построенный смысл» (Ю. М. Лотман) [10, с. 8]. Важную часть этого смысла воплощают интертекстуальные связи.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ахматова А. А. Малое собрание сочинений. М.: Азбука, 2019. 624 с.
2. Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. М.: изд-во АСТ, 2016. 512 с.
3. Державин Г. Р. Стихотворения. М.: Правда, 1983. 223 с.
4. Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Петрозаводск: изд-во ПетрГУ, 1994. 342 с.
5. Катерли Н. Окно. Л.: Советский писатель, 1981. 256 с.
6. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог, роман // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1995. №1. С. 147-156.
7. Лермонтов М. Ю. Собр. соч. в 4-х тт. М.; Л.: изд-во АН СССР, 1961. 755 с.
8. Литература. Олимпиады: учеб. пос.// Сост. Л. А. Черниченко, Е. Г. Чернышова. М.: Дрофа, 2012. 254 с.
9. Лихачев Д. С. Внутренний мир художественного произведения // Вопросы литературы. 1968. №4. С. 74-87.
10. Лотман Ю. М. Структура художественного текста. Анализ поэтического текста. М.: Азбука, 2015. 704 с.
11. Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста. Л.: Просвещение, 1972. 271 с.
12. Мифы народов мира. М.: Советская энциклопедия, 1980. 1148 с.
13. Молитвослов. Православные молитвы. URL: https:// azbyka.ru/molitvoslov/molitvy-o-umershix.html
14. Моташкова С. В. Феномен интертекстуальности: итоги и проблемы исследования // Вестник Воронежского гос. унта. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2011. №2. С. 19-22.
15. Осоргин М. А. Собр. соч. в 2-х тт. Т. 1. М.: Московский рабочий; НПК Интелвак, 1999. С. 503-509.
16. Пушкин А. С. Собр. соч. в 10-ти тт. Т. 4. М.: Худож. лит., 1960. 600 с.
17. Пушкин А. С. Собр. соч. в 10-ти тт. Т. 2. М.: Худож. лит., 1959. 786 с.
18. Смирнов И. П. Порождение интертекста (Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б. Л. Пастернака). 2-е изд. СПб., 1997.
19. Тургенев И. С. Сочинения в 2-х тт. М.: Худож. лит., 1980. 445 с.
20. Хализев В. Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 2002.
21. Чернец Л. В. Мир литературного произведения // Художественная литература в социокультурном контексте. По-спеловские чтения. М., 1997.
22. Шкловский В. Б. Гамбургский счет: Статьи - воспоминания -эссе (1914-1933). М.: Советский писатель, 1990. 544 с.
Поступила в редакцию 11.04.2021 г.
ISSN 1998-4812
BeciHHK EamKHpcKoro yHHBepcHTeTa. 2021. T. 26. №2
489
DOI: 10.33184/bulletin-bsu-2021.2.37
ANALYTICAL TASKS AT THE ALL-RUSSIAN OLYMPIAD FOR SCHOOLCHILDREN IN LITERATURE: INTERTEXTUAL MEANINGS
© G. A. Akhmetova
Bashkir State University 32 Zaki Validi Street, 450076 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia.
Email: toha230@rambler.ru
Analytical tasks offered at the All-Russian Olympiad for Schoolchildren in Literature are considered in an intertextual aspect. The term "intertextuality" is not in demand at school, it is little familiar to teachers and students, while literary Olympiads offer works with a large number of cultural citations. These types of assignments are very difficult, indicating a gap in education. Analyzing the works offered to high school students this year at the regional stage of the Literature Olympiad, the author clearly shows the impossibility of comprehending their deep content without resorting to intertextual connections. Quotes from M. Lermontov's elegy "I walk out on the road alone" allow us to understand the religious implications of N. Katerli's story "Oho-ho" with its theme of the continuation of life after death, the immortality of the soul. The motive of duality and the "Pushkin text" in M. Osorgin's story "A Man Similar to Pushkin" make it possible to convey the idea of belittling classical culture in a new historical epoch. The author considers the Literature Olympiad as a measure of the scientific competence of language teachers, as well as the skills and abilities of students, future students of philology. An intertextual approach to a literary work allows you to form the skills of a holistic text analysis in accordance with the requirements of a modern educational standard.
Keywords: Olympiad, literature, analytical tasks, intertextuality, subtext, educational standard.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at bulletin_bsu@mail.ru if you need translation of the article.
REFERENCES
1. Akhmatova A. A. Maloe sobranie sochinenii [Collected works]. Moscow: Azbuka, 2019.
2. Bulgakov M. A. Master i Margarita [The Master and Margarita]. Moscow: izd-vo AST, 2016.
3. Derzhavin G. R. Stikhotvoreniya [Poems]. Moscow: Pravda, 1983.
4. Evangel'skii tekst v russkoi literature XVIII-XX vekov. Tsitata, reministsentsiya, motiv, syuzhet, zhanr [The Gospel text in Russian lterature of the 18th-20th centuries. Quote, reminiscence, motive, plot, genre]. Petrozavodsk: izd-vo PetrGU, 1994.
5. Katerli N. Okno [The window]. Leningrad: Sovet-skii pisatel', 1981.
6. Kristeva J. Vestnik MGU. Ser. 9. Filologiya. 1995. No. 1. Pp. 147-156.
7. Lermontov M. Yu. Sobr. soch. v 4-kh tt. [Collected works in 4 volumes]. M.; Leningrad: izd-vo AN SSSR, 1961.
8. Literatura. Olimpiady: ucheb. pos. [Literature. Olympiads: textbook]. Comp. L. A. Chernichenko, E. G. Chernyshova. Moscow: Drofa, 2012.
9. Likhachev D. S. Voprosy literatury. 1968. No. 4. Pp. 74-87.
10. Lotman Yu. M. Struktura khudozhestvennogo teksta. Analiz poeticheskogo teksta [The structure of the literary text. Analysis of the poetic text]. Moscow: Azbuka, 2015.
11. Lotman Yu. M. Analiz poeticheskogo teksta [Analysis of the poetic text]. Leningrad: Prosveshchenie, 1972.
12. Mify narodov mira [Myths of the peoples of the world]. Moscow: Sovet-skaya entsiklopediya, 1980.
13. Molitvoslov. Pravoslavnye molitvy. URL: https://azbyka.ru/molitvoslov/molitvy-o-umershix.html
14. Motashkova S. V. Vestnik Voronezhskogo gos. un-ta. Seriya: Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikatsiya. 2011. No. 2. Pp. 19-22.
15. Osorgin M. A. Sobr. soch. v 2-kh tt. [Collected works in 2 volumes]. Vol. 1. Moscow: Moskovskii rabochii, 1999. Pp. 503-509.
16. Pushkin A. S. Sobr. soch. v 10-ti tt. [Collected works in 10 volumes]. Vol. 4. Moscow: Khudozh. lit., 1960.
17. Pushkin A. S. Sobr. soch. v 10-ti tt. [Collected works in 10 volumes]. Vol. 2. Moscow: Khudozh. lit., 1959.
18. Smirnov I. P. Porozhdenie interteksta (Elementy intertekstual'nogo analiza s primerami iz tvorchestva B. L. Pasternaka) [Generation of intertext (elements of intertextual analysis with examples from the works of B. L. Pasternak)]. 2 ed. Saint Petersburg, 1997.
19. Turgenev I. S. Sochineniya v 2-kh tt. [Works in 2 volumes]. Moscow: Khudozh. lit., 1980.
20. Khalizev V. E. Teoriya literatury [Literary theory]. Moscow: Vysshaya shkola, 2002.
21. Chernets L. V. Khudozhestvennaya literatura v sotsiokul'turnom kontekste. Pospelovskie chteniya. Moscow, 1997.
22. Shklovskii V. B. Gamburgskii schet: Stat'i - vospominaniya - esse (1914-1933) [Hamburg account: Articles - memoirs - essays (1914-1933)]. Moscow: Sovet-skii pisatel', 1990.
Received 11.04.2021.
