CC BY
121
УЧЕНЫЕ
ЗАПИСКИ
Н.И. ШИТАКОВА, аспирантка кафедры русской литературы ХХ-ХХ1 вв. и истории зарубежной литературы Орловского государственного университета Тел. 890922683214; [email protected]
«АГНОСТИЦИЗМ» В.В. НАБОКОВА И Г.И. ГАЗДАНОВА
В статье рассматривается агностический подход к познанию мира и человека в художественном сознании представителей «молодого» поколения литературы «первой волны» русской эмиграции В.В. Набокова и Г.И. Газданова. Автор убедительно доказывает превалирование в художественном сознании Набокова и Газданова категории воображаемого и чувственного над рациональным. В заключение исследователь делает вывод об агностицизме Набокова и Газданова, обусловленном принадлежностью прозаиков кэкзистенциально-антро-пологической ветви философско-литературного познания мира.
Ключевые слова: агностицизм, гностицизм, потусторонность, интуитивизм, иррационализм.
В наше время наследие Владимира Набокова (1899-1977) и Гайто Газданова (1903-1971) заслуженно отнесено к ярким достижениям русской литературы XX века. В монографиях Б. Носика, Н. Букс, В. А. Александрова, Б. Бойда, Б. Аверина, В. Линец-кого, В.А. Мануйлова, работах И. Есаулова, П. Кузнецова, А. В. Злочевской рассматривается система этико-эстетических взглядов писателя, феномен памяти как особого рода художественной литературы, особенности поэтики Набокова.
В последние годы предметом особенно активного исследования стал художественный мир Газданова. В монографиях Л. Диенеша, С.М. Кабалоти, Ю.В. Матвеевой,
О.М. Орловой, в диссертациях Т.О. Семеновой, Е.В. Асмоловой, О.С. Подуст, Ю.Ф. Симонян и других авторов раскрыты образная система персонажей произведений художника, жанровые и стилистические особенности, приемы психологизма.
Однако попытка сравнения и анализа особенностей художественного сознания писателей с позиций экзистенциально-антропологического подхода предпринимается впервые. Ключевой характеристикой подобного подхода к познанию мира и человека является агностицизм.
Под термином «агностицизм» мы понимаем отрицание абсолютного познания трансцендентальной Истины [12, 283]. При характеристике агностицизма следует иметь в виду, что его нельзя представлять как концепцию, отрицающую сам факт познания, который агностицизм и не отвергает. Речь идет не собственно о самом познании и не о попытках прорыва к Истине, но об ограниченных возможностях человеческого разума и чувств, обусловленных земной природой индивида.
На основе подобного определения можно постулировать тезис о несомненной связи агностического подхода при познании универсума с появлением и распространением экзистенциально-антропологических изысканий в философской и художественной литературе. Одновременно с этим необходимо отметить, что расцвет экзистенциального мироощущения совпадает со временем формирования художественного сознания писателей «молодого поколения» «первой волны» русской эмиграции:
В. Набокова, Г. Газданова, М. Агеева, Б. Поплавского, Н. Берберовой, И. Одоевце-вой, З. Шаховской.
У истоков агностицизма стоят французский религиозный философ, писатель, математик, физик Б. Паскаль (1623-1662), впервые обративший внимание на невозможность познания мира посредством разума, и английский философ, историк и
© Н.И. Шитакова
публицист Д. Юм (1711-1776), сформулировавший основные принципы новоевропейского агностицизма. Думается, что у многих писателей-эмигрантов XX века труды Паскаля вызвали живой интерес. В своем творчестве мыслитель не единожды сетовал на человеческое влечение к развлечениям и суетным желаниям вместо целеустремленного поиска ответов на главные вопросы бытия. Писатели-эмигранты, и особенно представители «незамеченного поколения», прошедшие революцию и войну, видевшие смерть, в одно мгновение лишились иллюзий и развлечений и обратились к поиску ответов на паскалевские вопросы бытия: кто такой человек? куда он идет, откуда вышел? каков смысл его существования? Подобные вопросы составляют мировоззренческий фундамент произведений эмигрантов. Они неотъемлемо связаны с мотивом пути, поиска, с представлением путешествия как метафоры жизни с одним пунктом прибытия - смертью и отражены уже в номинациях: «Жизнь Арсеньева», «Путевые поэмы» (И. Бунин), «Приглашение на казнь», «Возвращение Чорба» (В. Набоков), «Ночные дороги», «История одного путешествия», «Полет» (Г. Газданов) и мн. др.
На знакомство Набокова и Газданова с трудами Б. Паскаля указывают цитаты из произведений художников. Например: «Нужно быть набитым ослом, чтобы из факта атома не дедуцировать факта, что сама вселенная лишь атом, или, правильнее будет сказать, какая-либо триллионная часть атома. Это еще геньяльный Блэз Паскаль интуитивно познавал» (Набоков, «Дар», 1937-1938 гг.) [4, 154]; «Паскаль был просто больной... что значит эта фраза, почти страшная по своей банальности, вы знаете знаменитая фраза - мы умрем в одиночестве? А стул, на краю бездны, который он видел?» (Газданов, «Ночные дороги», 1952) [2, 262]. Кроме этого Ст. Никоненко и Л. Сыроватко обращают внимание на формирование мировоззренческих основ творчества Газданова под впечатлением работ Д. Юма [14, 9; 16, 776]. Апелляцию к трудам философа мы находим в рассказах и романах прозаика. Например: «...я читал Фейербаха, Юма, Спинозу, Шопенгауэра и еще нескольких философов, которые малоизвестны» (рассказ «Общество восьмерки пик») [1, 57].
Необходимо отметить, что, несмотря на актуальность проблемы, в набоковедении до настоящего момента не был до конца прояснен смысл термина «агностицизм» по отношению к характеристике мировоззренческих позиций писателя. Так, например, З. Шаховская считала агностицизм Набокова усиливающимся с годами, дошедшим,
в конце концов, «до какого-то потустороннего страха или отвращения от всего, что связано с христианством» [17, 154]. Аналогичного взгляда по данной проблеме придерживается современный исследователь П. Кузнецов [13, 45]. Стоит отметить, что под термином «гностицизм» З. Шаховская, как и П. Кузнецов, подразумевают познание мира с помощью Божественной веры. Между познанием потусторонности и стремлением к религиозному воссоединению с Богом исследователи ставят знак равенства. Таким образом, под агностицизмом Набокова они понимают его ярко выраженную атеистическую позицию.
Однако в литературоведении существует полярная точка зрения. На гностические мотивы в романе «Приглашение на казнь», впервые опубликованном в журнале «Современные записки» в 1936 году, обратил внимание Г. Адамович [8, 25]. На гностицизм писателя указал современный исследователь А. Долинин [11, 20]. В своей статье «Гносеологическая гнусность» Владимира Набокова»
С. Давыдов интерпретирует роман Набокова «Приглашение на казнь» как гностическое произведение [9, 457]. Гностиком называет Набокова и В. Шевченко. Стоит отметить, что в своей статье «Еще раз о потусторонности Набокова» исследователь указывает на невозможность, по мнению писателя, абсолютного познания трансцендентальной Истины при помощи человеческой мысли и чувства [18, 37]. Мы полагаем, что через невозможность вскрытия субстанциальных основ реализуется агностический подход писателя к познанию мира и человека.
Если в набоковедении отразился противоречивый взгляд на обозначенную в номинации статьи проблему, то в газдановедении агностический поход к постижению универсума писателя под сомнение не ставится. Так, Ст. Никоненко отмечает: «Будучи агностиком, отказывая человеческому разуму в возможности дать логическую картину мира, Газданов ... демонстрирует случайность, непредсказуемость движений человеческой души и последовательности человеческих поступков» [14, 12]. Однако при этом работ, посвященных данной проблеме, не существует.
Согласно позиции Набокова и Газданова, существуют два типа знания: бытовое и бытийное, отличающиеся непременным обращением к субстанциальным ценностям. Бытовым знанием обладают представители пошлого мира. Для него характерны прагматизм, догматизм, консервативность, стандартизация мышления. Но существует и онтологическое знание об Истинности вещей. Разуму не дано проникнуть в таинственные сферы
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
потустороннего, где находится Истина. Ее познание возможно с помощью интуитивных прозрений, прорыва воображения в трансцендентальные области. Следует отметить, что Истина для обоих писателей не заключена ни в «ничто», ни в Боге: Набоков и Газданов были атеистами.
Художники уверены в изначальном знании Истины человеком. Однако индивидом подобное знание было утрачено в бессмысленности пошлого существования, наполненного суетой. Осознание утраты Истинного знания, иногда приоткрывающегося творческому взгляду, делает человека несчастным. Ближе всего к такому абсолютному, изначально данному знанию находится ребенок. Именно поэтому Набоков так пристально вглядывается в детство, пытаясь рассмотреть Истину. В романе «Другие берега» (1954) он пишет: «Не умея пробиться в свою вечность, я обратился к изучению ее пограничной полосы - моего младенчества» [5, 454].
Газданов также обращается к периоду формирования личности. В редкие мгновения Истина приоткрывается человеку, раскрывая перед ним чудесное, благостное знание о мире и смысл его собственного бытия. «Мне всю жизнь казалось, -даже когда я был ребенком, - что я знаю какую-то тайну, которую не знают другие... Очень редко, в самые напряженные минуты моей жизни, я испытывал какое-то мгновенное, почти физическое перерождение и тогда приближался к своему слепому знанию, к неверному постижению чудесного. Но потом я приходил в себя: я сидел бледный и обессиленный на том же месте, и по-прежнему все окружающее меня пряталось в свои каменные, неподвижные формы, и предметы вновь обретали тот постоянный и неправильный облик, к которому привыкло мое знание» (Газданов, «Вечер у Клэр», 1930) [2, 48].
С точки зрения писателей, окружающий мир познаваем только до определенных пределов. Однако люди, поставившие свой разум превыше всего, пытаются при помощи его объяснить не только законы природы, но и само назначение человека в мире. Вслед за Паскалем Набоков и Газданов признавали, что данный подход к познанию действительности отличается некоторой однобокостью и приводит к заблуждениям и к отнюдь не бесспорному выводу о величии человеческого могущества. Авторами подчеркивается несовершенство человеческой природы, непознаваемость мира и человека.
Именно этим обусловлено снижение роли разума в жизни человека и доминирование категорий «воображение», «творчество», «интуиция».
Набоков постоянно указывает на ограниченность человеческого разума по сравнению с воображением. Свое отношение к рациональному познанию мира Набоков выразил в лекции «Искусство литературы и здравый смысл» в конце 40-х годов: «Здравый смысл растоптал множество нежных гениев..., здравый смысл пинал прелестнейшие образцы новой живописи... В худшем своем варианте здравый смысл общедоступен, и поэтому он спускает по дешевке все, чего не коснется. Здравый смысл прям, а во всех важнейших ценностях и озарениях есть прекрасная округленность - например, Вселенная или глаза впервые попавшего в цирк ребенка» [6, 13].
Постижение окружающей действительности происходит не рациональным путем, но эмпирическим, основанным на ощущениях, восприятии, интуитивных прорывах человека в области ирреального. Л. Диенеш отмечает: «Газданов считал, что истоки всех достижений разума и интеллекта, общественных явлений и исторических событий можно отыскать в инстинктах и эмоциях, врожденных наклонностях и впечатлениях. Эпизодичность повествовательной манеры отражает его неверие в логическую последовательность событий, складывающихся в человеческую жизнь. В мире Газданова нет начал и окончаний, есть только поток форм жизни, и единственное, что интересует писателя, - это «движения души» [10, 14].
В рассказе Набокова «Ultima Thule» (1940) герой, которому открылась «сущность вещей», прямо указывает на ограниченность познания Истины рациональным путем: «Логические рассуждения очень удобны при небольших расстояниях, как пути мысленного сообщения... при идеально последовательном продвижении мысли вы вернетесь к отправной точке... с сознанием гениальной простоты, с приятнейшим чувством, что обняли истину, между тем как обняли самого себя» [5, 147]. Многие герои произведений Набокова пытаются разрешить онтологические вопросы, проблему смерти и бессмертия, опираясь на логику. Автором подчеркивается невозможность этого.
Таков, например, герой рассказа Набокова «Подлец» (1930), существующий в блаженном неведении: он наслаждается уютной и спокойной жизнью, общением с женой и Бергом, работой и путешествиями. Узнав об измене жены и Берга, Антон Петрович вызывает последнего на дуэль. Трезво оценив свой поступок и понимая всю безнадежность ситуации, герой пытается осмыслить небытие, ожидающее его после физической гибели. «...и тогда он сделал самое скверное, что мог сделать человек в его положении: он решил уяс-
нить себе, что такое смерть» [3, 16]. Результатом попыток Антона Петровича осознать смерть является впервые открывшаяся герою конечность его земного существования, неизвестность потустороннего и бессмысленность человеческой жизни. Одновременно с этим Антон Петрович с небывалой до этого силой ощущает природную гармонию бытия и жажду жизни. С невиданным раньше удовольствием он осознает уникальность и совершенство своего тела: «С какой-то трогательной самостоятельностью все сейчас в нем движется, пульсирует сердце, надуваются легкие, бежит кровь...» [3, 17].
Смерть, согласно Набокову, можно лишь ощутить, почувствовать, но не осознать. Подобный подход к пониманию конечности бытия человека мы находим и в трудах Паскаля, например: «Повсюду я вижу только бесконечность, объемлющую меня как атом, как тень, которая существует лишь на один безвозвратный миг. Я знаю лишь то, что скоро должен умереть, но самое для меня неведомое - это смерть, избежать которой мне не удастся» [15, 306]. Герои писателя в смертельно опасные минуты теряют возможность рассуждать логически. При этом приоритетное положение в познании окружающей действительности смещается с рационального подхода на эмоционально-тактильное восприятие. Персонажи обретают новое зрение, раскрывающее не замечаемую ими ранее красоту мира, физическое совершенство человека, чувственные возможности каждого, самоценность жизни.
Газданов не раз в своих произведениях отмечал невозможность познания действительности. Подобный подход к миропорядку отражен уже в первом романе «Вечер у Клэр». Опубликованный в 1930 году, он принес оглушительную славу молодому прозаику. Наиболее точную характеристику роману дал М. Осоргин: «...событий в книге мало, центр рассказов не в них, а в углубленных мироощущениях рассказчика ...» [14, 14]. Как неоднократно отмечали и первые критики произведения, и современные исследователи творчества писателя, «Вечер у Клэр» является автобиографическим произведением, повествующим о формировании внутреннего, «душевного мира» главного героя романа - Николая. Произведение начинается изображением встречи Николая и его возлюбленной - Клэр. Вместо счастья обладания любимой женщиной Николай испытывает неведомую и необъяснимую печаль: «печаль завершения и приближения смерти любви...» [2, 19].
Из этой печали разворачиваются воспоминания героя, предшествующие его встрече с Клэр.
Он погружается в прошлое, вспоминая непохожие, но пересекающиеся миры: детство, когда ему со смертью отца впервые открывается трагизм человеческой жизни; отрочество, проведенное в военной гимназии; юность, попытку «переродить себя», оказавшись в центре военных действий во время гражданской войны, и, наконец, эпоху первой встречи с Клэр. Героиня является воплощением Истины, к обретению которой Николай стремится, и одновременно опасается окончательного воплощения в жизнь «сна о Клэр». Уже в этом романе формируется философско-этическая позиция автора. Газдановым акцентируется внимание на ограниченности познавательной сферы человеческого разума: «... оно было первым из тех бесчисленных противоречий, которые впоследствии погружали меня в бессильную мечтательность; они укрепляли во мне сознание невозможности проникнуть в сущность отвлеченных идей» [2, 20].
В то же время стремление к воссоединению с Клэр обусловлено жаждой проникновения героя в Истинные сферы существования, желанием объяснить не только законы мироздания, но и природу человека. Понимание невозможности познания абсолюта и стремление к его воплощению формируют у героев Газданова осознание несовершенства человеческой природы. Николай понимает бессмысленность любого религиозного или философского догмата, созданного человеком, а следовательно, в силу ограниченности человеческих возможностей уже не абсолютного, иллюзорного. Описывая Василия Николаевича, одного из своих немногочисленных любимых преподавателей гимназии, Николай отмечает: «Он принадлежал к числу тех непримиримых русских людей, которые видят смысл жизни в искании картины, даже если убеждаются, что истины в том смысле, в котором они ее понимают, нет и быть не может» [2, 21]. Сам герой интуитивно чувствует невозможность обретения Истины в земном, ограниченном смертью и несовершенством человеческой природы существовании.
Автором обесценивается само понятие «смысл» бытия. Выразителем авторского сознания в романе выступает дядя Николая Виталий. «Слово «смысл» не было бы фикцией только в том случае, если бы мы обладали точным знанием того, что когда мы поступаем так-то, то последуют непременно такие, а не иные результаты. Если это не всегда оказывается непогрешимым даже в примитивных, механических науках, при вполне определенных задачах и столь же определенных условиях, то как же ты хочешь, чтобы оно было верным в области социальных отношений, природа кото-
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
рых нам непонятна, или в области индивидуальной психологии, законы которой нам почти неизвестны? Смысла нет... » [2, 22].
Однако Газданов противопоставляет хаосу и бессмыслице непознаваемого мира внутреннее существование личности, включающее нравственный облик человека, наличие памяти и стремление к постижению Истины.
Невозможность рационального познания действительности обусловлена взглядами Набокова и Газданова на мироустройство. Действительность представляет собой не линейную схему, а многоуровневую систему. Вселенная безгранична, тогда как разум имеет определенные границы. Набоков отмечал: «Можно, так сказать, подбираться к реальности все ближе и ближе; но все будет недостаточно близко, потому что реальность - это бесконечная последовательность ступеней, уровней восприятия, двойных донышек, и потому она неиссякаема и недостижима» («Интервью телевидению Би-би-си, 1962 г.») [7, 23].
Газданов не раз писал, что при познании мира его герои испытывают необъяснимые чувства, обусловленные многомерностью существования человека в параллельных, пересекающихся пространственно-временных промежутках. Так, например, в рассказе «Водяная тюрьма» (1930) герой признается: «Я чувствовал всегда, что та жизнь, которую я вел в этой гостинице и которая состояла в необходимости есть, одеваться, ходить, читать и разговаривать, была лишь одним из многочисленных видов моего существования, проходившего одновременно в разных местах и в разных условиях - в воздухе и в воде, здесь и за гра-
ницей, в снегу северных стран и на горячем песке океанских берегов; и я знал, что, живя и двигаясь там, я задеваю множество других существований - людей, животных и призраков» [1, 24].
Тем не менее величие человека, согласно концепциям Набокова и Газданова, заключается в осознании его ничтожности перед безграничными пространствами Вселенной. Сила мысли и воображения способна преодолеть беспредельность. Более того, чувства и эмоции могут не только прорваться в область неизведанного, но и стать бесконечностью, воплотившись в творчестве и памяти. «Я должен проделать молниеносный инвентарь мира, сделать все пространство и время соучастниками в моем смертном чувстве любви, дабы, как боль, смертность унять и помочь себе в борьбе с глупостью и ужасом этого унизительного положения, в котором я, человек, мог развить в себе бесконечность чувства и мысли при конечности существования» (Набоков «Другие берега») [5, 25].
Итак, оба писателя являются агностиками, т.е. оба отказывают разуму в абсолютном познании мира. Газданов и Набоков вслед за Паскалем осознавали, что Истина находится за пределами человеческого разума. Она скрыта от личности Вечностью, и только в редкие мгновения человеку выпадает уникальный шанс заглянуть за пределы собственного существования и уловить Истинность вещей. Именно поэтому писатели с такой тщательностью стремятся с помощью категорий творчества и памяти проникнуть в Вечность, понять ее законы, осмыслить природу человека, выступающего в антропоцентрической картине мира частью Вселенной, микрокосмом.
Библиографический список
1. Газданов Г.И. Собрание соч.: В 3-х т. Т. 3. - М., 1999.
2. Газданов Г.И. Черные лебеди. - М., 2002.
3. Набоков В.В. Собр. соч. в 4 т. Т. 1. - М., 1991.
4. Набоков В.В. Собр. соч. в 4 т. Т. 3. - М., 1991.
5. Набоков В.В. Собр. соч. в 4 т. Т. 4. - М., 1991. С. 457.
6. Набоков В.В. Собр. соч. амер. периода в 5 т. Т.1. - СПб., 1999.
7. Набоков В.В. Собр. соч. амер. периода в 5 т. Т. 2. - СПб., 1999.
8. Адамович Г. Владимир Набоков // Октябрь. - 1989. - № 1.
9. Давыдов С. «Гносеологическая гнусность» Владимира Набокова // В.В. Набоков: pro et contra / Сост. Б. Аверина, М. Маликовой, А. Долинина. - СПб., 1999.
10. Диенеш Л. Рождению мира предшествует любовь. Заметки о романе «Полет» // Дружба народов. -1989. - № 9.
11. Долинин А. Загадка неразгаданного романа: исследование романа «Дар» // Звезда. - 1997. - № 12.
12. Кохановский В.П. Философия: учебное пособие. - М., 1996.
13. Кузнецов П.И. Утопия одиночества: Владимир Набоков и метафизика // Новый мир. - 1992. - № 10.
14. Никоненко С. Гайто Газданов. Возвращение на родину // Газданов Г. Вечер у Клэр. Романы. Рассказы. -
М., 1990.
15. Паскаль Б. Мысли. - М., 2001.
16. Сыроватко Л. Газданов - новеллист // Газданов Г. Собр. соч.: В 3 т. Т. 3. - М., 1999.
17. Шаховская З. В поисках Набокова. - Отражение. - М., 1991.
18. Шевченко В. Еще раз о «потусторонности» Набокова // Звезда. - 2004. - № 4.
N.I. SHITAKOVA
«AGNOSTICISM» NABOKOV’S AND GAZDANOV’S
In this article the agnostic method of the world’s and person’s knowledge is examined by the artistic conscious of the “young” literary generation’s representatives V.V. Nabokov and G.I. Gazdanov who were also representatives of “the first immigration’s wave”. The researcher demonstrates domination of the categories “imaginary” and “perceptible” above the “rational” category in the writers’ artistic conscious. At the end of the article the researcher concludes that Nabokov’s and Gazdanov’s agnosticism is determined by belonging to the existential-anthropological branch of the philosophic-literary perception of the world.
Key words: agnosticism, gnosticism, the next world, intuitionalism, irrationaism.
