CC BY
45
У книжной полки
История Дагестана с древнейших времен до наших дней: в 2 т. Т. 1. История Дагестана с древнейших времен до XX века. М.: Наука, 2004. - 627 с.
АКАДЕМИЧЕСКОЕ ИЗДАНИЕ ПО ИСТОРИИ ДАГЕСТАНА
В современном процессе переоценки ценностей, роли и места отдельных исторических событий и личностей предпринимаются попытки обстоятельного, подлинно научного осмысления сложных, поворотных моментов в истории Дагестана. Это связано с возросшим интересом общественности к своему прошлому, попытками найти ответы на острые вопросы современности в прошлом, с возможностью изучения архивных документов, до недавнего времени закрытых для широкого пользования, с отказом от идеологизации и политизации исторической науки. И надо с удовлетворением отметить новый изданный том по истории Дагестана, подготовленный Институтом истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра РАН. Однако ознакомившись только с частью этого издания, все благодушие испаряется и прочитанное ввергает в уныние. Отметим только некоторые серьезные недочеты и фальсификацию ряда исторических фактов в таком представительном труде дагестанских ученых.
Прежде всего о мюридизме. В советской и постсоветской исторической литературе этому явлению исследователями давались не всегда верные определения, часто с идеологическим оттенком, нередко отождествляя понятия «тарикат (суфизм)» и «мюридизм». То же продолжается на страницах «Истории Дагестана», где говорится, что «издавна существовавшая на Кавказе секта (мюридизм. -М.Д.)... вряд ли могла поднять массы горского крестьянства и приобрести политическое значение, если бы не было на то объективных социально-экономических, политических и идеологических причин...» (с. 504).
Называя мюридизм сектой, авторы, видимо, хотели показать всю пагубность этого явления на жизнь горского населения. Секта, сектанты, сектантство, в нашем понимании сегодня - негативное явление, преследуемое законом. В этот список авторы включили и мюридизм. Выходит, что сегодня мюридизм должен преследоваться законом? Между тем в современном Большом энциклопедическом словаре говорится: «мюридизм - течение в исламе, разновидность суфизма... возник во 2-й половине XIV века в Бухаре. В конце XVIII в. распространился на территории Азербайджана, затем в Дагестане и Чечне». Ничего крамольного не говорится о мюридизме и в
специализированных источниках (Ислам: Энциклопедический словарь. М., 1991; Ислам классический: энциклопедия. М., 2005). Что же касается «социально-экономических причин», то как раз ярко выраженный социальный характер (с такими заповедями, как «свобода», «мусульманин меньше всего должен жить в рабстве у чужих народов», «равенство») и являлся важнейшей особенностью кавказского мюридизма. Именно мюридизм, как учение, направленное против местных эксплуататоров и завоевателей, сыграл решающую роль в деле преодоления всех трудностей, стоявших на пути объединения горских масс.
В унисон с высказываниями авторов «Истории Дагестана» звучат слова Г. Погребного: «Мюридизм - это наиболее реакционное течение в исламе, выдвигающее в качестве главного догмата изуверскую идею беспощадного истребления всех немусульман». Подобные определения, как Г. Погребного, так и авторов «Истории Дагестана», оскорбляет религиозные чувства последователей современного мюридизма. Ведь мюридизм -это учение о поисках путей, ведущих к Богу, осуществляемых под руководством учителя (шейха), а в период завоевательной политики царизма на Северном Кавказе он превратился в идеологию антиколониального освободительного движения горцев.
«Используя сложившуюся обстановку, - говорится далее в тексте “Истории Дагестана”, - “благочестивые тарикатисты” выставили демагогические требования - равенство между мусульманами, “мусульманин никому не должен платить подати”, “освобождение магометан из-под власти неверных”, “газават”. Клерикалы, провозглашая эти лозунги, преследовали лишь одну цель - направить борьбу горцев в нужное им русло, осуществить свою давнюю мечту, встать у кормила власти, навязать народу еще более тяжелое ярмо» (с. 504).
Почему такие требования «благочестивых тарикатистов», как «равенство» и «освобождение из-под власти неверных», ученые мужи из ДНЦ РАН называют демагогическими? Ведь, клерикалы были узденями, свободными людьми, выходцами из простого народа, а не ханами, помещиками, богатеями. И пытались они «направить борьбу горцев в нужное русло», имя которому - свобода, независимость и достойная жизнь. Стиль же изложения и фразеология авторов напоминают штампы багировых, смирновых и других советских «знатоков» истории Кавказской войны, которые борьбу горцев представляли не иначе как реакционную и фанатичную.
«... Тарикатисты не принимали непосредственного участия в сражениях, предпочитая, чтобы за них дрались другие, - уверенно заявляют авторы. - В движении горцев Дагестана и Чечни 1-й половины XIX в. участвовали и так называемые наибские мюриды... Все их знания религии заключались лишь в том, что они, как и все остальные горцы, умели читать Коран, не понимая его содержания, и считали необходимым газават... Мюридизм же, как своеобразная разновидность ислама, направлял недовольство трудящихся горцев по ложному пути: выхолащивая классовое самосознание
горцев, притуплял социальную борьбу, возбуждал ненависть к другим, особенно к христианским народам, изолировал их от освободительной борьбы русского и других народов Кавказа» (с. 505).
Между тем, как свидетельствуют многочисленные источники, практически почти все граждане имамата, в том числе женщины, принимали то или иное участие в Кавказской войне. Часть же священнослужителей, ученых, учителей, учеников не воевали только потому, что их оберегал сам имам Шамиль, понимая всю ценность этих людей. Авторы лукавят, представляя наибских мюридов как горцев, умевших читать Коран, но не понимавших его содержания, к тому же представляя их боевиками, у которых на уме только газават. А ведь официальная переписка в пределах имамата велась на арабском языке, что подтверждает большое количество сохранившихся на сегодня оригиналов писем в рукописном фонде ИИАЭ, где работают авторы «академического издания».
Говоря о народном образовании у горцев, известный российский кавказовед П. Услар писал: «Если об образовании народном судить по соразмерности числа школ с массою народонаселения, то дагестанские горцы в этом отношении опередили даже многие просвещенные европейские нации». Другой видный ученый, М. Покровский, так охарактеризовал грамотность в Дагестане: «Эта груда скал была едва ли не самым грамотным местом на Кавказе».
По поводу «ненависти горцев к христианским народам» считаем нужным подчеркнуть, что немалое количество солдат, спасаясь от палочной дисциплины в николаевской армии, перебегали к Шамилю, который повелел своим подданным обходиться с ними по-человечески и содержать на средства Байтулмала (государственная казна). В своем письме к наибам об отношении к перебежчикам Шамиль писал, что «те, которые перебежали к нам от русских, являются верными нам, и вы тоже поверьте им. Эти люди являются нашими чистосердечными друзьями. Явившись к правоверным, они стали также чистыми людьми. Создайте им все условия и возможности к жизни».
В своем рапорте (1842 г.) начальник левого фланга Кавказской линии генерал-лейтенант Ольшевский проявлял беспокойство по поводу дезертирства нижних чинов: «.. .Если теперь они узнают, что Шамиль дает свободу дезертирам, то я боюсь, что побеги увеличатся». Видимо, опасения Ольшевского были ненапрасными, так как вскоре из С.-Петербурга последовал приказ «соглашать непокорных к выдаче дезертиров за соль». Наивно полагая, что горцы, соблазнившись дефицитным товаром, будут выдавать перебежавших к ним солдат, командование потерпело в этом деле неудачу.
В воспоминаниях очевидца событий Абдурахмана Гази-Кумухского, опубликованных уже после окончания Кавказской войны, говорится, что недалеко от Ведено, столицы Шамиля, было отведено место для поселения перебежчиков. В их распоряжение имам «предоставил землю для посадки
капусты, кукурузы, лука и др. Солдаты обосновались там и жили мирно... Они обрели покой, жили без притеснения. В комнатах были иконы, которым они поклонялись во время молитв, имели спиртные напитки, изготовленные из винограда, и самогон из проса и других злаков. Они ели, пили, развлекались, особенно по большим праздникам. Из нас никто не препятствовал им в этом... Солдаты имели и музыкальные инструменты - гитары, армейские кларнеты, привезенные из России. Были и пленные, и перебежавшие женщины... Солдаты, видя милосердие Шамиля к ним, служили ему чистосердечно. Они шли с ним в бой вместе с пушками, чинили их, если ломались, ухаживали за лошадьми, тянувшими пушки, подковывали их, шорничали, готовили на зиму корм».
Для перебежчиков были построены церковь, дома, неграмотные солдаты обязаны были учиться русской грамоте. Так, русский человек, не получив в свое время грамоты у себя в деревне, получал ее в стане противника. Те же, кто принимали мусульманскую веру, женились на горянках, обзаводились хозяйством.
Если «отсталый азиат, варвар» Шамиль проявлял к русским перебежчикам и военнопленным такое человеческое отношение, то иным было отношение «цивилизованных» европейцев к «азиатским» перебежчикам и военнопленным.
Поэтому не к христианским народам возбуждал ненависть мюридизм, как утверждают авторы «Истории Дагестана», а к захватчикам, поработителям и колонизаторам. В отличие от словесно-идеологической эквилибристики на страницах «академического издания», исследователи, имеющие элементарные знания о мюридизме, никогда бы не употребили подобную дефиницию.
Авторы допускают такие элементарные фактические погрешности, что возникает вопрос относительно их компетентности в исследуемой проблематике.
Например: «...В том же году (1830) шейх Шабан и Гази-Магомед во главе повстанцев селений Джар, Закаталы, Катех, Мацех и других напали на крепость Новые Закаталы... Во время начавшихся переговоров Г ази-Маго-мед был арестован, а отряды повстанцев рассеяны» (с. 506). Между тем доподлинно известно, что участие в нападении на крепость Новые Заката-лы вместе с Шейх Шабаном принимал не Г ази-Магомед, а будущий имам Гамзат-бек. Поэтому и в плен к русским попал не Гази-Магомед, а Гамзат-бек.
Расписывая поражение повстанцев у села Гимры и смерть имама Гази-Магомеда (осень 1832 г.), авторы уверенно заявляют, что «через два года имамом был провозглашен Г амзат-бек - выходец из бекской семьи селения Гоцатль» (с. 507). Факты же говорят о том, что через два года, то есть в 1834 г., имам Гамзат-бек был уже убит, а имамом он был избран вскоре после смерти Гази-Магомеда, в 1832 г. Не знать подобных общеизвестных фактов просто непозволительно.
Описывая приезд на Кавказ казанского муфтия Таджудина Мустафина «для убеждения горцев в неправильном толковании шариата мюридами и привлечения их на сторону правительства» (с. 509), авторы стараются представить горцев и их лидера имама Шамиля этакими заблудшими овечками, которых пришлый мудрый «муфтий» старается направить на истинный путь. Насколько мудр был посланец на Кавказ - не известно, но то, что он являлся капитаном русской службы и за царское жалованье силился объяснить имаму Шамилю неправильность его действий, - достоверный факт.
Помимо ошибок и искаженных сведений «академическое издание» содержат еще и тенденциозные трактовки событий.
Авторы утверждают, что на совести имама Шамиля и его последователей - множество уничтоженных аулов и человеческих жертв, которым «не раз приходилось прибегать к оружию и силой подчинять ряд обществ, насаждая новые порядки» (с. 512). А вот о горских аулах, сожженных царскими войсками, вырубленных лесах, отрубленных головах горцев, за которые генералы платили серебряными монетами своим солдатам, и многих других колонизаторских методах покорения горского населения авторы почему-то упоминают.
История Кавказской войны заканчивается на 1850 г. (с. 514). А потому не нашлось места освещению ее заключительного этапа, нет даже краткого описания такого значимого явления в горах Кавказа XIX в., как государство имамат со своей структурой, социальными преобразованиями и многими другими сюжетами.
Описание послевоенного периода также грешит всевозможными неточностями. Так, во втором параграфе «Антиколониальные выступления в 60-х годах XIX века» авторы большое внимание уделяют Доногул-Магомеду, бывшему наибу имама Шамиля, впоследствии перешедшему на царскую службу. Значимой исторической фигурой он не является, однако его имя упоминается шесть раз, причем в сочетании с такими словами как «предатель», «измена» и т.п. Чем же этот персонаж заслужил такое пристальное внимание авторов? На с. 523 читаем о восстании жителей селений Ашильта и Гимры в 1866 г.: «...К тому же им (восставшим. - М.Д.) стало известно о... расколе среди повстанцев и измене Доногул-Магомеда, отца будущего имама Нажмуддина Гоцинского». Не в этом ли причина столь частого упоминания имени Доногул-Магомеда? Его сын Нажмуд-дин Гоцинский, ярый враг большевиков, до сих пор не дающий покоя некоторым исследователям, которые при каждом удобном случае стараются сделать выпад если не против самого «зловещего имама», то хотя бы против его отца.
Но эмоции эмоциями, а о какой же измене и предательстве говорят авторы? Как следует из послужного списка Доногул-Магомеда, в 1866 г. на момент подавления восстания он находился на царской службе в чине по-
ручика и на этой должности никого не предавал и никому не изменял. Если же язвительная ирония авторов относится к его перемене службы (раньше, дескать, «работал» на Шамиля, а теперь на царя), то необходимо уточнить, что с пленением Шамиля в августе 1859 г. открылась новая страница в жизни Дагестана. Не только Доногул-Магомед, но и многие другие известные наибы Шамиля перешли на русскую службу. И это было веление времени. Поэтому относить этих людей к предателям авторы «Истории Дагестана» не имеют никаких оснований, тем более - никакого права. Первым «предателем» в таком случае они должны были назвать самого имама Шамиля, сдавшегося князю Барятинскому.
По поводу восстания горцев 1877 г. авторы признают, что «к сожалению, эта проблема еще не до конца разработана, поэтому и возможны ее различные, порой взаимоисключающие толкования» (с. 525). Действительно очень жаль, что эта проблема до сих пор «не до конца разработана» ведущими учеными, в том числе Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра РАН. Видимо, в течение 70 лет советской власти у них были более «актуальные» темы для их научного, служебного и политического роста, такие как борьба за власть Советов, колхозное строительство, раскулачивание, строительство социализма в Дагестане и т.п. При этом надо отметить, что тема «Восстание 1877 г. в Дагестане и Чечне» широко представлена в дореволюционной историографии, хотя и с великодержавным колоритом, что естественно. Даже имя четвертого имама Дагестана, возглавившего восстание 1877 г., указано авторами неверно - «Гад-жи-Магомед» (с. 526), тогда как правильно - Магомед-Гаджи.
Как заметил в статье «”История Дагестана” ограниченным тиражом» ответственный редактор этого издания, директор ИИАЭ ДНЦ РАН А. Османов, «пять лет потребовалось семнадцати историкам на написание и подготовку к изданию академической монографии». Последняя столь основательная историческая работа издавалась в 1968 г. «...Взгляд на многие исторические события и личности изменился», - продолжает далее ответственный редактор. Поэтому и решено было издать «новое видение» истории Дагестана. Увы, новое видение плохо видно в 1-м томе «академической монографии». Интересно, какое «новое видение» мы увидим во 2-м томе издания (XX в.), где говорится о революциях, установлении советской власти и Гражданской войне на территории Дагестана, строительстве социализма.
М.М. Доного
Winkler D.F. Cold War at Sea: High-Seas Confrontation between the United States and the Soviet Union. Annapolis, 2000. - 251 p.
ХОЛОДНАЯ ВОЙНА НА МОРЕ:
ЗАРУБЕЖНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ НА РУБЕЖЕ XX-XXI вв.
1 февраля 1992 г. во время встречи Б.Ельцина и Дж. Буша в Кемп-Дэвиде была подписана декларация о прекращении холодной войны. Эта формальная процедура завершила целую эпоху в отношениях двух стран, холодная война ушла в прошлое. Вместе с ней в прошлое ушел и обостренный интерес к различным аспектам этой войны, в том числе и на море. Это падение интереса хорошо заметно на примере резкого сокращения зарубежных исследований, посвященных советскому военно-морскому флоту и противостоянию супердержав в океане. Если и в 1970-е, и в 1980-е гг. их число измерялось сотнями, то уже в первой половине 1990-х гг. оно сократилось до трех десятков, а во второй половине 1990-х и начале 2000-х гг. счет пошел на единицы.
Падение исследовательского интереса к истории Холодной войны на море сопровождалось заметными изменениями в самой зарубежной историографии. Одним из самых значимых стало появление первых совместных работ российских и западных исследователей (Rohwer J., Monakov M. Stalin's ocean-going fleet: Soviet naval strategy and shipbuilding programs, 1922-1953. L., 2001). Явно обозначилась тенденция издания обобщающих работ, где противостояние супердержав на море рассматривалось как единый предмет исследования (Cold War at Sea: An illustrated history. Osceola, 2000; Polmar N., Moore K. J. Cold War Submarines: The Design and Construction of U.S. and Soviet Submarines, 1945-2001. Washington, 2002).
Наиболее полно особенности это вида исследований проявились в издании «Холодная война. Противостояние США и СССР в океане», принадлежащем Д. Винклеру. Автор в бытность свою офицером ВМФ США в середине 1980-х гг. стал свидетелем и участником противостояния флотов двух супердержав. По его собственному признанию, он был настолько изумлен его масштабностью, что впечатление от увиденного подтолкнуло его к подготовке собственного исследования. В 1999 г. он успешно защитил докторскую диссертацию в Американском университете (Вашингтон), материалы которой были опубликованы в 2000 г. в виде монографии. Появление этой работы вызвало значительный интерес историков, включая известных специалистов. Однако, как точно подметил в своей рецензии один из них, признанный авторитет в области военно-морской истории Н. Фридман, исследование Винклера производит впечатление «очень интересной и одновременно очень разочаровывающей работы». Причина разочарования, по мнению рецензента, кроется в несоответствии названия и содержания работы: вместо ожидаемого анализа широкомасштабной конфронтации супердержав на море автор сосредоточился на процессе успешного
движения к ограничению опасности прямых столкновений двух флотов (Friedman N. Cold War at Sea: High-Seas Confrontation between the United States and the Soviet Union (review) // Journal of Cold War Studies. 2002. № 1).
Однако здесь с Фридманом можно согласиться лишь отчасти. Действительно, Винклер подробно рассматривает процесс подготовки и подписания советско-американского Соглашения о предотвращении инцидентов в открытом море, подписанного в Москве 25 мая 1972 г., но этой проблематике отведено лишь две главы из девяти. Более того, американский исследователь воссоздает полную картину столкновений на море и в воздухе флотов двух сверхдержав в 1945-1989 г., дополняя ее подробным хронологическим перечнем инцидентов, составленным по архивным данным. Он сумел выявить солидную группу источников: документы Госдепартамента и Министерства обороны США, Военно-морского флота и Военновоздушных сил, более трех десятков интервью с участниками описываемых автором событий. Материал девяти глав монографии охватывает период с момента окончания Второй мировой войны и до конца 1980-х гг. При этом он действительно ограничился лишь ситуациями угрозы прямого столкновения на море и над морем, когда корабли или самолеты советского и американского флотов, решая свои задачи, оказывались в непосредственной близости друг от друга.
В первой главе, названной «Игры с Медведем», Винклер воссоздает картину возникновения конфронтации на море, начавшейся чуть ли не на следующий день после окончания Второй мировой войны. Уже 15 октября 1945 г. был зафиксирован первый инцидент: патрульный самолет ВМФ США, наблюдавший за эвакуацией японских войск из Китая, подвергся преследованию и обстрелу со стороны советского истребителя. Вскоре подобные инциденты становятся все более частыми, чему чрезвычайно способствовала начавшаяся война в Корее. И не всегда они заканчивались благополучно. 4 сентября 1950 г. самолеты американского авианосца «Valley Forge» перехватили над Желтым морем недалеко от Порт-Артура советский двухмоторный бомбардировщик, который был сбит после недолгого преследования. Протест американскому послу был отклонен под предлогом того, что авианосец действовал под командованием сил ООН.
По сути в начале 1950-х гг. над морскими границами СССР шла настоящая необъявленная война. 6 ноября 1951 г. уже советский истребитель сбил над Японским морем патрульный самолет ВМФ США Neptune P2V.
7 октября 1952 г. в районе южной гряды Курильских островов советским истребителем был сбит другой американский самолет, на этот раз, - проводивший аэрофотосъемку района разведчик RB-29. Как и в предыдущем случае, весь экипаж погиб. Через месяц над Японским морем разыгралось настоящее воздушное сражение. По сообщениям американской стороны, группа советских истребителей МиГ -15 приблизилась к американской авианосной ударной группе TF 77, крейсировавшей у побережья в районе Владивостока, но была перехвачена поднятыми с авианосца истребителями
F9F-5 Panther. В ходе завязавшегося боя два МиГ а были сбиты, а один поврежден.
По подсчетам Винклера, только в 1950-1955 гг. в ходе воздушных стычек над прибрежными водами СССР было сбито 4 советских самолета и 9 американских. Дипломатические протесты с обеих сторон, а также попытка рассмотреть обстоятельства одного из инцидентов в Совете Безопасности ООН ни к чему не привели. Воздушные столкновения над морской границей СССР продолжались. Причины этой «войны в воздухе» американский исследователь видит в стремлении американской администрации обеспечить себе возможность сохранить советские границы прозрачными для средств разведки. Однако конечный исход этой борьбы решили не мужество и самоотверженность пилотов и не изощренность дипломатов, а успехи новых технологий. Запущенный летом 1960 г. американский разведспут-ник Discoverer XIV сумел провести успешное фотографирование советской территории и передать снимки на землю, после чего отпала необходимость рискованных полетов самолетов-разведчиков у границ СССР и высотных рейдов знаменитых U-2 над советской территорией.
Вторая глава монографии, названная «Столкновения на море», посвящена другой проблеме, возникшей к началу 1960-х гг. К тому времени, пишет Винклер, «фактом повседневной жизни западных флотов стало постоянное присутствие рядом с ними в океане маленьких, грубо сколоченных суденышек - советских разведывательных траулеров». Впервые подозрения относительно истинной роли советских рыболовных судов возникли у американского командования летом 1955 г. Уже тогда разведке американского флота показалось подозрительным, что некоторые из советских рыболовных судов не имели никакого рыболовного снаряжения, будучи в то же время оборудованы нетипичными для рыбаков радарами и средствами связи.
Вскоре стало ясно, что в составе советского ВМФ появился новый класс кораблей разведки, созданный на основе проекта рыболовного траулера. Сам факт этой необычной модернизации Винклер объясняет хорошими мореходными качествами этого типа судов, удобством использования рефрижераторных отсеков для размещения электронного оборудования, что чрезвычайно облегчало процесс превращения «рыбаков» в разведчиков. Очень скоро эти небольшие суденышки водоизмещением всего в 600 т, получившие в НАТО обозначение AGI (Auxiliary General Intelligence), стали настоящей «головной болью» ВМФ США. Самым распространенным в их действиях стал прием, названный американскими моряками «game of chicken» («игра на слабака»). Командующий американским 6-м флотом вице-адмирал У Мартин вспоминал: «Часто бывало, что советские разведывательные суда как бы бросали нам вызов: или мы должны были изменить свой курс, или же неминуемо столкнуться с ними». Используя свое право беспрепятственно находиться в нейтральных водах, они постоянно вели разведку у выхода из баз ВМФ США, в испытательных полигонах
американского флота, следили за действиями его авианосных ударных групп (p. 31).
Типичный пример - действия одного из советских траулеров летом 1960 г., пытавшегося помешать буксиру ВМФ США поднять из воды макет баллистической ракеты «Polaris», запущенной с подводной лодки в ходе испытаний в районе полигона Лонг-Айленд (p. 28). Из-за вездесущности советских разведчиков, активности их действий очень скоро «среди командиров кораблей американского флота распространилось убеждение, что быть “мухой в супе” и есть главная роль этих советских корабликов». Когда в 1972 г., накануне подготовки переговоров о заключении Соглашения о предотвращении инцидентов на море, был составлен список подобных фактов за предыдущие шесть лет, выяснилось, что в 32 случаях из 79-ти «героями» столкновений оказались те самые «разведтраулеры» (p. 29). Каждый из них становился предметом заявления дипломатических протестов.
Из подготовленного американским флотом перечня следовало, что советские траулеры фактически терроризировали флот США. В январе 1965 г. у берегов Исландии судно «Вертикаль» приблизилось на 75 футов к исследовательскому кораблю американского флота «Dutton» и, несмотря на предупредительные сигналы о наличии буксируемого устройства, прошло рядом с кормой американского судна и перерезало кабель магнитометра. После того как американские моряки восстановили кабель и продолжили свои операции, советское судно вновь попыталась обрезать кабель. В феврале 1965 г. у побережья Калифорнии советский траулер «Арбан» занял место прямо по курсу американского авианосца «Hornet», проводившего заправку топливом на ходу с танкера «Ashtabula», заставив американские корабли провести аварийное разъединение топливных шлангов (p. 30). В ходе войны во Вьетнаме советские траулеры настолько серьезно затрудняли действия авианосцев США, что это стало предметом дипломатических протестов. Так, в январе 1966 г. заместитель помощника госсекретаря США А. Джонсон заявил протест советскому послу А. Добрынину по поводу действий советского траулера «Гидрофон», неоднократно пытавшегося сорвать взлет палубной авиации с авианосцев «Enterprise» и «Kitty Hawk».
Адмирал Дж. Холлуэй вспоминал, что, командуя в этот период атомным авианосцем «Энтерпрайз», имел обыкновение при первом же появлении поблизости советского AGI разворачивать в его сторону свой 90 000тонный авианосец и давать самый полный ход: «И советский траулер убирался к черту с нашего курса!» (p. 31).
Но эта тактика не всегда помогала. В январе 1968 г. траулер «Гидролог» заблокировал путь движения ударной корабельной группе во главе с тем же «Энтерпрайзом», спешившей на помощь атакованному в северокорейских водах разведывательному кораблю «Pueblo». Авианосцу при этом все же пришлось остановить машины и даже дать задний ход. Что пережил в тот момент командир и экипаж советского 600-тонного суденышка, видя,
как на него движется колоссальная махина американского авианосца, можно только предполагать.
Не меньше хлопот действия советских «разведтраулеров» доставляли и подводным лодкам США. Учитывая огромную степень угрозы со стороны американских атомных подводных ракетоносцев, командование советского ВМФ установило постоянное патрулирование AGIs у баз ракетоносцев с целью обнаружения их выхода в море и затруднения их действий. Например, в сентябре 1969 г. траулер «Теодолит», находясь на патрулировании у военно-морской базы «Чарльстон» (Южная Калифорния), заблокировал путь движения возвращавшейся в базу «Sam Rayburn», не обращая внимание на подаваемые лодкой сигналы об опасном сближении (p. 34).
Американские подлодки старались избежать обнаружения советскими разведывательными судами, для чего выход и возвращение в базу назначались на темное время суток, а погружение и всплытие происходило в прибрежных районах. Но эти маневры были довольно опасными. Винклер приводит пример, как «Theodor Roosevelt», стремясь избежать обнаружения при возвращении в базу Холи Локк (Шотландия), была вынуждена погрузиться и получила серьезное повреждение носовой части корпуса в результате столкновения с препятствием (p. 34).
ВМФ США под впечатлением действий советских «разведтраулеров» попытался создать в своем составе аналогичный класс кораблей, но эта попытка оказалась неудачной. Американцы переоборудовали в разведки всего восемь кораблей, но их действия получили печальную известность.
8 июня 1967 г. один из них - «Liberty», находившийся у египетского побережья, был внезапно атакован израильскими самолетами и торпедными катерами и получил серьезные повреждения. По официальным данным, пострадало 169 человек, из них 33 офицера и матроса погибли. Спустя полгода, 23 января 1968 г., корабль разведки США «Pueblo» был захвачен северокорейскими ВМС. 82 члена экипажа после 11 месяцев заключения были возвращены на родину. Командование ВМФ США, столкнувшись с необходимостью обеспечивать эскорт кораблям разведки, предпочло отказаться от их использования (p. 37).
Четвертая глава - «Усиление советского Военно-морского флота» - посвящена «новой эпохе холодной войны», наступившей в середине 1960-х гг. после появления советского флота в океане. С этого времени уже боевые корабли ВМФ СССР активно включились в «game of chicken» с кораблями НАТО. Первые факты опасного маневрирования советских боевых кораблей были зафиксированы уже в августе 1963 г., когда советский эсминец прибег к опасному маневрированию с целью пресечь действия исследовательского судна ВМФ США у берегов Камчатки. В мае 1965 г. другой советский эсминец создал помехи действиям эсминца ВМФ США, обнаружившего советскую подводную лодку. В январе 1966 г. советский военный корабль с бортовым номером 045 попытался затруднить маневр авианосца «Hornet», готовившегося к взлету палубных самолетов. В мае 1967 г. в Япон-
с ком море произошло прямое столкновение советского эсминца «Бесследный» с американским эсминцем «Walker»; оба корабля получили повреждения, но обошлось без жертв. На следующий день пришедший на смену «Бесследному» советский ракетный корабль с бортовым номером 025 начал такое же опасное маневрирование, в результате чего столкнулся с тем же злосчастным «Walker». И на этот раз повреждения оказались незначительными (p. 54).
В эти же самые дни в Средиземном море в условиях начавшейся очередной арабо-израильской войны корабли советского флота вели постоянное слежение за соединениями 6-го флота США. 7 июня корабли охранения авианосца «America» обнаружили поблизости советскую субмарину в подводном положении и начали ее преследование. В этот же момент советский сторожевой корабль вошел внутрь порядка авианосной группы и начал совершать циркуляции вокруг 77 000-тонного авианосца, пытаясь своим опасным маневрированием заставить его изменить курс. Это продолжалось в течение нескольких часов несмотря на требования американского командующего отойти от его кораблей (p. 56).
Но не все инциденты заканчивались благополучно. 25 мая 1968 г. американская корабельная группа во главе с авианосцем «Essex» проводила учения у берегов Норвегии. Вскоре появился советский самолет-разведчик Ту-16. Совершив облет авианосца, он внезапно снизился, прошел на бреющем полете над палубой, еще больше снизился и, зацепив крылом волну, упал в воду. Весь экипаж самолета погиб (p. 60).
Рост числа инцидентов на море и в воздухе, начало общего процесса разрядки создали предпосылки для заключения советско-американского Соглашения по предотвращению инцидентов в открытом море. Винклер описывает сложный процесс подготовки соглашения в двух главах - «Дорога в Москву» и «Переговоры». Однако последовавший затем период разрядки оказался весьма коротким и неоднозначным. Критические ситуации и прямые столкновения кораблей двух флотов продолжались. Об этом он рассказывает в двух заключительных главах - «1970-е годы» и «Время Империи зла». В 1972-1978 гг. советская сторона зафиксировала 18 инцидентов на море и в воздухе. Американцы заявили о 78 случаях нарушения кораблями и самолетами ВМФ СССР условий соглашения (p. 125-126).
Самым опасным из этой череды инцидентов оказалось столкновение 28 августа 1976 г. в Средиземном море советской атомной ракетной подводной лодки «К-22» с фрегатом ВМС США «Voge» в результате ошибок, допущенных командиром советской субмарины при маневрировании в подводном положении. На «К-22» были повреждены корпусные конструкции рубки и надстройки, выдвижные устройства и ракетный контейнер. Американский фрегат получил пробоину в корпусе, лишился лопастей гребного винта, один из матросов был ранен (p. 126-127). 21 марта 1984 г. в Японском море авианосец «Kitty Hawk» столкнулся с находившейся в подводном положении советской атомной подводной лодкой «К-314», которая
вела за ним слежение. На лодке был поврежден корпус, рубка, горизонтальный стабилизатор, разбит гребной вал и винт. Авианосец получил небольшую пробоину корпуса, в котором застряли лопасти винта советского атомохода (p. 148).
Росту числа инцидентов на море в 1980-е гг. способствовала принятая в 1979 г. администрацией Дж. Картера программа «Свобода мореплавания», в рамках которой ВМФ США предпринял ряд действий в спорных районах Мирового океана. Опираясь на Конвенцию ООН по морскому праву, американские корабли намеренно заходили в районы, считавшиеся некоторыми прибрежными странами собственными территориальными водами. По американским данным, в 1980-1982 гг. в среднем происходило пять инцидентов на море с участием советских и американских кораблей. В последующие два года оно выросло до 19 (p. 137).
В мае 1982 г. фрегат «Lockwood» провел операцию в рамках программы «Свобода мореплавания» в заливе Петра Великого, в водах, считавшихся СССР территориальными. Действия американского корабля были пресечены появлением советского крейсера и авиации флота (p. 146).
12 февраля 1988 г. в Черном море произошел инцидент, получивший широкую известность. Крейсер ВМФ США «Yorktown» и эсминец «Caron», выполняя задачи все той же программы «Свобода мореплавания», появились у берегов Крыма. На этот раз их действия были жестко пресечены советскими сторожевыми кораблями «Беззаветный» и СКР-6, совершившими преднамеренный навал на американские корабли с целью их вытеснения из советских территориальных вод. При этом на «Yorktown» была повреждена пусковая установка ракет «Harpoon» и леерные стойки, на «Caron» - шлюпка и шлюпбалка. Советские корабли получили повреждения корпусов. Этот инцидент был назван «последним столкновением холодной войны». Всего лишь через полгода произошло событие, ставшее символическим завершением почти 40-летней истории противостояния двух сверхдержав на море. 21 июля крейсер «Дмитрий Устинов», эсминец «Отличный» и плавбаза «Генрих Гасанов» посетили с дружественным визитом американскую военно-морскую базу «Норфолк». 4 августа с ответным визитом в Севастополь зашли американский крейсер «Thomas Gates» и фрегат «Kauffman».
Завершая свою монографию, Винклер обращает внимание на то, как быстро уходит в прошлое все, связанное с холодной войной на море, -уходят в отставку ее участники, отправляются на переплавку корабли и подводные лодки. «Остаются лишь мемуары и документы, и они должны быть доступны всем, чтобы мы могли понять, какой была холодная война на море, и чтобы жертвы, принесенные моряками и летчиками наших стран, получили, наконец, необходимое признание» (p. 176).
A.A. Киличенков
