CC BY
3
The ambivalence of sport as a cultural phenomenon: from opera operans to gene doping
Konstantinov Dmitrii Vladimirovich, PhD of Philosophy, Associate Professor, Department of Social and Economic Subjects, Siberian State University of Physical Culture and Sports, Omsk
The study shows that modern sport is the ambivalent phenomenon concerning the possibility of realization of human-creating function. On the one hand, the human-creating idea of Olympism manifesting itself, in particular, in such phenomenon as fair play still associates with sport today. The author considers this idea as one of the creating creations of culture (opera operans) that help a human to remain human. On the other hand, the reality is that we often can see departure from the principles of Olympism which sometimes are declared, but have no real influence. In this case sport, as well as mass culture in general, can become in fact anti-humanistic, destructive for a human.
Keywords: sport; Olympism; fair play; sport ethics; creating creations; human’s being.
Цитировать: Константинов Д.В. Амбивалентность спорта как культурного феномена: от opera operans до генного допинга // KANT. – 2023. – №1(46). – С. 165-171. EDN: QUKDHJ. DOI: 10.24923/2222-243X.2023-46.29
Константинов Дмитрий Владимирович, кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры социально-экономических дисциплин, Сибирский государственный университет физической культуры и спорта, Омск
В исследовании показывается, что современный спорт – явление амбивалентное относительно возможности реализации функции человекотворчества. С одной стороны, со спортом по-прежнему связывается человекосозидающая идея олимпизма, проявляющая себя, в частности, в таком явлении, как Фэйр Плэй. Именно эту идею автор рассматривает как одно из производящих произведений культуры (opera operans), помогающих человеку сохранять в себе человеческое. С другой стороны, в реальности зачастую наблюдается отступление от принципов олимпизма, которые порой декларируются, но не имеют реального влияния. В этом случае спорт, как и массовая культура в целом, может стать по сути антигуманистическим, разрушительным для человека.
Ключевые слова: спорт; олимпизм; Фэйр Плэй; спортивная этика; производящие произведения; бытие человека.
УДК 796.01
5.7.8
Константинов Д.В.
Амбивалентность спорта как культурного феномена: от opera operans до генного допинга
Введение
Философия физической культуры и спорта, особенно если рассматривать её в мировых масштабах, в настоящий момент является вполне зрелой и самостоятельной сферой философского знания. Соответственно, круг проблем, которые интересуют философов, говорящих о спорте и, более широко, о физической культуре в целом, включает в себя разнообразные онтологические, гносеологические, этические и иные вопросы.
Из всего многообразия опубликованных работ, затрагивающих различные философские аспекты физической культуры и спорта, обратим, прежде всего, внимание на исследование В.Б. Барабановой, которая говорит о спорте как средстве реализации человекосозидающей функции культуры и в то же время показывает, что спорт может стать фактором разрушения человеческого [1]. Кроме того, для нас представляют интерес работы, в которых с философских позиций раскрываются проблемы коммерциализации и политизации спорта (см., например [2; 3]), этики спортивного состязания и Фэйр Плэй (см., например [4; 5]), анализируются позитивные и негативные стороны спорта [6]. Отметим, что многие из исследователей выражают обеспокоенность теми тенденциями, которые наблюдаются в современном спорте, пытаются найти способы, позволяющие реализовать спортивное соперничество в духе гуманистических ценностей, которые чаще всего связывают с олимпийским движением. Однако при всём обилии научных работ, посвящённых способам преодоления указанных тенденций, можно действительно согласиться с В. И. Столяровым, подчёркивающим, что даже Олимпийские игры, которые по замыслу П. де Кубертена должны были стать «позитивным образцом спортивного соперничества», таковым давно не являются [6, 253]. Поэтому представляется, что рассмотрение амбивалентности спорта как феномена культуры с позиции философии по-прежнему актуально.
Проблема нашего исследования может быть выражена в следующих вопросах:
- в какой мере человекосозидающий потенциал спорта раскрывается в идее олимпизма?
- может ли олимпизм быть таким производящим произведением (opera operans), которое позволяет человеку (в первую очередь, самому атлету) сохранять в себе живые человеческие состояния?
- может ли отступление от идеи олимпизма оказаться разрушительным как для человека, так и для спорта как явления культуры?
Основная часть
Opera operans и бытие человека. Термин «opera operans» был предложен М.К. Мамардашвили, и означает этот термин «производящее произведение» [7, 71]. О каких произведениях идёт здесь речь? Слово «произведение» отсылает к чему-то, что произведено, создано человеком. И будучи созданным человеком, такое произведение само в свою очередь способно производить, порождать что-то в человеке. Мамардашвили утверждает, что производящие произведения «являются артефактами, которые есть амплификаторы или усилительные приставки к нашим психическим, ментальным и другим возможностям, через которые – усиливаясь – мы оказываемся в пространстве порожденных мыслей, которые не порождались бы без прохождения через эти производящие произведения, или через артефакты. Глупость – это то, что думается само собой, а ум – это то, что думается специально и с усилием и предполагает машину рождения, а машина рождения должна быть построена» [7, 82-83].
Почему у человека появляется необходимость в неких «производящих произведениях»? Чтобы это пояснить, необходимо прежде обратиться к философскому пониманию человека и человеческого. Ещё в феноменологии было заложено развиваемое далее экзистенциальной философией представление о человеке как существе искусственном, причём искусственность эту можно рассматривать на разных уровнях. Самым очевидным её проявлением будет тот факт, что человек создаёт и использует всевозможные технические устройства (являющиеся частью культуры, т. е. созданные искусственно), расширяющие естественные человеческие возможности. В спорте, например, человек смог увеличить высоту своего прыжка посредством использования шеста, смог увеличить скорость передвижения по снегу, используя лыжи и т. п. И.М. Фейгенберг называет этот процесс достройкой человека [8], Р. Докинз – расширением фенотипа [9].
Однако с точки зрения философии более интересна иная искусственность человека. И.А. Бондаренко, введя предварительно различие между природными и искусственными основаниями человека, пишет: «Искусственные… основания в свою очередь можно разделить на основания определённой культуры и социума, выраженные в существующей системе ценностей и общественной идеологии (назовём их опытными основаниями, понимая опытное в широком смысле слова), и другие, внеопытные основания… Внеопытные основания таковы, потому что в самих себе содержат свои же основания и не принадлежат историческому времени. Они принадлежат к другому времени и пространству – трансцендирования (или бытийному), – а значит, они вневременные, внекультурные, абсолютные» [10, 162]. Искусственная «достройка» органов чувств человека как раз привязана к определённой культуре, она есть следствие того уровня развития науки и техники, который в данной (здесь и сейчас существующей) культуре достигнут. Что же касается внеопытных оснований человека (тоже искусственный), то они действительно лежат вне истории и вне каких-либо социокультурных различий. Такими внеопытными основаниями выступают бытийные феномены, подобные совести, чести, любви и т. п., если их рассматривать как чистые формы вне какого-либо содержания. И хотя на первый взгляд данные феномены различны и по-разному проявляют себя в эмпирической реальности, с точки зрения онтологии все они суть стороны Dasein – такого сущего, которое есть, если задаётся вопросом о своём бытии (мы здесь используем терминологию М. Хайдеггера – см., например [11]). Вот почему мы их указываем здесь в одном ряду. Для подобных вневременных, внеисторических феноменов нет никаких внешних причин – причины в данном случае лежат внутри них самих (бытие самоосновно). Так, невозможно испытывать угрызения совести в силу какой-либо отличной от самой совести причины, например, вывести их из некой теории. Совесть не появляется по желанию человека и не может быть задана через рефлексивное обобщение эмпирических поступков. Нельзя обладать совестью так, как человек обладает какой-либо вещью, доставая её с полки тогда, когда она нужна, а после убирая обратно. Совесть или есть, или её нет, и если она есть, она позволяет видеть, быть в структуре видения (бытие – это сфера предельных объективных оснований). Если человек не в пространстве совести, не испытывает угрызений совести, он не видит несправедливости своего поступка (нет оснований, чтобы видеть). При этом совесть не может быть вчера и не может быть завтра, она есть только сейчас, причём вся сразу (не может быть чуть-чуть совести – бытие есть сфера полноты). Точно так же не от воли человека зависит факт присутствия в мире любви или справедливости, однако от воли человека зависит, поступит ли он справедливо (что возможно только потому, что справедливость уже есть, и есть вся сразу в каждом справедливом поступке), или нет. При этом из доброго или справедливого поступка, совершённого вчера, не следует с необходимостью, что добрый или справедливый поступок будет совершён сегодня. Справедливость, добро, совесть и т. п. существуют лишь сейчас, и человек вынужден каждый раз заново собственным усилием стремиться установиться в пространстве совести (добра, любви, мысли и т. д.), т. е. собирать и удерживать в себе подлинно человеческое, быть человеком. Это и значит задаваться вопросом о бытии, т. е. каждый раз заново задаваться вопросом, как поступить, чтобы не лишить себя возможности быть.
Получается, что добро, свобода, справедливость и т. п. феномены, будучи не человеком созданными, при этом всё же не существуют сами по себе как нечто уже присущее природе человека. Они существуют лишь в таком поступке человека, который есть эмпирическое следствие заботы – заботы как способа бытия Dasein [11]. И в этом смысле условием человека является сам человек в той мере, в какой он стремится быть человеком. Человек в этой устремлённости постоянно пытается воссоздать себя в целостности на своих собственных основаниях, однако одних только естественных человеческих возможностей для такого воссоздания недостаточно. Чтобы удерживать себя в пространстве человеческого неким сознательным усилием, нужно как минимум помнить о такой задаче. Однако для человека более естественно забывать. Забывание случается само по себе, а память требует, чтобы была проделана какая-то работа, которая в том числе может выражаться в создании некоего артефакта или искусственной ситуации (утверждают, например, что во время триумфального шествия римских полководцев, возвращающихся с победой, за их спинами ставили раба, который был обязан периодически напоминать триумфатору, что тот остаётся смертным). И касается это не только собственно памяти. Бытие требует собирания, однако более естественным для человека скорее будет рассеяние. Поэтому человек нуждается в искусственных «приставках» к своим естественным возможностям, если хочет оставаться человеком. Таким «приставками» и являются особые создаваемые человеком культурные механизмы – opera operans, или производящие произведения.
Сам М. К. Мамардашвили к числу производящих произведений, способных порождать и поддерживать человеческое, относит, например, искусство: «Произведения искусства производят в нас жизнь в том виде, в каком наша жизнь, во-первых, – человеческая, и, во-вторых, имеет отношение к бытию» [7, 70]. Если искусство (художественное творчество) понимать таким образом, то получается, что конструкция, создаваемая автором художественного произведения, – это не столько попытка кому-либо что-либо рассказать, поделиться своими мыслями. Текст художественного произведения строится для другого (здесь можно говорить в более широком смысле о тексте культуры как требующей интерпретации связанной совокупности знаков и символов). Когда, например, писатель пишет роман, он одновременно личностным актом создаёт себя как что-то видящего, чувствующего, понимающего. Создание романа – это его способ быть живым, а сам текст как результат может помочь удержаться в пространстве жизни кому-нибудь ещё (чего, впрочем, нельзя гарантировать).
Таким образом, написание романа в данном случае – это не попытка донести до кого-либо свои мысли, это скорее способ мыслить, быть в пространстве мышления. Без создания текста романа мыслей, которыми можно было бы с кем-либо поделиться, у писателя просто не было бы.
Представляется, что только лишь искусством круг производящих произведений не ограничивается. Мы далее предпримем попытку рассмотреть с этих позиций идею олимпизма.
Олимпизм как opera operans. Говоря об идеях олимпизма, мы будем опираться на основополагающие принципы олимпизма, обозначенные в Олимпийской хартии [12]. С точки зрения проблемы нашего исследования наибольший интерес для нас представляют первый и четвёртый принципы.
Первый принцип олимпизма, прописанный в Хартии, выглядит следующим образом: «Олимпизм представляет собой философию жизни, возвышающую и объединяющую в сбалансированное целое достоинства тела, воли и разума. Олимпизм, соединяющий спорт с культурой и образованием, стремится к созданию образа жизни, основывающегося на радости от усилия, воспитательной ценности хорошего примера, социальной ответственности и уважении к всеобщим основным этическим принципам». Основные этические принципы спорта находят своё выражение в идее Фэйр Плэй (честной игры), которая упоминается в четвёртом основополагающем принципе олимпизма как необходимая составляющая «олимпийского духа»: «Занятия спортом – одно из прав человека. Каждый должен иметь возможность заниматься спортом, не подвергаясь никакой дискриминации, в духе Олимпизма, что подразумевает взаимопонимание в духе дружбы, солидарности и честной игры». Мы попробуем показать, что идея Фэйр Плэй выступает человекосозидающим ядром олимпизма, а сами поступки в духе Фэйр Плэй можно рассматривать как личностный акт реализации человеческого.
Подчеркнём, что события, подобные Фэйр Плэй, не сводятся к знанию каких-либо норм и правил. Это требует пояснения. Действительно, реальные случаи Фэйр Плэй не следуют из официально заданных норм, хотя зачастую акт Фэйр Плэй понимается как простое соблюдение правил спортивного состязания. Однако за каждым «простым соблюдением правил» стоят реальные личностные поступки, которые чем-то обусловлены. Поэтому такое понимание Фэйр Плэй представляется не только сильно упрощённым, но и искажающим изначальный смысл Фэйр Плэй. В справедливости вышесказанного можно легко убедиться, если обратиться к анализу конкретных примеров поведения в духе Фэйр Плэй, когда спортсмен ради сохранения пространства честного соревнования готов пожертвовать своим спортивным результатом (а значит и возможным денежным вознаграждением, общественным признанием и т. п.). В большинстве подобных случаев нарушение правил могло бы остаться незамеченным, однако что-то заставляет атлета признаться, что он (или она) сыграл нечестно. Это заставляющее признаться «что-то» лежит за пределами собственно правил того или иного вида спорта. Соблюдение правил (порой даже ценой собственной победы) не следует из знания правил.
Можно, конечно, утверждать, что идея Фэйр Плэй существует скорее в неинституциональном виде (несмотря на наличие Спортивного кодекса Фэйр Плэй в случае нарушения прописанных в нём норм спортсмен в большинстве случаев не может быть подвергнут каким-либо официальным санкциям). Однако признавая неофициальный характер принципов Фэйр Плэй, мы утверждаем, что реальное событие Фэйр Плэй не следует с необходимостью и из них. Ведь знание Спортивного кодекса Фэйр Плэй или знание о том, что такие поступки случаются, и сам поступок в духе Фэйр Плэй – это принципиально разные вещи. Поступок не следует из знания о том, что такой поступок возможен. События, подобные акту Фэйр Плэй, вообще невозможно описать нормативно (не имеет значения, идёт ли речь об институциональных или же неинституциональных нормах). В любой нормативной системе могут быть лазейки, допускающие неоднозначность и двойные стандарты. Поиск таких лазеек мы зачастую видим сейчас, когда далеко не все готовы соблюдать принципы честной игры. Почему же при прочих равных условиях один старается найти всевозможные лазейки и отговорки, в то время как другой ищет возможность оставаться в пространстве Фэйр Плэй? Только лишь наличие принципов Фэйр Плэй в культуре этого не объясняет.
Отметим дополнительно, что попытки говорить в нормативном дискурсе об этике вообще и о спортивной этике в частности неизбежно приводят к проблеме, подобной проблеме морального релятивизма. Такой релятивизм мы наблюдаем, когда, например, нравственная оценка поступка ставится в зависимость от того или иного контекста. В частности, именно такой подход демонстрирует Х. Аптон, рассматривая ситуацию оправданности обмана ради сохранения этики самой игры, в противовес оправданию обмана ради достижения «высших» целей [13, 164-165]. На наш взгляд, сохранение этики игры может быть лишь одним из примеров таких «высших» целей, и существенной разницы здесь нет. В целом же некорректно характеризовать поступок как нравственный или безнравственный, связывая его с какими-либо внешними целями. Единственной целью здесь может быть стремление человека остаться в пространстве самой нравственности ради сохранения в себе человеческого. Аптон оправдывает обман в спортивной игре, если без него игра разрушится. Однако гораздо важнее, что обман при этом может разрушать человеческое.
Таким образом, можно утверждать, что поступок в духе Фэйр Плэй может считаться нравственным, если спортсмен понимает, что поступает так не ради соблюдения правил. Он просто не может здесь и сейчас так не поступить, т. к. выход за пределы Фэйр Плэй в данный момент равносилен для него лишению самого себя возможности быть. В этом смысле идея Фэйр Плэй (идея здесь понимается не как что-то исключительно теоретическое) и, шире, олимпизма (немыслимого без Фэйр Плэй) в самом деле может быть тем культурным механизмом, который М.К. Мамардашвили характеризует как opera operans (производящее произведение).
Современный спорт: опасность разрушения человеческого. Действительно ли принципы олимпизма реализуются в современном спорте? К сожалению, дать однозначно утвердительный ответ на этот вопрос нельзя. Картину, которая сложилась в спорте сегодня, достаточно точно охарактеризовал А.Г. Егоров в своём выступлении на «круглом столе»: «Современный спорт возможен как непрерывное обновление спортивного результата и спортивного зрелища…» [14]. Вероятно, описанное Егоровым положение дел неизбежно – без обновления «спортивного результата и спортивного зрелища» спорта просто не будет. Но, с другой стороны, оно заключает в себе определённую опасность, которая выражает тенденции общества массового потребления и фактически может привести к антропологической катастрофе, если под такой катастрофой понимать ситуацию, когда личностные акты, благодаря которым человек воссоздаёт самого себя в качестве человека, становятся невозможными. Именно это и может произойти, если наличная культура не только не поддерживает человека в его стремлении быть человеком, а скорее наоборот, блокирует это стремление.
Вернёмся к приведённой выше мысли Егорова и рассмотрим две её составляющие. Он пишет, во-первых, что спорт предполагает постоянное обновление спортивного результата. С одной стороны, с этим трудно поспорить. Но, с другой стороны, это фактически означает непрекращающееся движение к предельным границам человеческих возможностей с опасностью перехода этих границ, трансгрессии в нечеловекоразмерный мир (по терминологии В. Б. Барабановой [1]). В итоге создаётся парадоксальная ситуация, когда спорт может стать фактором разрушения человека на физиологическом, психологическом и других уровнях. Но это обстоятельство зачастую игнорируется, когда результат спортсмена ставится во главу угла, становится своего рода фетишем. Если же учесть, что в современном спорте результат, вопреки идеям П. де Кубертена, чаще всего приравнивается к победе над соперником, то здесь действительно происходит подмена человекосозидающих оснований спорта (воплощённых, например, в идее олимпизма) другими, и человеческое в человеке теряется – человек становится подобен машине, механизму, действующему по заложенной в него программе.
В связи с указанной ситуацией показательны дискуссии в западной науке относительно возможности использования генных технологий в спорте (так называемый генный допинг). К счастью, большинство авторов как минимум относятся к этой идее с осторожностью (см., например [15; 16; 17]). Но есть и другие, более смелые, суждения: «В какой-то момент благодаря развитию технологий или общественному признанию попытки генетической модификации спортсменов окажутся неизбежными. Обнаружение генетической модификации и соответствующие санкции могут быть невозможными при нынешнем режиме регулирования, и возможно даже потребуется организация параллельных соревнований для спортсменов с улучшенными биологическими возможностями. Однако из-за своей жесткой запрещающей позиции в отношении генетического усовершенствования спортивные и антидопинговые группы могут загнать себя в угол. Занимая эту позицию, они, возможно, упускают шанс улучшить здоровье и качество выступления спортсменов, а также оставляют открытой лазейку для опасного, незаконного и необнаруживаемого использования технологии переноса генов спортсменами, стремящимися к конкурентному преимуществу. Однако выбрав более нейтральную позицию в отношении переноса генов, сосредоточив внимание на безопасности спортсменов и воздерживаясь от преждевременных суждений о моральной допустимости этих технологий, международные спортивные организации могут сохранить гибкость, чтобы адаптироваться к возможностям спорта в эпоху генетического совершенствования» [18, 100].
В приведённой цитате упоминается возможность использования генного допинга в том числе для улучшения здоровья спортсменов. Однако опасность, на наш взгляд, заключается в том, что вовсе не улучшение здоровья является основной целью применения таких технологий. В настоящее время препараты, стимулирующие генетическую активность, достаточно активно продаются в Интернет-магазинах (чтобы в этом убедиться, достаточно набрать в строке поиска какой-либо поисковой системы фразу «генный допинг») и при этом преподносятся как средство, позволяющее повысить силу и выносливость без (или почти без) тренировок. Совершенствование как одна из ценностей олимпизма связывается с радостью от усилия, однако никакого усилия в случае применения генного допинга нет. Если атлет соревнуется прежде всего с самим собой, что даст ему победа над собой, полученная в результате собственной генетической модификации? Вероятно, ничего. Но современный спорт скорее ориентирует на победу над соперником (создаётся ситуация, когда без победы спортсмен – никто), и зачастую спортсмен готов добиваться победы любой ценой.
Второй момент в высказывании А.Г. Егорова отсылает нас к пониманию спорта как зрелища. Действительно, развлекательный характер массовой культуры превращает спорт в шоу, и общество требует всё новых рекордов, всё новых спортивных зрелищ. Зрелище тоже становится предметом потребления и, соответственно, товаром, который можно продать. Коммерциализация всё глубже проникает в спорт, и в итоге вместо спортсмена-человека появляется спортсмен-товар: «Неожиданным и удивительным результатом стало то, что дегуманизация спортсменов и образ кибернетических чемпионов перестали задевать широкую общественность при условии, что они ухитряются развлекать… Эти “спортивные фантомы” уже не могут воплощать ту героическую натуру, которая была у спортсменов до последних десятилетий. Миф о спортсмене-герое неизбежно открыл дорогу коммерческому продукту, который теперь подчиняется законам рынка превращённого в товар спорта» [3, 399]. Такова обратная сторона коммерциализации спорта как следствие прямого влияния массовой культуры – с одной стороны, победа любой ценой (вплоть до генетической модификации), с другой стороны, постоянное зрелище и развлечение (тоже любой ценой). В лучшем случае спортсмен в такой ситуации становится актёром, а спорт как таковой исчезает. В худшем же случае за этим всем вообще не остаётся живого человека.
Таким образом, ценности, на которые действительно опирается современный спорт, отличаются от тех ценностей, которые провозглашаются ориентиром. Но это не проблема собственно спорта, это проблема общества в целом. Мы говорили ранее, что из набора норм и правил (даже самого полного и продуманного) не следует ни один личностный поступок (например, поступок в духе Фэйр Плэй). Однако такой поступок ещё более труден в ситуации, когда существующие в обществе нормы (официальные или неофициальные) не находят опоры в ценностях, которые на самом деле несёт социум. Вот почему сохранение ценностей олимпизма, выполняющего роль производящего произведения культуры, сегодня не только желательно, но и необходимо. Олимпизм как opera operans позволяет создать в спорте то пространство, в котором остаётся место для реализации человеческого, в то время как остальная культура зачастую такого места не оставляет.
Заключение
Подводя итоги, можно отметить, что современный спорт – явление амбивалентное относительно возможности реализации функции человекотворчества. С одной стороны, со спортом сегодня по-прежнему связывается человекосозидающая идея олимпизма, проявляющая себя, в частности, в таком явлении как Фэйр Плэй. С другой стороны, в реальности зачастую мы можем наблюдать отступление от принципов олимпизма, которые порой декларируются, но не имеют реального влияния. В этом случае спорт, как и массовая культура в целом, может стать по сути антигуманистическим. Этот антигуманизм заключается в экранировании действия производящих произведений культуры (наподобие идеи Фэйр Плэй), в результате чего человек, формально оставаясь человеком, человеческое утрачивает.
Литература:
1. Барабанова В.Б. Спорт: проблема человекоразмерности: дис. …д-ра филос. наук: 09.00.11. - М., 2009. – 278 c.
2. Столяров В.И. Воспитание олимпийской культуры личности в системе физического воспитания молодежи и студенческого спорта // Актуальные вопросы физического воспитания молодежи и студенческого спорта: сборник трудов Всероссийской научно-практической конференции. - Саратов: Саратовский источник, 2021. - С. 130-136.
3. Massarelli R., Terret T. The Paradise Lost? Mythological Aspects of Modern Sport // Sport, Ethics and Philosophy. 2011. Vol. 5, № 4. P. - 396-413.
4. Simon R.L. Фэйр Плэй: The Ethics of Sport. New York: Routledge, 2015. - 274 p.
5. Фэйр Плэй in Sport: A Moral Norm System. London: Routledge, 2001. 192 p.
6. Столяров В.И. Социокультурные и педагогические аспекты реакции общества на дегуманизацию современного спорта // Социальные трансформации. - 2021. - № 32. - С. 249-258.
7. Мамардашвили М.К. Лекции по античной философии. М.: Аграф, 1998. - 320 с.
8. Фейгенберг И.М. Человек Достроенный и биосфера // Вопросы философии. - 2006. - № 2. - С. 151-161.
9. Dawkins R. The Extended Phenotype. The Long Reach of the Gene. Oxford: Oxford University Press, 1999. viii, - 313 p.
10. Бондаренко И.А. Жизнь сознания: конституирование новой онтологии сознания в культуре XX века. - Омск: ОмГУ, 2002. - 320 с.
11. Хайдеггер М. Бытие и время. - Харьков: Фолио, 2003. - 503 с.
12. Олимпийская хартия. Лозанна, 2021. URL: https://www.noc.by/olympic-movement/charter/ (дата обращения: 04.01.2023).
13. Upton H. Can there be a Moral Duty to Cheat in Sport? // Sport, Ethics and Philosophy. 2011. Vol. 5, № 2. - P. 161-174.
14. Спорт и цивилизация: материалы «круглого стола» в Олимпийском музее Смоленска // Теория и практика физической культуры. - 2004. - № 5. - С. 58-63. URL: http://lib.sportedu.ru/press/tpfk/2004N5/p59-63.htm (дата обращения: 04.01.2023).
15. Cieszczyk P., Maciejewska A., Sawczuk M. New Threats of Genetic Research in Sport // Journal of Human Sport and Exercise. 2010. Vol. 5, № 3. - P. 322-327.
16. Van Hilvoorde I., Vos R., de Wert, G. Flopping, Klapping and Gene Doping: Dichotomies between “Natural” and “Artificial” in Elite Sport // Social Studies of Science. 2007. Vol. 37, № 2. P. - 173-200.
17. Cantelmo R.A., da Silva A.P., Mendes-Junior C.T., Dorta D.J. Gene doping: Present and future // European Journal of Sport Science. 2020. Vol. 20, № 8. P. - 1093-1101.
18. Fore J. Moving Beyond “Gene Doping”: Preparing for Genetic Modification in Sport // Virginia Journal of Law & Technology. 2010. Vol. 15, № 76. P. - 75-100.
