Актуализация концептуального признака снега 'быть в движении под воздействием силы ветра' в образном познании мира Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ЛИНГВИСТИКА

Теория языка. Русский язык: история и современность. Языковое разнообразие России. Вопросы славянского языкознания

Концептуальный анализ языковых единиц. Теория коммуникации. Дискурс

УДК 811.161.1

Н. С. Морозова

АКТУАЛИЗАЦИЯ КОНЦЕПТУАЛЬНОГО ПРИЗНАКА СНЕГА 'БЫТЬ В ДВИЖЕНИИ ПОД ВОЗДЕЙСТВИЕМ СИЛЫ ВЕТРА' В ОБРАЗНОМ ПОЗНАНИИ МИРА

В статье анализируются особенности эстетического освоения одного из концептуальных признаков снега как реалии. На материале русской поэзии XIX-XX вв. описаны две модели художественных образов.

In the given article the peculiarities of aesthetic comprehension of one of the conceptual characteristics of snow have been under analysis. Two models of images have been described on the materials of the XIX-XX centuries Russian poetry.

Ключевые слова: поэтический язык, художественный образ, концептуальные модели в русской поэзии XIX-XX вв.

Keywords: poetic language, image, conceptual models in Russian poetry of the XIX-XX centuries.

В свете современных когнитивных исследований актуальным является эстетический способ познания действительности. Известно, что в художественной модели мира через призму индивидуально-авторского восприятия отражается окружающая реальность, осмысливаемая посредством образов. В рамках данной работы предполагается рассмотреть те художественные образы, в структуре которых предметом сравнения выступает снег как один из объектов действительности.

Исследование опирается на концепцию фрагментации действительности посредством денота-

© Морозова Н. С., 2010

тивных классов [1]. Предложенный подход позволяет исследовать любой объект реальности, в том числе и выбранный нами снег, с двух позиций. Так, с одной стороны, снег можно рассматривать как реалию, получающую эстетическое освоение в поэтических текстах. Это помогает обнаружить постоянно актуализируемые концептуальные признаки снега. С другой стороны, могут быть выявлены особенности использования слова снег и других компонентов денотативного класса <снег> в функции образных средств. Переносное употребление данных единиц помогает индивидуализировать другие объекты мира через сопоставление со свойствами снега. В поэтическом языке Х1Х-ХХ вв. получают эстетическое освоение такие признаки этого вида атмосферных осадков, как 'белый цвет', свойства 'падать', 'покрывать поверхность', 'таять' и др. В рамках данной статьи подробно остановимся на актуализации свойства снега 'быть в движении под воздействием силы ветра' при создании художественных образов.

Информация о таком состоянии снега зафиксирована в лексическом значении слов различной частеречной принадлежности: в значении существительных (вьюга, метель, пурга, буран), прилагательных (вьюжный, метельный), глаголов (вьюжить, -ся, порошить), наречия (вьюжно). В ряде случаев использованы окказионализмы, образованные от корней вьюж- и метел'-. Анализ около 200 контекстов показал, что художественные образы, созданные на основе описываемого свойства снега, можно разделить на два типа в зависимости от характера воссоздаваемого объекта. Образы первого типа основываются на зрительных ощущениях: перемещение частиц, предметов ассоциируется в творческом мышлении с движением снега под воздействием силы ветра. В основе образов, отнесенных нами ко второму типу, лежат эмоциональные впечат-

ления автора. Данная группа образов несет иную смысловую нагрузку: они обозначают круговорот, смену событий или течение времени. Это становится возможным благодаря сочетанию компонентов денотативного класса <снег> с абстрактными существительными, имеющими значение 'событие, ситуация', 'отрезок времени'. Представим выявленные модели образов соответственно: 'движение объектов - метель' и 'жизнь / время / смена событий - метель'. Заметим, что в формальной записи моделей в правой части условно использовано слово метель, так как оно является нейтральным и наиболее частотным по сравнению с другими существительными с таким значением.

Интересным представляется рассмотреть функционирование данных образов в русской поэзии: время их появления, семантическое наполнение, развитие их смысловых оттенков, а также языковые средства реализации моделей.

Изображение движущихся предметов в образе вьюги, метели находит свое воплощение в поэтическом языке XIX в. в сравнительных оборотах. Так, на первых этапах функционирования подобных образов с зимней непогодой сравниваются пыль, песок. Например: И вьюгой взры-лась гладь песков (Глинка); Пыль метет метелью знойной, / Вьюгой огненной золы (Вяземский). Образ бури используется при описании стремительного появления войска: Джигиты наши подоспели, / Как снежны бури налетели, / И враг на Запад побежал (Беляев).

Традиционным для русской поэзии стало описание опадающих листьев в образе метели. Например, в поэзии XIX в.: Золотой метелью / Мчится желтый лист (Глинка); Как в листьях осенняя вьюга (А. Толстой). В поэзии начала XX в. продолжается эта традиция: Только знаю -багряной метелью / Нам листвы на крыльцо намело (Есенин). Однако большую популярность получает описание опадающих цветов в образе метели. Например, И вьюгу черемуха мечет в окно, / И ткет погребальное ей полотно (Северянин); Весна бушевала метелью черемух (Исаковский). Как следствие прочной ассоциации с зимней непогодой опадающих листьев, лепестков цветов становится регулярность данного образа: вплоть до конца XX в. используется данная модель: Листопад полыхает, вьюжит (Асадов); В лицо - золотая метель листопада (Андреев); Лиловые метели Иван-чая (Дудин); яблоневая вьюга (Алигер); Ты забудешь метели вешние (Баркова); Понеслась [о лирической героине. - Н. М.] по осенней пороше (Агеев); Вскипали под ветром цветные метели, / Степная дорога в изгибах терялась (Сурков); Но звучит из закрытых дверей / Тот напев <...> / Лепестковой метелью (Полякова).

В поэзии XX в. в изображении полета цветов наблюдается ряд индивидуальных особенностей. Так, у Э. Асадова прочную ассоциацию с метелью вызывает тополиный пух: Бьется в стекла звездная метель / Вместе с тополиною порошею; И только два голубых огонька / В густой тополиной ночной метели; Ветер метет тополиный снег, / Мятой пахнет бурьян.

У некоторых авторов образ метели используется при описании хлебных полей: Утверждены горячие века / Злотоносной вьюгою пшеницы / И облаками пышного хлопка!.. (Васильев); Валит хлеб златой метелью (Твардовский). Возможно, обращение к образу вьюги при описании злаковых культур вызвано тематикой произведений названных авторов, а также ставшей прочной в поэтическом мышлении ассоциацией с зимней непогодой опадающих цветов, а также растений, движущихся под силой ветра.

У ряда авторов находим редкие «виды» весенних метелей: Лиловые метели Иван-чая, / Печального растенья пепелищ (Дудин); Кипят жасмин, облепиха, / Метет сиреневая пурга... (Асадов); Достанется ли им наш мир голубой, / раскат грозовой. Закат огневой, / утренний ветер с луга, / яблоневая вьюга (Алигер); Запомню и не разбазарю: / Метель полночных метиол (Пастернак). Из примеров видим, что образ зимнего ненастья в описании падающих цветов становится распространенным, что говорит об устойчивой ассоциативной связи данных явлений природы.

О прочной ассоциации говорит и тот факт, что в некоторых случаях воссоздания весны, цветущих садов авторы не определяют «вид» метели, а называют ее обобщенно или соотносят с определенным временем: На май обрушились метели (Вознесенский), Метель в июне. Кто поверит? (Баркова), Ты забудешь метели вешние (Баркова). Подобные контексты свидетельствуют о сформированном в поэтическом мышлении способе художественной концептуализации.

Кроме описания цветов и листьев в поэзии XX в. со зрительным образом вьюги сравнивается движение других объектов. Например, с метелью ассоциируется полет птиц, что воплощается как в метафорическом употреблении глагола, так и в стандартном сравнительном обороте: У рощи дымом вьюжатся скворцы (Грибачев); Это лебеди внезапно налетели, как метель (Евтушенко). Образ вьюги привлекается и для описания движения человека. При этом в структуре образа объектом сравнения выступают предметы, которые движутся вместе с человеком (например, элементы одежды). Хаотичность движения предметов и снега сближаются в художественном мышлении авторов. Например, <...> снятся дубам с тех пор / ментоловые метели / взволно-

ванных медсестер (Вознесенский); Ну и юбки! <...> / Ситцевый буран свиреп и лют (Васильев); Шумели цветных каруселей метели (Васильев). Авторами использованы различные способы построения метафор: в материале встретились как переносное употребление прилагательного, так и генитивные конструкции.

Кроме того, в поэтической модели мира конца ХХ в. со зрительным образом метели ассоциируются определенные факторы жизни человека. Например, в творчестве Д. Пригова объектами сравнения с непогодой становится (в отличие от поэзии XIX в.) стремительное появление отдельного человека, а также его физическое состояние в алкогольном опьянении. Например, А он на черном мерседесе / Вдруг налетает черной вьюгой; В какой-то безумной метели / Вина, одеяла и нег. В первом случае наблюдаем воссоздание реалии нового образа жизни человека в России конца XX в. Повтор колоратива черный способствует нагнетанию страшной атмосферы: мерседес, являясь приметой людей особой социальной группы, вызывает в сознании носителей русской культуры ассоциацию с бандитами, которые первыми обогатились в безумные 90-е гг. Во втором контексте созданию картины страсти, беспорядочного движения человека в постели способствует перечислительный ряд слов, принадлежащих к разным тематическим группам, но объединенных лексемой метель. Это слово «вбирает» в себя пучки ассоциаций, становясь опорным компонентом образа.

В поэзии XX в., полного войн, революций, прослеживается устойчивое изображение орудийных залпов в образе метели. Метафорические конструкции, реализующие данный образ, встречаются в поэзии до конца XX в. Например, А как пошла военная метель, / куда-то в Буй уехала артель (Дудин); Когда сквозь огненную вьюгу / Мой батальон вперед шагал (Светлов); Снег в накрапе кровавой росы, / Пулеметной метелью иссеченный (Сурков); А после военные вьюги / Навеки и самый твой след / Замели (Пригов); Он вышел из свинцовой замети / солдатским хриплым златоустом (Вальшонок). Заметим, что первый тип образов получил регулярное воплощение в основном в поэзии XX в., при этом состав описываемых объектов постепенно расширялся. Тогда как образы, построенные по модели 'жизнь / время / смена событий - метель', начинают активно функционировать уже в творчестве романтиков XIX в.

В результате расширения синтагматических связей лексем вьюга, метель, пурга, буран и включения их в особые контекстуальные условия формируется новое значение, не закрепленное в словарях. Художественные образы этой группы основываются на впечатлениях авторов от собы-

тий внешней и внутренней жизни человека. Ассоциативно сближая «внешнюю природу и личную жизнь» [2], поэт создает новый образ со значением 'круговорот, быстрая смена событий, ощущение течения времени'.

В поэзии XIX в. новый образ, во-первых, становится довольно регулярным; во-вторых, передает авторское осмысление исключительно неблагоприятных событий, ситуаций в жизни лирического героя. Например, И под мятежной / Метелью бед, / Любовью нежной / Ее согрет (Баратынский); Как часто вьюгою несчастья окруженной, / С дороги сбившися, пришлец земной, / Пути не видя пред собой <...> / Робеет (Жуковский).

В поэзии начала XX в., богатого историческими событиями мирового и российского масштаба, художественные образы, построенные по описываемой модели, приобретают новый смысловой оттенок. В связи с расширением контекстуального окружения лексемы вьюга, метель, вихрь, буря, метельный участвуют в создании образа не отдельного человека, его сложной судьбы, а всей изменяющейся страны. Например, Жизнь вкруг свистит льдяной метелью (Брюсов); Нас холод влек в метельный вихрь событий (Брюсов); В дышлах революционных вьюг (Мариенгоф); Ты помнишь, конечно, / Тот / Метельный семнадцатый год (Есенин); Сквозь свет. Сквозь слезы в час метельный / В скита-нье мужествуй (Балтрушайтис). Данный образ находим в поэзии разных авторов до конца XX в.: На возраст его молодой / Накинулись разом метели (Светлов).

Для лирического героя Л. Андреева характерно глобальное мировосприятие, стремление осмыслить ход всемирной истории, судьбу России, события мирового, а не индивидуального масштаба. В связи с этим контекстуальное окружение лексем вьюга, буран расширяет их значение: при помощи образа зимней непогоды автор изображает события в мире. Например, Иль сквозь бураны европейских смут / укажешь путь безумья. Жажды, веры <...> / Где ангелы покров над миром ткут? и Для чего под вьюгами истории / И поднесь таинственно горим? О масштабности мировидения Андреева свидетельствуют его окказиональные образования многометельный и многовьюжный, роль которых в поэтическом языке автора была изучена Н. Ф. Молчановой. В ходе анализа контекстов Помнит Русь века многометельные и Наклонись, облегчи возжиганье звезды нерожденной В многовьюжной ночи, сквозь владычество чье прохожу! исследователь приходит к аналогичному выводу о значении новых слов: «Очевидно, что поэт имел в виду те бедствия, которые обрушивались на Русь в течение долгих веков ее многострадальной истории» [3].

В творчестве поэтов конца XX в. находим воплощение выявленной модели: Метелями бредит Москва (Сопровский). Герой И. Маляровой обращается к метели: Прочь с дороги, метель, / Страдания и войны! Слово война, находящееся в сильной позиции конца стиха, наделяет энергией предшествующее слово, которое, в свою очередь, высвечивает у лексемы метель значение 'бедствие'.

Образ метели создает наглядность в изображении душевного состояния лирического героя. Данное направление художественной концептуализации впервые встречается в творчестве П. А. Вяземского в описании состояния счастья: Кто может выразить счастливцев упоенье? / Как вьюга легкая, их окрыленный бег / Браздами ровными прорезывает снег <...> / По жизни так скользит горячность молодая. На протяжении всего XX в. авторы используют образ метели в воссоздании сложного эмоционального состояния, смятения чувств: У меня на сердце без тебя метель (Есенин); В моей душе суровые метели (Фофанов); Я сердце вьюгой закрутил (Блок); Как безутешна сердечная вьюга (Сорокин). Кроме того, в поэзии XX в. авторы используют этот образ для эстетизации внешнего проявления эмоций. Например, [о разговоре влюбленных. -Н. М.] А голос твой то пламя, то зима... / И вдруг упала огненная вьюга (Асадов); Встретились, / Пургу, / А не взоры, грустью метнули глаза ваши (Мариенгоф). Более того, образы, построенные по модели 'жизнь - метель', наполняются новым содержанием: образ вьюги передает состояние запутанности мыслей. Например, Гуляет вьюга в голове (Евтушенко); Духовная, объемлет мозг метель (Горбовский).

Предложенный путь анализа художественных образов является перспективным, так как, находясь в русле современных когнитивных исследований, позволяет установить актуальные для поэтов той или иной эпохи концептуальные признаки реалии, используемые для описания других объектов действительности, и обнаружить особенности средств их изображения.

Примечания

1. Симашко Т. В. Денотативный класс как основа описания фрагмента русской языковой картины мира: дис. ... д-ра филол. наук. Северодвинск, 1999. 410 с.

2. Потебня А. А. Теоретическая поэтика / сост. А. Б. Муратова. М.: Высш. шк., 1990. С. 141. (Классические литературные науки).

3. Молчанова Н. Ф. Сложные прилагательные как одно из художественных средств создания гиперболической картины мира (на примере поэзии Даниила Андреева) // Международная конференция «Языковая семантика и образ мира». Секция: Лингвистика текста. Режим доступа: Ь1рр://го5а-т1га.паго^ги, свободный.

УДК 811.161.1'276 (045)

Е. Н. Егорова

МЕНТАЛЬНАЯ СТОРОНА КОНЦЕПТА «СЛОВЕСНОЕ ОСКОРБЛЕНИЕ»

Статья посвящена проблеме структурирования концептов. Объектом внимания является концепт «словесное оскорбление», осмысливаемый как лин-гвоправовой. В качестве методологической базы используются работы И. А. Стернина, Г. В. Кусова, С. Г. Воркачёва, В. И. Карасика и др.

The article is devoted to the problem of structuring of concepts. The object of research is "the verbal insult" concept comprehended from the point of view of linguistic and legal aspects. The works of I. A. Sternin, G. V. Kusov, S. G. Vorkachev, V. I. Karasik are used as the methodological basis of our study.

Ключевые слова: концепт, ментальность, словесное оскорбление.

Keywords: concept, mentality, the verbal insult.

Актуальность исследования концепта «словесное оскорбление» обусловлена той ролью, которую играет данный концепт в современной коммуникации. В основе данного исследования лежит положение о взаимосвязи когнитивных и языковых категорий. Обращение к ментальной стороне концепта вызвано необходимостью изучения этого аспекта с целью моделирования структуры концепта с опорой не только на языковое, но и метаязыковое сознание.

В интерпретационном поле энциклопедической зоны концепта «русский язык» И. А. Стер-нин и Л. А. Тавдгиридзе [1] отмечают когнитивный признак - «язык огрубляется» («много ругательных выражений, ругань в транспорте, с ругательствами, грубоватый, иногда пошлый, смелый в выражениях, может быть решительным и жестким, один из самых жестоких языков мира, жестокость, разбитый, разорённый, колючий, зубастый, враждебный, сленг, жаргон, жаргонный»). Изучая концепт «русский язык», учёные [2] выделяют в паремиологической зоне интерпретационного поля также такой когнитивный признак, как «язык способен причинить человеку вред» («Слово не обух, а от него люди гибнут. Больше говорить - больше согрешить. От худого слова - да на век ссора. За худые слова слетит и голова» и т. п.). Эта зона отражает интерпретацию концепта сознанием народа преимущественно в исторической перспективе. На пересечении концептуальных признаков «язык способен причинить человеку вред» и «слово - оружие языка» рассмотрим внутренний уровень концепта «словесное оскорбление». По-

© Егорова Е. Н., 2010