CC BY
168
Е.Ю. Крицына
А.С. ПУШКИН В ПОЭТИЧЕСКОМ МИРЕ ИВАНА БУНИНА И СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА
Статья посвящена проблеме освоения пушкинского наследия поэтами современниками Буниным и Есениным. Раскрывается специфика восприятия пушкинских достижений художниками разных философских, эстетических и духовных поисков. По этим критериям устанавливаются линии схождения двух разных авторов, что расставляет новые акценты в литературном процессе первой четверти XX века.
И.А. Бунин и С.А. Есенин - поэты-современники, внесение имен которых в один ряд необычно и непривычно, как неповторимы их творческие индивидуальности.
Разнящиеся по эстетическим, философско-религиозным, идейным позициям художники, однако, имели немало точек соприкосновения. Одним из центральных звеньев «взаимосвязи» стало притяжение поэтов к лучшим образцам отечественного классического наследия.
Бунинское творчество в данной связи рассмотрено в работах В.В. Нефедова, Л.А. Смирновой, А.А. Дякиной, И.Ю. Андрианова.
По отношению к Есенину этот вопрос интересно и многогранно освещен в исследованиях О.Е. Вороновой, В.В. Мусатова, С.Н. Пяткина, Л.В. Занковской, Н.И. Шубниковой-Гусевой и др. Вместе с тем проблема соотношения Бунина и Есенина по линии восприятия общих художественных традиций не нашла отражения в литературоведении. Попытаемся в определенной степени восполнить этот пробел.
Словесность начала XX века, выдвинув на первый план проблему личности, её неповторимости и уникальности, активно использовала гениальное наследие Пушкина, преклонявшегося перед гармонией мира и человека. «Первооткрывателями» пушкинских «горизонтов» в литературе Серебряного века стали символисты. Они, по верному замечанию В.В. Мусатова, «начали процесс переноса духовных ценностей русской классики в новое измерение, были первыми, кто вывел осмысление Пушкина за исторический и эстетический горизонт XIX века» [14, с. 15]. Свершения Пушкина по-своему близки всем представителям Серебряного века; в художественном наследии великого предшественника деятели искусства нового времени обретали ключ к постижению загадок Вселенной, к осмыслению трагических противоречий современности. Универсальный по-пушкински просветленный взгляд
на мир был необходим литературе, отражавшей духовно-нравственные катаклизмы рубежа столетий. Творческая потребность в идеале, гармонической цельности всех начал бытия побуждала поэтов проецировать пушкинскую веру в красоту, высший божественный смысл жизни на собственное мироощущение. Эта вера стала знаковой наполняемостью эпохи.
Бунинская глубокая «заинтересованность» художественными свершениями прошлого проявилась уже на стадии формирования поэтического таланта (стихотворения «Один стою я в поле над могилой...», «К портрету А.С. Пушкина» (1887)). Но и в юношеских опытах ощутилось стремление «к самостоятельному осмыслению мира, к созданию собственной художественной системы» [1, с. 231], стал очевидным новаторский подход молодого автора, сугубо личностное освоение пушкинского наследия, его преломление в оригинальном современном контексте. Отдав предпочтение классически правильным строгим формам и образам стиха, художник сумел передать глубину мироощущения человека рубежной поры: трагизм жизневосприятия, шаткость чувств и мыслей, душевную неустойчивость. Идеалом вечно прекрасного, непреходящего для Бунина, как и для Пушкина, была природа; в воспевании ее ценностей, нерукотворной «мудрости» виделось истинное предназначение поэта:
Жизнь зарождается в мраке таинственном. Радость и гибель ея Служат нетленному и неизменному -Вечной красе Бытия! [4, с. 65].
С подобным проникновенным чувством окружающего, столь свойственным для русского человека притяжением к природе отчизны, неразрывно связано мироощущение поэта рубежной поры. В. Нефедов справедливо замечает: «Большая правда состоит в том, что Бунин никогда не преклонялся перед «рабской нищетой» России. Он сердцем желал Родине прогресса, не
70
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2009
© Е.Ю. Крицына, 2009
скрывая бережной любви к «родимым чертам» (в этом не было и в малой степени эстетизации родимой отсталости)» [15, с. 188]. Философская глубина, с которой художник подходил к природным истокам жизни, лишает всяких иллюзий относительно его «наивно-юношеской» подражательности классикам. Бунин, перекликаясь с Пушкиным, явственно сознавал, что счастье невозможно без приобщения к духовным ценностям бытия. Однако достижение гармонии -дело всей жизни, и поэт должен верно служить этому призванию.
В 1910-е годы Бунина, считавшего себя единственным оставшимся преемником пушкинского наследия, немало удивлял интерес к «солнцу русской поэзии» новейших художников. Он был убежден в том, что современная словесность по сути своей чужда классике: «Вообще давно дивлюсь: откуда такой интерес к Пушкину у «новой русской литературы» [5, с. 454]. Однако тяготение к Пушкину, пусть не всегда открыто выраженное, было закономерной творческой потребностью многих современников Бунина. В их числе Сергей Есенин, еще при жизни считавшийся достойным преемником пушкинской славы. Г. Иванов писал: «Значение Есенина... что он оказался... на уровне сознания русского народа «страшных лет России», совпал с ним до конца, стал синонимом и ее падения и ее стремления возродиться. В этом «пушкинская» незаменимость Есенина, превращающая и его грешную жизнь и несовершенные стихи в источник света и добра. Поэтому. о Есенине, не преувеличивая, можно сказать, что он наследник Пушкина наших дней» [12, с. 44].
Во многих литературоведческих исследованиях подчеркивается характер эволюции есенинского «внимания» к Пушкину: от «подражательно-творческого моделирования» его идей [16, с. 59], часто сознательного спора с великим предшественником в начале творческого пути до полного преклонения, доверия, даже обожествления, умения как никто иной воплотить в творчестве многие заветы великого учителя в зрелые годы. О.Е. Воронова в стремлении поэта посредством слова выразить «наше национальное «Все», справедливо отмечает феномен «пушкинской незаменимости» Есенина: «.и Пушкин, и Есенин .по существу, стали культовыми фигурами, объектами стихийного поклонения, своеобразной народной канонизации» [6, с. 432].
Есенин, думается, потому и снискал славу национального поэта, что, подобно своему великому предшественнику, сумел заставить «петь» и «плакать» русского человека, выразив в стихах чувства, особенно задевающие за живое. Художник нового поколения словно «достроил» то, что его старший современник Бунин мог только наметить, предугадать в постижении классика.
Так, пушкинская идея мировой гармонии, особенно близкая творческому сознанию Бунина, не менее отчетливо прозвучала в лирических откровениях Есенина. Источником достижения согласия человека и мира оба поэта XX столетия считали любовь. В этой энергетике переданных чувств проступали традиции пушкинского слова: Звезды тихо искрились над нами, Тонко пахло свежестью росы. Ласково касался я устами До горячих щек и до косы [4, с. 148] так проникновенно и просто звучат признания Ивана Бунина.
А С. Есенина и вовсе называют «интимнейшим лириком». Сам он писал: «В стихах моих читатель главным образом должен обращать внимание на лирическое чувствование» [9, с. 206]. Действительно, его произведения разных лет подчинены единой цели - прославлению победной власти любви («Не бродить, не мять в кустах багряных.» (1916), «Пой же пой. На проклятой гитаре..» (1922), «Эта улица мне знакома» (1923), «Я спросил сегодня у менялы.» (1924), «Руки милой - пара лебедей.» (1925) и др.).
Бунину и Есенину несомненно близка традиция поэтического мастерства Пушкина в передаче переживаний: неразрывности, внутреннего единства, полного соответствия формы и содержания, при всем разнообразии одного и другого. Бунин признавал: «Всякое поэтическое произведение складывается из двух элементов: содержания и формы... содержанием для поэзии может быть все, что затрагивает человека в его индивидуальной и общественной жизни, лишь бы это не переходило границ приличия и не впадало в пошлость» [5, с. 488]. Главное, чтобы созданный текст был «по-пушкински прекрасным, свободным, стройным» [5, с. 455]. Эта аксиома усвоена Буниным с юности, как «нечто само собой разумеющееся», проистекающее «от чувства родства» с гением русской словесности» [8, с. 19].
Есенину также близок Пушкин с его изящной простотой художественных форм, ненавязчивой
манерой письма, мастерством воплощения духовной организации человека. Период 1920-1925 годов характеризуется исследователями есенинского творчества как наиболее продуктивный в поэтической биографии поэта. За последние пять лет художник написал около ста стихотворений и пять поэм, издал четыре сборника стихотворений. По размаху творческой деятельности особенно в последние годы жизни талант Есенина поистине достигает пушкинского накала.
Если замысел Бунина написать что-то в духе «Евгения Онегина» не свершился, то Есенин создал поэму «Анна Снегина». «Великая в простоте художественность», покоряющая органичностью средств и образов, естественностью и ясностью слога «выдает» духовные ориентиры художника. В послании к Г. Бениславской Есенин признавался: «Только одно во мне сейчас живет. Я чувствую себя просветленным, не надо мне этой глупой шумливой славы, не надо построчного успеха. Я понял, что такое поэзия. я сейчас к форме стал еще более требователен. Только я пришел к простоте.» [10, с. 167].
Созданная поэма оказалась близка «Евгению Онегину», в ней неповторимо слились лирическая и эпическая стихии, составившие идеальный баланс. Л.В. Занковская, размышляя о значении этого сочетания в художественном мире Сергея Есенина, писала: «Подобный синтез двух начал (лирического и эпического) дает возможность поэту создать новые эстетические категории, позволяющие через чувственный мир героя, его философию отразить широту эпохи с ее катаклизмами, социальной средой, правдиво, глубоко, афористично» [11, с. 211].
Изменением стиля, выражающегося в тяготении к пушкинской ясности слога, отмечены и другие произведения Есенина заключительного периода: «Черный человек», цикл «Персидские мотивы».
Не менее очевидна линия «сближения» Бунина и Есенина в восприятии патриотических традиций поэзии Пушкина. Любовь к необъятным просторам России навсегда оставалась чистым источником творческого вдохновения поэтов. И.А. Бунин на протяжении всей сознательной жизни чувствовал кровную связь с отеческими пределами. Неизменная влюбленность в родной край выражалась в поэтизации красоты природы, душевного комфорта человека, с ней связанного. В письме к В. Пащенко Бунин размышлял:
«И уйдешь в поле, в лес, уже желтый и полуобнаженный, подымешься куда-нибудь на возвышенность и покорно отдаешься какой-то тихой, хорошей печали. О чем? Мало ли о чем... Да и осень к тому же уже чувствуется. Глядишь и видишь, как ветреный день чист и прозрачен, как широко, необычайно широко раздвинулись пустынные дали. Вместе с настроением еще значительнее и поэтичнее кажется и этот полуосенний день и эти дали и эти поэтично унылые поля.» [2, с. 41].
Ранние произведения художника слова наполнены чувством глубокой, сыновней, трепетно-нежной любви к Отчизне:
Я не люблю, о Русь, твоей несмелой, Тысячелетней, рабской нищеты. Но этот крест, но этот ковшик белый. Смиренные, родимые черты! [4, с. 214].
О.Н. Михайлов несомненно прав в следующем утверждении: «Бунинская поэзия глубоко национальна. Образ родины, России складывается в стихах исподволь, незаметно. Он подготовлен уже пейзажной лирикой, где крепкой закваской явились впечатления от родной Орловщины, Подстепья, среднерусской природы. Разумеется, они были лишь родником, давшим начало большой реке, но родником сильным и чистым» [4, с. 508].
Любовь С. Есенина к Родине тоже отличалась «печальной глубиной». Эту особенность чутко уловил М. Горький, писавший: «.Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой «печали полей», любви ко всему живому в мире и милосердия, которое - более иного - заслужено человеком» [7, с. 67-68].
Перевернувшие жизнь события Октября 1917 года побуждали современников «страшных лет России» неустанно осмысливать факты суровой реальности, размышлять над будущим родной страны. И в этом тоже помогал Пушкин, первым воплотивший в художественном творчестве черты противоречивости русского бунта, разгула стихийных сил, двойственности черт национального характера.
И.А. Бунин в свою очередь напрямую связывал «звериное», сатанинское начала в человеке с историческими потрясениями эпохи. Воочию столкнувшись в 1905, а позднее в 1917 году со стихийными проявлениями народного гнева, раскрывая внутренний мир русского «мужика» в неразрывной связи с событиями бурлящей действительности, во многом порождавшей неуравнове-
72
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2009
шенность чувств, Бунин подчеркивал: «.самому русскому народу принадлежит . такая старинная пословица: «Из нас, как из древа, - и дубина и икона, в зависимости от того, кто это дерево обрабатывает: Сергий Радонежский или Емелька Пугачев» [3, с. 55]. В поэзии он все чаще обращался к фольклорным мотивам, традициям и образам русской бытовой сказки («Святогор» (1913), «Невеста» (1915), «Аленушка» (1915), «Святой Проко-пий» (1916) «Матфей Прозорливый» (1916) и др.). Думается, прав И.Ю. Андрианов относительно смысла философской позиции художника, его желания «сохранить в своих творениях образы дорогого его сердцу патриархального мира» и «найти в прошлом исторические аналогии... чтобы понять исход событий современности» [1, с. 95].
С другой стороны, «акцентирование в русском национальном характере противодействующих начал давало Бунину возможность подчеркнуть его внутреннюю динамичность, напряженность, создать образы национальной культуры и психологии, исторически себя не изживших, далеких от завершенности, находящихся в процессе становления» [17, с. 203].
Есенину по-своему близко бунинское желание запечатлеть противоречия национального характера, через них «выразить себя». В. Левин отмечал: «.сказ о Евпатии Коловрате, Рязанце, проспавшем нашествие Батыя, - в каком-то смысле провиденциален и напоминает издалека трагедию его собственной жизни» [13, с. 314]. Противоречия русской души наиболее полно и масштабно воплотились в есенинском Пугачеве, образе, колоритно раскрывающем сущность национального характера в тесной взаимосвязи с драматичными событиями прошлого. В самом подходе к историческому материалу, в многогранности его поэтического анализа Есенин, конечно же, близок Пушкину.
Национальный гений, таким образом, указал поэтам рубежной поры пути решения их нелегких духовно-нравственных проблем. Опыт классика позволил определить собственные позиции, выработать целостные художественные концепции мира и человека.
Пушкин с его бережным отношением к слову оказался особенно близок в период расцвета
«нового» искусства, во многом ориентированного на западные образцы. Благодаря духовным связям с великим предшественником Бунин и Есенин обрели неповторимые поэтические голоса, в звучании которых мы, потомки, улавливаем общие аккорды.
Библиографический список
1. Андрианов И.Ю. Человек и мир в творчестве И.А. Бунина. - Одесса: Маяк, 1999.
2. Бунин И.А. Письма 1885-1904 годов. - М.: ИМЛИ РАН, 2003.
3. БунинИА. Публицистика 1918-1953 годов. -М.: Наследие, 1998.
4. БунинИ.А. Собр. соч.: В 9 т. - М.: Худ. лит., 1965. - Т. 1.
5. Бунин И.А. Собр. соч.: В 9 т. - М.: Худ. лит., 1965. - Т. 9.
6. Воронова О.Е. Сергей Есенин и русская духовная культура. - Рязань: Узорочье, 2002.
7. Горький М. Полн. собр. соч.- М.: Наука, 1974. - Т. 20.
8. ДякинаА.А. Иван Бунин - поэт Серебряного века: Монография. - Елец: ЕГПИ, 2000.
9. Есенин С.А. Собр. соч.: В 6 т. - М.: Худ. лит.,
1979. - Т. 5.
10. Есенин С.А. Собр. соч.: В 6 т. - М.: Худ. лит.,
1980. - Т. 6.
11. Занковская Л.В. Творчество С. Есенина в контексте русской литературы 20-х годов XX века. Монография. - Ярославль: Ремдер, 2002.
12. Иванов Г. Есенин // Русское зарубежье о Есенине: В 2 т. Т. 1: Воспоминания. - М.: Инком, 1993.
13. Левин Вен. Есенин в Америке // Русское зарубежье о Есенине: В 2 т. Т. 1: Воспоминания. -М.: Инком, 1993.
14. МусатовВ.В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX века. - М.: Рос-сийск. гос. гуманит. ун-т, 1998.
15. Нефедов В.В. Чудесный призрак: Бунин-художник. - Мн.: Полымя, 1990.
16. Пяткин С.Н. Пушкин в художественном сознании Есенина: Монография. - Арзамас: АГПИ, 2007.
17. СпивакР. С. Русская философская лирика 1910-х годов (И. Бунин, А. Блок, В. Маяковский): Дис. ... д-ра филол. наук. - Екатеринбург, 1992.
