CC BY
175
Киличенков А.А. «Холодная война» в океане: Советская военно-морская деятельность 1945-1991 гг. в зеркале зарубежной историографии. М.: РГГУ, 2009.-611 с.
ВОЕННО-МОРСКОЙ ФЛОТ СССР И ГЕОПОЛИТИКА:
ИЗ ИСТОРИИ ИЗУЧЕНИЯ СОВЕТСКОГО ПРОШЛОГО
Холодная война все далее и далее уходит в прошлое, а интерес к ней неуклонно растет. Непростые отношения России и НАТО в последнее десятилетие, их соперничество на просторах постсоветского зарубежья лишь усиливают этот интерес. В этой связи появление еще одной монографии, посвященной страницам этой уникальной войны, названной уже современниками «холодной», не удивительно. Обращает на себя внимание и другой аспект новой книги известного военного историка А. А. Киличен-кова: она - историографическая, и предметом исследования избрана историография советской военно-морской деятельности. Эти два аспекта -историография и история военного флота - в значительной степени обусловили и актуальность, и уникальность избранной автором темы.
Однако важность обращения к зарубежной историографии не исчерпывается только отмеченными обстоятельствами. Сам автор видит злободневность своей темы в необходимости обращения к «зарубежной и, в первую очередь, британской и американской историографии», что, по его мнению, «диктуется и необходимостью актуализации накопленного исследовательского опыта. Состоявшаяся интеграция российской гуманитарной науки в систему мирового научного знания не только создала возможности прямого общения ученых, но и открыла дорогу совместным исследовательским проектам. Взрывное расширение теоретических и методологических горизонтов исследовательской практики породило новое состояние научной корпорации России. Ныне любой ученый может и должен осуществлять собственные творческие изыскания на исследовательском поле, не ограниченном исключительно национальными рамками» (с. 8).
Структура монографии А.А. Киличенкова стройна и логична. Она включает четыре главы, предваренные необходимым введением и завершенные соответствующим заключением. Серьезным дополнением служат несколько приложений. Тематически четыре главы позволяют полностью отразить видение зарубежными специалистами всех аспектов советской военно-морской деятельности в период Холодной войны.
В первой главе рассматриваются проблемы интерпретации советологами создания советской военно-морской мощи - динамики, характера и масштабов этого процесса. Вторая глава отведена анализу трактовок доктрины ВМФ СССР. Третья глава, по сути, интегрирующая: в ней исследуются оценки возможностей советского флота. И, наконец, в четвертой, заключительной, главе автор обращается к практически не затронутой оте-
чественной историографией теме - применению флота в интересах советской внешней политики, что особенно интересно и поучительно с точки зрения современных геополитических реалий.
Обращение к работам западных (а в основном речь идет об исследованиях британских и американских специалистов) позволило А. А. Кили-ченкову исследовать действительно не известные отечественным любителям истории (и даже профессиональным историкам) страницы Холодной войны. Одной из них стало то необычайно обостренное внимание, с которым Запад воспринял первые известия о строительстве советского военного флота, особенно подводного, в первые послевоенные годы. «Холодная война еще не началась, - отмечает автор, - а западное сообщество с большим подозрением внимало первым признакам военно-морской деятельности Советского Союза. Чрезвычайная скупость информации, поступавшей из-за «железного занавеса», заставляла с удвоенным вниманием оценивать немногие крупицы информации, оказывавшейся в распоряжении зарубежных исследователей» (с. 35). Автор дает убедительное объяснение этому феномену: «Такая болезненная и явно неадекватная реакция на советскую подводную угрозу объяснялась не столько ее действительными размерами, сколько сохранявшейся памятью о событиях только что закончившейся Второй мировой войны. Появление советских подводных лодок в океане оживило страхи, порожденные в свое время действиями немецких субмарин в Атлантике, создавшими смертельную угрозу антигитлеровской коалиции. Известие о находящихся в составе Балтийского и Северного советских флотов сотнях подводных лодок могло не только оживить былые, но и внушить новые, куда более масштабные, страхи» (с. 36).
Другой причиной, обусловившей такое пристальное внимание стало еще одно обстоятельство, о котором обычно забывают отечественные исследователи военного противостояния Востока и Запада в период Холодной войны. «После окончания Второй мировой войны ведущие морские державы мира по экономическим соображениям начали обвальное сокращение своих флотов. Так, из состава ВМФ США уже к концу 1946 г. были выведены 57 % эскадренных авианосцев, 86 % эскортных авианосцев, 92 % линкоров, 65 % крейсеров, 62,5 % эсминцев, 91 % эскортных кораблей, 71 % подводных лодок. Не менее масштабным было сокращение состава ВМС Великобритании. Осознание разнонаправленности двух процессов - вынужденного сокращения морской мощи Запада и быстрого целенаправленного роста военно-морского флота СССР - наряду с информацией о появлении советских подводных лодок в океане сформировали основополагающий фактор зарождения данного направления в зарубежной советологии» (с. 37).
Один из самых содержательных и интересных разделов книги посвящен такому специфическому вопросу как развитие класса авианосцев в
советском флоте. А.А. Киличенков со знанием дела пишет о том, что с самого начала для зарубежных аналитиков оставалось загадкой отсутствие этого класса кораблей в составе ВМФ СССР. «Ключевое значение этого класса кораблей в послевоенный период стало «альфой и омегой» западной военно-морской доктрины. Авианосцам отводилась не только роль главной ударной силы любого современного флота, но и его основы, «станового хребта», без которого ни один флот не мог полноценно выполнять свои задачи. В мирное время авианосцы превратились в главное средство «демонстрации силы» в удаленных районах, что дало основания для появления нового понятия «дипломатия авианосцев» как обновленной версии «дипломатии канонерок» (с. 72).
Традиционно большинство российских исследователей искало причины этого в пристрастном, негативном отношении к авианосцам со стороны политического руководства СССР. Однако зарубежные исследователи посчитали, что причины были исключительно прагматическими. «Отказ от строительства авианосцев произошел в период всеобщей «ракетной эйфории» 1950-х гг. - в атмосфере полной уверенности, что начался закат эры крупных кораблей... Советы были уверены, что гораздо легче обнаружить надводный корабль, особенно авианосец, чем подводную лодку, особенно атомную. Более того, они были убеждены, что любой надводный корабль более уязвим для ядерных ударов, чем подводная лодка. В это время ситуация представлялась Советам весьма обещающей, они уже начали получать первые субмарины с баллистическими ракетам, велось строительство ракетных эсминцев... морская авиация уже получила значительное число ракетоносцев. В целом, казалось, что Советы уже получили оружие, необходимое для борьбы с авианосцами» (с. 75).
Анализ привлеченных материалов позволил А. А. Киличенкову сделать вывод о том, что в основе интерпретаций советского военно-морско-го строительства находилась концепций «национального пути» развития ВМФ СССР. В доказательство автор приводит цитату из труда известного американского военно-морского аналитика Нормана Полмара: «В 1950-е гг. надводные корабли, подводные лодки и авиация советского флота получили на вооружение крылатые ракеты... что сделало их эффективным средством борьбы с авианосцами... Если уже в начале 1970-х гг. советский флот был способен бросить вызов флоту США как по численности, так и по способности участвовать во всеобщей войне, зачем тратить огромные ресурсы на строительство авианосцев? Каков будет эффект появления этих кораблей?» (с. 76). Именно крылатые ракеты стали «ответом нации с ограниченными экономическими ресурсами на вызов международного соперничества» и сутью «национального ответа» СССР на вызов военно-морской мощи Запада: «Большой успех в этой сфере стал результатом постепенного продвижения, позволившего минимизировать отсрочки и неопределенность. Существовавшие на момент разработки элементы и
подсистемы использовались до тех пор, пока они не оказывались окончательно устаревшими. В этом состоит радикальная разница между советским и американским национальными подходами» (с. 83-84).
Когда в советском флоте все же появились авианесущие корабли классов «Москва» и «Киев», тот же «национальный подход» позволил западным экспертам выявить их специфику. «Если бы “Москва” имела сплошную полетную палубу, - писал все тот же Нормау Полмар, - то она получила бы возможность базирования большего числа вертолетов, а также самолетов вертикального взлета. Вместо этого Советы предпочли обеспечить корабль возможностями мощного вооружения и ПВО, и ПЛО. Этот подход находится в разительном контрасте с национальным подходом (national look) США к вооружению перспективного многоцелевого авианесущего корабля» (с. 120). Таким же гибридом на Западе сочли и авианесущие крейсера класса «Киев» (с. 123).
Концепция «национального пути» развития советского флота оказалась достаточно универсальной, ибо она позволила зарубежным исследователям дать трактовку доктрины ВМФ СССР. Этот свой вывод А. А. Кили-ченков убедительно подкрепляет цитатами из работы профессора Майкла Макгвайера: «Советская доктрина, по сути своей, антагонистична геополитической теории... Это не означает, что Советы “не понимают [значения] морской силы”, и на протяжении последних 250 лет они постоянно демонстрировали понимание стратегического использования морской силы. Но это означает, что различные приоритеты лежат в основе оценки того, как следует использовать национальные ресурсы [для создания морской силы]. Советский Союз оспаривает не господство США на море, но их свободу действий на море» (с. 190).
Профессор Луоренс Веттен также подчеркивал различия советской и западной доктрин: «В 1962-1963 гг. Советы отказались от следования западной концепции создания флота крупных надводных кораблей для противостояния на море. Они начали размещение противокорабельных крылатых ракет на подводных лодках для нанесения стратегических ударов и для ударов по надводным кораблям на большой дистанции. Следуя этой инновации, в течение 10 лет Советы получили численное превосходство над США». При этом он особо отмечал, что советская доктрина в мирное время имеет «политический и сдерживающий характер», а во время войны направлена на то, чтобы «заставить западные флоты использовать намного больший объем ресурсов для защиты жизненно важных морских коммуникаций, чем потребуется Советам на создание этой угрозы...» (с. 191).
Выявленные кардинальные отличия советской военно-морской доктрины от доктрин флотов Запада стали основой для обозначения первой как доктрины “sea denial” («воспрещение свободного использования моря»), противостоящей доктрине “sea control” («контроль над морем») западных флотов. Подтверждением этой точки зрения стали исторические
аналогии, выстроенные известным американским военно-морским историком Норманом Фридманом: «“Sea denial” флот - это, обычно флот, используемый начинающей морской державой для того, чтобы оспорить существующее господство на море других держав. В настоящее время это -советский флот, оспаривающий господство на море США» (с. 192).
Зарубежные специалисты отмечали как преимущества, так и недостатки этой доктрины. К числу первых были отнесены возможность быстрого наращивания сил благодаря ставке на развитие носителей крылатых ракет - небольших надводных кораблей, подводных лодок и авиации, -относительно недорогих и многочисленных, «представляющих собой угрозу даже на начальном уровне развития». Эго в свою очередь давало еще одно преимущество: «советский флот может быть настолько рассредоточен, что даже будь его корабли сделаны из бумаги, потопить их все до пуска ракет будет невероятно трудной задачей». При этом командующий силами, наносящими ракетный удар, должен был находиться вне зоны непосредственных боевых действий, что повышало устойчивость системы управления, поскольку «становилось невозможным нарушить управление путем уничтожения флагманского корабля» (с. 192).
Но недостатки доктрины “sea denial” были не менее значимы. Многочисленность подобного флота требовала привлечения огромных ресурсов судостроения и создания сложнейшей и очень дорогой системы разведки, включавшую «спутники с активной и пассивной системой обнаружения, многочисленные самолеты дальней разведки и флот кораблей слежения». Учитывая высокую стоимость средств разведки (в том числе -космической) и систем связи, «общая стоимость флота “sea denial”, - был уверен Норман Фридман - могла даже превосходить общую стоимость флота господства на море». Жестким условием успешного применения сил “sea denial” являлись «самая совершенная система управления и контроля, морская разведка высшего уровня» и постоянная устойчивая связь. Без этих составляющих скоординированный удар многочисленных носителей ракет становился невозможным, а сами носители могли быть легко уничтожены превосходящими силами противника. Неизбежным следствием становилось «подавление индивидуальной инициативы командира корабля, для которого лучше всего было твердо следовать плану, выработанному единым старшим начальником». Таким образом, система управления, будучи сама по себе чрезвычайно сложной и громоздкой, становилась подлинной «ахиллесовой пятой» доктрины “sea denial”, разрушение которой в условиях нехватки личной инициативы командиров кораблей и самолетов обрекало всю доктрину на провал.
По мнению А. А. Киличенкова, итоговый вывод Нормана Фридмана был достаточно очевиден: «Подлинная доктрина “sea denial” гораздо более привлекательна в теории, чем на практике... А силы, используемые этой доктриной, наиболее впечатляющи лишь до того момента, как они
наносят свой удар», «единственной возможностью гарантированного успеха их первого удара могло быть только начало войны с их стороны». А это, по сути, превращало доктрину “sea denial” в доктрину “one-shot sea denial” («воспрещения свободного использования моря внезапным ударом»), Норман Полмар считал, что именно данный вариант и составлял суть «национального подхода» в советской доктрине: «Советский флот в сравнении с американским гораздо более приспособлен для решения задач ведения кратковременных, интенсивных и ударных боевых действий, которые, судя по советским публикациям, могут быть начаты Советским Союзом в качестве “превентивного оборонительного удара по угрожающим силам США”. Адмирал Горшков назвал это “концепцией первого залпа”» (с. 193).
Возможности концепции «национального пути», как показывает А. А. Киличенков, были использованы и в оценках возможностей советского флота. Так, американский исследователь Уильям Мэнторп, бывший военно-морской атташе США в Москве, прямо указывал на то, что основным фактором, непосредственно влиявшим на уровень профессионализма, являлся национальный характер, в свою очередь формировавшийся под влиянием географии, климата, истории страны, характера культурной эволюции, социальной, политической и социально-экономической структуры. В частности, автор указывал на такие доминирующие черты национального характера, свойственного советским людям, как «сочетание пассивности и апатии с кратковременными состояниями сверхоптимизма, склонности к насилию и взрывам активности». Как следствие, молодой матрос советского флота «с готовностью подчиняется военным властям, легко адаптируется к стесненным условиям проживания, раннему осознанию своей ответственности за свое подразделение, адекватно отзывается на коллективную мотивацию и контроль над коллективом. Он принесет с собой величайшую силу, выносливость и терпение в работе и, при необходимости, будет способен на кратковременный взрыв лихорадочной активности. С другой стороны, флот обнаруживает, что новобранец требует постоянной мотивации, управления и контроля для преодоления его склонности к лени и апатии, его неспешному подходу к работе, его нежеланию проявлять инициативу и самодисциплину и ответственность за самого себя» (с. 338).
А.А. Киличенков дает подробный анализ изучения зарубежными аналитиками применения советского флота в целях внешней политики СССР. Он показывает, как в фокусе исследований оказались действия ВМФ СССР в странах «третьего мира», где они достигли наибольшего размаха в 1970-е гг. При этом около 40 % всех примеров подобных действий пришлось на регион Ближнего Востока, что объяснялось его стратегической важностью для обеих противостоящих супердержав. Высшей точки противостояние военно-морских сил СССР и США достигло в ходе очередной арабо-израильской войны в октябре 1973 г. По данным американских аналитиков,
силам 6-го флота США (60 кораблей) в Средиземном море противостояла 5-я эскадраВМФ СССР, насчитывавшая 96 вымпелов (с. 533). Опасность этого противостояния оценивалась американцами очень высоко. А.А. Киличенков в подтверждение этого заключения ссылается на мнение главкома ВМФ США адмирала Э. Зумвальта: «Я сомневаюсь, что в период после Второй мировой войны еще какое-либо соединение американского флота оказывалось в более напряженной обстановке, чем та, в которой оказался 6-й флот в Средиземном море в течение целой недели» (с. 534).
В целом, как показано в монографии А.А. Киличенкова, действия советского флота в интересах внешней политики СССР получили весьма высокую оценку зарубежных исследователей. Автор, в частности, приводит высказывание исследователя Брукинского института Стивена Каплана, подчеркивавшего, что советское военно-морское присутствие «не только усиливало имидж СССР, как великой державы, но и давало Москве возможность быстрого вмешательства в случае возникновения кризиса... Использование США военной силы для свержения союзных СССР правительств или покушения на независимость дружественных ему государств отныне стали более опасны, чем когда-либо, поскольку теперь Советский Союз был в состоянии использовать значительные военные силы в необходимом районе...» (с. 565-566).
В заключении А. А. Киличенков приходит к обоснованному выводу: зарубежная историография советской военно-морской мощи времен Холодной войны стала не только самостоятельным направлением в рамках совете ведения, но и уникальным явлением в развитии зарубежного научного сообщества, изучавшего СССР.
М.М. Мейер
Riidder A. Deutschland einig Vaterland: Die Geschichte der Wiedervereinigung. Mbnchen: Verlag C.H. Beck oHG, 2009. - 490 S.
НОВОЕ О РОЛИ СОВЕТСКОЙ ДИПЛОМАТИИ В ОБЪЕДИНЕНИИ ГЕРМАНИИ
Объединение Германии - одно из центральных событий в том удивительном потоке перемен, который потряс мир на рубеже 1980-1990-х гг. В конце 1980-х гг. Холодная война неожиданно прекратилась, социалистический лагерь распался, Германия объединилась, а вслед за ней и вся Ев-
