CC BY
54УДК 34 DOI 10.24411/2687-0185-2020-10061
ББК 67
@ А.А. Балашов, 2020
Научная специальность 12.00.08 — Уголовное право и криминология, уголовно-исполнительное право
АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ РАЗГРАНИЧЕНИЯ ПРИЗЫВОВ К УЧАСТИЮ В МАССОВЫХ БЕСПОРЯДКАХ И ПОДСТРЕКАТЕЛЬСТВА К СОВЕРШЕНИЮ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Антон Анатольевич Балашов,
кандидат юридических наук мировой судья Степновского района Ставропольского края E-mail: anton-balashov1981@mail.ru
Аннотация. В статье рассматриваются отдельные вопросы разграничения призывов к участию в массовых беспорядках и подстрекательства к совершению преступления. Раскрываются сходства и проблемы разграничения организации массовых беспорядков и призывов к такой деятельности, в т.ч. «публичности» как оценочном признаке составов преступлений, выражающихся в публичных призывах к совершению противоправных действий.
Ключевые слова: массовые беспорядки, квалификация, публичные призывы, общественная безопасность, подстрекательство, квалификация.
TOPICAL ISSUES OF DIFFERENTIATION OF CALLS TO PARTICIPATE IN MASS RIOTS AND INCITEMENT TO COMMIT A CRIME
Anton A. Balashov,
PhD in Law magistrate of the Stepnovsky district Stavropol Territory E-mail: anton-balashov1981@mail.ru
Аbstract. The article deals with separate issues of differentiation of calls to participate in mass riots and incitement to commit a crime. The similarities and problems of distinguishing the organization of mass riots and calls for such activities, including "publicity" as an evaluation feature of the elements of crimes expressed in public calls to commit illegal actions, are revealed. Keywords: mass riots, qualification, public appeals, public security, incitement, qualification.
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Для цитирования: Балашов А.А. Актуальные вопросы разграничения призывов к участию в массовых беспорядках и подстрекательства к совершению преступления. Криминологический журнал. 2020(4):4-7
В современных условиях государство жёстко реагирует на наиболее общественно опасные угрозы посредством установления строгих уголовно-правовых запретов. Помимо «традиционных предписаний» об ответственности за такие деяния как террористический акт или различные проявления экстремизма, существенно расширены пределы криминализации деяний посредством регламентации ответственности за поведение, сопутствующее или предшествующее некоторым преступлениям. В
частности, самостоятельными нормами уголовного права предусмотрена ответственность за публичные призывы к совершению массовых беспорядков и к насилию над гражданами (ч. 3 ст. 212 УК РФ).
Общественная опасность публичных призывов к совершению противоправных действий обусловливается оказанием ими психологического воздействия на потерпевшего. Однако здесь возникают сложности как с определением потерпевшего, поскольку он зачастую множественен и индивиду-
ально не определён, так и с констатацией факта психологического воздействия. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что публичные призывы к совершению противоправных действий обладают отдельными признаками соучастия в преступлении. Так, призывы к совершению преступления могут рассматриваться часть деятельности организатора преступления. Ещё большее количество схожих характеристик усматривается при сравнении призывов к совершению противоправных действий с подстрекательством к совершению преступления. Призыв к совершению противоправных действий способен увенчаться склонением другого лица к совершению преступления, и это деяние уже может обладать признаками подстрекательства к совершению преступления. В этой связи допустимо утверждение о том, что публичные призывы к совершению противоправных действий могут тесным образом граничить с соучастием в преступлении.
Публичные призывы к совершению противоправных действий по своей сути подразумевают склонение, побуждение других к общественно опасному поведению. В этой связи закономерно возникает вопрос о соотношении исследуемых преступлений с институтом соучастия. Дело в том, что одним из видов соучастников преступления в действующем российском уголовном законодательстве определён подстрекатель, которым признаётся лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом (ч. 4 ст. 33 УК РФ).
С появлением в УК РФ предписаний об ответственности за публичные призывы к совершению противоправных действий, в правовой науке ведутся дискуссии относительно разграничения данных преступлений как самостоятельных деяний с соучастием в преступлении. Конечно же, признание публичных призывов к совершению противоправных действий специальным видом подстрекательства действительно стирает их грань с подстрекательством к совершению конкретных преступлений. Однако в современных условиях отчётливо проявляет себя тенденция нивелирования такой грани.
Ссылки на то, что самостоятельные нормы об ответственности за призывы, равно как и за вовлечение в совершение преступлений, не могут быть признаны специальными видами соучастия ввиду разрушения граней между самостоятельными преступлениями и соучастием в преступлении на
сегодняшний день уже не могут быть признаны уместными. Тенденция современной уголовной политики такова, что за последние годы УК РФ пополнился целым рядом предписаний, где фактически установлена ответственность за специальные виды соучастия1. Например, в ч. 3 ст. 2051 УК РФ регламентирована ответственность за пособничество в совершении преступления, предусмотренного ст. 205 УК РФ; в ч. 1.1 ст. 2821 УК РФ — за склонение, вербовку или иное вовлечение лица в деятельность экстремистского сообщества; в ст. 2911 УК РФ — за посредничество во взяточничестве. Или, как уже было указано, — за публичные призывы к совершению массовых беспорядков и к насилию над гражданами (ч. 3 ст. 212 УК РФ). Рекомендации о квалификации подобных преступлений по совокупности с нормами об ответственности за соучастие в соответствующих преступлениях прямо противоречат принципу справедливости, согласно которому никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступление (ч. 2 ст. 6 УК РФ).
Тем не менее, в юридической литературе широкую поддержку получила позиция непризнания публичных призывов к совершению противоправных действий специальным видом подстрекательства. Распространено мнение о том, что «призывы отличаются от подстрекательства меньшей конкретизацией и большей идеологизированностью. Подстрекательство как юридический термин, обозначающий один из видов соучастия, предполагает склонение к совершению конкретного преступления и обращено к определенному человеку и нескольким лицам, призывы же направлены на изменение мировоззрения, на вовлечение в осуществление преступной деятельности неопределенно широкого круга лиц»2.
Представляется целесообразным по этому поводу высказать следующие замечания. Во-первых, для признания содеянного подстрекательством к совер-
1 См.: Иванцов С.В. Актуальные проблемы совершенствования мер криминологического предупреждения преступлений экстремистской направленности, совершаемых с использованием информационно-телекоммуникационных сетей / С.В. Иванцов, С.В. Борисов, Г.И. Узембаева, Т.Л. Музычук, Ю.Ю. Тищенко // Всероссийский криминологический журнал. — 2018. — Т. 12. — № 6. — С. 776-784.
2 См.: Пинкевич Т.В., Черных Е.Е. Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма: проблемы квалификации // Вестник Нижегородской академии МВД России. — 2014. — № 3 (27). — С. 141-144; Борисов С.В., Иванцов С.В. Организованные формы экстремистской и террористической деятельности: регламентация и реализация ответственности / С.В. Борисов, С.В. Иванцов // Общество и право. — 2016. — №2. — С. 91-97.
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
шению преступления требуется взаимодействие соучастников, поскольку соучастием в преступлении признаётся умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления (ст. 32 УК РФ). Ещё в дореволюционной юридической литературе отмечалось, что «подстрекательство есть чисто личное отношение и состоит в нравственном воздействии одного лица на другое»1. В ситуациях же выражения призывов к совершению противоправных действий в адрес конкретно определённого множества лиц такое личное отношение отсутствует, как правило, отсутствует совместность преступной деятельности.
Во-вторых, что непосредственно связано с предыдущим тезисом, говоря о публичных призывах к совершению противоправных действий, адресованных множеству персонально определённых лиц, лицо практически не взаимодействует со своими слушателями, не ведёт диалог, а выступает перед публикой. Грамматическое толкование термина «публика» показывает, что таковой признаются «лица, находящиеся где-нибудь в качестве зрителей, слушателей, пассажиров и т.п.»2. Это подчёркивает, что при установлении признаков публичности призывов отсутствует необходимая для соучастия двусторонняя связь, личное отношение соучастников.
В-третьих, проводя аналогию публичных призывов к совершению противоправных действий с подстрекательством к совершению преступлению, необходимо учитывать, что подстрекателем признаётся лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления (ч. 4 ст. 33 УК РФ)3. В случае же с публичными призывами уголовная ответственность не связывается с результатом в виде фактического склонения адресатов призыва к совершению соответствующих преступлений. В юридической литературе «преступную активность лица по склонению другого лица к совершению преступления, не достигшую совместности преступной деятельности
1 Цит. по: Васюков В.В. Виды соучастников в уголовном праве России: Дис. ... канд. юрид. наук. — СПб., 2008. — С. 162-163.
2 Ожегов С.И. Словарь русского языка: Ок. 53 000 слов / Под общ. ред. проф. Л.И. Скворцова. — 24-е изд., испр. — М.: ООО «Издательство Оникс»: ООО «Издательство «Мир и Образование», 2007. — С. 444.
3 Рыжов Р.С. Уголовная ответственность соучастников
преступления: Дис. ... канд. юрид. наук. — Рязань, 2003. — С. 98;
Арутюнов А.А. Соучастие в преступлении по уголовному праву Российской Федерации: Дис. ... докт. юрид. наук. — М., 2006. — С. 164-166.
по обстоятельствам, независящим от его воли»4 предлагается именовать неудавшимся подстрекательством. В частности, об этом ведётся речь в ч. 5 ст. 34 УК РФ: за приготовление к преступлению несёт уголовную ответственность лицо, которому по не зависящим от него обстоятельствам не удалось склонить других лиц к совершению преступления. Поэтому корректнее сравнивать публичные призывы к совершению противоправных действий не просто с подстрекательством, а с неудавшимся подстрекательством.
Таким образом, необходимо сделать вывод, что публичные призывы к совершению противоправных действий не являются специальным видом подстрекательства. Основными критериями разграничения анализируемых призывов с институтом соучастия в преступлении являются следующие аспекты:
• публичные призывы либо не имеют индивидуально определённых адресатов, либо в ситуациях выражения призывов в адрес конкретно определённого множества лиц отсутствует личное отношение между соучастниками, отсутствует совместность преступной деятельности;
• при публичных призывах, адресованных множеству персонально определённых лиц, призывающее лицо практически не взаимодействует со своими слушателями, не ведёт диалог, а выступает перед публикой, что свидетельствует об односторонней связи, исключающей соучастие;
• уголовная ответственность за публичные призывы не связывается с результатом в виде фактического склонения адресатов призыва к совершению соответствующих преступлений, что роднит рассматриваемое общественно опасное деяние с неудавшимся подстрекательством5.
С учётом изложенного становится очевидным, что одним из узловых признаков публичных призывов к совершению противоправных действий выступает их публичность. По утверждению А.Г. Кибальника и И.Г. Соломоненко, «признак публичности имеет место, если призыв производится в
4 См.: Плаксина Т. Неудавшееся подстрекательство // Уголовное право. — 2011. — № 4. — С. 46-51.
5 См.: Балашов А.А. Публичные призывы к совершению противоправных действий и подстрекательство к совершению преступления // Библиотека уголовного права и криминологии. — 2016. — № 1. — С. 12 — 17.
отношении двух и более лиц»1. Однако, например, А.А. Арямов с выводом о достаточности двух адресатов призывов для признания их публичными не соглашается, полагая, что «такие действия должны быть квалифицированы как подстрекательство»2.
По нашему мнению призывы, обращённые к двум лицам, в большей степени отвечают характеристикам неудавшегося подстрекательства. Публика, представленная двумя лицами, это уже возможность для личного общения, взаимодействия. Хотя, конечно же, теоретически нельзя исключить ситуацию, при которой возможно выражение публичных призывов к совершению противоправных действий всего лишь двум слушателям. Это может иметь место, например, в случае, когда на собрание коллектива, перед которым планировалось выступление, явилось только два человека.
В этой связи не вполне уместно формулировать строгие количественные критерии публичности, так как преобладающим значением для констатации публичности обладают иные факторы3. Не случайно Пленумом Верховного Суда РФ по этому моменту даны следующие разъяснения: вопрос о публичности призывов должен разрешаться с учётом места, способа, обстановки и других обстоятельств дела (обращения к группе людей в общественных местах, на собраниях, митингах, демонстрациях, распространение листовок, вывешивание плакатов, размещение обращений в информационно-телекоммуникационных сетях общего пользования, включая сеть Интернет, например, на сайтах, форумах
1 Кибальник А.Г., Соломоненко И.Г. Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма // Законность. — 2007. — № 2. — С. 15; С. Так же: Балашов А.А. К вопросу об уголовной ответственности за публичные призывы к совершению противоправных действий // Ученые труды Российской Академии адвокатуры и нотариата.-2016-№ 3(42).-С. 126-130
2 Арямов А.А. Преступления против мира и безопасности человечества: хрестоматийный курс лекций. — М.: Юрлитинформ, 2012. — С. 29.
3 См.: Иванцов С.В., Узембаева Г.И. Противодействие
преступлениям экстремистской направленности, совершаемым с использованием средств массовой информации или информационно-телекоммуникационных сетей: уголовно-правовые и криминологические аспекты: монография. — Москва, Юрлитинформ. 2018. Сер. Уголовное право. — 144с.
или в блогах, распространение обращений путём массовой рассылки электронных сообщений и т.п.)4.
Следовательно, публичность выступает сугубо оценочным признаком составов преступлений, выражающихся в публичных призывах к совершению противоправных действий. Безусловно, публичность подразумевает массовость адресата призывов, но должна констатироваться с учётом места, способа, обстановки и других обстоятельств дела.
Исходя из этого, норма об ответственности за призывы к массовым беспорядкам (ч. 3 ст. 212 УК РФ) находится в отношениях конкуренции с нормой об ответственности за организацию массовых беспорядков (ч. 1 ст. 212 УК РФ). По правилам квалификации при конкуренции части и целого применению подлежит ч. 1 ст. 212 УК РФ как норма-целое. Совокупность преступлений в таком случае отсутствует.
В случае осуществления призывов к участию в массовых беспорядках лицом, являвшимся их участником, в отношении лиц, не принимающих участие в массовых беспорядках, содеянное при наличии иных необходимых признаков подлежит квалификации по совокупности ч. 2 и ч. 3 ст. 212 УК РФ. Сформулированный в ч. 3 ст. 212 УК РФ запрет на призывы к насилию над гражданами нуждается в корректировке в целях исключения возможного его толкования в качестве деяния, никак не связанного с массовыми беспорядками. Решение такой задачи может быть реализовано посредством прямого указания в ч. 3 ст. 212 УК РФ на связь призывов к насилию над гражданами с массовыми беспорядками. При этом необходимо изложить диспозицию ч. 3 ст. 212 УК РФ в следующей редакции: «Публичные призывы к массовым беспорядкам или к участию в них, а равно публичные призывы к насилию над гражданами в связи с массовыми беспорядками».
4 Постановление Пленума Верховного Суда РФ «О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности» от 9 февраля 2012 г. № 1 // Бюллетень Верховного Суда РФ. — 2012. — № 4; Постановление Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» от 28 июня 2011 г. № 11 // Бюллетень Верховного Суда РФ. — 2011. — № 8.
