CC BY
50
Александр Умнов,
кандидат исторических наук АФГАНСКИЙ КРИЗИС СЕГОДНЯ
При всех сложностях отношений России с Западом существуют сферы, где их сотрудничество неизбежно будет развиваться и крепнуть. Одно из первых мест в этом отношении, безусловно, занимает Афганистан. Долгое время здесь у власти находилось Исламское движение Талибан, которое и сейчас пользуется немалым влиянием у местного населения и жителей соседнего Пакистана. Это движение активно противостоит и администрации Карзая, и западному военному контингенту. Союзником Талибан выступает международный терроризм в лице «Аль-Каиды». Афганистан, первоначально казавшийся безусловным успехом США и НАТО, продолжает превращаться в стратегический капкан для Запада.
Вот уже 17 лет как наша страна не граничит с Афганистаном. Современная Россия - не уменьшенный вариант СССР, а новое государство, с иными интересами и приоритетами. Тем не менее Афганистан сохраняет для нас большое значение. Это обусловлено рядом тесно переплетающихся друг с другом факторов, прежде всего географическим положением, борьбой с апеллирующим к исламу международным терроризмом и производством наркотиков. Сегодня Россия отделена от Афганистана пятью бывшими союзными советскими республиками, а ныне суверенными государствами. Все эти государства - Казахстан, Туркменистан, Киргизия, Узбекистан и Таджикистан - члены Содружества независимых государств (СНГ). Иными словами, географически Афганистан как бы подпирает СНГ с юга. Это не просто граница. Афганистан соединяют с югом СНГ этнические, культурные и религиозные узы. Как известно, таджики, узбеки, туркмены, киргизы живут по обе стороны бывшей советско-афганской границы. Прерванные во времена существования СССР межстрановые этнические связи сегодня имеют тенденцию к восстановлению. Данное обстоятельство определяет высокую чувствительность южных республик СНГ ко всему происходящему в Афганистане.
Сегодня эта страна - один из участков фронта борьбы с международным терроризмом. Хотя США и их союзники свергли режим талибов, тесно связанных с «Аль-Каидой», те остаются важным фактором внутриполитической жизни Афганистана. Успех или неудача борьбы с ними так или иначе скажется на южных рес-
120
публиках СНГ и на России. Кроме того, Афганистан и ныне -крупнейший в мире производитель и поставщик наркотиков, что также не может не волновать Россию.
По сравнению с прошлыми годами талибы стали сильнее, а их действия более изощренными. Сегодня они уже имеют на вооружении зенитные средства. Улучшается и их тыловое обеспечение. С ними сотрудничают многие полевые командиры, располагающие собственными вооруженными формированиями и неприязненно относящиеся к центральному правительству. Наряду с партизанской тактикой талибы активно используют террористические акты против государственных чиновников и военнослужащих как правительства X. Карзая, так и западных сил. Рост влияния талибов обусловлен переплетением местных условий с внешней поддержкой. Афганистан всегда был одной из беднейших стран Азии. Участие в многолетней войне отбросило его экономическое развитие на много лет назад. В последние годы, опираясь на внешнюю (в основном западную) помощь, национальная экономика постепенно возрождается. Но ее движение вперед серьезно затруднено политической нестабильностью. Общие условия жизни -бомбардировки населенных пунктов с большим числом жертв среди мирного населения, обыски в частных домах, безработица, нищета и коррупция активно толкают население (прежде всего молодежь) в ряды талибов. Ведь Талибан предлагает своим участникам, помимо всего прочего, средства к существованию. Другим источником этих средств для миллионов афганских крестьян является выращивание и продажа опия. Попытки властей добиться отказа от возделывания наркосодержащих культур путем выплаты денежных премий малоэффективны - производство наркотиков гораздо выгоднее. Осуществляемая администрацией Карзая при содействии американцев и англичан ликвидация опиумных плантаций не приводит к значимым результатам, а вызывает лишь недовольство жителей.
Тесно связанные с наркобаронами талибы активно используют данную ситуацию в своих целях. Если в годы своего пребывания у власти они ограничивали производство наркотиков, то теперь выступают в роли его покровителей и защитников.
Ключ к урегулированию внутриафганской ситуации - создание сильной центральной власти. Но на пути к этой цели немало препятствий. После свержения талибов видные представители афганского общества собрались под эгидой ООН в пригороде Бонна с
121
целью разработать план управления страной. В результате начатого там и продолжившегося уже в Афганистане многолетнего процесса государство получило новую конституцию, двухпалатный парламент и первого в истории избранного президента - Хамида Карзая. Причем на каждом этапе государственного строительства широко использовались выборы, выборность и другие демократические институты, такие, например, как всенародное обсуждение Основного закона. Новая конституция провозглашает Афганистан Исламской республикой. Но, постулируя не противоречивость национальных законов исламу, Основной закон, в то же время, не содержит никаких ссылок на шариат (мусульманское право) как источник законодательства. Тексты самой конституции и ее преамбулы предваряются традиционной мусульманской формулой «Во имя Бога, милостивого, милосердного». Одновременно в них содержатся ссылки на демократию, права человека, приоритет международных соглашений, подписанных Афганистаном, Устава ООН, Всеобщей декларации прав человека. Провозглашаются равные права и обязанности всех граждан Афганистана без различия пола. Конституция постулирует персональный характер ответственности за преступление. Эти положения весьма важны для Афганистана, где до сих пор распространены и неравноправие полов, и кровная месть.
Согласно конституции, главой Исламской Республики Афганистан выступает президент. Он является главой одновременно государства и правительства. Парламент состоит из двух палат: Народной палаты, избираемой прямым голосованием, и Палаты старейшин, частично избираемой, частично назначаемой президентом. Половину назначаемых депутатов Палаты старейшин должны составлять женщины. Все эти элементы демократии западного типа пока получили лишь ограниченное распространение. Даже несмотря на западное военное присутствие и его поддержку, контроль правительства президента Карзая над многими (особенно сельскими) районами носит формальный характер.
В силу отмеченных выше обстоятельств, упрочение позиций нынешнего афганского режима в целом отвечает интересам не только США (его главного спонсора), но и России. Необходимость активного американо-российского диалога и взаимодействия в данной области очевидна. Стремясь продемонстрировать свою добрую волю, Москва согласилась на транзит гуманитарных грузов НАТО в Афганистан через свою территорию. Крупнейшим собы-
122
тием в политике России по отношению к Афганистану стало списание его задолженности из неоплаченных военных кредитов СССР и клиринговых расчетов, оцениваемой в 11,2 млрд. долл. Вместе с тем следует учитывать, что большинство промышленных предприятий и современных дорог в Афганистане построено с помощью Москвы. Представляется совершенно естественным, что их восстановление или модернизация могут быть проведены с помощью специалистов из России.
В силу своего нынешнего состояния, отмечает российский исследователь Н. Мендкович, Афганистан - потенциальный рынок сбыта российской продукции и возможный поставщик полезных ископаемых. Ныне российско-афганский торговый оборот невелик. В 2007 г. он составил лишь 68,2 млн. долл. Причем большая часть приходилась на поставки из России. Их львиную долю составляли древесина и пиломатериалы, сахар и сахарные изделия, авиационная продукция. Последнее направление, подчеркивает эксперт, как и поставки других товаров потенциально военного назначения, возможно, является наиболее перспективным для российско-афганского взаимодействия. По данным Роскомстата, в 2007 г. стоимость приобретенных афганской армией авиатехники и запасных частей к ней равнялась 8,48 млн. долл. За первое полугодие 2008 г., несмотря на общий рост российско-афганского товарооборота (к июлю он достиг 92,1 млн. долл.), поставки авиатехники и других готовых изделий значительно снизились. Ведущие места среди вывозимых в Афганистан российских товаров заняли керосин, пиломатериалы, моющие средства (соответственно, 36%, 25 и 10% общего объема российского экспорта). Особое значение имеют возможные военные поставки Москвы. Ведь именно к советскому оружию привыкли афганцы. Позитивное решение этого вопроса усилило бы потенциал и регулярной армии, и полиции, в чем так нуждается Кабул. Тем не менее Афганская Национальная Армия перевооружается американской автоматической винтовкой М-16. Независимые военные эксперты склонны считать, что для Афганистана больше подошли бы автоматы российского производства. Правда, в последнее время здесь явно наметились позитивные сдвиги. Так, во время встречи совместной российско-американской рабочей группы по борьбе с терроризмом в июне 2008 г. достигнуто принципиальное согласие США на поставки российского оружия афганской армии.
123
За исключением военных поставок Афганистан заинтересован не столько в российских товарах, сколько в российских капиталах. Наиболее перспективными для России могли бы стать инвестиции в добычу полезных ископаемых. Многие месторождения -нефти, газа, меди - были найдены еще советскими геологами. Прежде всего, интерес представляют месторождения нефти на севере страны, суммарный годовой объем ее добычи составляет примерно 1 млн. т. Общий объем запасов Афганистана оценивается в 40 млн. т нефти и 137 млрд. м3 природного газа. Упоминавшееся выше списание афганской задолженности создало возможности государственного финансирования экономических проектов, в реализации которых российская сторона готова оказать помощь своему частному сектору, проявляющему пока мало интереса к экономическим связям с Афганистаном. Но даже там, где такой интерес проявляется, он далеко не всегда может быть реализован. В последние годы афганское государство заключило с местными и зарубежными компаниями полторы сотни соглашений о добыче полезных ископаемых. Однако России не удается занять в данной области прочные позиции. Самой большой неудачей здесь стал проигрыш тендера на разработку одного из крупнейших в мире месторождений меди. Это месторождение, расположенное в Айнакской долине, было открыто еще советскими геологами. Общая стоимость его запасов оценивается в 88 млрд. долл. Хотя на получение права на его разработку претендовали две российские компании, тендер сроком на 30 лет выиграли китайцы. Тем не менее российский бизнес все-таки ведет ряд проектов на афганском рынке.
Нынешняя ситуация в Афганистане (в частности, весенне-летнее наступление талибов) наглядно показывает: несмотря на международное военное присутствие, без формирования сильного внутреннего блока проправительственных сил добиться коренного перелома невозможно. На первый взгляд, ядром такого блока вполне может стать Северный альянс. Ведь именно он всегда активно боролся с талибами. Однако это впечатление обманчиво. До прямого удара США и их союзников по талибам Северный альянс (тогдашний союзник Москвы и Тегерана) контролировал два региона - Панджшер и Бадахшан, составляющие всего лишь десятую часть страны. Это населенные таджиками естественные природные крепости. Их жители, в отличие от населения долин, никогда не были заинтересованы в сильной центральной власти. Защиту от врагов обеспечивали горы, а возможность бесконтрольно облагать
124
поборами торговые караваны вполне заменяла выгоды общего экономического пространства. Суровые условия существования здесь веками формировали и очень прочные родовые связи, и воинственный характер населения. Лидирующую роль в этом региональном «тандеме» играл Панджшер. Расположенный близ Кабула и господствующий над дорогой из столицы на север, он, казалось, самой судьбой был призван играть важную роль в истории страны. К тому же по своим боевым качествам местные таджики всегда приравнивались к пуштунам - основной этнической группе Афганистана. Военные специалисты подчеркивали их способность к долговременной и упорной обороне, но вместе с тем отмечали привязанность к домашнему очагу и неспособность к активным наступательным действиям.
Все эти сильные и слабые стороны населения Панджшера и Бадахшана ярко проявились в противостоянии как коммунистам и советскому «ограниченному контингенту», так и талибам. Однако когда между падением коммунистов и появлением талибов представители Панджшера и Бадахшана (соответственно Ахмад-шах Масуд и Бурхануддин Раббани) стали у руля афганского государства, объединить страну они оказались не в состоянии. В итоге не только пуштунский юг (будущая база талибов), но и непуштунский север стали фактически независимыми от Кабула. Нынешние попытки реанимировать ведущую роль Северного альянса в Афганистане, видимо, принесут сходные плоды. К тому же международный «военный зонтик» способен скрыть фактическую децентрализацию Афганистана. А она, безусловно, произойдет и не только осложнит положение в стране, но и отдалит на неопределенное время сроки вывода иностранного военного контингента (во всяком случае, американского). Децентрализация будет «лить воду» на мельницу талибов. Ведь они предложат единственную альтернативу распаду страны. Выход из создавшейся сегодня в Афганистане ситуации - не опора на бывший Северный альянс, а создание правительства на широкой этнической базе, обязательно обеспечивающей адекватное представительство пуштунов. Без этого говорить об окончательной победе над талибами вряд ли возможно.
По числу этнических групп Афганистан занимает одно из первых мест на Ближнем и Среднем Востоке. Но ключевое значение имеют лишь пуштуны и таджики, на которых приходится соответственно 40 и 20% населения. В целом именно эти две группы определяют общую этнополитическую ситуацию в стране. Влияют
125
на нее также, если не прямо, то косвенно, и зарубежные пуштуны и таджики. В соседнем Пакистане больше пуштунов, чем в Афганистане, а в сопредельной Центральной Азии (Таджикистане и Узбекистане) - примерно столько же таджиков. Исторически таджики сформировались как народ оседлый, а пуштуны - как оседло-кочевой. Таджики (за исключением жителей горных районов Панджера и Бадахшана) экономически более развиты. Будучи оседлыми, они сосредоточены в определенных районах. Пуштуны же имеют в своем распоряжении гораздо большую территорию, что позволяет им выглядеть силой общенационального характера. Этот имидж общенациональной силы и преобладающая численность определили значение пуштунов как объединителей страны. Руль правления государством дважды переходил к таджикам, и в обоих случаях Афганистан распадался на отдельные районы. Так случилось в конце 20-х годов прошлого века, когда в Кабуле воцарился бывший разбойник-таджик, известный как «Сын водоноса», и в первой половине 90-х годов того же столетия, в годы правления таджиков из Панджшера и Бадахшана.
Несмотря на явное противоборство на вершине власти, пуш-туно-таджикские взаимоотношения в целом не были враждебными. Дело в том, что в Афганистане огромным влиянием пользуются клановые, родовые, племенные институты, и на первый план нередко выходят именно они, а не собственно межэтнические связи. Стремившиеся к централизации пуштуны опирались прежде всего на равнинных таджиков, объективно заинтересованных в едином экономическом и политическом пространстве. Именно поэтому столицу Афганистана в свое время перенесли из пуштунского Кандагара в таджикский Кабул. Одновременно таджики Панджшера и Бадахшана блокировались с теми пуштунскими и непуштунскими силами, которые противились централизации. Дважды в истории Афганистана пуштуны теряли свою ведущую роль. Это происходило, когда к власти приходили такие элементы пуштунских политических сил, которые были слишком радикальны для местного общества. Речь идет в первом случае о «младоафганцах» (сторонниках модернизации) во главе с эмиром Амануллой. Во втором -об афганских коммунистах, опиравшихся на советское военное присутствие; их ядро также составляли пуштуны. Оттолкнув от себя большинство соотечественников, вне зависимости от их этнической принадлежности, и те и другие в конце концов теряли власть, а приходившие им на смену таджикские лидеры объеди-
126
нить страну не могли. Реальная угроза распада Афганистана в обоих случаях настоятельно требовала возвращения пуштунам прежней лидирующей роли. В первый раз данную задачу выполнили ополчения пуштунских племен, объединившиеся вокруг бывшего военного министра Амануллы - Надир-хана; во втором - Исламское движение Талибан, в своей основе также пуштунское. Талибану удалось объединить под своим контролем 90% территории страны. Единственной неподвластной ему зоной остались Панджшер и Бадахшан.
На этот раз восстановление лидерства пуштунов потребовало гораздо большего времени. Серьезные трудности создавали разрушение старых связей, сокращение в населении доли пуштунов в результате большей их миграции за пределы Афганистана, образование в Центральной Азии новых независимых государств (в том числе Таджикистана). Став же фактически правящей силой в Афганистане, талибы так и не получили международного признания, которого на гребне победы над местными коммунистами ранее удостоились моджахеды из Панджшера и Бадахшана. Тесные контакты талибов с международным терроризмом привели к массированному вмешательству США, результатом которого стало свержение этого режима. Рычаги государственного управления перешли в руки таджиков из Панджшера. Понимая роль пуштунов в Афганистане, Вашингтон «провел» одного из них на пост президента. Но это отнюдь неравнозначно возвращению ведущей роли пуштунов. Ситуация в Афганистане по-своему уникальна - президент-пуштун вынужден сосуществовать с властью таджиков из Панджшера. В то же время свержение режима талибов отнюдь не привело к исчезновению этого религиозно-политического движения. Правда, его основные силы базируются теперь не в Афганистане, а в соседнем Пакистане, точнее, в примыкающем к афгано-пакистанской границе населенном пуштунами районе Вазиристан. Именно здесь, где власть Исламабада слаба, а санкционированные исламом родоплеменные структуры сильны, талибы и хотят создать независимое исламское государство.
Ситуация в Вазиристане опасна и для Афганистана, и для Пакистана, который уже давно стал противником талибов. Не случайно Исламабад предложил соорудить систему заграждений, своеобразную оградительную стену на пакистано-афганской границе. Это предложение, сделанное, по словам президента Пакистана, «с целью предотвращения передвижения наркоторговцев и та-
127
либов», казалось, должно было бы встретить позитивный отклик в Кабуле. Однако президент Афганистана Хамид Карзай отверг его. Оградительная стена, по словам Карзая, не решив проблему проникновения бандформирований с территории Пакистана, в то же время разделит не только племена, но и семьи. За позицией Кабула стоит старая проблема так называемой «линии Дюранда». Эта линия, проведенная англичанами между Афганистаном и их тогдашними владениями в Индии в конце XIX в., «разрезала» территории пуштунов и белуджей. Пакистан считает «линию Дюранда» своей государственной границей. Афганистан этого не признает. За непризнанием «линии Дюранда» скрывается отнюдь не стремление Кабула к экспансии (как нередко утверждают его противники), а желание привлечь симпатии пуштунов, особенно зарубежных. В этом отношении постоянная демонстрация приверженности пан-пуштунским идеалам играет важную роль. Такой курс выглядел вполне логичным, поскольку во главе афганского государства стояли, как правило, также пуштуны. А пакистанские пуштуны и белуджи, влиятельные национальные меньшинства в этой стране, охотно опирались на Афганистан в своих требованиях то широкой автономии, то независимости.
«Афганская подпорка» пуштунского и белуджского национализма не могла не тревожить пакистанские власти. Ведь под давлением межэтнических противоречий Пакистан однажды уже разваливался (в начале 70-х годов XX в. на месте его Восточной провинции возникло новое государство Бангладеш). Исламабад пытался нейтрализовать исходившую от Афганистана угрозу, поддерживая там пуштунских исламских фундаменталистов и местных этнических противников пуштунской власти. Фундаменталисты отрицают существование пограничных проблем между мусульманскими странами. Среди этнических противовесов власти пуштунов главное место отводилось таджикам. Белуджи, составляющие в Афганистане незначительную часть населения, в подобном «раскладе» оставались как бы «за скобками». Годы пребывания у власти афганских коммунистов стали временем расцвета национальной политики, противоречившей интересам Пакистана. Оттолкнув от себя большинство и пуштунов, и непуштунов, Кабул тем самым создавал весьма благоприятные условия для реализации стратегии Исламабада. Весьма помогло и то, что пуштунский национализм в Пакистане, по крайней мере частично, начал разворачиваться в антиафганском направлении. Белуджский же национализм, напротив,
128
сохранил свою прокабульскую ориентацию. После ухода с политической арены афганских коммунистов ситуация стала меняться. Пуштунские исламские фундаменталисты, набравшие немало очков в борьбе с «неверными», быстро их растеряли. Революция под зеленым знаменем импонировала афганцам немногим больше, чем под красным. В то же время дезинтеграционные тенденции среди многонационального населения Афганистана, усилившиеся после перехода Кабула в руки таджиков, затронули и местных пуштунов. Усиливалась угроза их стихийного воссоединения с пакистанскими «братьями» через «линию Дюранда». Противодействуя ей, Пакистан способствовал возникновению движения Талибан. Движение, выступавшее против леворадикальных реформ, за восстановление традиционных форм распределения власти и собственности и опиравшееся прежде всего на пуштунов, стало довольно быстро объединять Афганистан. Однако проникнув на территории, населенные непуштунами, талибы явно вышли за рамки, отведенные им Исламабадом. Первоначальный замысел Пакистана, видимо, заключался в создании хотя и единого, но в принципе весьма рыхлого государственного образования федеративного типа. При этом пуштуны, даже в случае своего утверждения в Кабуле, должны были бы считаться с фактически автономными непуштунскими силами, и им трудно было бы поддерживать жесткую позицию по проблеме «линии Дюранда» (ведь это именно пуштунская позиция, подчеркивающая особое положение пуштунов в государстве). Естественно, возникновение сильной пуштунской власти и новое объединение ею Афганистана неминуемо грозило возвратом к непризнанной проблеме «линии Дюранда», что никак не может устроить Пакистан, поскольку в крайнем случае это может быть первым шагом к его расчленению и образованию Пуштунистана. Пуштунский национализм сегодня не только по-прежнему «разрывается» между про- и антикабульскими тенденциями. Переплетаясь с идеями талибов, он активно развивается, становится новым, причем весьма серьезным, фактором политической жизни Среднего Востока. На этом фоне особняком стоит белуджский национализм, сохраняющий стойкую антиисламабадскую направленность.
Возможен ли мир с талибами?
№ первый взгляд, это вопрос риторический, учитывая теснейшую связь талибов с «Аль-Каидой». Как известно, в свое время
129
именно отказ талибов выдать Бен-Ладена международному правосудию послужил причиной свержения американцами их режима в Кабуле. Но правда и то, что Талибан и «Аль-Каида» в Афганистане все же не представляют собой единую организацию. «Аль-Каида» возникла во времена конфронтации между СССР и США как организация, помогающая арабским исламистам принять участие в «джихаде» против афганских коммунистов и советских войск в Афганистане. Ее идейным знаменем является религиозно-политическое течение ваххабизм, возникшее в Аравии еще в XVIII в. В те времена характерными чертами ваххабизма были отрицание культа святых, широко распространенного в странах ислама, нетерпимое отношение не только к представителям иных конфессий, но и к другим мусульманам, радикальное перераспределение собственности и власти под знаменем «возвращения к подлинному исламу». В союзе с Саудитами - одной из местных династий ваххабизм стал господствующей идеологией в Саудовской Аравии, объединившей большинство территорий Аравийского полуострова к 20-м годам XX в.
Практика государственного строительства заставила саудовских ваххабитов смягчить свои первоначально крайне жесткие установки в отношении как «неверных», так и других мусульман. Наиболее радикальные идеи ваххабизма оказались как бы замороженными, готовыми оттаять при благоприятных условиях. Такие условия стали постепенно возникать с 70-х годов XX в. Хотя огромные доходы от нефти помогали серьезно сглаживать внутренние социальные противоречия, последние все же стали давать о себе знать. Руководство Саудовской Аравии попыталось вывести апеллирующий к ваххабизму экстремизм за пределы страны. Идеальные возможности для реализации подобной задачи предоставлял «джихад» в Афганистане. Хотя в этой борьбе афганские моджахеды и арабские исламисты-ваххабиты сражались плечом к плечу, среди них нередко проявлялись острые противоречия, подчас выливавшиеся в открытые столкновения. И это неудивительно. Ведь базирующийся на культе святых афганский ислам разительно отличался от его ваххабитского варианта.
Талибан возник позже «Аль-Каиды» - уже после развала СССР, вывода из Афганистана советских войск и ухода местных коммунистов с политической арены. Явная неспособность моджахедов объединить страну создала политический вакуум. Распад Афганистана на ряд фактически самостоятельных государственных
130
образований вызвал потребность в появлении новой общенациональной силы, способной решить задачу объединения. Именно такой силой и стало Исламское движение Талибан. Первоначально оно включало лишь несколько сот пуштунов - выпускников религиозных школ (медресе) Пакистана. Отсюда их название - талибы (учащиеся). Появившись на территории Афганистана, они стали ядром многотысячного войска, которое начало быстро объединять страну. Талибы получили от моджахедов своеобразное наследство. При этом «Аль-Каида» претендовала на самостоятельность, в том числе в поиске целей и средств их достижения. Если раньше ее целью была борьба с мировым коммунизмом, то после распада СССР она явно отошла на второй план и уступила место борьбе с бывшим союзником - США. Взрывы американских посольств в Кении и Танзании и, наконец, чудовищные теракты в США, - все это знаменовало поиск этой международной террористической организацией своего места в современном мире. Талибы же, чьи интересы носят не глобальный, а локальный характер, оказались невольными союзниками «Аль-Каиды». В последнее время в странах «старой Европы», пославших своих военнослужащих в Афганистан, все чаще высказывается мнение: конфликт в этой стране не имеет военного решения. Пересмотру подвергается и ставка на Хамида Кар-зая как на единственную достойную поддержки политическую фигуру. Подобные настроения дают основания предположить: некоторые задействованные в афганском кризисе государства готовы при определенных условиях примириться, если не с возвращением к власти Талибан, то с взаимоприемлемым разделом власти с ним.
Концентрированным выражением таких взглядов стала беседа британского посла в Афганистане Ш. Коупера-Коулза с французским дипломатом. Содержание этой беседы, состоявшейся в сентябре 2008 г., просочилось в западную печать: «Для Афганистана было бы хорошо, чтобы в следующие пять-десять лет страной правил приемлемый диктатор. Это единственная реальная перспектива, к которой необходимо подготовить общественное мнение на Западе». Коупер-Коулз подчеркнул: наращивание численности военнослужащих НАТО в Афганистане, сторонниками которого выступают некоторые западные лидеры, не улучшит положения, оно лишь упрочит взгляд на НАТО и США как на оккупантов. «Рост численности военных просто увеличит число мишеней. Присутствие коалиционных сил в Афганистане не решает проблему, а лишь
131
осложняет ее. Иностранные войска поддерживают режим, который без их помощи уже давно бы рухнул, и тем самым только затрудняют выход из кризиса», - сказал английский дипломат. Правда, официальный Лондон отказался от сенсационных заявлений своего посла в Кабуле. Но сделанная им при этом длительная дипломатическая пауза, во время которой заявления Ш. Коупера-Коулза получили широкий резонанс во всем мире, дает основания сомневаться в искренности Британии.
Стремясь укрепить свои позиции, Карзай не раз предлагал талибам вступить в мирные переговоры, заявлял о возможности войти в правительство их лидера муллы Омара. Однако талибы, не отвергая такие контакты в принципе, в качестве предварительного условия требовали вывести иностранные войска. 10 сентября 2007 г. Талибан неожиданно объявил о своей готовности вступить в переговоры с Кабулом с единственным условием - обеспечить безопасность переговорщиков. Правда, через несколько дней талибы свое заявление дезавуировали, потребовав в качестве предварительного условия отказа от конституции. Строительство афганского государства, заявил Талибан, возможно лишь на основе шариата. Любопытно, что здесь не фигурировало традиционное для талибов требование вывести иностранные войска. Вероятно, таким образом Талибан намекал Западу о возможности договориться за спиной администрации Карзая. Такие сигналы, видимо, были услышаны. Об этом свидетельствует последовавшее спустя несколько дней заявление британского министра обороны Деса Брауна. «Установить в Афганистане систему управления западного типа невозможно, - сказал министр. - Необходимо найти какой-то другой вариант, базирующийся на законах ислама». Гибкость Англии, в отличие от США не настаивающей на «сохранении позитивных изменений» в афганском обществе после свержения талибов, проявилась и на практике. Так, в 2006 г. между талибами и английскими военными была достигнута договоренность: обе стороны отходили от расположенного в южной провинции Гельманд города Муса-Кала, который передавался старейшинам местных племен. Соглашение, раскритикованное и администрацией Карзая, и США, действовало лишь до начала 2007 г., когда талибы вошли в город. Это дало повод Кабулу и Вашингтону вновь подвергнуть критике любые подобные сделки с Талибаном. Правда, непримиримость США в этом вопросе вызывает определенные сомнения. В конце августа 2007 г. одна из саудовских газет сообщила: ЦРУ ведет сек-
132
ретные переговоры с талибами, настаивая на их отказе от поддержки «Аль-Каиды» в обмен на места в афганском правительстве. Таким образом, в отличие от Англии Соединенные Штаты ставят условием сделки с Талибаном разрыв его союза с международными террористами; Лондон это условие склонен игнорировать.
Любопытно, что единственной страной региона, которая высказывается решительно против каких-либо переговоров с талибами, выступает Иран. Так, председатель Комиссии по национальной безопасности и внешней политике парламента, главный сторонник иранской поддержки Северного альянса Алладин Броджерди, резко раскритиковав европейские страны за курс на примирение с Талибаном, призвал их усилить поддержку правительству Карзая. Пакистанское издание Regional Times цитирует такие слова иранского министра иностранных дел: «Сегодня весь мир знает о стратегическом провале иностранных войск в Афганистане. И мы советуем им не делать шагов, обреченных на провал... Мы также советуем им подумать о последствиях переговоров с Талибаном, которые идут в регионе, а также в Европе, и не вступать в одну и ту же лужу дважды... Западным странам не следует думать, что они смогут сдержать экстремизм в пределах границ Афганистана, Пакистана и Центральной Азии. Экстремизм в течение дня может достичь Европы и всех стран Запада».
Что касается России, то, по словам своего посла в Афганистане З. Кабулова, она поддержала в 2001 г. начало «афганской миссии» как часть международной борьбы против терроризма, представляющего угрозу как для России, так и для Соединенных Штатов. «Россия не может извлечь пользу из американского поражения. Мы всегда говорили, что лучше бороться с моджахедами в пригороде Джелалабада, чем Ашхабада», - говорит российский дипломат. Правда, министр иностранных дел России Лавров, комментируя предложение Карзая о переговорах с муллой Омаром, заявил, что не может быть никаких контактов с верхушкой Талибана, этой, по определению Совета Безопасности ООН, виновницей трагедии афганского народа. Что же касается талибов, не запятнавших себя террористической деятельностью, то они, разоружившись, могут вернуться в афганскую политику.
«Мировая экономика и международные отношения», М., 2009 г., № 3, с. 49-57.
133
