CC BY
94
Основу верификации модели перцептивного цикла пони- Предлагаемый в статье способ понимания знаков языка
мания составляет научное знание о понятии как средстве ре- на этапе перцепции методом «восхождения» может послужить
шения некоторого класса задач, о возможности семантическо- началом разработки комплексной методики формирования
го конструирования предмета на основе заданного набора ха- психических функций в процессе обучения языку в его сцеп-
рактеристик, о конструктивной проверке новых абстрактных лении с реальным миром и возможным миром текста и обуче-
объектов, а также различные прикладные методы исследова- нию когнитивной функции языка в единстве с коммуникатив-
ния понятий и представлений. ной функцией.
Библиографический список
1. Степин, В.С. Философия науки. Общие проблемы: учебник для аспирантов и соискателей ученой степени кандидата наук / В.С. Степин. - М.: Гардарики, 2007.
2. Краткий словарь когнитивных терминов / Е. С. Кубрякова, В. З. Демьянков, Ю. Г. Панкрац, Л. Г. Лузина. - М., 1997.
3. Язык и структуры представления знаний: сб. научно-аналитических обзоров. - М., 1992.
4. Щедровицкий, Г. Педагогика и логика / Г. Щедровицкий, В. Розин, Н. Алексеев, Н. Непомнящая. - М.: Касталь, 1993.
5. Рубинштейн, С.Л. Бытие и сознание. Человек и мир / С.Л. Рубинштейн. - СПб.: Питер, 2003.
6. Гамезо, М.В., Домашенко И.А. Атлас по психологии: информ.-метод. пособ. к курсу «Психология человека» / М.В. Гамезо, И.А.
Домашенко. - М.: Педагогическое общество России, 2001.
7. Войтов, А.Г. Самоучитель мышления / А.Г. Войтов. - 4-е изд. - М.: Издательско-торговая корпорация «Дашков и К 0», 2006.
8. Войшвилло, Е.К. Понятие как форма мышления: логико-гносеологический анализ / Е.К. Войшвилло - 2-е изд. - М.: Издательство ЛКИ, 2007.
9. Максименко, С.Д. Генетическая психология: методологическая рефлексия проблем развития в психологии: монография / С.Д. Максименко. - М.: «Рефл-бук; Киев: «Ваклер», 2000.
10. Степанов, Ю.С. Вводная статья: В мире семиотики / Ю.С. Степанов //Семиотика: антология /сост. Ю.С. Степанов. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.
11. Формальная логика / под ред. И.Я. Чупахина и И.Н. Бродского. - Л.: Издательство Ленинградского университета, 1977.
12. Кондаков, Н.И. Логический словарь / Н.И. Кондаков. - М.: Наука, 1971.
13. Perrault, Ch. Le Petit Chaperon rouge // Il Mait une fois... Contes littàraires franзais XII- XX -Mmes siecles. - Moscou: Edition “Radouga”, 1983.
УДК 82.091
И.А. Толмашов, асс. ГАГУ, г. Гороно-Алтайск
A.C. ПУШКИН В ТВОРЧЕСКОМ СОЗНАНИИ АНДРЕЯ БИТОВА (К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ)
В статье рассматривается корпус текстов одного из представителей постмодернизма Андрея Битова, который обращен к личности и творчеству А.С.Пушкина и играет важную роль в творческом сознании автора. Творчество А. Битова представляет собой непрерывный диалог писателя с предшествующей культурой.
Ключевые слова: интертекст, диалог культур, рецепция.
Творчество А. Битова вообще можно рассматривать как стремление к обнаружению продуктивных связей традиции и инновации, сохранения и обновления художественных форм. В его творчестве возникают мотивы открытия инновации внутри традиции, которая была бы формой воспроизведения личного опыта и включения традиции в длящийся диалог культур и художественных направлений.
Нельзя не согласиться и со словами Б.М. Гаспарова о том, что «в истории русской культуры последних полутора столетий исключительное положение, отводимое образу Пушкина и его поэзии, стало одной из фундаментальных категорий, определяющих пути развития русской культурной традиции и культурного самосознания. В этом своем качестве образ Пушкина не только наделяется всеми соответствующими атрибутами (такими, как «величайший» поэт, «родоначальник» и «основоположник» новой литературы и литературного языка), но возводится в некий культурный абсолют, воспринимается как всеобъемлющее выражение русского духовного мира» [1, с. 14].
Для исследователей вопрос о том, почему Битов сознательно обращается к Пушкину, давно стал прозрачным, тем
более что сам писатель неоднократно указывал на классика как на отправную точку своего творчества. Так, в очередном интервью, отвечая на вопросы о своей принадлежности к постмодернистской парадигме, Битов говорит: «...Очень трудно сказать, что модерн — что постмодерн, что реализм — а что реальность. Тем не менее, движение и развитие очевидны. У нас, начиная с Пушкина (а может, и с более раннего периода), один подход. У Пушкина есть все черты постмодерна: и комментирование, и автокомментирование... В общем, бездна таких черт, которые мы считаем признаками постмодернизма. Поэтому я легко прыгаю от Пушкина до наших дней, находя образчики единого состояния» [2, с. 295].
Таким образом, творчество Пушкина у Битова представлено как образец для всей последующей литературы: «Он все нам основоположил - романтизм, реализм, принципы авангарда. /./ Так «Евгения Онегина» по формальным признакам можно счесть достижением постмодернизма» [2, с. 296].
Более того, Битов и сам способствует подобному восприятию поэта, помещая его произведения, наброски, отрывки и письма внутрь своих произведений («Предположение жить.1836», «Вычитание зайца.1825» и т.д.).
б5
Без преувеличения можно сказать, что Пушкин - один из центральных персонажей русской постмодернистской литературы и постоянный объект деконструкции.
Именно постмодернизму многое оказалось настолько созвучно в личности и поэтике Пушкина, что «постмодернизм можно считать развитием и нередко доведением до предела того, что заложено (или освоено) Пушкиным. Это игровое поведение, пародийная и серьезная интертекстуальность произведений, высмеивание литературных штампов, антиромантизм, преодоление жанровой и стилистической однородности текста, имитация нехудожественной речи, шокирующее современников введение в текст «непоэтических» элементов, композиционная незавершенность текстов, смешение точек зрения, каталогизация бытовых подробностей, введение в текст информации о его структуре [3, с. 364].
Скрупулезные битовские исследования творческой лаборатории поэта (стоящие на стыке литературы и литературоведения, стремящиеся к максимальной объективности), условий создания тех или иных пушкинских произведений и их многочисленных черновиков говорят скорее о стремлении к бережной реконструкции этих текстов.
Отношения «учитель-ученик» в художественном творчестве могут быть разными: полное подражание учителю, последующее отрицание «идеального образца», разного вида диалоги. Своеобразие подобных отношений между Битовым и Пушкиным проанализировано В. Кожиновым, который замечает, что «действительно учиться вовсе не значит заимствовать. Учиться - значит постигать, как решали великие предшественники свои художественные задачи, а не брать их решения уже готовыми» [4, с. 80]; что А. Битов у Пушкина -«учится мастерству не столько говорить о человеке, создавая его замкнутый «характерный» образ, сколько говорить с человеком, схватывая тем самым весь свободно раскрывающийся диапазон его духовной жизни». Здесь же, рассуждая о проблеме национальной основы литературы, Кожинов говорит: «Самосознание русской культуры осуществлялось в эпоху Пушкина. Трудно назвать достаточно развитую в его время национальную литературу, которой он так или иначе не коснулся бы в своем творчестве. Но только плоский ум видит в этом «заимствования». Пушкин не подчинялся другим литературам, а овладевал их «языками»... Если говорить о сегодняшней литературе, то для меня несомненно, что подлинный и глубокий национальный характер имеет (...) и проза Андрея Битова» [4, с. 84].
А. Битов (как и Иосиф Бродский) выступает как представитель той линии постмодернизма, в которой отрицание национальной культуры не является приоритетной стратегией. Рассуждая о битовском методе, скорее можно говорить об активном освоении русской культуры, об овладении всем тем, что необходимо взять с собой в будущее. Обостренное внимание Битова к пушкинской традиции, к прошлому, обусловлено не стремлением вернуться в него, а поисками верных и плодотворных путей дальнейшего развития культуры.
Характер битовской «пушкинистики» обусловлен поли-генетической природой его образов. «Чужое слово» в творчестве А. Битова, как правило, «полигенетично», восходит одновременно к нескольким источникам, получая общий смысл лишь в отношении ко всем им.
Василий Розанов, Александр Блок, Анна Ахматова, Владимир Набоков, Юрий Тынянов, Даниил Хармс. Это имена, которые не просто упоминаются Битовым, именно через призму их мировидения, их отношения к пушкинскому творчеству автор выстраивает собственный художественный образ Пушкина. Думается, что определенное влияние на развитие
битовской «пушкинианы» оказали и «пушкинские» произведения С. Довлатова и А.Терца.
Так или иначе, все названные имена объединяет попытка «вспомнить» живого Пушкина, избегая академизма и бронзо-вости памятника. Отношение Блока к поэту как к старшему другу, анекдотизм и шутовство, присущие Даниилу Хармсу и Абраму Терцу, легкость стиля и лиризм, пронизывающие «пушкинистику» Набокова и Тынянова - все это дает Битову ту максимальную степень свободы, которая позволила преодолеть мертвящие догмы канона, создать образ живого Пушкина, просвечивающий порой сквозь нарочитый примитивизм и шутовство.
И.Ю. Клех в эссе «Непрочитанный Битов» (которое уже на уровне заглавия отсылает к Пушкину, если вспомнить книгу С. Сандомирского «Прочитанный Пушкин») вообще приходит к выводу, что «свою систему ценностей Битов строит иерархически: Творец всего сущего — ниже Пушкин — еще ниже автор со своими произведениями и читателями...» [5, с. 166].
Если судить по позднейшим текстам Битова, связанным с «Пушкинским домом» как сообщающиеся сосуды («Битва», «Предположение жить.1836», «Мания последования» и др.), в его восприятии Пушкина есть оттенок, накладываемый по-лудиссидентским положением писателя, которое родственно положению зрелого Пушкина (зависимость от цензуры, невозможность опубликовать едва ли не лучшие вещи, непонимание, травля).
В романе «Пушкинский дом» битовское определение «заколоченный дом», которое обладает семантикой «нежилой», «брошенный», «забытый» соотносится с реальным Пушкинским домом - зданием Академии наук.
«Здесь «заколоченный» приобретает уже метафорическое значение. Пушкинский дом, как и вся Россия, был закрыт от мира «железным занавесом». Главный герой не может покинуть НИИ точно так же, как и не может выехать за пределы страны его автор.
Эпоха тоталитарного режима оставила на личности Левы неизгладимый след, поэтому даже Пушкинский дом в историческом контексте приобретает черты этой власти, по крайней мере, его атмосфера подчинена довлеющему режиму. Автор-романист подчеркивает это всего лишь одним словом: «Лева подбежал к высокому окну бывшего особняка, а ныне учреждения, заточившего (выделено мной - И.Т.) его в свои стены на время всенародного праздника и гуляния, и выглянул в окно с защемленным сердцем» [6, с. 219].
Следует отметить, что в произведениях Битова, написанных в советскую эпоху, зачастую героем становится «маленький человек» нового времени, или, по выражению И.С. Ско-ропановой, - «советский интеллигент». Лева в романе «Пушкинский дом», Игорь в повести «Фотография Пушкина» и др., родившиеся в среде советской интеллигенции, находятся под гнетом тоталитарного государства, не имеют свободы, тоскуют по ней как по идеалу.
Так, в «Пушкинском доме» интертекстуальный механизм усложняет и удваивает пушкинскую идеологему конфликта «личность-власть» в варианте «творец-власть» за счет биографической модели: «Пушкин - царская власть» и «Битов - советская власть».
В своем эссе «Пушкин за границей» А. Битов скажет о Пушкине следующее: «Он не только первый наш поэт, но и первый прозаик, историк, гражданин, профессионал, издатель, лицеист, лингвист, спортсмен, любовник, друг. В этом же ряду Пушкин - первый наш невыездной» (...) Пушкин много раз хотел за границу и столько же раз его не пустили» [7, с. 97].
Данное эссе состоит из трех глав («Свободу Пушкину», «Пушкин во Франции», «Грузия как заграница»), первая из которых является своеобразным историко-литературоведческим «введением в тему» «Пушкин и заграница». В главе «Свободу Пушкину» автор приводит письма и записки современников Пушкина о его вечном стремлении попасть за границу, которые, согласно автору, отражают факты пушкинского обыгрывания в своих текстах и своей жизни различных версий и вариантов: «В 1824-м, уже в Михайловском, Пушкин пробует и так и сяк переменить участь, изобретает себе «аневризм», который лечат лишь в Германии. Получен окончательный отказ, болезнь тут же проходит. Желание не проходит» [7, с. 98].
Две следующие главы эссе «Пушкин за границей» представляют собой творческие сюжеты о виртуальной жизни Пушкина, волею авторского воображения поэт отправляется за границу - в Испанию, во Францию - и тем осуществляет свои несбывшиеся при жизни мечты.
В ряде своих текстов 1960-80 гг. и в позднейших интервью автор неоднократно проводит параллели между условиями пушкинской эпохи и современным ему временем «железного занавеса».
В книге эссе «Воспоминание о Пушкине» Битов много рассуждает о кризисах и взлетах в творчестве Пушкина: «Удивительным образом фантазия авантюрного побега каждый раз совпадает с творческим кризисом, предшествующим творческому же взрыву. Не вышло уехать, и - «Годунов»! Не вышло еще раз, и - Болдинская осень.» [7, с. 99].
В книге «Вычитание зайца.1825» (2000) в самом начале произведения, говоря о том, почему, собственно, автор вновь обращается к пушкинскому творчеству, он констатирует: «Ни один писатель не прикрепил к своему имени такого количества истории и имен. Из всех эпох, включая собственную, ни одна нам так не известна, как пушкинская. Как специальное образование есть непременная полнота сведений в какой-нибудь области, так мы избрали исторический отрезок, чтобы знать о нем максимально все, и в этом смысле Пушкин оказался нашим всеобщим историческим университетом (курсив мой - И.Т.)» [8, с. 16].
Заметим, что здесь о Пушкине Битов говорит словами самого Пушкина (вспомним, что в свое время Пушкин называл «всеобщим университетом» М. Ломоносова). Серьезно рассуждая о значении личности А.С. Пушкина в русской куль-
туре и одновременно играя с его претекстами, Битов тут же переводит читателя в иную плоскость восприятия текста.
Образ Пушкина в битовских текстах множится, составляется из кратких характеристик и деталей. В духе постмодернистской поэтики автор дает почувствовать сложнейшее сплетение живой многоликой истины, отталкивающей всякую однозначность, стремится активизировать со-творческий импульс читателя.
Еще одним аспектом этого образа является фольклорноанекдотическое его осмысление. Так, в книге эссе «Воспоминание о Пушкине» происходит комедийно-утрированная проекция реальных пушкинских черт, по-своему препарированных массовым сознанием. Битов часто рисует очень бытовые, «человеческие» подробности, стремясь разрушить бронзовый памятник поэту: так в некоторых интервью Битов рассуждает о том, курил ли Пушкин, или о том, какой у него был размер ноги. В повести «Фотография Пушкина» упоминаются длинные ногти Пушкина, его вспыльчивый характер и т.п. Герой «Пушкинского дома» Лева Одоевцев в статье описывает встречу Пушкина с Тютчевым: «Пушкин прошел мимо, раскаленный, белый, сумасшедший» [6, с. 275].
Таким образом, мы можем утверждать, что художественные смыслы пушкинского мира, жизни Пушкина действительно «значимы» для Битова и «переживаемы» им. В определении личностного отношения к Пушкину у Битова проявляется, быть может, стремление к обретению или тоска по утерянной единственности, целостности мировоззрения прошлой эпохи, классической литературы XIX века.
Анализ особенностей рецепции А. Битовым Пушкина-человека и Пушкина-творца, нахождение пушкинских традиций в творчестве Битова позволяют нам утверждать, что основу отношений «Пушкин - Битов» составляет кросс-культур-ный, кросс-исторический диалог. Только диалогичность этих отношений (диалог - это не только речевой акт, это и акт духовный) могла быть основой для становления Битова как интерпретатора Пушкина, созидательно откликающегося на «единый текст» поэта и воссоздающего его отдельные мотивы.
Способность постичь «внутренний климат» пушкинских текстов, воссоздать «человеческое состояние автора» в момент их написания - вот, видимо, то главное, что добавил от себя к пушкинскому портрету А. Битов.
Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ. Проект № 08-06-90713 Библиографический список
1. Гаспаров, Б.М. Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литературного языка. / Б.М. Гаспаров. - СПб., 1999.
2. Битов, А.Г. Изобретение каменного топора /А.Г. Битов / Беседу вел А.Кузнецов // Вопросы литературы. - 1998. - №1.
3. Зубова, Л. Деконструированный Пушкин (Пушкин в поэзии постмодернизма) / В.М. Кожинов // Пушкинские чтения в Тарту - 2. - Тарту,
2000.
4. Кожинов, В.М. Статьи о современной литературе. / И.Ю. Клех. - М.: Сов.Россия, 1990.
5. Клех, И.Ю. Непрочитанный Битов // Новый мир. - 2006. - №5.
6. Битов, А.Г. Пушкинский дом. - СПб.: Азбука-классика, 2004.
7. Битов, А.Г. Пушкин за границей / А.Г. Битов // Битов А.Г. Воспоминание о Пушкине. - М., 2005.
8. Битов, А.Г. Вычитание зайца. 1825 / А.Г. Битов. - М.: Изд-во Независимая газета, 2001.
Статья поступила в редакцию 20.12.08.
