CC BY
30
Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2018. № 4
ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ КУЛЬТУРЫ Д.А. Шевлякова
АКСИОЛОГИЧЕСКАЯ ДИНАМИКА КОНЦЕПЦИИ «PATRIA» В ИТАЛЬЯНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XX в. ОТ «РОДИНЫ» К «МАЛОЙ РОДИНЕ».
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова» 119991, Москва, Ленинские горы, 1
Статья посвящена аксиологическому анализу концепции «родины» в итальянской литературе XX в., выявляется динамическая трансформация данной ценности, а также ее вербализация в оппозиции «родины» и «малой родины» -двух топосов, являющихся стержневыми для произведений итальянских писателей, принадлежавших к разным политическим партиям: фашистским, коммунистическим и либеральным. В идеологии фашизма концепция «родины» использовалась в целях пропаганды, создавался образ сильной Италии, которая должна вновь обрести свое былое могущество. Из ценности стремились сделать норму: самое понятие родины становится инструментальным, необходимым для формирования надлежащего типа гражданина, в языке превалирует критерий долженствования и предписания. С 1940-х годов в литературных произведениях происходит идеологический переворот: семантическое поле существительного «родина» сужается и приравнивается к «малой родине», небольшому городку, в котором родился и вырос итальянец. Лексему «родина» вытесняет существительное "paese", которое является константой и поэтому более укоренено в итальянском языке. В многоплановой структуре ценности "patria" происходит смещение значения от абстрактного к конкретному, от рационального к эмоциональному, от общенационального к индивидуально-личностному. Общность истории, пропагандируемая фашизмом как фундамент единой нации, получает литературное воплощение в качестве общности истории родного края, полулегендарной, существующей в устной традиции. «Коллективная память» вытесняет историю. Анализ аксиологической динамики концепта «родина» производится на основании критериев, разграничивающих ценность и норму, порождаемую ценностью, так как конечной модальностью ценностных моделей является нормативно-регулирующее воздействие на жизнь определенного сообщества.
Шевлякова Дарья Александровна - доктор культурологии, профессор кафедры итальянского языка факультета иностранных языков и регионоведения МГУ имени М.В. Ломоносова (e-mail: scevliakova@mail.ru).
Ключевые слова: аксиология; ценность; система ценностей нации; ценность в художественном дискурсе; концепция родины; Италия; итальянская литература.
Концепция родины - одн из основополагающих ценностей, будучи организующей для всех существующих аксиологических сфер - нравственной, экзистенциальной, социальной, интеллектуальной. Она является важной и с точки зрения нормирования социальной практики: так, по определению Г.П. Выжлецова, ценность представляет собой не просто категорию необходимого и желаемого, но включает и потенциальное целеполагание, что позволяет говорить об обратном, нормативно-регулирующем воздействии ценности на жизнь определенной культурно-исторической общности [Выжлецов, 1996].
Целью статьи является идентификация ценности «родина» в художественном дискурсе. Данная цель определяет и постановку задач статьи: характеристика динамики аксиологической составляющей концепции «родина», выявление данной динамики через оппозицию концепций «родины» и «малой родины», а также вербализация данной оппозиции в дискурсе художественного текста в Италии XX в.
Исследование аксиологической структуры текста подразумевает введение в научный обиход таких терминов, как прототип, норма и стереотип [Бабаева, 2003]. Ценность является порождающим основанием для нормы, и в аксиологии был предложен ряд критериев для разграничения ценности и нормы: имплицитность - эксплицит-ность, образность - логичность, телеологичность - инструменталь-ность, речевая окраска констатации - окраска долженствования, предписания [Марьянчик, 2013].
Ценностная категория «родина» входит в широкую концептос-феру «национальной идентичности», о которой в Италии написано немало трудов в основном литературоведческого характера. Однако большинство значимых филологических трудов, посвященных национальной идентичности и отражению ее в итальянской литературе XX в., такие, как известные монографии Дж. Боллати [Во11ай, 1996] и Э. Раймонди [ЯатопШ, 2000] в качестве «современности» рассматривают творчество А. Мандзони, Дж. Леопарди, Дж. Кар-дуччи и Г. Д'Аннунцио, останавливаясь перед хронологическим рубежом 1920-х годов. В программе III Национального конгресса Ассоциации итальянистов «Национальная идентичность в литературной культуре Италии» тридцать докладов, которые были посвящены литературному процессу XIX-XX вв., «остановились» на первых десятилетиях XX в [Ьирепш, 2004].
Действительно, последнее поколение литераторов, которое видит в литературе основной инструмент создания национальной идентичности, - это поколение интеллектуалов, родившихся в период 1880-1895 гг., - А. Грамши, К. Ребора, Дж. Унгаретти, У. Саба, К.Э. Гадда. В них последних чувствуется патриотический запал Рисорджименто, их родина - Италия, которая хотя и унижена историческими обстоятельствами, остается для них сакральной. Сущность национального сознания видели в несоответствии славного прошлого Италии унизительному ее настоящему. С 1930-х годов мотив героического и единого национального прошлого исчезает вовсе, в то время как вторая тема (ничтожное настоящее) становится лейтмотивом. Например, итальянские нравы, описанные А. Моравия в его знаменитом романе «Равнодушные» (1929), характеризуют не столько национальное сознание, сколько его отсутствие. Похожую картину можно наблюдать в рассказах К.Э. Гадды «Бальная школа» (1932) и Р. Биленки «Нищета» (1941).
В то же время идеологи фашизма используют литературу в целях пропаганды, насаждая образ сильной Италии, которая должна вновь обрести свое былое могущество. Так, в романе В. Пратолини «Герой нашего времени» о родине говорится с особенным пафосом, она является ценностью большей, нежели конкретный индивидуум или его семья: «Но, прежде всего, ты должен чтить - любым своим ежедневным действием и любой своей мыслью, даже пролитием своей крови, если то будет необходимо, - самую великую Мать, которая есть Родина. Ненавидь ее врагов, всех тех, которые хотели бы сделать из нее пораженческую и робкую демократию, лишая ее имперской судьбы, которая ей по праву принадлежит»1. Все это ясно демонстрирует тот факт, что итальянцы как нация разделилась на два лагеря: одна часть поверила в идейные ориентиры фашизма, но другая восприняла их как нечто навязанное сверху. Последнее обстоятельство уничтожало одну из смысловых составляющих ценности родины - интимность восприятия места рождения, которое сродни материнскому лону: «Я любил родину, но я бы предпочел любить ее в спокойной обстановке. Но я вновь и вновь слышал разговоры о существовании "извечного врага", из-за которого итальянцы должны были быть постоянно настороже, как добрые христиане при виде варваров»2. И еще долго после падения режима слово «родина» воспринималось как идеологическая выдумка, которую народ не разделял, поэтому она оставалась словом, лишенным общественной конкретики.
1 Pratolini V. Un eroe del nostro tempo. Milano, 1949. P. 93.
2 Gorresio V. La vita ingenua. Milano, 1980. P. 134.
Концепция «родина» претерпела и графическое раздвоение. С маленькой буквы существительное продолжило обозначать родную землю - Италию или родной городок, с большой буквы - Италию фашистов, которая должна была сообразно великому прошлому стать мировой империей: «Это была страна, которую нужно было до тошноты называть Родиной с заглавной буквой "Р" - длиною во всю ее географическую протяженность с севера на юг»3.
Фашистский режим обострил давнее противоречие «центр-регионы», когда Рим представлял идею насильственного единства, которое всегда будет либо теократическим, либо бюрократическим. Рим воспринимался как активный актор истории, насильно втягивающий в нее территорию сельской Италии: культура Центра последовательно вбирает в себя окружающее его пространство и стремится к поглощению все более отдаленных регионов. Оппозиция «столица - регионы» здесь не уникальна, примером может послужить Париж, выступивший как центр притяжения и сместивший идеологический центр страны на север [Загрязкина, 2012: 11-12]. Однако есть и национальная специфика: в Италии городки и деревни (особенно на Юге) ощущали себя принадлежащими не истории, но природе. Природа же была настолько суровой, что с ней надо было сражаться за свою жизнь, но именно поэтому здесь родилось столько выдающихся гениев. Если сжато охарактеризовать содержательное ядро ценности «родины» у фашистских идеологов, можно сказать, что ценность стремится стать нормой: ее признаки заявлены эксплицитно, логически (исторически) обосновываются, самое понятие родины становится инструментальным, необходимым для формирования надлежащего типа гражданина, в речевой окраске превалирует критерий долженствования и предписания.
Примечательно, что существительное "patria" не встречается в итальянской паремиологии, которая является хранилищем специфических черт народного сознания, этнического менталитета, национальной картины мира [Черданцева, 1996]. Такое странное отсутствие может быть объяснено через свойство паремий нейтрализовать временной и личностный фактор, в то время как лексема "patria", как было показано ранее, достигла вершины возможной для нее частотности употребления в определенные исторические эпохи (Рисорджименто и фашизм), затрагивала только коллективные представления элиты, а также было связана личностным фактором (писатель, политик), что исключает лексему «родина» из предметного ряда наивной картины мира, общей для большинства носителей языка.
3 Cialente F. Le quattro ragazze Wieselberger. Milano, 1976. P. 184.
В свете вышесказанного неудивительно, что в многоплановой структуре ценности "patria" происходит смещение значения от абстрактного к конкретному, от рационального к эмоциональному, от общенационального к индивидуально-личностному. Компонент значения «великая держава» становится дополнительным, «пассивным» и историческим признаком. В существительном "patria" актуализируется составляющая значения «родной край», это первое, что инстинктивно всплывает в коллективном бессознательном итальянца. Родным краем может стать не только географическая местность, более или менее обширная, но еще более локализованный в пространстве город: «Его внуки прочли, что он держал привычку вести дневник только тогда, когда находился "за пределами родины"; возвращение в Триест он всегда воспринимал как "возвращение на родину"»4.
Семантическое поле существительного «родина» сужается и приравнивается к «малой родине», небольшому городку, в котором родился и вырос итальянец. В 1940-1950-е годы лексему «родина» вытесняет слово "paese", которое является константой и поэтому более укоренено в итальянском языке (и, следовательно, культуре), становясь составной частью наивной картины мира. Его синонимика представлена следующим рядом: "Stato-nazione-territorio-regio-ne-contrada-villaggio-borgo-città-insediamento". Если сравнить с синонимическим рядом концепта "patria", то он гораздо короче: «paese, città, luogo natale, nazione»)5. Более сжатое семантическое поле концепта «родины» говорит, безусловно, о его более позднем вхождении в узус, что не является уникальной характеристикой итальянской культуры, достаточно вспомнить более широкое хождение лексемы «tierra» по сравнению с лексемой «patria» в испанском языке [Раевская, 2012: 69-70].
В плане содержания лексема "paese" многокомпонентна, как и «родина», но менее дискредитирована, потому что не вошла в идеологический словарь ни Рисорджименто, ни фашизма. При ее употреблении в речи из двух основных значений "paese" - «страна» и «небольшой город, поселок» - актуализируется одно в зависимости от коммуникативных намерений говорящего. В значении «страна» слово соотносится с географической и политической реалией, превращаясь в обобщенный, схематический образ на карте: «Я знаю, как можно вообразить себе нашу страну тот, кто никогда ее не проезжал и не видел вытянутую фигуру на странице атласа: некая возвышенность красноватой сухой земли между двумя морями, которые
4 Cialente F. Op. cit. P. 26.
5 Pezzi L. Paese // Pezzi L. Dizionario dei sinonimi e contrari. Bologna, 1994.
есть запад и восток»6. Во втором своем значении (родной край) слово обретает осязаемую конкретику из зданий, стен, ограждений, деревьев, кустарников родного места. Особую роль в создании образа «малой родины» играют и домашние запахи: печи и выпечки, еды, домашней пыли, лавки и товаров. Обязательным музыкальным сопровождением служат звуки жилья, быта внутри шумного итальянского семейства в большом доме - стук закрываемых окон, лязг отпираемых железных ставен, приглушенный шум голосов, звуки передвигаемой мебели7.
Именно коллективное сообщество городка формирует внутреннее эмоциональное «я» своего горожанина, создается своеобразное «родство колокольни» между жителями: «... неделимая структура «я», эмоционального «я»: из-за него мы чувствуем себя укорененными в земле, свято связанными со своей общей матерью - городом, людьми, домом, родиной, обожаемой колокольней <поселка> Кор-мано, которая на два метра выше колокольни <поселка> Брусульо: все мы капли - вместе с нашими школьными товарищами и всеми родственниками - крови одной и единой»8.
Общность истории, которая является одним из отличительных признаков принадлежности к единой нации, осознается именно как общность истории родного края, которая воспринимается как «то, что было раньше», полулегендарная, полуреальная, существующая в устной традиции. Собственно это не история, а «коллективная память», если воспользоваться терминологической оппозицией, введенной в научный оборот М. Хальбваксом: коллективная память создает связь между прошлым и настоящим, а история разрушает эту связь, дистанцируя прошлое [Хальбвакс, 2007]. Именно эта общая память в совокупности с семьей, городом, природой родного края -это то, что защищает итальянца. Концепция исторической памяти выкристаллизовывается для итальянца особенно четко в стране, где этой истории нет, в Америке: «Это огромная страна, совершенно другая <.. .> они никогда не оборачиваются назад, у них за спиной ничего нет. <.> Ты приезжаешь в городок, ходишь по нему, но не знаешь названий, и в деревнях не знаешь названия, а их и нет. А здесь у нас каждое дерево, каждый камень на дороге имеет свою историю: здесь что-то случилось, быть может, тысячу лет назад. И всегда есть кто-то, кто это помнит или слышал об этом, или тебе расскажет»9.
На примере представления о "paese" мы наблюдаем аксиологическую динамику ценности «родины»: вместо логичности преоб-
6 Vittorini E. Le donne di Messina. Milano, 1949. P. 7.
7 Alvaro C. Quasi una vita. Milano, 1950. P. 201-220.
8 Gadda C.E. La scuola di ballo. Firenze, 1932. P. 105.
9 Levi C. Orologio. Torino, 1955. P. 231.
ладает образность, концепт «родной край» не является инструментальным, но телеологическим, тяготеет к имплицитности: писатель дает лишь несколько намеков - звуковых, обонятельных, зрительных, топонимических - а дальше уже в сознании жителя «малой родины» предстает весь образ. И конечно же, образ «малой родины» не имеет ничего общего с предписанием нормы, писатели только констатируют данность, констатируют ценность.
Чаще всего для раскрытия предметного содержания слова "раезе" описывается сельская местность и жизнь беднейших слоев населения. Народная тема сильна и в романе «Сицилийские беседы» писателя Э. Витторини, в котором автор повествует о своей трехдневной поездке на Сицилию, где он вырос и где осталась его мать. Разочарованный интеллигент (автор-рассказчик) внезапно открывает для себя мир простых людей, живущих в ужасных условиях, но сохраняющих удивительную силу духа. Образ матери, с ее крестьянским жизнелюбием и силой, чувством собственного достоинства, проницательным умом, глубоко национален10. При подобной поэтизации народных выходцев из крестьянской и рабочей среды, родившихся в самых отдаленных уголках Италии, еще больше укрепляется концепция конкретной «малой родины», которая противопоставляется «Родине», навязанной режимом. В связи с этим неудивительно, что в литературе получает распространение аутентичный язык «малой родины» - диалект, что является очередным проявлением итальянской дихотомии «централизация-регионализация», которая в сфере литературных концепций приобретает форму «бюрократический Рим - родной город» или «единый национальный язык - диалект».
Однако, начиная с 1960-х годов концепция «народ» претерпевает изменение. Народ становится потенциальной жертвой индустриально развитого общества, которое заинтересовано только в одном -мотивировать потребление в народе и получать на этом прибыль. Примером обреченности на потребительское существование может являться сборник новелл А. Моравиа «Автомат»; показывает, как люди в погоне за деньгами и успехом, механизируются, становятся похожими на автоматы и совершенно отчуждаются друг от друга и от рода человеческого11.
В современной литературе наметились две тенденции в интерпретации концепции «родина». Одна тенденция «родину» или «страну» отрицает в принципе, так как герои живут уже в глобали-зованном мире, в которых основным актором являются транснаци-
10 Vittorini E. Conversazioni in Sicilia. Milano, 1941. P. 67.
11 Moravia A. L'automa. Milano, 1962.
ональные корпорации. Человек больше не является гражданином страны, но потребителем продукции этих коропораций, город, где он живет, лишен национальной специфики: торговые центры, заведения общепита, квартиры, мебилированные одиноковой мебелью "1кеа". Таковы герои писателей Э. Брицци и А. Нове. Другую тенденцию определяют регионалистический и локальный компоненты, окончательной родиной является свой "раезе" - городок или деревня, вопрос о принадлежности Италии теряет актуальность. Например, «родиной» для героев известного романа Н. Амманити «Я тебя заберу и увезу» является маленький городок Искьяно Скало на Тосканском побережье, вымышленный, но архетипический: жизнь в нем течет размеренно и спокойно, все жители знают друг друга, внешний мир за пределами городка воспринимается как чужой и враждебный (сторож школы боится «сардинцев», так как для него они символизируют преступность). В Искьяно Скало хочет вернуться главный герой, постаревший плейбой Грацьяно Билья, так как родной городок - это то единственное, что он может противопоставить своей внутренней пустоте и неудавшейся жизни. Из Искья-но Скало хочет уехать второй главный герой, мальчик Пьетро Моррони, потому что для него в этом городке нет будущего, там он навсегда останется тем, кем он родился - мальчиком из неблагополучной семьи12.
В литературе конца XX в. тенденция к стиранию всего национального находит свое логическое завершение: предметом описания становятся «не-места», т.е. помещения, лишенные как национальной, так и региональной идентичности, - супермаркеты, торговые центры, дискотеки, заправки и аэропорты. Подобная тенденция прослеживается в произведениях конца XX в.: Э. Брицци «Джек Фрушанте вышел из группы» (1994) и «Бастонь» (1996), Н. Амманити «Грязь» (1996), Т. Скарпа «Посмотрите на решетку» (1996), А. Нове «Супер-вубинда» (1998). В лингвистическом плане читатель присутствует при закате итальянского литературного и нормативного языка, который все же был основным инструментом писателей предыдущего поколения от Дель Джудиче до Барикко. Его вытесняет язык, обладающий следующими характеристиками: 1) исчезают имена нарицательные, их заменяют брэнды или коммерческие названия; 2) значительный лексический пласт составляют слова и выражения из языка рекламы, телевизионных программ, спортивных трансляций, цитаты из блокбастеров и хитов поп-музыки; 3) все более мощным становится лексический пласт заимствований из «интернационального» английского, автоматически употребляющихся в
12 Ammaniti N. Ti prendo e ti porto via. Milano, 1999.
каждодневном обиходе - "okay"; 4) в синтаксическом и нарративном плане наблюдаются удивительная упрощенность и отсутствие полифонии: рассказчик совпадает с персонажами в восприятии мира -плоском, без прошлого и без будущего, в котором все изъясняются простыми предложениями на языке тотального потребления. Язык является свидетельством того, что концепция «народа» как живительной силы, которая должна была принести обновление родине, заменяется на концепцию потребителя, который вненационален и внеисторичен, и для которого ценность «родины» не является релевантной и тем более нормообразующей.
Подводя итоги статьи, хотелось бы отметить следующее. В итальянской литературе 1920-1940-х годов мы видим представление ценности "patria" со стороны идеологов фашизма. Дискурсивно оно представлено как вплетенный в текст художественного произведения ряда нормативных высказываний, которые экстраполируются из медиа-политического дискурса. В ценности «родина» эксплицируется ролевая позиция коллективного автора, делается упор на логичность, а не образность, преобладает направленность долженствования и предписания. Все говорит о том, что в данной ценности режим акцентирует инструментальный компонент, а в пределе - ее нормативно-регулирующее воздействие на жизнь сообщества, из ценности стараются целенаправленно сделать норму. Как следствие, мы имеем сознательное проецирование стереотипов мышления и поведения, которые являются конечным продуктом аксиологической цепочки: ценность - норма - стереотип. В отличие идеологов фашизма гражданское общество Италии 1920-1950 гг., наоборот, старается максимально дистанцироваться от нормы и вернуться к ценности в контентном наполнении концепции «родины». Но ценностная дискурсивная окраска констатации в конечном счете сильно проигрывает ясной установке долженствования и предписания, оно не векторное, никуда не ведет, поэтому становится скучным «общим местом» - но только до той поры, пока не появится новая угроза для коллективной памяти - глобализма.
Аксиологическая оппозиция «родина» и «малая родина» («родной край») находит вербальный эквивалент "patria" - "paese" (что случается не всегда), который актуализируется в итальянской литератур 1920-1950-х годов и фиксируется в словарях.
На примере итальянской литературы конца XX в. можно констатировать, что аксиологической доминантой современности является утилитаризм, и, соответственно, на его фоне ценность концепции «родины», является потенциально затратной и не утилитарной - не приносящей быструю и непосредственную выгоду. Соответственно данная ценность теряет свою актуализацию в современной литера-
туре, но концепция «родного края» наращивает потенциал для возрождения в литературе нарочито региональной, где она снова актуализируется в XXI в. как центральная ценность, противостоящая антилокальной культуре глобализма.
СПИСОК ЛИТЕРА ТУРЫ
1. Бабаева Е.В. Дискурсивное измерение ценностей: монография. Волжский, 2003.
2. Выжлецов Г.П. Аксиология: становление и основные этапы развития // Социально-политический журнал. 1996. № 1.
3. Загрязкина Т.Ю. Антропология пространства (на франкоязычном материале) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2012. № 4. C. 9-29.
4. Марьянчик В.А. Аксиологическая структура медиа-политического текста: Дисс. ... докт. филол. наук. Архангельск, 2013.
5. Раевская М.М. Базовые символы национального самоопределения в испанском языке // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2012. № 3. C. 67-76.
6. Хальбвакс M. Социальные рамки памяти / Пер. с фр. М., 2007.
7. Черданцева Т.З. Идиоматика и культура // Вопросы языкознания. 1996. № 1. C. 58-70.
8. Bollati G. L'italiano. Il carattere nazionale come la storia e come invenzione. Torino, 1996.
9. Luperini R. Letteratura e identita nazionale: la parabola novecentesca // Letteratura e identita nazionale nel Novecento. A cura di R. Luperini, D. Brogi. Lecce, 2004.
10. Raimondi E. Letteratura e identita nazionale. Milano, 2000.
Dar'ya A. Shevljakova
THE AXIOLOGICAL TRANSITION OF THE CONCEPT OF "PATRIA" FROM "MOTHERLAND" TO "SMALL MOTHERLAND" IN THE 20-TH CENTURY ITALIAN LITERATURE
Lomonosov Moscow State University 1 Leninskie Gory, Moscow, 119991
The article is dedicated to the axiological analysis of the concept "motherland" in the Italian literature of the 20-th century. The study reveals the dynamic transformation of this value, as well as its verbalization in the opposition "motherland" vs "small homeland". These two literary toposes appear to be pivotal for prose works of Italian writers belonging to different political parties such as: fascist, communist, and liberal. In the ideology of fascism the concept of "motherland" was used for propaganda purposes, an image of a strong Italy was created, which should regain its former power. Since the 1940's in literary works there is an ideological overturn: the semantic field of the noun "motherland" narrows down and equates to "small homeland", a small town in which an Italian was born and grew up. In the multidimensional structure of the value of "patria" there is a shift of meaning from
the abstract to the concrete, from the rational to the emotional, from the national to the individual-personal. The generality of history, propagated by fascism as the foundation of a unified, single nation, receives a literary embodiment as a community of the history of the native land, semi-legendary, existing in the oral tradition. "Collective memory" displaces history. The analysis of axiological dynamics is implemented on the basis of the criteria delineating the value from the norm generated by the value, since the ultimate focus of value models is the standardized regulatory impact on the life of a particular community.
Key words: axiology; value; value system of the nation; value in literary discourse; the concept of the motherland; Italy; Italian literature.
About the author: Dar'ya A. Shevliakova - Dr.habil. in Cultural Studies, Professor at Italian Department, Faculty of Foreign languages and Area studies, Lomonosov Moscow State University. (e-mail: scevliakova@mail.ru).
REFERENCES
1. Babaeva E.V. 2003. Diskursivnoe izmerenie cennostej: monografiya [Discursive measurement of values: monograph]. Volzhskij, Fil. MEI. (In Russ.)
2. Vyzhlecov G.P. 1996. Aksiologiya: stanovlenie i osnovnye ehtapy razvitiya [Axio-logy: formation and main stages of development]. Socialno-politicheskij zhurnal [Socio-political journal], no. 1. (In Russ.)
3. Zagryazkina T.Yu. 2012. Antropologiya prostranstva (na frankoyazychnom mate-riale) [Anthropology of space (in French-language material)]. Moscow State University Bulletin. Series 19: Linguistics and Intercultural Communication, no. 4, pp. 9-29. (In Russ.)
4. Maryanchik V.A. 2013. Aksiologicheskaya struktura media-politicheskogo teksta. Dissertaciya na soiskanie stepeni doktora filologicheskikh nauk po specialnosti 10.02.01 [The axiological structure of the media-political text. Thesis for the degree of Doctor of Philology in specialty 10.02.01]. Arkhangelsk. (In Russ.)
5. Rayevskaya M.M. 2012. Bazovyye simvoly natsionalnogo samoopredeleniya v ispanskom yazyke [Basic symbols of national self-determination in Spanish]. Moscow State University Bulletin. Series 19: Linguistics and Intercultural Communication, no. 3, pp. 67-76. (In Russ.)
6. Halbvaks M. 2007. Socialnye ramki pamyati [Les cadres sociaux de la memoire]. Moscow, Novoe Izdatelstvo. (In French)
7. Cherdanceva T.Z. 1996. Idiomatika i kultura [Idiomatics and culture]. Voprosy yazykoznaniya [Questions of linguistics], no. 1, pp. 58-70. (In Russ.)
8. Bollati G. 1996. L'italiano. Il carattere nazionale come la storia e come invenzione. Torino, Einaudi. (In Italian)
9. Luperini R. 2004. Letteratura e identita nazionale: la parabola novecentesca. In Letteratura e identita nazionale nel Novecento. A cura di R. Luperini, D. Brogi. Lecce, Manni. (In Italian)
10. Raimondi E. 2000. Letteratura e identita nazionale. Milano, Mondadori. (In Italian)
