CC BY
31
законодательно-правовой базы и предусматривать выработку новых подходов к организованной трудовой миграции.
«Миграционный мост между Центральной Азией и Россией: Роль мигрантов в модернизации, инновационном развитии экономики стран, посылающих и принимающих мигрантов», М., 2011 г., с. 337-341.
А. Умнов,
востоковед
АФГАНИСТАН-ПАКИСТАН: ВЧЕРА И СЕГОДНЯ
Смерть Усамы бен Ладена, безусловно, открывает новые перспективы для вывода западного (в основе американского) воинского контингента из Афганистана. Ведь этот контингент появился в Афганистане как прямой результат отказа талибов выдать «отца современного террора» - Усаму бен Ладена международному правосудию. Исчезновение первопричины ввода войск естественно создает благоприятные условия для их вывода из Афганистана. Правда, остается еще судьба правительства Хамида Карзая, перспективы пребывания у власти которого тесно связаны с прямой военной поддержкой США.
После свержения в 2001 г. правления исламского движения «Талибан», объединявшего 90% территории страны, Афганистан вновь фактически распался на несколько полусамостоятельных образований. Причины такого положения, казалось, были очевидны. Ведь Афганистан - одно из самых полиэтнических государств мира. Этнические амбиции в значительной мере и обусловливают его дезинтеграцию. Игравшие прежде ведущую роль пуштуны хотели бы ее возвратить, а таджики, узбеки и хазарейцы, на которых преимущественно базируется правительство пуштуна X. Карзая, этого не хотят.
Встает вопрос: как удалось опиравшимся главным образом на пуштунов талибам в свое время объединить почти всю страну? Конечно, «Талибан» сначала поддерживали Пакистан и США. Но это обстоятельство мало что объясняет. Тогдашняя помощь не идет ни в какое сравнение с задействованной ныне военной и экономической мощью. Единственное логичное объяснение - включение талибами глубинных механизмов государственного строительства, которое в Средней Азии и на Среднем Востоке
традиционно базировалось не на разложении и слиянии общин и кланов разной этнической принадлежности (как в Европе), а на их объединении и сосуществовании.
Впоследствии под влиянием европейской цивилизации в Средней Азии утвердилась государственность на базе отдельных этнических групп. Но в Афганистане (как, впрочем, и в Иране) осталась прежняя форма власти, когда санкционированные исламом межобщинные и межклановые связи на региональном уровне превалировали над межэтническими. В то же время в общенациональных рамках общины и кланы разной этнической принадлежности на протяжении истории играли в государственном строительстве, как правило, разную роль: пуштунские и узбекские -ведущую, таджикские и хазарейские - ведомую. Дело в том, что таджики и хазарейцы сформировались как оседлые народы, пуштуны и узбеки - как оседло-кочевые. Отсюда локальная ориентация одних и гораздо более дисперсная - других. Хазарейцы, сконцентрированные в слабо связанном с другими частями страны районе, принимали пассивное участие в государственном строительстве. Пуштуны, узбеки и таджики, напротив, были очень активны.
С XVI в. самой сильной формой местной межэтнической государственности выступала узбекско-таджикская. Однако, превращаясь в оседлый народ быстрее, чем пуштуны, узбеки потеряли прежнюю мобильность. И в XVIII столетии место лидера перешло к пуштуно-таджикской государственности. Завоевание Россией в XIX в. Средней Азии (где уже в советское время возникли Узбекистан и Таджикистан), «отрезав» афганских узбеков от среднеазиатских, укрепило ведущую роль пуштунов. Одновременно, правда, происходило утверждение Великобритании на территории будущего Пакистана, что разделило и пуштунов. Но в Афганистане, именно тогда обретшем нынешние границы, пуштунов осталось все же гораздо больше, чем узбеков. В результате пуштуно-таджикская государственность полностью выдавила узбекско-таджикскую.
В ХХ столетии практика подтвердила жизненную необходимость для страны ведущей роли пуштунов. Когда дважды (1929, 1992-1996) верховная власть оказывалась в руках таджиков, Афганистан фактически распадался. В результате созданный не желающими подчиняться талибам непуштунскими силами Северный альянс изначально был крайне непрочен.
Сегодня во главе Афганистана стоит пуштун Хамид Карзай. Опираясь на прямое иностранное военное присутствие, он пытается воссоздать альтернативную талибам государственность, которая, противостоя экстремизму, опиралась бы на собственные силы и объединяла страну. В то же время, видимо, понимая, что афганская проблема не имеет военного решения, Карзай постоянно предлагает талибам сесть за стол переговоров. Хотя до сих пор подобные призывы успеха не имели, в ближайшем будущем для них открываются более благоприятные, чем прежде, перспективы. Ведь объявленные сроки вывода иностранных войск, как кажется, снимают со стороны талибов главное препятствие для таких переговоров. Другое дело, вывод войск не связан с ликвидацией американских военных баз, которые США предполагают оставить в Афганистане на долговременной основе.
Пытаясь навести мосты с талибами, Карзай весьма ревниво относится к аналогичным попыткам со стороны США. И это неудивительно. Ведь требуя от талибов размежеваться с международными террористами, Вашингтон может, как представляется, пожертвовать интересами правительства самого Карзая. И здесь Карзай может опереться на Пакистан, который имеет немалые ставки во внутриафганской борьбе.
Возникший в свое время из населенных мусульманами районов Британской Индии, Пакистан до сих пор остается одним из самых хрупких государств мира. Не случайно в начале 1970-х годов Пакистан уже разваливался. Тогда на месте его бывшей Восточной провинции возникло новое государство - Бангладеш. Отношения между оставшимися в составе Пакистана численно и политически преобладающими пенджабцами, с одной стороны, и сикхами, пуштунами и белуджами - с другой, всегда были далекими от идиллии. Особенно остро при этом стоял пуштунский вопрос. Расселенные в районах, граничащих с Афганистаном, пакистанские пуштуны постоянно требовали предоставления себе широкой автономии. Причем отказ властей пойти им навстречу неоднократно приводил к вспышкам борьбы за независимый Пуш-тунистан.
В своем противоборстве с Исламабадом пакистанские пуштуны всегда опирались на Кабул, который никогда не признавал законность афгано-пакистанской границы, возникшей как преемница рубежа между Афганистаном и Британской Индией, некогда разделившего всех пуштунов на две примерно равные части. После ухода англичан с субконтинента Кабул заявил, что Паки-
стан не является преемником Британской Индии, а новое государство как таковое должно предоставить оказавшимся в его составе пуштунам право на самоопределение. Пока же такое право (путем референдума) предоставлено не будет, Афганистан отказался признавать границу с Пакистаном.
Обусловленная стремлением продемонстрировать свой «подлинно пуштунский» характер - прежде всего собственным пуштунам, такая позиция Кабула создавала немало проблем для Исламабада. Причем для него было опасно как сильное правительство в Афганистане с пуштунским стержнем, так и слабое правительство, не способное обеспечить единство страны. Именно таким было опиравшееся главным образом на непуштунов правительство моджахедов, образовавшееся после свержения в 1992 г. Наджибуллы. И именно таким является нынешнее правительство Карзая: он сам, будучи пуштуном, опирается преимущественно на таджиков и узбеков. Из них в основном формируются регулярная армия и полиция.
Дезинтеграция Афганистана чревата стихийным воссоединением пуштунов через афгано-пакистанскую границу, что может серьезно нарушить этнический баланс внутри Пакистана. Именно это и стало происходить во времена правления моджахедов, когда оказавшиеся после коммунистического переворота в Кабуле и особенно ввода советских войск в Афганистан на пакистанской территории миллионы пуштунских беженцев не пожелали возвратиться к себе на родину.
Отсюда понятна первоначальная заинтересованность Исламабада в «Талибане». Стимулировав возникновение этого религиозно-политического движения, Пакистан рассчитывал восстановить твердую пуштунскую власть на юге Афганистана, где численно доминируют пуштуны. Тем самым были бы созданы условия для возвращения беженцев. В то же время контроль непуштунов над Кабулом предотвращал бы обострение пуштунского вопроса на межгосударственном уровне. Поэтому после утверждения талибов на юге Афганистана Исламабад стал подталкивать их к компромиссу с властями в Кабуле. Однако «Талибан» поломал планы Пакистана, распространив свою власть не только на юг, но также и на север Афганистана. В конце концов под их контролем оказалось и сердце страны - Кабул. Единственной частью страны, продолжавшей сопротивление талибам, оставался примыкающий к границе с Таджикистаном горный район Панджшера.
Перед Пакистаном вновь замаячил призрак сильной пуштунской власти в Афганистане, чреватый обострением пуштунского вопроса уже и на межгосударственном уровне. Свержение режима талибов отбросило эту угрозу, но не ликвидировало корни пуштунской проблемы. По существу Пакистан стоит перед ситуацией и угрозами, напоминающими раздел Афганистана между талибами и моджахедами. Поэтому он очень заинтересован в примирении между нынешним правительством в Кабуле и «Талибаном», и на эту заинтересованность Пакистана может опереться Карзай.
«Север-Юг-Россия, 2011», М., 2012 г., с. 61-64.
Максим Братерский,
востоковед (ГУ ВШЭ)
ИРАНСКИЙ КРИЗИС РАЗРЕШИТСЯ В СИРИИ?
Новости из Ирана и связанные с Ираном переговоры, объявления о санкциях, внешнеполитические заявления, рассуждения экспертов - уже многие годы занимают первые полосы газет и интернет-изданий. Двигается ли Иран к созданию ядерной бомбы? Откажется ли он от своих ядерных амбиций под давлением санкций? Будет ли нанесен удар против его ядерных объектов и чем кончится противостояние между Ираном и доброй половиной мира - вот вопросы, которыми все чаще задаются политики, эксперты и общественность многих стран.
Иран в нынешнем его виде, с проводимой им внешней политикой и внушающей обоснованные опасения программой обогащения урана, представляется многим не только неудобным, но и опасным. В чем именно состоит неудобство и опасность иранской политики, вызывающей столь широкое осуждение и противодействие, - только ли в реальной или воображаемой перспективе получения Ираном ядерного оружия? Или, другими словами, какой Иран не будет вызывать отторжения, подозрительности и опасений? Как ни странно, формальный ответ «безъядерный» к этому вопросу не подходит. Более того, для разных стран ответ на этот вопрос будет тоже разным.
Анализируя иранскую внешнюю и внутреннюю политику с точки зрения интересов Запада, стоит обратить внимание на тот факт, что само по себе наличие ядерного оружия у той или иной страны не обязательно становится непреодолимым препятствием к
