Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива
Г.А. АВДЕЕВА
(Нижнетагильская государственная социально-педагогическая академия г. Нижний Тагил, Россия)
УДК 811.161.1 ’27 ББК Ш 141.2-7
АЛЛЮЗИВНЫЙ ПРИНЦИП ЯЗЫКОВОЙ ИГРЫ КАК СТИЛЕВАЯ ДОМИНАНТА АВТОРСКОЙ РЕЧИ
Аннотация: Исследуется аллюзивный характер романов Ю. Полякова, при обращении автора к разнообразным прецедентным феноменам: прецедентным текстам, ситуациям, высказываниям, именам. Анализируются приемы языковой игры, обусловленные, с одной стороны, жанром и содержанием произведений, с другой, - особенностями авторской манеры, склонностью к иронии, к свободному диалогу с читателем.
Ключевые слова: языковая игра, интертекст, аллюзия, прецедентный феномен.
В последнее время в лингвистике усилился интерес к игровому дискурсу художественной литературы. Вместе с тем, как отмечает Т. А. Гридина, «представление о механизмах языкового творчества в художественном тексте остается гораздо менее изученным, чем в других областях лингвокреативной деятельности. Достаточно упомянуть хотя бы о проблемах, связанных с исследованием языковой игры как доминанты художественного стиля и идиостиля» [Гридина 2008: 3]. Исследователь считает, что «креативная функция языковой игры в сфере художественного творчества базируется на трех основных принципах, определяющих ее эстетическую ориентацию: аллюзивном, имитативном и образно-эвристическом» [Гридина 2008: 64].
Аллюзивный принцип языковой игры связан с актуализацией социально-культурного и историко-литературного фона восприятия художественного текста. Анализ аллюзивного потенциала художественного произведения - одно из традиционных направлений литературоведения, филологии. Но в последнее время данное направление получило особенно широкое распространение в связи с актуальностью изучения интертекстуальности - «диалога» текстов, а также прецедентных феноменов.
«Квалификация модели языковой игры с прецедентными феноменами как аллюзивной, - пишет Т.А. Гридина, - представляется нам вполне оправданной на том основании, что аллюзия есть ассоциативный механизм отсылки к прецеденту. Аллюзивный принцип языковой игры в художественном тексте связан не столько с самой отсылкой к
Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива
прецеденту, сколько с ее новой ассоциативной обработкой в целях создания эстетического эффекта» [Гридина 2008: 71-72].
Цель данной статьи - проанализировать, каким образом аллюзив-ный принцип языковой игры реализуется в романах Ю. Полякова («Козленок в молоке» и «Гипсовый трубач»), в частности при обращении автора к разнообразным прецедентным феноменам: прецедентным текстам, ситуациям, высказываниям, именам.
Исследователи творчества данного автора уже обратили внимание на то, что в произведениях Ю. Полякова аллюзивный принцип языковой игры связан с созданием «стилевой доминанты авторской речи» [Гридина 2008]. Так, анализируя повесть Ю. Полякова «Работа над ошибками», Т. А. Гридина приходит к выводу о том, что в данном произведении «аллюзивная составляющая служит источником создания ироничной тональности стиля рассказчика» [Гридина 2008: 7576].
Для многих произведений Ю. Полякова характерна подобная ироничность, что мы наблюдаем и в «Козленке...», и в «Гипсовом трубаче». Кроме того, игровое начало, аллюзивная составляющая обусловлены в данных произведениях их содержанием, поскольку оба романа посвящены сатирическому (юмористическому) изображению «творческой интеллигенции», что предполагает актуализацию соответствующего литературного и культурного контекста.
Жанр «Козленка в молоке» обозначен как «роман-эпиграмма». В самом обозначении псевдожанра проявляется игровое начало, пронизывающее все произведение Ю. Полякова. Ср.: «В европейской поэзии эпиграмма приобрела характер сатирического жанра, чаще в виде монострофы. У многих поэтов Э. была не просто остроумной игрушкой, но формой литературной полемики (Выделено мной. -Г.А.) или средством политической борьбы» [Квятковский 1998: 417]. В романе «Козленок в молоке», действительно, содержится своеобразная сатира на участников литературной «тусовки»: писателей, литературных критиков и др. В «Гипсовом трубаче» также присутствуют сатирические ноты. В этом произведении изображены различные представители «творческой интеллигенции»: не только литераторы (например, писатель Кокотов), но и кинематографисты, художники и др.
Итак, рассмотрим, какие конкретно приемы языковой игры использует автор указанных романов. В первую очередь необходимо отметить аллюзивный характер оглавления обоих романов. Названия почти всех глав «Козленка» отсылают нас к какому-либо прецедентному литературному тексту.
Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива
• Пролог на небесах
• В начале было пиво
• Спор книгопродавца с поэтом
• Простодушный
• В поисках утраченного Витъка
• С кем вы, подмастеръя кулътуры
• Первый бал Витъка Акашина
• Вранъе без романа
• Как поссорилисъ Иван Иванович с Иваном Давидовичем
• Как сделатъ верлибр
• Бабушка русской поэзии
• В круге восъмом
• В ожидании Витъка
• Ночъ поэзии
• Бостон - город хлебный
• Виктор Акашин как зеркало русской революции
• Страх и трепет
• Поселок Перепискино и его обитатели
• Гости съезжалисъ на дачу
• Кошмар на улице командарма Тятина
• Гроздъя славы
• Униженный и отстраненный
• Конец литературы
• Эпилог на небесах
• Унесенные свежим ветром...
В названиях глав содержатся отсылки к произведениям русской классической литературы XIX века: A.C. Пушкина (Спор книгопродавца с поэтом, Гости съезжалисъ на дачу), Н.В. Гоголя (Как поссорилисъ Иван Иванович с Иваном Давидовичем), Л.Н. Толстого (Первый бал Витъка Акашина), Ф.М. Достоевского (Униженный и отстраненный, Поселок Перепискино и его обитатели); русской литературы XX века: Вранъе без романа, В круге восъмом, а также к произведениям зарубежной литературы: Пролог на небесах, В поисках утраченного Витъка, Гроздъя славы, Унесенные свежим ветром и др. Немногочисленны аллюзии на литературно-критические статьи: С кем вы, подмастеръя кулътуры; Виктор Акашин как зеркало русской революции.
Реализацию аналогичного приема можно увидеть и в романе «Г ипсовый трубач».
Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива
• Первый звонок судьбы
• Алиса в заоргазмье
• Хлеб да каша - пища наша
• История пугачевского бунта
• Однажды в России
• Феникс из пепла
• «Скотинская мадонна»
• «На дне»
• Степь да степь
• Из истории урюковых революций
• Второй звонок судьбы
• Тайна ализонских рун
• Страдания немолодого Кокотова
• Убить человека
• Изгнание из «Люкса» и др.
Как видно из приведенных примеров, источниками аллюзивности в названии глав «Гипсового трубача» оказываются не только литературные тексты («На дне», Страдания немолодого Кокотова), но и названия кинофильмов (Однажды в России, ср. «Однажды в Америке»), строчки популярных народных песен (Степь да степь), пословицы (Хлеб да каша - пища наша) и даже названия известных произведений изобразительного искусства («Скотинская мадонна»).
В произведениях Ю. Полякова активно представлен прием ономастической игры - «использование ассоциативного потенциала имени собственного» [Гридина 2008: 96]. Поскольку роман «Козленок в молоке», прежде всего, посвящен литературной среде, в тексте его представлены зашифрованные фамилии писателей, литературных критиков и т.п.: «Прогрессивка» Горынина (явно напоминает известную советскую пьесу «Премия» Гельмана, экранизированную в свое время), поэт Евгений Всполошенко (Евтушенко), поселок литераторов Пе-репискино (Переделкино), название известной литературной премии -Бейкеровская премия (Букеровская) и др. Данный прием активно используется и в романе «Гипсовый трубач». Так, например, иронически обращаясь к соавтору сценария Кокотову, Жарынин называет его то Кьеркегор Сартрович (намекая на излишнюю «философичность» текстов писателя), то Флобер Мопассанович (акцентируя излишнюю витиеватость стиля).
В обоих романах задействуется ассоциативный потенциал разнообразных видов имен собственных: топонимов: Перепискино, Семи-юртинск (Семипалатинск), антропонимов: ведущий передачи «Варим-
Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива
парим» рок-певец Комаревич («Смак» Макаревича), знаменитая певица Авемария (Мадонна) и др. («Козленок в молоке»). Ср. аналогичные примеры из романа «Гипсовый трубач». При этом автор чаще всего обыгрывает разнообразные омофонические и паронимические ассоциации: Павлина Душкова (намек на писательницу Полину Дашкову), Скурятин (Скуратов), Таня Казинаки (Тина Канделаки), Армен Возне-сян — создатель произведения «Ленин в Лонжюмо» (Андрей Вознесенский), дьякон Тураев (Кураев), популярное издательство «Эскимо» («Эксмо») и др. В других случаях актуализируются семантические ассоциации: К. Ропоткин — автор исторических детективов (Б. Аку-нин), группы «Гусляры» («Песняры»), ««Светящиеся» («Блестящие»), режиссер Самоверов средний (явный намек на А. Михалкова-Кончаловского - среднего представителя династии Михалковых). В последнем случае механизм ассоциации может интерпретироваться следующим образом: Самоверов = «верящий в себя (самоуверенный)». Следует также обратить внимание на случаи контаминирования (наложения) паронимических и семантических ассоциаций: скульптор Звияд Цинандали (Зураб Церетели). Цинандали - марка грузинского вина (антропоним содержит национально-культурную коннотацию).
В обоих романах автор часто обращается к разнообразным прецедентным именам (ПИ), в частности, мифологического происхождения. «Рано или поздно придуманная и выпущенная в мир тварь задушит своего Франкенштейна, а Галатея наставит Пигмалиону рога» [Поляков 2008: 18]. «Жена. смотрела на мужа с молчаливой печалью, словно Пенелопа на Одиссея, отправлявшегося черт знает куда черт знает зачем» [Поляков 2010а: 48]. В первом случае использование имен Галатеи и Пигмалиона мотивировано сюжетом романа. Главный герой «Козленка в молоке» заключает пари о том, что сделает писателя из любого, даже не очень грамотного человека, и добивается успеха в своем начинании. Таким образом, Витек и является своего рода «Гала-теей» - творением главного героя.
В обоих романах активно используются ПИ литературного происхождения. Любопытен следующий пример («Гипсовый трубач» часть первая). Герои романа рассуждают о сиквеле «Евгения Онегина»: «.это когда Ленский убивает на дуэли Онегина. - А вот насчет Татьяныг никогда не догадаетесь! - Она вышла замуж за Дубровского? - Не-ет, она выходит за ссыльного шляхтича, а после разгрома польского восстания они эмигрируют в Северную Америку. И там, на склоне лет Ларина знакомится. - Со Скарлетт О’Харой...» [Поляков 2010а: 98-99]. В данном случае смешение пушкинских персонажей с героиней американского эпоса точно отражает эклектичность мышле-
Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива
ния современного русского человека, для которого «Пушкин - наше все».
Особо следует отметить использование ПИ - условных наименований неких персонажей полотен известных художников: «.среди плоских ровесниц она чувствовала себя кустодиевской купчихой рядом с голубенькими пикассовочками» [Поляков 2010б: 52].
Не менее интересны обращения автора рассматриваемых романов к прецедентным ситуациям (ПС). В обоих романах очень часто обыгрывается некая ситуация гонимого писателя/поэта/режиссера, который становится известным и признается талантливым (гениальным) именно благодаря гонимости. Такая ситуация в разных вариантах проигрывается в «Козленке.» (например, история с Чурменяе-вым, да и с тем же Витьком, получившим Бейкеровскую премию за ненаписанный роман, благодаря ореолу преследуемого властью писателя). Но в наиболее обобщенном виде эта ПС представлена в романе «Гипсовый трубач»: «Единственное, о чем сожалею, что не попал под суд, как Бродский за тунеядство. Тогда я не сидел бы сегодня здесь, с вами, Кокотов, я стал бы каннским львом. Но, увы, я имел глупость, дабы не потерять трудовой стаж, оформиться руководителем драмкружка на майонезный завод. Гонимость, а не талант и тем более не трудовой стаж, - вот что дает настоящую славу» [Поляков 2010а: 101].
Интересны также случаи контаминации прецедентных феноменов, в частности контаминация ПС и ПИ: А черевички Гали Брежневой не хочешь? Этот вопрос задает одна из героинь «Гипсового трубача», намекая на то, что пожелание Марины пригласить на встречу в институт Высоцкого не может быть выполнено. Исполнение его недостижимо так же, как аналогичное пожелание героини повести Гоголя «Ночь перед рождеством» получить черевички самой царицы.
Но чаще всего Ю. Поляков включает в свои тексты многочисленные трансформированные и канонические прецедентные высказывания (ПВ). При этом источники ПВ разнообразны: это и пословицы, поговорки (Куда Моисей свой избранный народ не гонял), известные литературные цитаты (Кровавые ваучеры у него в глазах, как у Чубайса, не стоят; Жизнь дается один раз, и прожить ее нужно там), названия литературных произведений (Шины для диктатуры пролетариата), крылатые выражения мифологического происхождения (Настоящая Харибда литературного процесса) и другие крылатые выражения различного происхождения (Буридановое состояние; Я уже вступил на тропу войны с идиотизмом жизни; Узок круг этих людоедов). Чаще всего автор использует ПВ в измененном виде, предпочи-
Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива
тая лексическую трансформацию (замену одного или нескольких компонентов): А то бы вы узнали, что такое русский суд - долгий и несправедливый (см. подобные примеры выше), а также прием расширения состава ПВ: Дорога в ад вымощена не столько благими намерениями, сколько талантами; Искусство всегда требует жертв, но только гении и кретины приносят ему человеческие жертвы. Следует отметить, что трансформированные ПВ способствуют созданию иронической тональности текста.
В некоторых случаях отталкиваясь от ПВ (часто «затертого» выражения), Ю. Поляков создает индивидуальный метафорический образ: «Сквозь какие тернии приходилось продираться стихотворной строке на пути от первой гримасы вдохновения на лице поэта до пахнущего свежей типографской краской сигнального экземпляра». (Ср.: Сквозь тернии к звездам - ПВ, символически обозначающее трудности на пути к вершинам чего-либо, в том числе творчества).
В романах Ю. Полякова представлены также случаи собственно литературных аллюзий (реминисценций), не рассчитанных на массового читателя: «Друзья, видя ее состояние, выхлопотали место в московской редакции «Пари-матч» - подальше от горькой кладбищенской земляники» [Поляков 2010а: 240]. В данном случае обыгрываются строки известного стихотворения М. Цветаевой «Идешь на меня похожий»: Кладбищенской земляники крупнее и слаще нет. Аллюзия поддержана и контекстом, поскольку речь идет о героине романа, похоронившей возлюбленного. Кроме того, ранее в тексте упоминалась любовная связь М. Цветаевой и С. Парнок.
В романе Ю. Полякова «Козленок в молоке» представлен оригинальный пример аллюзивного окказионализма: «Заполонили русскую литературу, - пророкотал Медноструев. - Присосались к сердцу народному! Выхолокостили историю!» [Поляков 2008: 165]. Гибрид холокоста («целенаправленное истребление евреев фашистами» [Большой словарь иностранных слов: 728]) и глагола выхолостить («лишить живого содержания, обеднить» [Толковый словарь русского языка 1995: 118]) означает излишнее внимание к страданиям еврейского народа в русской истории, в русской литературе.
Наиболее интересна аллюзия к некой специфической общекультурной ПС, представленная в романе «Козленок в молоке». Дело в том, что главный объект сатиры Ю. Полякова в этом романе даже не писатель, переставший творить и занимающийся окололитературной деятельностью; главный объект сатиры - литературный критик, современный интерпретатор и толкователь литературы, который поднаторел в расшифровке любого знака и текста. Когда, казалось бы, катастрофа
Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива
неизбежна: Акашин уехал за Бейкеровской премией, но в папке с романом только чистые листы, - на сцене появляется теоретик авангарда Любин-Любченко, который и создает гениальную интерпретацию несуществующего романа. «Чистая страница - это окно в коллективное бессознательное, поэтому, существуя в сознании автора и не существуя на страницах рукописи, роман тем не менее существует в коллективном бессознательном» [Поляков 2008: 391]. Любин-Любченко даже придумал название для нового метода - «табулизм»: «Табулизм - это не просто возносящая нас ввысь энергия чистой страницы, это вообще запрет - табу на любое буквенное фиксирование художественного образа!» [Поляков 2008: 392].
В данной ситуации, столь иронично (и саркастично) описанной Ю. Поляковым, явно ощущается отсылка к многообразным интерпретациям «пустоты», псевдоглубокомысленных произведений искусства (самый яркий пример - до сих пор продолжающаяся дискуссия вокруг «Черного квадрата» К. Малевича). В какой-то степени мы, действительно, подходим к «концу литературы». Современная литература питается не жизнью, а самой собой. Литераторы вынуждены бесконечно искать новые формы, черпать вдохновение в текстах предшественников. Но где заканчивается игра в интертекстуальность и начинается плагиат?
Роман Ю. Полякова «Козленок в молоке» демонстрирует тупико-вость современной литературы, построенной на аллюзиях, на многозначительности, зашифрованности, рассчитанной на «глубокого» читателя, а на самом деле часто оказывающейся просто «пустой», бессмысленной. Но сам автор, на наш взгляд, заходит в своеобразный творческий тупик в романе «Гипсовый трубач». Используя однотипные приемы, Ю. Поляков превращает их в штампы. Иронизируя над всем, наполняя текст бесконечными вставными сюжетами, сиквелами и т.п., писатель утрачивает интерес читателя, который просто «тонет», запутывается в сюжетных хитросплетениях. В результате роман начинает рассыпаться. И даже авторская самоирония не спасает его: «Коко-тов не любил автора этой повести («ЧП районного масштаба») Юрку Полякова. Андрей Львович сердечно считал его бездарным конъюнктурщиком и удачным приспособленцем» [Поляков 2010б: 346347].
Итак, аллюзивный характер романов Ю. Полякова «Козленок в молоке» и «Гипсовый трубач», с одной стороны, обусловлены жанром и содержанием произведений; с другой стороны, особенностями авторской манеры, склонностью к иронии, к свободному диалогу с читателем. Кроме того, активно используя разнообразные приемы аллю-
Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива
зивной языковой игры, автор «Козленка в молоке» доводит до абсурда идею «интертекстуальности», «реминисцентности» современной литературы, но сам отчасти становится «жертвой» подобной «интертекстуальности» в романе «Гипсовый трубач».
ЛИТЕРАТУРА
Большой словарь иностранных слов / Сост. А.Ю. Москвин. - М., 2001. Гридина Т.А. Языковая игра в художественном тексте: монография. -Екатеринбург, 2008.
Квятковский А.П. Школьный поэтический словарь. - М., 1998.
Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. - М.,
1995.
Поляков Ю. Козленок в молоке. - М., 2008.
Поляков Ю. Гипсовый трубач, или Конец фильма. - М., 2010а.
Поляков Ю. Гипсовый трубач: Дубль два. - М., 2010б.
© Авдеева Г.А., 2012