CC BY
52
18 Соловьёв B.C. // Сб. Русская идея. М. 1992. С. 197.
19 Гречко П.К. О мнимой смерти человека в постмодернизме. // Личность. Культура. Общество. 2006. Т.8. Вып. 1(29). С.99 - 115.
20 Гречко П.К. О мнимой смерти человека в постмодернизме. // Личность. Культура. Общество. 2006. Т.8. Вып. 1(29). С.111.
21 Макаров В.П. Формирование глобального информационного пространства. // Вестн. МГУ. Серия 18: Социология и политология. 2005. №3. С.4.
М.В. МАКСИМОВ
Ивановский государственный энергетический университет
АЛЕКСАНДР МЕИЬ И СОЛОВЬЁВСКАЯ ТРАДИЦИЯ В РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ
При всём многообразии и богатстве исследовательской литературы, посвященной выдающемуся мыслителю XX века протоиерею Александру Меню1, сегодня мы вполне определённо можем констатировать существование явного пробела в изучении и реконструкции его философских взглядов. Есть несколько достойных и глубоких статей, авторы которых анализируют миросозерцание и интеллектуальный облик2 о. Александра, но они, и это вполне оправданно, не раскрывают в достаточно полной мере его философских воззрений. Никаких сведений на этот счет не сообщают нам ни философские энциклопедии, ни энциклопедические словари.
Справедливости ради следует отметить упоминание о деятельности А. Меня в статье С.С. Аверинцева «Послесловие» в третьем томе энциклопедического словаря «Христианство»3. Тот же автор в разделе «Религиозная философия Православия в России» энциклопедического словаря «София - Логос» отмечает: «На рубеже 50 - 60-х гг. начинает миссионерскую деятельность среди современных интеллигентов о. Александр Мень (1935 - 90)»4. В этой же книге в разделе «Христианство в XX веке» С.С. Аверинцев пишет о значении деятельности о. Александра, «развернувшего уникальную миссионерскую работу в безбожном
советском обществе»5. При этом он считает её сопоставимой по масштабам и глубине с деятельностью таких выдающихся мыслителей нашего времени, как знаменитый католический философ Жак Маритен, выдающийся православный мыслитель Оливье Клеман, энергичный поборник католицизма Г.К. Честертон, кардинал Люстиже, Поль Клодель, митрополит Антоний Блум, выдающийся польский католический поэт Р. Брандштеттер и др.6
Деятельность о. Александра, без сомнения, была важным созидающим фактором в подготовке тех глубоких перемен в сознании российской интеллигенции, которые произошли на рубеже 80 - 90-х гг. прошлого столетия. С.С.Аверинцев отмечает, что благодаря этой деятельности «к середине 70-х годов становится всё заметнее ширящаяся волна обращения в христианство в первую очередь в кругах столичной интеллигенции и за её пределами. Меняется отношение к религии общественного мнения, а значит, беззвучно, негласно меняется реальное соотношение сил в обществе. Складывается новая христианская обществен-
7
ность» .
Глубина и основательность деятельности о. Александра обеспечивалась его высочайшей интеллектуальной и духовной культурой. Как отметил один из наиболее глубоких исследователей наследия Александра Меня проф. Е.Б. Рашковский, «Александр Мень - в своем роде целая эпоха в интеллектуальной истории России второй половины XX в. В нем самом - его личности, в его практике, в его трудах - произошла как бы личная встреча христианской церковной традиции с серьёзными достижениями м1ровой и российской светской культуры»8.
Особое место в интеллектуальном мире А. Меня занимала философия. Об этом свидетельствуют и его обширное наследие, и лично знавшие о. Александра. «Проблематика философской мысли, - пишет Е.Б.Рашковский, - сопутствовала о. Александру всю жизнь. Труды Платона, Канта, Соловьева он знал с отрочества»9. Философское миросозерцание А. Меня являлась органичным контекстом его деятельности и как богослова, и как ученого-библеиста, и как исследователя проблем мировой культуры.
Но о. Александр не только опирался на историко-философский материал в своих многочисленных выступлениях, лекциях, книгах и статьях, обеспечивая тем самым глубину, обоснованность и убедительность излагаемых идей. Опубликованный в 1995 г. в книге «Мировая духовная культура. Христианство. Церковь» цикл лекций «Русская религиозная философия», посвященный крупнейшим отечественным мыслителям XIX - XX вв., а также ряд статей на русском, французском и немецком языках, посвященных творчеству Вл. Соловьёва, П. Тейяра де Шардена, Льва Толстого, анализу истороико-философских и культурологических проблемам10, позволяют говорить об Александре Мене и как об историке философии, и как мыслителе, принадлежащем традиции русской философии, укорененной в творчестве B.C. Соловьёва.
Осмысление Александром Менем наследия русской религиозно-философской мысли сопоставимо с интеллектуальным и нравственным подвигом Алексея Федоровича Лосева, соединившего берега разверзшейся пропасти, оторвавшей несколько поколений наших соотечественников от русской философской традиции. Сегодня, как и несколько десятилетий назад, слово протоиерея Александра Меня не утратило своей актуальности. Его восприятие и интерпретация русской религиозно-философской мысли продолжают созидать прочное основание духовной культуры.
На тесную преемственную связь А. Меня с соловьёв-ской традицией русской философии еще в начале 90-х гг. прошлого века указывал Е.Б. Рашковский. Феномен о. Александра, - писал он, - «опирался на тот глубокий синтез христианской религиозной традиции и исканий современной философской, научной и общественной мысли, который впервые заявил о себе творчеством Вл.Соловьева и последующих религиозных мыслителей»11. Но тогда, 15 лет назад, Е.Б. Рашковский совершенно справедливо относил исследование этой специальной темы к будущему, связывая это важное дело с публикацией работ А.Меня, посвященных выдающейся плеяде русских философов-последователей Вл. Соловьёва. За прошедшие полтора десятилетия многое из наследия Александра Меня опублико-
вано, и сегодня мы можем исследовать этот вопрос, опираясь на солидную источниковую базу.
В нашем докладе, не претендуя на всеохватывающий анализ этого вопроса, мы остановимся на выявлении отношения о. Александра к русской философии, анализе мировоззренческих оснований ее становления, ведущих тенденций развития и ценностных констант, обеспечивающих ее актуальное значение.
В развитии русской религиозной философии А. Мень выделяет три этапа: 1) предшественники Вл. Соловьёва (киевский, московский и петербургский периоды), 2) Вл. Соловьёв, 3) те, кто вытекает из Вл. Соловьёва12.
Начало тысячелетней истории русской религиозно-философской мысли А. Мень однозначно связывает с именем митрополита Илариона, автора «Слова о Законе и Благодати». Он высоко ценит значение Византии и кирилло-мефодиевского наследия, соединившего гуманитарную мысль с философией.
Уже на раннем этапе развития древнерусской киевской культуры были поставлены и нашли глубокое осмысление проблемы добра и зла, смысла и направленности исторического процесса, антитеза Закона и Благодати.
В «Слове о Законе и Благодати» Иларион указывает на закономерный этап развития культуры - благодать -«как имманентную внутреннюю силу», которая побуждает человека «к творчеству, к добру, к красоте, к самоотвержению»13. А. Мень подчеркивает, что «это та антитеза закона и благодати, которую потом так блестяще раскрыл Соловьев своей книге «Основы духовной жизни» [«Духовные основы жизни». - М. М.]».
А. Мень отмечает проявившиеся уже в этот период особенности русской мысли, «выражавшейся преимущественно в нравственном русле»14. Подвижническая деятельность Кирилла Смолятича, Кирилла Сурожского, Сергия Радонежского была обращена на сдерживание «релятивизации нравственности», ведущей «не только к её собственному разрушению, но и к разрушению общества»15. «Благодатными воспитателями народного духа» называет этих выдающихся деятелей о. Александр.
Как важнейшие вехи последующего развития русской мысли А. Мень отмечает деятельность Иосифа Волоцкого, Нила Сорского, Максима Грека, принёсшего на Русь первые элементы понимания Священного писания. «Святой Максим показывал, - пишет А. Мень, - насколько полисе-мантична структура Библии, насколько она требует к себе различных подходов»16. В деятельности и учении Иосифа Волоцкого о. Александр ценит идею социальной эффективности церкви, в учении Нила Сорского - мысль о недопустимости преследования инакомыслящих.
А. Мень подчёркивает существенный момент отечественной государственной и общественной жизни в Московский период отечественной истории, оказавшийся поразительно жизнестойким: «Борясь с азиатским натиском, с натиском азиатских деспотий, Московское царство само в какой-то степени усваивает методы и принципы азиатской деспотии»17, что, безусловно, оказывало в последующие столетия существенное воздействие на характер развития российского общества.
В лекциях А. Меня по русской религиозной философии принципиально важна оценка петровских преобразований и понимание их значения для последующего развития русской мысли. Отмечая противоречивый характер петровских реформ, он видит их положительное значение. «...Петр I свершает ломку - грубую, сокрушающую древние традиции, нанёсшую огромный вред культуре. Тем не менее, - пишет А. Мень, - создается новая эпоха, новая культура, и мы не имеем права её третировать и презирать. Ибо, если не было бы этого петербургского периода, петербургской Российской Империи, то мы не могли бы себе представить ни Ломоносова, ни Пушкина, ни Достоевского, ни Толстого, ни Блока»18.
Русская философская мысль в XVIII столетии представлена, по мнению А. Меня, прежде всего, М.В.Ломоносовым и Г.С. Сковородой. В творчестве первого он видит и ценит глубокую проработку одной из актуальнейших проблем философии - проблемы соотношения веры и разума, синтеза научных знаний о мире и его духовного видения. «Сон разума рождает чудовищ», но и
«сон сердца - то же», замечает А. Мень, и это было глубоко понято М.В. Ломоносовым, для которого идеалом в познании и науке было «единство воли, разума и чувства»19.
Иными путями к постижению реальности шёл украинский мудрец Григорий Сковорода, среди потомков которого был и Вл. Соловьёв. Сковорода остро почувствовал, пишет А. Мень, что ясного мышления недостаточно для постижения последней реальности, что «нужен иной - глубокий, духовный подход», внутренний духовный опыт.
Особое, решающее значение в развитии русской философии принадлежит XIX веку - времени «болезненного
20
кризиса, потрясшего российскую цивилизацию» . Его главный признак - глубокая неудовлетворенность официальной государственной Церковью, «порабощённой при Петре и прикованной к государственному механизму». Поэтому свободная русская мысль напряжённо «ищет пути вне церковной философии». На этом пути - немало тупиков, отмечает о. Александр, - внецерковная мистика, оккультизм, теософия, масонство21. Это «недоверие к церкви
стало огромной трагедией, внесло раскол между церковной
22
традициеи и зарождающейся интеллигенцией» .
Другой важный фактор философского развития в XIX в. - поиск контактов с философскими течениями Запада. А. Мень подчеркивает положительное влияние на русскую мысль философии Шеллинга. «В течение всего XIX столетия влияние его было огромным и прямым, и косвенным, -пишет А. Мень. - Шеллинга отлично знал Петр Яковлевич Чаадаев, Шеллингу привержен был Тютчев. На Шеллинге основывался Владимир Соловьев. Из Шеллинга исходил, возможно, Булгаков»23.
Одним из величайших мыслителей России первой половины XIX в. А. Мень называет П.Я. Чаадаева. Его заслуга перед русской мыслью состоит в том, что он разбудил сознание современников и соединил в своем творчестве два пути, два течения русской мысли - славянофильство и западничество. «Чаадаев был великим патриотом, - пишет А. Мень. - Он не считал, что Запад есть абсолютный идеал, но и не считал, как некоторые, что надо вернуться в патриархальную русскую старину... Чаадаев стоял на
принципе сбалансированности, гармонии: он считал, что страна, находящаяся между Азией и Западной Европой, между Востоком и Западом, способна соединить в себе два пути познания, и не только познания, но и осуществления
24
идеала на земле» .
о. Александр обращает наше внимание на эпиграф, взятый Чаадаевым к «Философическим письмам» - строки из молитвы «Отче наш»: «Да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя как на Небе и на Земле». В этих строках выражена вера Чаадаева в то, что «христианский идеал не абстрактный, не загробный, не заоблачный, а земной». «Христос принес его на Землю, чтобы люди его осуществили, -пишет А. Мень. И Чаадаев утверждал, что это возможно лишь при соединении в едином потоке западной активности и восточной глубины созерцания. И этот синтез, он полагал, возможен именно в его стране»25.
А. Мень исключительно высоко ценит творчество П.Я. Чаадаева, полагая, что он «является непосредственным предшественником Соловьёва»26.
Развитие русской мысли в XIX в. А. Мень рассматривает как сложный и противоречивый процесс. Духовный кризис русского общества, вызванный расколом между церковью и интеллигенцией, обостряется вследствие потери культурой религиозного обоснования и переходом ее в светскую фазу. Но и в ней, в своеобразной форме, подчеркивает А. Мень, продолжают существовать и осмысливаются глубочайшие идеи и проблемы. Противоречивый характер развития русской философии находит выражение, в частности, в том, что истоки анархизма М. Бакунина и П. Кропоткина следует искать, по его мнению, в хомяковском учении о свободе, единстве людей, о Церкви как свободном духовном единении. «Идеи о свободе, ценности личности, соборности, возможности реализации на Земле христианского идеала, - пишет А. Мень, - оставались живыми и на-
~ 27
ходили все время своих последователей» .
Все русское философское развитие XI - XIX веков, все противоречия русской мысли, считает А. Мень, создавали «предпосылки для рождения Владимира Сергеевича Соловьёва как философа». «В него вошли, - пишет А.Мень,
- и идея синтеза от Чаадаева; и свободолюбивая идея от Чернышевского; и убеждение в том, что социализм в каких-то формах возможен; и абсолютное неприятие материалистической доктрины (это он взял от славянофилов, от всей христианской философской традиции), и идея об особой роли России, которая находится на пересечении Восточного и Западного миров; о возможности и необходимости стремиться к тому, чтобы христианский идеал не был
абстрактным, отвлеченным, чтобы он стал жизненной, жи-
«28
вотворящеи силои» .
Вл. Соловьёв - центральная фигура русской философии, он есть наше все, подчеркивает А.Мень, и очень важно не забывать отечественные истоки философии Вл. Соловьёва. И это справедливо и важно сегодня для исследователей наследия выдающегося русского мыслителя. «Пафос, свойственный Владимиру Соловьёву, - отмечает А. Мень, - был подготовлен всем развитием русской рели-
29
гиознои мысли» .
Вл. Соловьёв - великий национальный философ. Он многогранен и глубок как мыслитель, и универсален как личность. И в этом отношении, отмечает А.Мень, «он действительно похож на Пушкина. Как будто бы произошел какой-то творческий взрыв в его лице <...Жак Пушкин появился не на пустом месте, так и Соловьёв имел боль-
30
шую предысторию» .
Философии Вл. Соловьёва посвящены несколько значительных работ А.Меня: лекция из цикла по русской религиозной философии, статья на французском языке «L'héritage de Vladimir Soloviev», опубликованная в журнале «Istina» в 1992 г., статья на немецком языке «Владимир Соловьёв - жизнь и труды», опубликованная в журнале «Stimme der Ortodoxie» («Голос Православия») в 1976 г. (№ 2, S. 46 - 61).
Принципиальное значение для характеристики восприятия А. Менем наследия Вл. Соловьёва имеют следующие положения: во-первых, идея синтеза как фундамент учения Вл.Соловьёва; во-вторых, целостность и открытость личности Вл.Соловьёва.
Отец Александр указывает на тесную взаимосвязь теоретического и личностного начал в философии Вл. Соловьёва. Синтез мысли, представленный в философии всеединства, в значительной степени обусловлен широтой и открытостью личности Соловьёва. «Её дух выражал себя, - пишет А.Мень во французской статье, - в широте и щедрой открытости: в этом смысле он [Соловьёв. - М.М.] всецело принадлежал свободной, творческой, подлинно христианской мысли»31; «то, что, прежде всего, отличает мысль Соловьёва, - это христианская открытость миру и его проблемам»32.
«На что бы он [Соловьёв. - М.М.] ни обращал свое умственное внимание: на социализм или учение о революции, на развитие старообрядчества или судьбу России - он всегда брал оттуда нечто ценное, он понимал, что ничего нет на свете бесплодного и бесполезного, его мышление проходило под знаком того, что он сам называл «всеедин-
33
ство»» .
Важны, на наш взгляд, замечания А. Меня относительно генезиса идеи всеединства. Речь должна идти не только о рецепции Соловьёвым античной идеи hen kai pen. Отец Александр подчеркивает причастность Соловьева христианской философской традиции в следовании принципу всеединства. «Соловьёв шел дорогой, которая была уже намечена Отцам Церкви, - пишет он. - Действительно, они были первыми в использовании сокровищ античной мысли для интерпретации веры. Ориген, Василий Великий, Григорий Нисский, Августин создали видение мира полностью христианским. В их синтезе присутствуют элементы философии и науки. Для них разум был инструментом, данным человеку Богом, чтобы понять жизнь, мир, откровение»34. Прослеживая эволюцию идеи всеединства, А.Мень отмечает, что «тенденция к синтезу представлена не только у Отцов. Мы находим ее также в Средние века у Иоанна Дамаскина и Фомы Аквинского... Но позже происходит отклонение от христианства к пантеизму, которое углублялось от Экхарта до Гегеля. Владимир Соловьёв один из первых философов своего времени, обратившийся
35
к синтезу в христианском смысле» .
Второй важной темой наследия Вл. Соловьёва, вызывавшей в литературе разнообразные интерпретации, является тема христианского единства и теократии. На наш взгляд, адекватное ее толкование возможно только в контексте всей философии всеединства Вл. Соловьёва. Это не всегда удается исследователям, но отец Александр в интерпретации этих вопросов очень близок к Соловьёву.
Единство христиан для Вл. Соловьёва - это этап бо-гочеловеческого процесса, чаемый, требующий богочело-веческих усилий, но неизбежный, объективный. Церковные перегородки не вырастают до неба, говорил Соловьёв. В статье отца Александра, посвященной наследию Соловьёва, мы находим отдельную главу по проблемам разделения церквей и христианского единства. В Соловьёве он видит предвестника современного экуменизма. «В двадцатом веке, - пишет А. Мень, - он [экуменизм. - М.М.] стал одной из важнейших проблем Церкви»36.
Одни видят в идее соединения церквей самую глубокую ересь XX в., кто-то называет Соловьёва «Дон-Кихотом всемирной теократии». Здесь проявляются и конфессиональные амбиции, и непонимание Соловьёва. Действительно, у теократической идеи русского философа было очень много критиков в прошлом, не меньше их и в сегодняшнем соловьёвоведении как в России, так и за рубежом. Говорят о ее утопичности (вспомните Е. Трубецкого!). Утверждают, что соловьёвская теократия рухнула («Крушение теократии» - глава в книге Трубецкого, оценка эволюции Соловьева Львом Шестовым) и мыслитель сам в ней разочаровался.
Да, Соловьёв был одинок. И Папа полагал, что только чудо может осуществить соединение церквей. Но Соловьёв верил в богочеловеческий характер этого процесса. Он был его пророком. В этом его величайшая заслуга, пишет А.Мень. В России только Алексей Федорович Лосев и отец Александр поняли мысль Соловьёва. «Люди должны научиться жить на земле по-Божьи, - пишет А. Мень. - Подчиниться Божественному зову - это и есть теократия, Бого-
37
властие» .
Есть еще одна тема принципиально важная и для Вл.Соловьёва, и для отца Александра, - тема, заключённая
в вопросе о том, может ли нехристианин служить христианскому делу? Эта тема - важнейшая в докладе Вл. Соловьёва «Об упадке средневекового миросозерцания». Но суть её сегодня, как и сто лет назад, все та же -христиане не должны терять нравственной инициативы. Об этом пишет отец Александр.
Как мы уже отмечали, в изучении наследия Вл. Соловьёва важно обращение не только к трудам философа, но и к его личности. А. Мень замечает одну существенную деталь в облике Соловьёва - мыслителя и человека: «Соловьёв не пребывал в спокойствии человека, нашедшего веру». А. Мень пишет: «Он принадлежал к традиции оп-тинских старцев, положивших начало диалогу между миром и церковью. Старцы в своих встречах с Гоголем, Киреевским, Хомяковым, Толстым, Достоевским показали, что церковь не была островом, оторванным от мира, но проводником высшей мудрости, у которой есть, что сказать людям». Вот и Вл. Соловьёв «был живым примером жизненной силы активного и сплоченного христианства. Его общественная и литературная активность служила церковному диалогу с миром»38.
Жизнь и деятельность отца Александра была продолжением дела Владимира Соловьёва. И не случайно современники узревали знаки святости в их личностях и деятельности: отец Павел Флоренский - в Соловьёве, в отце Александре - знавшие его лично и общавшиеся с ним.
Оценивая место и значение Вл. Соловьёва в отечественной философии, А.Мень не соглашается с теми, кто полагает, что он не оставил после себя школы. Напротив, утверждает о. Александр, «Владимир Соловьёв положил основание оригинальной, я бы сказал, неповторимой русской религиозной философии XX века, которая включает в себя такие имена, как Сергей Булгаков, Николай Бердяев, Семен Франк, Павел Флоренский, Николай Лосский»39.
Нам важно понять, что, по мнению А. Меня, объединяет и что разделяет этих философов.
В «Лекциях» А. Мень анализирует творчество братьев С.Н. и E.H. Трубецких, H.A. Бердяева, С.Н. Булгакова, П.А. Флоренского и С.Л. Франка, относя их к соловьевской
традиции в русской философии. Однако, как он совершенно справедливо замечает, эта традиция не была однородной. В ней присутствуют два направления, представленные, во-первых, братьями С.Н. и E.H. Трубецкими, Н.Бердяевым и С. Франком, и, во-вторых, С. Булгаковым и Флоренским. Первое направление связано, прежде всего, с разработкой метафизики всеединства, преодолевающей отвлеченный характер классической европейской философии. Представители второго направления делали акцент на первостепенной значимости и ценности софиологии В.С.Соловьёва и разрабатывали собственные ее варианты
40
«на путях христианского гностицизма» .
С.Н. и E.H. Трубецкие - в ряду основоположников самобытной, самостоятельной русской философии, пишет А. Мень. Оба испытали огромное воздействие философии Вл. Соловьева. Оба приходят через увлечение материализмом, народничеством, позитивизмом к глубокому пониманию западной идеалистической метафизики. Античная философия, осмысленная через метафизику всеединства Вл. Соловьева, приводит их к христианству и православию. «Я заинтересовался «Критикою отвлеченных начал» Соловьёва, - пишет в «Воспоминаниях» E.H. Трубецкой, - которая печаталась в «Русском вестнике» одновременно с «Братьями Карамазовыми». Мой брат наткнулся на богословские произведения Хомякова, которые тотчас были нами обоими прочтены с жадностью. Благодаря этим влияниям наш поворот к религии не остановился на промежуточной ступени неопределенного и расплывчатого теизма, а сразу вылился в определенную и ясную форму возвращения к «вере
41
ОТЦОВ»» .
Несомненная заслуга С.Н. Трубецкого - в историческом обосновании метафизики всеединства. А. Мень пишет: «Он видел в античном мышлении, в идеях Гераклита, Пифагора, Платона предчувствие, предвосхищение христианства. В этом он стоял на той же точке зрения, что и его друг Владимир Соловьёв. Соловьёв писал, что истина не могла явиться сразу, в готовом виде. Истина подготовлялась, она проходила фазы исторического развития. И поэтому, если мы в Ветхом Завете в древнем Израиле имеем
предуготовление мира к принятию Спасителя, то точно так же мы находим это предуготовление, пусть в другой, метафизической форме, в мире древнегреческой философии»42.
Исторические корни метафизики всеединства С.Н.Трубецкой исследует в работах «Метафизика в Древней Греции», «Учение о Логосе в его истории», и они не утратили своего значения до настоящего времени. Для самого С.Н. Трубецкого эти исследования сформировали тот теоретический базис, на котором он выстраивает оригинальную концепцию соборности сознания и человечества.
Не менее существенным было влияние Вл. Соловьёва и на философское миросозерцание Е.Н.Трубецкого, вынужденного, как пишет А. Мень, освобождаться от него в ходе анализа различных концепций своего друга и учителя. «Всё моё философское и религиозное миросозерцание было полно соловьёвским содержанием и выражалось в формулах, очень близких к Соловьёву»43, - пишет Е. Трубецкой. «Приняв веру, я не только не отбросил философию; наоборот, я стал верить в неё так, как раньше никогда не верил, потому что почувствовал её призвание - быть орудием Богопознания. В этом направлении меня поддерживало чтение «Критики отвлеченных начал» Соловьёва. Начертанный им план синтеза между верой и знанием был мною принят с восторгом, как программа всей христианской мысли будущего, которой должна быть подчинена и вся программа моей личной умственной деятельности. Формулированный Соловьёвым идеал «цельного знания»
44
окрылял мою юношескую мечту» .
К числу последователей Вл. Соловьёва А. Мень относит и H.A. Бердяева. Известно, что последний не акцентировал внимание на своей зависимости от Соловьёва. Тем не менее, как справедливо отмечает А.Мень, Бердяев усвоил и развил ряд идей, сформулированных основоположником философии всеединства. Прежде всего это относится к построению метафизики. Н. Бердяев отталкивается от учения Вл. Соловьёва о сверхчувственном внутреннем опыте человека, позволяющем схватывать бытие в иррационально-мистическом акте. «Сущее дано лишь в живом опыте первичного сознания, до рационалистического распадения на
субъект и объект, до рассечения цельной жизни духа. -Пишет Н. Бердяев. - Только этому первичному сознанию дана интуиция бытия, непосредственное к нему касание»45. «Книга «Философия свободы», - пишет А. Мень, - развивает главный тезис Бердяева: в основе лежит дух; дух - это то, что нельзя определить, дух - это та подлинная реальная сила, которая скрыта в нас, и никакое рациональное отвлеченное познание не будет в состоянии его замкнуть в ка-
46
кие-то точные определения» .
Значительное внимание Бердяев уделяет идее Бого-человечества, высоко оценивая ее раскрытие и обоснование Вл. Соловьёвым. Указывая на мысль Бердяева о том, что «Бог нуждается в мире, что Бог ищет в нас, в человечестве, Себе поддержку»47, А. Мень справедливо усматривает в этом продолжение традиции, заложенной Соловьёвым, подготовившим «положительное разрешение проблемы
48
религиознои антропологии» .
Соловьёвская традиция русской философии находит развитие в творчестве С.Л. Франка. А.Мень пишет в связи с этим: «Он верный ученик Владимира Соловьёва, и надо сказать, что никто, пожалуй, не был так близок (с философской очки зрения) к Соловьёву, как его прямой продолжатель в XX веке - Франк»49. Метафизика всеединства у С.Франка является основой его учения о сознании, его антропологи, гносеологии, социальной философии. «Подобно своим предшественникам, Сергею Трубецкому и Соловьеву, Франк подчеркивал, что человеческое сознание, человеческие «я» не отрезаны друг от друга. Реальное познание, реальное бытие возможны лишь тогда, когда между людьми возникает контакт, возникает единство»50.
А. Мень, анализируя творчество С. Франка, подчеркивает значение философской культуры для развития религиозного сознания. «В своей философии он показал, - пишет о Александр, - что религиозное мировоззрение, христианство отнюдь не является чем-то иррациональным... Такие люди, как Владимир Соловьёв, Сергей Трубецкой или Семён Франк, показывают, что мощная работа разума не только не подрывает основ религиозного мировоззре-
ния, но, напротив, даёт ему осмысление, а порой даже и обоснование»51.
Наследие Вл. Соловьёва было глубоко переосмыслено С.Н. Булгаковым. А.Мень отмечает следующие моменты, характеризующие значение Вл. Соловьёва в его философском развитии: во-первых, это учение о духовном ядре мира - Софии, Премудрости Божией; во-вторых, - участие Булгакова в диалоге между христианами как практическая реализация одной из важнейших идей Соловьёва. «Булгаков был человек, впервые пробивший окно в диалоге между христианами, - пишет А.Мень. - Когда начались первые конференции, конгрессы Всемирного Совета Церквей, Булгаков представлял там Православную церковь»52.
В «Философии хозяйства» С. Булгаков дает изложение своего учения о Софии. София - это идеальный прообраз, духовная основа бытия и одновременно субъект хозяйственного процесса. В отличие от соловьёвского учения о Софии булгаковское включает отчетливое, ясное совмещение Софии как единого человечества, выступающего субъектом хозяйства и знания, и Софии как идеального прообраза несовершенного мира. В «Свете невечернем», возвращаясь к учению о Софии, ее роли в судьбе мира и человека, С. Булгаков ближе к Вл. Соловьёву, утверждая, что «мир есть София в своей основе и не есть София в своем со-
53
СТОЯНИИ» .
Важно отметить взвешенное, корректное, лишенное какой-либо экзальтации отношение А. Меня к софиологи-ческой доктрине С. Булгакова. «Я чужд, далек от этого учения, - писал о. Александр, - я никогда его не принимал, но я сознаю, что эта концепция имеет место как богослов-
54
ское мнение» .
Характеризуя влияние философии Вл. Соловьёва на П.А. Флоренского, А.Мень пишет: «Немалое влияние на Флоренского в студенческие годы оказал Владимир Соловьёв. Надо сказать, что оба они были платониками, обоих волновала проблема духовной основы бытия и тема таинственной Софии - Премудрости Божией. И, может быть, поэтому Флоренский старался оттолкнуться от Соловьёва, он почти не ссылается на него, если ссылается, то критиче-
ски. Между тем в истории мысли они стоят очень близко, ближе, чем подозревал сам Флоренский»55. Сближало мыслителей общее основание их философского творчества, пишет А. Мень. «Центральной интуицией философии Флоренского было всеединство - то, что было у Соловьёва»56.
А. Мень глубоко понял сущностное единство русской религиозной философии, сформулировал, обосновал и выразил собственную концепцию ее развития. Он отметил те общие моменты, которые характеризую соловьёвское направление в русской философии как школу всеединства, -общую систему философских принципов, единую методологию, в основе которой лежат принципы единства мистического и рационального, антиномизма, интеграции философии, богословия и науки, наконец, самобытную, оригинальную проблематику. Это единство базировалось на понимании философии не как «отвлеченного начала», а «как цельного, органического миро - и жизнепонимания, в ее неразрывной связи с вопросом о смысле и значении жизни, с религией»57. Это единство, однако, не исключало самостоятельных поисков новых решений поставленных Вл. Соловьевым вопросов в новых исторических и социокультурных условиях.
Замечательная черта лекций отца Александра о русских религиозных философах - стремление представить их личности, стиль их мышления, дать обзор творческого и жизненного пути. «Святыми нашей культуры», «мужественными свидетелями Истины, исповедниками Евангелия» называет А.Мень представителей русской религиозной философии. Заслуга их в том, что они сумели преодолеть разрыв между новоевропейской культурой и христианством. Это бесценное достояние сохранял и переосмысливал в XX веке протоиерей Александр Мень.
1 См.: Василенко, Л.И. Культура, церковное служение и святость // Aequinox: Сборник памяти о. А. Меня. М., 1991; Масленникова, З.А. К истории книги о. Александра Меня «Сын Человеческий» // Aequinox: Сборник памяти о. А. Меня. М., 1991; Рашковский, Е.Б. Забытые тезисы: из наследия о. Александра Меня // Aequinox: Сборник памяти о. А. Меня. М., 1991; Файнберг, В. Воспоминания об о. Александре Мене. М., 1993; Рашковский, Е.Б. Протоиерей Александр Мень: интеллектуальный
облик // Вопр. философии. 1994. № 2; Аман, Ив. Отец Александр Мень. Христов свидетель в наше время. М., 1995; Масленикова, 3. Жизнь отца Александра Меня. М., 1995; Бычков, С. Хроника нераскрытого убийства. М., 1996; Еремин, А. Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков М., 2001; Зорин, А. Ангел-чернорабочий. Воспоминания об о. Александре Мене. М., 1993; Десять лет без Меня // Индекс. 2000. № 11; Илюшенко, В. Отец Александр Мень. М., 2000; Илюшенко, В. Искавший истину: Александр Мень о Сократе // Истина и жизнь. Сент. 2002; Раш-ковский, Е.Б. История и свобода (о. Александр Мень и культурные горизонты России конца XX столетия) // Рашковский Е.Б. Осознанная свобода: материалы к истории мысли и культуры XVIII - XX столетий. М., 2005.
2 Рашковский, Е.Б. Протоиерей Александр Мень: интеллектуальный облик // Вопр. философии. 1994. № 2; он же: История и свобода (о. Александр Мень и культурные горизонты России конца XX столетия) // Рашковский Е.Б. Осознанная свобода: материалы к истории мысли и культуры XVIII - XX столетий. М., 2005.
3 Аверинцев, С.С. Послесловие // Христианство: энциклопедический словарь: в 3 т. Т. 3. С. 475.
4 Аверинцев, С.С. Религиозная философия Православия в России // Аверинцев С.С. Собрание сочинений / под ред. Н.П. Аверинцевой и К.Б. Сигова. София - Логос. Словарь. Киев, 2006. С. 356.
5 Аверинцев, С.С. Христианство в XX веке // Там же. С. 654.
6 Там же.
7 Там же. С. 664 - 665.
8 Рашковский, Е.Б. Протоиерей Александр Мень: интеллектуальный облик // Вопр. философии. 1994. № 2. С. 166.
9 Там же. С. 167.
10 Мень, А. Русская религиозная философия // Мень А. Мировая духовная культура. Христианство. Церковь. М., 1995. С. 397 - 584; Мень, А. Владимир Соловьев - Жизнь и труды // Stimme der Ortodoxie (Голос православия). 1976. № 2. S. 46 - 61 (на нем. яз.); Мень, А. О Тейяре де Шар-дене // Вопр. философии. 1990. № 12. С. 89 - 94; Мень, А. Трагедия гения (О религиозно-философских трактатах Л. Толстого) // Мень А. Трудный путь к диалогу: Сборник. М., 1992; Men, A. L'héritage de Vladimir Soloviev // Istina. 1992. № 37. P. 7 - 22.
11 Рашковский, Е.Б. Протоиерей Александр Мень: интеллектуальный облик // Вопр. философии. 1994. № 2. С. 173.
12 Мень, А. Русская религиозная философия // Мень А. Мировая духовная культура. Христианство. Церковь. М., 1995. С. 398.
13 Там же.
14 Там же.
15 Там же. С. 399.
16 Там же. С. 402.
17 Там же. С. 400.
18 Там же. С. 402.
19 Там же. С. 403.
20 Там же. С. 405.
21 Там же.
22 Там же.
23 Там же. С. 406.
24 Там же. С. 407.
25 Там же. С. 408.
26 Там же.
27 Там же. С. 409.
28 Там же.
29 Там же.
30 Там же. С. 397.
31 Men, A. L'héritage de Vladimir Soloviev // Istina. 1992. № 37. P. 8.
32 Ibid. P. 12.
33 Мень, A. Русская религиозная философия. С. 413.
34 Men, A. L'héritage de Vladimir Soloviev // Istina. 1992. № 37. P. 14.
35 Ibidem.
36 Ibid. P. 16.
37 Мень, A. Русская религиозная философия. С. 420.
38 Ibid. P. 12.
39 Мень, A. Русская религиозная философия. С. 397.
40 Мень, А. О Тейяре де Шардене // Вопр. философии. 1990. № 12. С. 92.
41 Трубецкой, E.H. Воспоминания // Трубецкой E.H. Из прошлого. Воспоминания. Из путевых заметок беженца. Томск, 2000. С. 134.
42 Мень, А. Русская религиозная философия. С. 433 - 434.
43 Трубецкой, E.H. Воспоминания. С. 224.
44 Там же. С. 135.
45 Бердяев, H.A. Философия свободы // Бердяев H.A. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. С. 71.
46 Мень, А. Русская религиозная философия. С. 504.
47 Там же. С. 511.
48 Бердяев H.A. Основная идея Вл. Соловьёва // Н. Бердяев о русской философии. Свердловск, 1991. С. 49.
49 Мень, А. Русская религиозная философия. С. 554.
50 Там же.
51 Там же. С. 560.
52 Там же. С. 529.
53 Булгаков, С.Н. Свет невечерний: Созерцанияи умозрения. М., 1994. С. 195.
54 Мень, А. Русская религиозная философия. С. 530.
55 Там же. С. 538.
56 Там же. С. 546.
57 Бердяев, H.A. Опыты философски, социальные, литературные. М., 1907. С. 156.
И.И. ШАРОНОВ
Ивановский государственный
